СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ
Ели Московский фестиваль в чем-то и превосходит Канны, так это числом загадок. Самый главный в мире кино-конкурс похож на парад обвешанных орденами генералов. Все, что знаменитые режиссеры успели сделать к маю, будет обязательно показано на Каннском фестивале и, возможно, добавит кому-то орденских планок. Зато Москва проводит разведку боем. Наши отборщики как саперы, которые идут по минному полю с завязанными глазами.
Регламент фестиваля класса А требует, чтобы картины были свежими и качественными. Но лучшее достается Берлину, Каннам и Венеции. Оставшиеся Москва, Карловы Вары и Локарно рвут друг у друга из рук любой мало-мальски привлекательный фильм, не думая даже, о чем и на каком языке он снят. Так что из года в год повторяется одна и та же история: нашим отборщикам приходится отсмотреть массу китайских и корейских картин без перевода, потому что субтитры дело долгое, а время не ждет.
За эту неразборчивость Московский фестиваль в последние годы не лягал только ленивый. Действительно, со стороны кажется, что наш конкурс это некое национальное издевательство над зрителями.
Но всякий, кто бывал на крупных конкурс пытается соответ-ствовать всем фестивальным модам сразу. Сюда возьмут и азиатский кровавый экстрим, и североевропейский молодежный беспредел, и старомодный южноевропейский гуманизм, и что-то из сливок фестиваля американского независимого кино «Сандэнс», и какой-нибудь несусветный балканский китч, и торговлю этническим своеобразием «третьего мира», и среднестатистическую голливудскую развлекаловку.
А главное, никогда ММКФ не изменит своей патриотической традиции. Еще до того, как наступил зрительский бум русского кино, которое стало собирать кассу, обгоняющую американские блокбастеры, Московский фестиваль всегда умел подковерными интригами сделать так, чтобы отечественная картина без приза не осталась.
Скрытая пружина фестивальной интриги, конечно, не только в престиже и географическом положении, но и в деньгах. Дело в том, что каннские толстосумы платят за предполагаемые шедевры и имена немалые суммы. По слухам, цена тамошнего конкурсного показа именитого режиссера может доходить до 100 ООО долларов в зависимости от числа звезд, которые приедут с картиной.
С «темными лошадками», само собой, проще, но они тоже даром бегать по кругу не будут. Поэтому за право открытия нового имени тоже приходится платить, иногда выкладывая до 2000 долларов за фестивальный показ, который спесивые журналисты на следующий день обругают в газетах. Однако любой специалист знает, что открывать новые имена куда сложнее, чем стричь купоны с фаворитов.
А Москва всегда славилась умением делать открытия. Дебютный фильм Жан-Жака Бенекса «Дива», с которого началась история французской «новой волны», был у нас в конкурсе. Польский режиссер Кшиштоф Кесьлевский впервые был премирован в Москве за фильм «Кинолюбитель»нмеждународных фестивалях, знает, что пытка социальными драмами, откровениями начинающих кинематографий «третьего мира» и просто очень средним кино происходит повсюду.
Нас даже в чем-то спасает география. С одной стороны, Москва находится на дальнем востоке Европы, с другой стоит на большом магистральном пути с Востока на Запад. Поэтому ' мы свободны от диктатуры моды. Это в Каннах за 2-3 года умеют так перекормить иранским или китайским кино, что противно станет даже его ярому поклоннику.
В 2003 году Софи Марсо была официальной гостьей Московского кинофестиваля. Ей было поручено вручить 91-летнему японскому режиссеру Кането Синдо приз «За вклад в мировой кинематограф». В 2004-м она появилась в Москве снова аккурат во время кинофестиваля, чтобы открыть в Столешниковом переулке ювелирный бутик Chaumet.
Что, конечно, не только добавило блеска нашему кинофоруму, но и дало старт новой светской традиции ставший сегодня классикой. Международная карьера горячих финских парней Аки и Мики Каурисмяки тоже стартовала на Московском фестивале. Только на старости лет попавший в Берлинскую обойму со своими самурайскими драмами японец Едзи Ямада больше 20 лет назад был замечен московскими отборщиками. То же самое случилось и с самым известным голландским режиссером Йосом Стеллингом, и со шведом Билле Аугустом, гораздо позже получившим «Золотую ветвь» в Каннах и «Оскар», да и с иранцем Аббасом Киаростами, открытие которого через несколько лет нагло приписали себе Канны. Да что там говорить! Ни один фестиваль класса А не сумел получить в конкурс картину великого Стенли Кубрика, а в Московском конкурсе участвовал его фильм «2001: Космическая одиссея».
Нигде в мире не ругают организаторов фестиваля так вдохновенно, как у нас, от души сваливая на них любые российские беды, включая дураков и дороги.
Впрочем, Москва всегда славилась и скандалами. Еще в далекие 60-е наше жюри, руководимое КПСС, «Космическую одиссею» посчитало сущей ерундой рядом с фильмом «Доживем до понедельника». И только Андрей Тарковский был так потрясен увиденным, что немедленно начал работу над «Солярисом».
Хотя, если вдуматься, Кубрик оказался в неплохой компании. Обойдены призами в Москве были: «Дорогая» Джона Шлезингера, «Большой побег» Джона Стерджеса, «Брак по-итальянски» Витторио Де Сика, «Человек на все времена» Фреда Циннеманна, «Вор» Луи Маля, «Изгои» Копполы, «Радуга» Кена Расселла и «Doors» Оливера Стоуна. Однако ничего позорнее той истории, что произошла с призом фильму Феллини «8 1/2», придумать невозможно. Политбюро требовало от оргкомитета фестиваля так давить на жюри, чтобы советский участник получал высшую награду. Нельзя сказать, что это всегда были недостойные картины, ведь среди лауреатов оказывались «Судьба человека» и «Война и мир» Сергея Бондарчука, «Чистое небо» Григория Чухрая и «Мимино» Георгия Данелии. Но вообразить, что с Феллини эпохи расцвета мог поспорить мгновенно канувший в Лету фильм «Знакомьтесь, Балуев!», было под силу только «искусствоведам в погонах». Чухрай, бывший тогда председателем жюри, предпочел всем возможным неприятностям для себя лично спасение престижа страны и устроил настоящий бунт на корабле, отказавшись даже от «компромиссного» варианта дать приз двум фильмам.
Наш фестиваль никогда не был похож на другие. Хотя у нас есть все, что есть у других крупных кинофорумов: заветная буква «А» в определении класса, призы разного достоинства, масса дополнительных программ вокруг основного конкурса, ковровая дорожка, светские вечеринки, интриги, скандалы и сплетни.
Однако нигде в мире залетные звезды не имеют возможности запросто съездить на дачу не только к президенту фестиваля, но и к президенту страны. Нигде призы не вручают министры, послы и бизнесмены. Нигде о фильмах, которые забудутся через неделю, не спорят так яростно. Нигде церемонии открытия и закрытия не превращаются в жизнерадостный балаган, где всякий вышедший на сцену несет отсебятину. И главное: нигде так не ругают организаторов, от всей души сваливая на них ответственность за любые российские беды.
За это Московский фестиваль с одинаковой силой любят и ненавидят. Это не просто две недели, когда на столицу обрушиваются 200 разнокалиберных фильмов со всего мира. Это наше поле битвы за право называться кинодержавой.
Так было с самого первого международного фестиваля в Москве, устроенного в 1935 году в пику Венецианскому, где Гран-при получила программа советских фильмов. Приз носил имя итальянского лидера «Кубок Муссолини». И в Кремле решили, что негоже нашим «Веселым ребятам» быть избранниками фашистов. Кроме того, «жить стало лучше, жить стало веселее». Так что можно было позволить народу развлечься западным кино, которое в СССР сроду не показывали. Председателем жюри был сам Сергей Эйзенштейн. И хотя главный приз присудили, конечно же, ленфильмовской программе, куда входили «Чапаев» и «Юность Максима», остальные награды получили иностранцы: Рене Клер за комедию «Последний миллиардер» и мультики Уолта Диснея про Микки-Мауса. Товарищ Сталин, видимо, усмотрел в этом отечественному кинематографу угрозу и запретил Московский фестиваль, как «капиталистическую заразу».
Вернуться к идее международного кинофорума в Москве удалось только в 1959 году, когда угрюмая советская идеология подтаяла с одного бока. Тогда звезд первой величины к нам не надо было заманивать президентскими дачами. Все, что было модного в мировом кинематографе, считало своим долгом отметиться в Москве. По главной улице столицы прогуливались без охраны и маскировки Лукино Висконти, Стенли Крамер, Радж Капур, Робер Оссейн, Иштван Сабо, Альберто Сорди, Федерико Феллини, София Лорен, Элизабет Тейлор, Жан Маре, Моника Витти, Джина Лоллобриджида... Это сейчас их имена сданы в архив, а тогда они были молоды и очень популярны. Танцевали ночи напролет, охотно давали автографы и интервью было второй по доходности отраслью после водки. Но вместе с «оттепелью» закончился и «золотой век» Московского фестиваля. Долгие годы застоя превратили его в идеологическое мероприятие, а конкурсная программа иногда напоминала список развивающихся стран, которые СССР поддерживал своей военной и производственной мощью. Однако по-прежнему летом со всей страны в столицу съез-жались киноманы, и на Пушкинской площади круглые сутки бурлил «черный рынок» билетов.
Перестройка снова возродила интерес к Московскому фестивалю. В 1987 году председателем жюри был сам Роберт Де Ниро, а главный приз получил фильм Федерико Феллини «Интервью». В 1989-м жюри возглавлял Анджей Вайда, забывший ради такого дела обиду на страну, в которой были запрещены его фильмы.
Звезды первой величины
в конце 90-х в Москву почти не заглядывали... Теперь на приз имени Станиславского «Верю!» можно заманить любую иностранную суперстар и даже выходили замуж за советских актеров, как Марина Влади.
Им очень нравилась Москва своей экзотичностью. А наши люди им казались инопланетянами, которые носили странную одежду, терпеливо сносили отсутствие комфорта, с одинаковым энтузиазмом стояли в очередях за хлебом и за билетами в кино. К тому же наша страна в то время действительно была великой кинодержаво. Киноцентр на Красной Пресне не утихал ни днем, ни ночью.
На ура шло все и программа трэшевой эротики, и свежие лауреаты Каннского фестиваля, и жидкий кофе из ведра, и размноженная на ксероксе газета «Дом кино», в которой можно было прочитать первые светские репортажи в нашей стране. Казалось, что этбт праздник никогда не кончится. Но он кончился мгновенно, потому что в 90-е годы кино нашей стране показалось обузой. Не помогло даже то, что приехал Ричард Гир, которого, впрочем, тщательно скрывали от публики, выделили ему эскорт из девушек-моделей, закормили икрой до аллергии и увезли на Волгу рыбачить. Гир смотрел на все это с невозмутимостью буддиста и уехал, с юмором рассказав потом о своих приключениях американским журналистам.
И только в 1998-м году, после позорной отмены очередного Московского фестиваля, когда Карловарский фестиваль (с которым Москва делила ячейку в международном графике раз в два года) подал заявку на сохранение именно за ним
В 2001-м за призом «Верю!» в Москву приезжал «великий и ужасный» Джек Николсон, за первым лауреатом «Верю!» выстрои-лись в очередь другие бессмертные: в 2002 году Харви Кейтель,в 2003-м Фанни Ардан, в 2004-м Мерил Стрип, в 2005-м Жанна Моро. Впрочем, почетные призы Московского кинофестиваля всегда были в цене. Например, в 1997 году приз «За вклад в киноискусство» получила целая компания иностранных знаменитостей: Роберт Де Ниро, София Лорен, Катрин Денев. До-сталось и нашему Андрею МихалковуКончаловскому престижного рейтинга «А», на проблему обратили внимание высшие лица государства. Именно тогда президентом фестиваля стал Никита Михалков. Он и открыл новую страницу в истории ММКФ.
В конце 90-х звезды первой величины в Москву почти не заглядывали. Разве что европейские лихачи, вроде Азии Ардженто и Йоса Стеллинга, или азиатские экстремаль!, вроде Ким Ки-Дука. Теперь же от Софи Марсо и Изабель Юппер наши журналисты нос воротят. Если в качестве звезд приехали старушки Жанна Моро и Анни Жирардо, то с уважением проходят мимо. Про Питера Гринуэя, о котором даже и мечтать не смели 15 лет назад, говорят, что он зачастил в Москву. А братья Дарденн, прошлогодние лауреаты «Золотой пальмовой ветви», вообще год назад никакого энтузиазма не вызвали. Неудивительно, что великий бергмановский актер Макс фон Зюдов, выйдя на сцену «Пушкинского», просто упал на колени перед Никитой Михалковым, как перед фараоном. Михалкову не оставалось ничего другого, как в ответ встать на колени.
Ловкий ход был сделан, когда ММКФ придумал приз имени Станиславского «Верю!», присуждаемый ежегодно великим актерам. «На Станиславского» в Москву легко заманили Джека Николсона, с которым, как с Воландом, приехала свита, состоящая из его тогдашней подружки Лары Флинн Бойл, Шона Пенна, заодно представившего свой режиссерский дебют, и Вуди Харрелсона, который был крайне доволен поездкой, своими пробежками в домашних шлепках за пивом из «Националя» к палаткам у Алек-сандровского сада и даже тем, что встречающие забыли его в аэропорту, слишком увлекшись Николсоном.
На приз Станиславского клюнула также Фанни Ардан, а за ней и Мерил Стрип, отпраздновав у нас свой день рождения. В общем, звезды стали падать нам на голову обильно и регулярно. Гленн Клоуз даже не смутил гипс на сломанной во время катания на лошади руке так она хотела полюбоваться сокровищами Кремля. А Руперт Эверетт, которого группа протокола все норовила по накатанной дорожке отправить в Алмазный фонд и Храм Христа Спасителя, отсмотрев достопримечательности столицы, подмигнул сопровождающим и спросил, как у нас тут с профильными гей-клубами, и клубился ночи напролет.
В компании Филлипа Нойса на его ретроспективу приехали роковой красавец Билли Зейн, не сумевший отбить Кейт Уинслет у Лео Ди Каприо в «Титанике», и Сэм Нилл, только что вырвавшийся из очередного «Парка Юрского периода». Они когда-то хорошо стартовали в триллере Нойса «Мертвый штиль» и очень звали с собой в поездку свою партнершу Николь Кидман, но ее Том Круз не пустил.
Нойс, хорошо знающий Москву (потому что у нас снимал «Святого» с Вэлом Килмером), показал им ночную жизнь столицы, сумев обойти за один присест 13 клубов. И тоже у всех было отличное настроение.
Но, конечно, вершиной светского успеха пока остается фестиваль двухгодичной давности, когда Москву посетил давно и упорно приглашаемый Квентин Тарантино. Он большой домосед, и только когда один из его любимых актеров, Харви Кайтел, отмеченный все тем же «Верю!», расписал ему Москву как лучший город земли, Тарантино наконец решился. Культовый режиссер все равно ездил по Европе с утомительными премьерами второй части «Убить Билла» и после совершенно допекшей его Испании изумился тому, как легко, приятно и весело быть гостем в Москве.
Тарантино свел с ума всех журналистов не только самим своим присутствием, но и ласковой готовностью сотрудничать.
Наши «Шарфик» и «Бантик», как прозвали чету Михалковых за неистребимое пристрастие к этим аксессуарам. Вереница гостей, которую они встречают, нисколько не напоминает помпезность Каннской лестницы. Зато, обсуждая эти наряды, можно вдоволь позлословить, а не просто отмечать, у кого взяли платье напрокат: у Valentino, Versace или Юдашкина. А кино оно и в Африке кино. И Москва, хотя слезам и не верит, но всегда надеется на лучшее.
Немолодой. Зато всегда настроенный побоевому Эмир Кустурица, и так давно имевший зуб на Тарантино, раздавал хлесткие интервью, ругая ерунду, которую тот снимает.
Это был настоящий праздник кино, во время которого Москва примерила на себя образ мировой столицы кино, и оказалось, что он ей идет. Тогда же выяснилось и нечто более важное: для этого не надо пыжиться и пытаться быть похожими на Канны или Берлин, так как все равно не получится. Никита Михалков, совсем не наивный человек, год назад после очередных накладок во время церемонии закрытия, сказал потрясенно: «Ну и фестиваль, блин! Три года назад я умер бы прямо в кресле, если бы такое произошло. А сейчас все нормально. Мы же делаем фестиваль для себя».
Он совершенно нестандартно для звезды такого уровня пообещал, что даст интервью всем, кто пожелает, и выполнил обещание. Окончательно режиссер добил всех тем, что отправился на могилу Бориса Пастернака, а потом пошел в Музей кино, по поводу закрытия которого проходили митинги протеста, и подписал письмо Путину в защиту Музея кино. А главное, Тарантино и Михалков наконец помирились после достопамятного Каннского фестиваля 1994 года, когда тарантиновское «Криминальное чтиво» увело из-под носа «Золотую пальмовую ветвь» у «Утомленных солнцем».
На фоне этого внушительного десанта Алан Паркер, председатель жюри, и Эмир Кустурица, приехавший представить свой фильм «Жизнь как чудо», даже как-то потерялись.
Арбат Престиж 2006/6