Андрей Комаров 

Сообщество лояльных ведьм

Dreams – 

Андрей Комаров Сообщество лояльных ведьм

Как была она, Ева, женщина,

из ребра мужнина сотворена,

так и останется до скончания века.

Л. Толстой «Крейцерова соната»

I. Предложение, от которого не отказываются

C недавних пор Елена начала всерьез задумываться о своей личной жизни. Ее последний вялотекущий роман закончился две недели назад таким же невзрачным объяснением. Олег Валерьевич, ведущий менеджер какой-то там торгово-закупочной компании, объяснил Елене Николаевне поутру, почему он больше не может обманывать ни ее, ни себя. Обычная история…«Неужели так трудно обойтись без дурацких объяснений! „Милая, мы не сможем быть вместе, потому что…“ Уж если так невмоготу – уйди просто, молча, с достоинством!» Лена зло взглянула на встречного, интеллигентного с виду прохожего. Он с удивлением посмотрел на нее из-под очков. И наверняка еще какое-то время размышлял о том, чем же он мог вызвать такую острую неприязнь незнакомой, очень привлекательной девушки с утомленным взглядом. Лена Тихонова, обыкновенная девушка с обыкновенной фамилией, преподавательница истории средней школы № 5 города Ханты-Мансийска, изрядно вымотанная уже за первую четверть, возвращалась домой после шести уроков и двух часов дополнительных занятий для наиболее отъявленных оболтусов из девятого и двух четвертых классов. Елена Николаевна Тихонова любила свою профессию, но черная полоса в ее двадцатипятилетней жизни слишком затянулась, и воспоминания о милых сердцу Пунических войнах и реформах Петра Первого вызывали легкую дрожь. Видимо, сделали свое дело бесконечные повторы, контрольные да перманентные двойки ее учеников, более чем легкомысленно относящихся к предмету.

В булочной она уронила на пол кошелек, вызвав недовольство толстенькой, уверенной в себе продавщицы, одобрительная улыбка мужчины средних лет и средних возможностей, открывшего перед ней дверь, вызвала только неприятное злое чувство. Наконец возле самого дома ее окатила октябрьской жижей промчавшаяся иномарка, и настроение испортилось окончательно.

Лена вошла в квартиру, бросила сумку на пол, стянула сапоги и погрузилась в сеанс «самоизлечивающей терапии». Поплакав минут десять, Елена Николаевна вдруг вспомнила, что не заглянула сегодня в почтовый ящик. Природная способность улучшать упавшее настроение любым доступным способом взяла вверх, и Лена спустилась на первый этаж в надежде получить легкомысленную весточку от кого-нибудь из многочисленных знакомых. Из-за отсутствия в квартире телефона, а может быть, благодаря редкой в наше время потребности в эпистолярном общении, она вела довольно обширную переписку с друзьями, родственниками, друзьями друзей и родственниками родственников.

Вот и теперь, помимо пары-тройки газет и кучи назойливых рекламных листовок в ящике нашлось нечто обнадеживающе объемное. Писем было даже два. Первое прислал Лене ее давний воздыхатель и самый долговременный протеже матери, Сережа Неволин. Она вздохнула и отложила его в сторонку, а вот второе письмецо было забавнее… Во-первых, конверт. Лишь профессиональное самообладание удержало полувосхищенную, полуиспуганную Елену Николаевну от восклицания. Конверт был черный. В прямом смысле слова – из черной бумаги отличного качества, с золотой вязью букв на лицевой стороне. Изящностью почерка неведомый отправитель вполне мог соперничать с лучшими каллиграфами прошлого. И что было как нельзя более уместно для такого конверта – на нем отсутствовали в принципе какие бы то ни было штемпели, марки и прочие частности. Лене вдруг захотелось бросить это дьявольски красивое послание куда-нибудь в огонь. Но… поскольку камина под рукой не оказалось, она решила пойти навстречу неведомому: достала ножницы и аккуратненько отрезала краешек. Содержание письма было под стать удивительному конверту:

..

«Милостивая государыня, Елена Николаевна! Некоммерческая благотворительная организация „Сообщество лояльных ведьм“ предлагает Вам рассмотреть возможность сотрудничества с нами на добровольной основе. Наша компания с незапамятных времен ведет работу по созданию основ прекрасного настоящего и счастливого будущего для всех представительниц прекрасной половины человечества. Мы заинтересованы в пополнении рядов нашей юридически законной организации членами (не вполне подходящее определение, но в данном случае именно оно является наиболее точным), которые могли бы достойно претворять в жизнь святые для каждой женщины положения: равноправие, независимость, жизненный успех.

Коллегиальный совет „Сообщества лояльных ведьм“, обращается к Вам с предложением посетить наш офис и обсудить условия контракта. Пусть Вас не смущает некоторая необычность нашего послания, равно как и название нашей компании – поверьте, в жизни встречаются вещи гораздо более удивительные. Как только вы примете решение встретиться с нами, все необходимые формальности будут соблюдены. Вам останется только довериться своему чутью женщины и думать о хорошем. И помните: для Настоящих женщин нет преград и сомнений».

Коллегиальный совет «Сообщества лояльных ведьм» (подписи неразборчивы) .

 Лена покусала верхнюю губу. «Совсем бабы сдурели! Какие еще ведьмы? Лояльные! То есть законопослушные? Или обходящиеся без метлы и ступы? Да надо мной кто-то просто издевается! Контракт какой-то… Бред!» Лена решила подумать об этом завтра, как поступила бы ее любимая Скарлетт, и направилась в ванную. Проводить время под душем она любила даже больше, чем клубнику со сливками, не говоря уже об окружающих ее мужчинах. Последние, кстати, всегда живо интересовались этим ее увлечением: «Чем же ты там занимаешься столько времени?» Но им было не понять. Лена оставалась одна, купалась, что-то напевала негромко и… мечтала. Причем, даже когда ее ждал какой-нибудь Олег Валерьевич из торгово-закупочной компании.

«Ну, зараза, только попадись мне на глаза еще!.. Я даже знаю, куда тебя пошлю. В эту… в как ее… в Караганду!… Закупать кумыс!» Лена глубоко вздохнула и развязала пояс на халате. «Все, на сегодня хватит. Буду думать о хорошем!». Но тут в дверь позвонили. «Ну, что там еще …». Лена подошла к двери и прислушалась. – Лена, ты дома? Я знаю, ты слышишь меня! Открой, пожалуйста. Мне надо тебе кое-что сказать.

Это был Олег, как всегда легкий на помине. – А разве ты еще не все сказал? – Лена решила все-таки пойти до конца. – Лен, я виноват, я не знал, что все так… Лена! Я уезжаю надолго… Надо хоть попрощаться по-человечески! – Слушай, Олеженька, видеть тебя я не желаю! Это, во-первых. А во-вторых, иди ты… – Лена, да будь ты человеком! Я за тысячи километров улетаю. Не могу я ехать в Караганду, не побыв с тобой еще немного… Ну, Леночка! Лена распахнула дверь. – Куда-куда ты едешь? Перед ней стоял уверенный в себе Олег Валерьевич. Он сделал попытку пройти в дверь и прижать к себе Елену, наткнулся на выставленный локоть и еще раз услышал вопрос: – Так куда ты едешь? Он недоуменно посмотрел на нее и пожал плечами. – Да начальство у нас что-то сумасбродничает. Вот филиал решили в Казахстане открыть. Я – руководителем. Лена! Пусти же меня, Леночка! Но Леночка не пустила, захлопнув с силой дверь.

«Надо же! Вот это совпадение! Даже как-то неловко». Лена подошла к окну: Олег Валерьевич, уже не такой уверенный, подходил к своей «девятке». «Ну, ничего, ты и в Казахстане не пропадешь, дорогой. И что я в нем нашла полгода назад?! Вот дуреха!» Лена задернула шторы и удивленно оглянулась. Против ожидания, в полностью темной комнате был еще какой-то источник света. Мягкое и немного пульсирующее свечение находилось в пространстве над столом и не исчезло даже после того, как Лена крепко зажмурилась и снова открыла глаза. Она на цыпочках подошла к столу и замерла от изумления. Светился тот самый удивительный конверт, пришедший от фирмы с таким странным названием. Надпись на нем по-прежнему была золотой. Но к удивлению Елены Николаевны, удивлению, переходившему в озноб и нервную дрожь, текст надписи теперь был другим. Вместо: «От искренних друзей, с глубоким уважением, Елене Николаевне Тихоновой, собственно в руки» тем же почерком было выведено: «Украина, Одесса, Аркадия, клуб-ресторан „Мефисто“». Елена Николаевна медленно опустилась на стул, потом вскочила и бросилась к выключателю. Свет зажегся, буквы перестали светиться, но текст со странным адресом не изменился. «Так-с, видимо я сегодня перезанималась. Или перенервничала? Все, купаться, купаться, а то не доживу до старости».Она зашла в ванную и отвернула кран. Увы, горячую воду на этот раз давали весьма экономно. «Что же это такое! Никаких моих сил не хватит терпеть эти сюрпризы! Я хочу горячей воды!».Слава богу, вода действительно начала теплеть, ее поток быстро увеличивался. И скоро Елена Николаевна забралась под душ и заурчала от удовольствия. Она была одна, всякие неприятности, загадочные послания и никчемные ухажеры были далеко. Лена зажмурилась и, как всегда, перед ней потихонечку начали возникать милые ее сердцу картины.

Если кто думает, что Лена Тихонова грезила о мужчинах, о плотских утехах и прочих интимных вещах, тот глубоко заблуждается. Хотя интимными, то есть глубоко личными, «веселые картинки» (как она сама для себя называла это вполне невинное душевое, да и душевное развлечение) все-таки были.

Закрытые глаза, богатое воображение, теплый и ласковый поток воды, струящийся по телу, практически всегда помогали учительнице истории воспарить над бесцветным настоящим и почувствовать себя женщиной из другой, неведомой, такой красивой и даже сладкой жизни. Море, солнце, яхты, рестораны, европейские города, настоящие мужчины рядом – глотками такого незатейливого коктейля частенько утоляла духовную жажду наша купальщица. Но все-таки самыми главными в этом кино были картинки ее прошлого, теперь, правда, несколько подретушированного.

…Павел подошел к ней тогда после довольно долгих переглядываний за соседними столиками в столовой санатория «Аркадия». Лена с мамой и тетушкой отдыхала тогда по «горящей» путевке, а он с товарищами из киногруппы подкреплял силы диетической пищей перед очередным съемочным днем очередной отечественной мелодрамы из иностранной жизни. Павел остановился перед ней в коридоре, улучив момент, когда ее строгие опекунши задержались у зеркала, и сказал до ужаса просто: «Девушка, вы очень мне нравитесь вот уже четыре дня. Давайте сегодня сходим на танцы. Я вас буду ждать внизу, в половине девятого, хорошо?» Она не нашла ничего лучшего, как похлопать ресницами и пробормотать: «Угу». Мужчина, улыбнулся, кивнул, как кивали на прощание гусарские офицеры в ее любимых кинофильмах, и отправился по своим киношным делам.

Из оцепенения Лену вывели мама с тетушкой. Они подошли к ней в самом благодушном настроении и предложили сходить вечером на «Романс о влюбленных», невесть каким образом оказавшийся в фильмотеке местной санаторно-курортной зоны.

– Аленка, ты чего застыла? – Тетка, бывшая с ней в прекрасных свойских отношениях, как, впрочем, и с большей частью человечества, дернула ее за рукав. – Так ты идешь? Посмотришь на мою первую и безответную любовь. Женя Киндинов… Сколько же я из-за него слез пролила… Ах, молодость-молодость!

А Елена Сергеевна внимательно посмотрела на свою дочь. Отец Аленки, человек, за которого она вышла замуж по любви и прогнала через семь лет, устав от его бесконечных исканий смысла жизни, сопровождавшихся запойным пьянством, называл ее Леной-большой. Она, в отличие от сестры, сразу уловила перемену в настроении дочери.

Общительная и живая девочка в это мгновение находилась в каком-то «замороженном» состоянии. Так и есть!.. Хлыщ-киношник из-за соседнего столика, уже несколько дней вместе с собственным обедом поедавший глазами Лену-маленькую, все-таки подобрался к ее дочурке. Сейчас он входил в лифт, пропустив вперед какую-то неторопливую старушку, и оглянулся на Аленку. В смущенном взгляде дочери Елена Сергеевна прочла упрямство и вызов.

– Алена, а у тебя, кажется, совсем не киношное настроение сегодня?

– Мама, мне уже девятнадцать лет, и, если кому-то пришло в голову назначить мне свидание, что здесь плохого?

– Да, но когда Сережа Неволин просит тебя о встрече, ты, отказывая ему, ссылаешься как раз на свою молодость и неопытность.

– Твой Сережа зануда. А мне хочется общаться с интересными людьми.

– Дочка, я твоя мать и желаю тебе счастья, но все-таки эти киношники.… Знаешь, что про них рассказывают!

На «Романс о влюбленных» Лена-маленькая все-таки не пошла. Этому предшествовали, правда, лекция о нравственном облике советских кинематографистов, заступничество тетки, перепалка в стиле «всем сестрам по серьгам», совместные слезы, примирение и т. д. Как бы то ни было, в половине девятого она была уже в фойе «Аркадии» и с некоторым замешательством поглядывала на проходивших мимо мужчин. Больше всего ее смущало, что она пришла на свидание за целых пять минут до назначенного времени.

– Здравствуйте! Какая вы молодец! – он появился внезапно и откуда-то из-за спины.

– Здрасьте…

– Вас ведь зовут Лена? А меня Павел.

Лена кивнула и с удивлением оглядела своего нового знакомого. Ее изящное открытое платьице никак не гармонировало с его драными джинсами, черной футболкой и кроссовками на босу ногу.

– Да-да, прикид у меня сегодня не для вечера в стиле «диско». Лена! А что если вам сегодня совершить еще более легкомысленный поступок?

Она вопросительно подняла брови.

– Понимаете, нашему режиссеру после ужина пришла гениальная мысль. Обычно такого рода мысли посещают Игоря Станиславовича как раз после приема пищи… Так вот, в нашем фильме, оказывается, не хватает эпизода на фоне морского заката. Представляете? Преступление совершается под шум морских волн и на фоне заходящего солнца! И вот нашему брату администратору теперь нужно ехать в одно местечко за сорок километров отсюда и готовить смену. Я думаю, мы управимся быстро, и у нас с вами будет пару часов для закрепления знакомства. Искупаемся, костер разожжем, у меня гитара есть. А к утру, мы вас в целости-сохранности доставим к матушке и тетушке. Вы согласны?

Предложение было неожиданное, но уж очень заманчивое. Санаторные будни и общество двух ближайших родственниц изрядно наскучили девушке-студентке. А тут назревало что-то новое, необычное: киносъемки, режиссеры, администраторы… Да и потом, Павел действительно производил впечатление надежного и… интересного человека.

Почувствовав, что прелестной собеседнице его предложение понравилось, Павел воодушевился:

– Лена, вы должны верить мне. Я серьезный и вполне положительный человек. Идите, переодевайтесь, спрашивайте разрешения и спускайтесь к машине. Я вас жду.

Спрашивать разрешения Лена, конечно, не пошла. Она оставила записку у портье и попросила передать ее через два часа в 127-й номер. Через несколько минут видавший виды «УАЗ» с надписью «Киносъемочная» уже вывозил за ворота санаторно-курортного комплекса «Аркадия» Лену Тихонову, впервые в жизни решившуюся на самостоятельный поступок такого масштаба.

… «Аркадия». «Аркадия»… Мама дорогая! А ведь ее лояльные отправительницы тоже из одесской «Аркадии». Лена открыла глаза и с силой провела рукой по лицу. «А здорово было бы сейчас взглянуть на те места, где была когда-то чуточку счастлива…». Она выключила воду, протерла полотенцем запотевшее зеркало и посмотрела на свое отражение. «Интересно осталась ли там столовая, где обедают приезжие кинематографисты?.. А кормят там также скверно или получше?»

Поток воспоминаний и догадок остался без продолжения, потому что в дверь снова позвонили. «Ого! Просто день посещений сегодня! Неужели Олежек еще не угомонился!» Но нет – за дверью стояла почтальонша тетя Вера и протягивала хозяйке увесистый конверт.

– Получи срочную бандероль, милая. Распишись вот здесь.

Из бандероли были извлечены следующие бумаги: билеты на самолеты Ханты-Мансийск-Москва и Москва-Одесса, карточка проживающего в гостинице «Аркадия» и тринадцать стодолларовых купюр.

Не выпуская корреспонденции из рук, Елена Николаевна зачем-то подошла к окну и осторожно отодвинула штору. Смеркалось. За окном не было ни единого человека. Огромный черный дворовый кот, откликающийся на кличку Бандит, обозревал подотчетную территорию со своего поста на близстоящем дереве. Она постучала по стеклу. Бандит повернул морду к окну и дернул хвостом. В свете уличного фонаря его глазищи зловеще блеснули. Лена еще раз взглянула на бумаги. Имя, отчество, паспортные данные – все без ошибок. Доллары. Примерно ее полугодовая зарплата.

Лена пожала плечами. В конце концов, всякое удивление тоже имеет свои границы. Она погрозила коту пальцем и пошла к соседке, чтобы позвонить директору школы. После того, как фантастическая договоренность об отпуске за свой счет в конце четверти была достигнута, Елене Николаевне осталось только собрать сумку с вещами, взглянуть на таинственный конверт, который, кстати, ни чуточки не изменился за последнее время, и немножко подумать о том, что бы сказала ей сейчас мама. Времени действительно было в обрез. Через пару часов заканчивалась регистрация на ее рейс.

II. Вот и встретились два одиночества

Главное – постараться найти в любой неприятности приятные составляющие. Но в его случае это было непросто. Когда съемочная группа вот уже вторую неделю простаивает из-за разгильдяйства администраторов, взаимная неприязнь режиссера и директора картины уже перешла в открытые столкновения, господа артисты отдают должное прекрасному вину местного производства, и все это происходит за тысячи километров от твоего продюсерского ока – ситуация довольно кислая!.. И надо ехать, разбираться, направлять, увещевать и т. д. и т. п.

Но, слава богу, все эти сложные кинопостановочные процессы происходят в славном городе Одесса, где продолжается, должно быть, бабье лето, девушки пока не надели плащи и колготки, а с парой-тройкой оставшихся еще с застойных времен приятелей всегда можно завалиться куда-нибудь в укромное местечко и за бутылочкой винца поностальгировать о былом.

Именно поэтому Павел Векшин, продюсер одной маленькой, но гордой кинокомпании, получив от своего руководства распоряжение «наладить процесс и вернуться с реальными сроками выхода фильма в прокат», был настроен сегодня весьма оптимистично. Он вылетал поздно вечером и до этого рассчитывал заехать к одной даме, не являющейся ему ни сестрой, ни дочерью, ни, тем более, матерью.

Алина Винарская, несмотря на довольно юные годы, была девушкой, ответственной, самостоятельной и много зарабатывающей. Ее бухгалтерское настоящее давало ей возможность ни от кого не зависеть и рассчитывать на блестящую карьеру в будущем – в общем, делать себя самой. Жаль только, что в последнее время в ответ на предложение встретиться Павел все чаще слышал ее аргументированные отказы.

– Алло! Привет, Алинка, ты когда заканчиваешь сегодня?

– А что?

– Как что? Очень хочется заняться исследованием твоих бесчисленных достоинств в непосредственной интимной близости. И хорошо бы прямо сейчас. Или через час.

– Павел, я тысячу раз тебе говорила, что твои импровизации на тему встреч меня совсем не устраивают. У меня много дел по работе, а вечером еще придется ехать на юбилей партнерской фирмы…

– Бедняжка!

– Опять ирония! Ты что же думаешь, я наивная девочка-припевочка, готовая броситься к тебе по первому зову? Может быть, ты считаешь себя неотразимым благодаря твоему киношному статусу? А я просто млею от одной возможности провести время с человеком искусства?..

– А что, нет? – Павел начал заводиться.

– Послушай, говорить в подобном тоне я с тобой не собираюсь.

– Алина Германовна, у меня нет и тени сомнения в ваших потрясающих качествах бизнесмена в юбке, но я вот все чаще замечаю, как говорил кот Матроскин, что вас как будто кто-то подменил…

– Кто говорил?

– … и мне все чаще приходит в голову мысль, что поговорка «бизнесмены – отдельно, юбки – отдельно» является действительно народной мудростью.

– Вот так у тебя всю жизнь: «я», «для меня», «по-моему». У меня есть один знакомый, который вообще таких слов не употребляет.

– И какой же он пользуется лексикой? Наверное: «ты», «для тебя», «по-твоему»?

– Не самые плохие словосочетания!

– Это точно. Лишь бы они, в конечном итоге, не привели к другой изящной формулировке. Что-нибудь вроде: «чего изволите?».

– Ты самоуверенный мужлан, Векшин. И вообще, я давно хотела предложить тебе подумать о целесообразности наших дальнейших отношений.

– О целесообразности, говоришь.… А что тут думать, прыгать надо!

– Что-что?

– Я говорю, передавай привет изящному знакомому и не матерись во время оргазма, по возможности… Ты можешь быть неправильно понята. Пока!

Он не стал ждать реакции на свои слова и положил трубку. Ну что ж, по крайне мере внесена необходимая ясность. Хреново же начинается его командировка… «Ах, Алина Германовна, как же мне будет не хватать твоих круглых бухгалтерских коленок! Но что делать, видимо деловая женщина и мой организм несовместимы категорически».

Паша открутил крышечку, отхлебнул из фляжечки (коньяк он, признаться, часто носил при себе) и решил провести остаток вечера в обществе своего школьного товарища, а ныне большого человека в педагогическом «бизнесе» столицы.

– Вот скажи мне, Леха, в твоем колледже для одаренной молодежи невинных девушек тоже в бизнес-вумен превращают?

Алексей Николаевич Боярский, директор и соучредитель коммерческого колледжа для одаренных детей «Премьер», налил коньяк в фарфоровые чашки (сервиз был подарен мэрией Москвы) и глубокомысленно хмыкнул:

– Понимаешь, Паша, в нашем заведении способные и талантливые детишки становятся гармонически развитыми личностями. Поэтому девчонки у нас и поют, и рисуют, и в юриспруденции разбираются, и основы маркетинга и менеджмента изучают…

Выпили.

– Свинья ты, Лешка, большого размера. Лишаешь бедных девочек радостей семейной жизни и сексуального удовлетворения в недалеком будущем.

– Да ты, брат, сердитый какой-то сегодня. Какая муха тебя… – Алексей внимательно посмотрел на критика негосударственной системы образования. – Да тут не насекомое. Тут особь более значительная, а Павел Артемьич?

– Не обо мне речь, уважаемый, о несовершенстве бытия толкую. И предлагаю ввести в твоем учебном заведении новый предмет – «Взаимоотношения полов». Себя, кстати, могу предложить себя в качестве преподавателя за символическую оплату. Все-таки полгода филфака у меня есть, – сказал Паша.

– Я надеюсь, на этом факультативе семинары и практические занятия будут иметь место?

– Обязательно.

– Я так и думал… Жениться тебе нужно, Паша. И чем быстрее это произойдет, тем безболезненнее ты перейдешь к собственным практическим занятиям по взаимоотношениям полов, – сказал Боярский.

– А что, сейчас я, по-твоему, только теоретизирую?

– А сейчас вы, молодой человек, находитесь в периоде кратковременных туристических походов и безответственных недалеких экспедиций. Это я вам как глава семьи, как муж и отец с десятилетним стажем, говорю.

– Ну, вот если бы отыскать такую, как твоя Катерина… Она ведь, небось, и в бухгалтерских документах ни в зуб ногой, и борщ тебе готовит, и после работы не задерживается? – спросил Векшин.

– Какая уж тут бухгалтерия… Только вот беда: второй такой же как Екатерина Сергеевна, видимо, уже не найти. Но, ты не расстраивайся, есть другие девушки, умеющие готовить борщ и преподавать химию в средней школе, – ответил Алексей.

– Все. Решено. Начинаю целенаправленно заниматься поисками своего идеала, – сказал Векшин.

– Это как же, опять методом проб и ошибок? – полюбопытствовал Боярский.

– Ты это оставь, пожалуйста. У тебя друг пропадает без любви и без ласки, – грустно ответствовал Векшин.

– Да по-моему, как раз наоборот – от избытка того и другого, нет?

– Вижу, совсем ты ничего не понимаешь в моих порывах и исканиях. Ладно, мне пора. А о моем предложении подумай. Может быть у меня призвание – наставлять юных девиц на путь истинный!

В аэропорту объявили задержку рейса по метеоусловиям, и Павел направился в ближайшую забегаловку взбодриться кофейком. Он уже уселся за столик, когда в дверях кафе начали один за другим возникать какие-то мрачноватого вида люди. Они жмурились на свет, вяло переговаривались, брали стандартный пассажирский набор – кофе, сосиски, салат – и молча принимались за еду. Из обрывков разговоров Павел понял, что это его товарищи по ожиданию, транзитные пассажиры рейса на Одессу. Среди них были представители обоих полов, разных возрастов и уровней достатка, но все они, как один, выглядели живой иллюстрацией к поговорке «Хуже нет – ждать и догонять».

Хотя, нет. Одна парочка в этой компании несколько оживляла картину. Огромного роста мужчина с комплекцией артиста Невинного всерьез взялся ухаживать за красивой посетительницей кафе, имевшей неосторожность сесть за столик вместе с ним. Он оживленно жестикулировал, рискуя сбить приборы на пол, громко высказывался и вообще вел себя очень активно, как и подобает подвыпившему джентльмену средних лет, пораженному женской красотой.

Дама уже начала оглядываться по сторонам, и Векшин совсем было собрался встать из-за стола, но… Он так и не успел разобраться, что же произошло буквально в считанные секунды. Третируемая толстяком женщина вдруг резко обернулась к нему, поманила пальцем и что-то сказала на ухо. Ее собеседник выпрямился, мгновенно протрезвев, покрутил головой, пожал плечами и… заторопился за другой столик.

Павел с восхищением наблюдал за маленькой победоносной акцией красоты и женственности. Тем более что эта стройная Диана показалась ему знакомой. «А впрочем, кому из нас не кажутся давно знакомыми интересные девушки с таким сногсшибательным обаянием. Интересно, что же она ему сказала…»

После трехчасового ожидания (кофе, коньяк, еще коньяк) объявили посадку, и Павел с удовольствием вышел на свежий воздух. Для человека только что расставшегося с какой-никакой любимой женщиной у него было вполне сносное самочувствие. Может быть, все дело было в коньяке, может, в предстоящей встрече с Одессой… А может быть…

Чудо было в том, что ее кресло находилось рядом с его креслом. Он зашел в салон самолета одним из последних, и его соседка уже уютно устроилась на своем месте и прикрыла глаза. «Устала амазонка…». Векшин положил в багаж куртку и тихонько сел в свое кресло. На расстоянии двадцати сантиметров она была еще более привлекательна. Длинные ресницы княжны Мэри, высокий чистый лоб, губы… Интересно, а какие у нее глаза?

А глаза у нее были как минимум сердитые.

– Ну, как, составили общее впечатление?

– Разве, что самое общее. Я вас разбудил, кажется, извините, – сказал Паша.

– Я не спала. Просто…

– …закрыли глаза, чтобы немного помечтать о будущем. Или поразмышлять о прошлом? – коньяк располагал к общению.

– Для абсолютно постороннего человека вы слишком любопытны!

– Так в чем же дело?!

– Уж не хотите ли со мной познакомиться? Вы – со мной!

К удивлению Векшина, в серых выразительных серых глазах соседки плеснулась даже не раздражение, а ярость. Он немного опешил.

В салон вышла стюардесса и пригласила пассажиров оставить, наконец, все свои дела на земле и насладиться полетом.

Векшин послушно начал пристегиваться, и когда снова оглянулся на соседку, та полулежала в кресле, прикрыв глаза. Он склонил к ней голову:

– И все-таки могу я узнать ваше имя?

– Лена меня зовут. Елена Николаевна, – ответила она.

– Что вы говорите… Какое учительское имя-отчество, просто прелесть!

Она открыла глаза.

– А я и есть учительница. Преподаю историю в средней школе.

«Ну, и денек выдался нынче. Она еще и учительница к тому же. Как там Лешка изрек: на твой век учительниц хватит?.. Паша, надо брать…»

– Очень интересно. А еще интересней для меня то, что же вы сказали давеча толстяку за вашим столиком. Наверное, это было что-то яркое и запоминающееся? – продолжал болтать Векшин.

– Какому толстяку? Ах, этому… Я ему сказала, кто он есть на самом деле.

– А что же он совсем об этом не догадывался? Ах да, я понял: вы открыли истину, выбившую его из колеи, – сказал Паша.

– Мужчины не любят и боятся правды, – сказала Елена Николаевна.

– Ну, не обобщайте, милая Диана. Есть ведь и исключения из правил…

Ответа не последовало.

– Трудно с вами. Совсем вы невнимательны к собеседнику.

– Да, пожалуй. А вы бы отдохнули лучше, чем производить впечатление на незнакомых женщин. Поспите, сейчас ведь ночь, – сказала Елена.

Теперь не ответил он. Она искоса взглянула.

Векшин спокойно посапывал себе, скрестив руки на груди.

III. Ах, Одесса, жемчужина у моря

«Он еще и уснул самым бессовестным образом! Насколько же я постарела, если меня невозможно узнать… Женат? Нет, не похоже. Интересно, помнит ли он о нашей… Дура, ты все-таки, Ленка! Интересно, чтобы сказали об этой встрече мои легальные темные силы?.. Да, Павел Векшин, не такой я представляла себе нашу встречу».

Когда она увидела его в кафе, первое, что пришло в голову: скоренько, бочком-бочком выскользнуть оттуда. Но еще до посадки в Москве к ней привязался этот нефтяной барон с огромным брюхом, и ей пришлось вступить с ним в короткую дискуссию. Ну кто бы мог подумать, что в салоне самолета их с Павлом места окажутся рядом… Что они встретятся в этом аэропорту… Что вообще встретятся когда-нибудь…

Елена Николаевна чуточку придвинулась к своему кинематографическому возлюбленному шестилетней давности и поняла, что помимо длительного поцелуя ей хочется оставить на его мужественном лице не менее горячую пощечину, а то и две. Или больше.

– Девушка, – позвала стюардессу. У вас вон там свободное местечко. Можно я…

Едва подали трап на посадке, она выскользнула из самолета и уже через час подъезжала к затейливому особнячку на окраине Одессы, так и не сумев решить, как же ей держать себя при предстоящей встрече с новыми знакомыми.

Несмотря на раннее утро, сквозь плотно зашторенные окна первого или, скорее, полуподвального этажа пробивался свет. Играла огнями вывеска. Как и было обещано, с явно потусторонним названием. Мефисто, царь тьмы, в честь которого и была названа ресторация, в своем рекламном воплощении изображался плотоядным хлыщем, без возраста и очевидных признаков ужасности. Более того, его смазливость наводила на мысль о существовании у темных сил нетрадиционной сексуальной ориентации.

Едва Лена приблизилась к особняку, двери широко распахнулись, и навстречу ей выкатилось что-то маленькое, блестящее, жестикулирующее. Елена Николаевна отшатнулась, но существо, оказавшееся лилипутом в швейцарской униформе, уже успело завладеть ее рукой.

– Ах, Елена Николаевна, ах, какая вы молодец! Надеюсь, добрались нормально?! Вы прекрасно выглядите сегодня! Впрочем, как и всегда! Ну, что же мы стоим, проходите, пожалуйста! Милости просим, же ву при, как говорится! – приветливо рокотал нагловатый швейцар таким неподходящим для него густым баритоном.

Лене удалось вырвать руку у сопровождающего только внутри особняка, где карлик несколько присмирел и чинно-благородно предложил ей оставить «манто» в гардеробе и пройти в Розовый кабинет, где «милостивой государыне Елене Николаевне была назначена аудиенция». Свое приглашение необычный швейцар должен был повторить дважды, потому как «милостивая государыня» восхищенно и растерянно оглядывалась по сторонам.

Скелеты, ящерицы, пауки, дамы с косами, джентльмены с рогами и хвостами на фоне стен, обитых красным бархатом, многочисленных зеркал и горящих факелов произвели необычайное впечатление на неокрепшее сознание учительницы, до сих пор как-то не сталкивавшейся с потусторонними силами. Вход в зал скрывали тяжелые плюшевые шторы. Перед тем, как открыть их, Елена подошла к одному из зеркал и увидела в нем прелестную брюнетку в открытом черном платье, со сверкающим на шее кулоном. Она резко обернулась. Рядом стоял только карлик и подобострастно улыбался. Елена зажмурилась, но брюнетка с кулоном никуда не исчезла. Несколько мгновений ушло на то, чтобы опознать себя, вспомнить свой более чем скромный туалет перед отъездом: юбка, блузка, жилетка, заколка – и отчаянно отмахнуться от неразрешимости еще одной загадки.

Она вошла в зал. Здесь звучала музыка, джазовая, скорее всего; приглушенный свет каким-то непонятным образом исходил от стен, потолка и даже пола. Снова красный бархат, зеркала, инкрустированная, массивная мебель. Слева – небольшой подиум, за ним кулисы, справа – барная стойка. Посетителей не было, хотя свечи на столах горели и приборы были расставлены. Елена Николаевна сделала несколько шагов и остановилась в нерешительности. Но вот уже навстречу ей спешил довольно представительный господин в черном костюме. Господин, вблизи оказавшийся удивительно похожим на Шона Конери времен бондианы, поклонился, произнес какую-то фразу, скорее всего по-французски, и сделал приглашающий жест рукой.

Только теперь Лена увидела, что в глубине зала есть еще один занавес. Она милостиво кивнула Джеймсу Бонду, отметив про себя, что шелковое вечернее платье сообщает манерам особую аристократичность, и вскоре оказалась в обещанном Розовом кабинете, где, впрочем, также никого не встретила. Метрдотель сообщил, что ее не заставят долго ждать, и откланялся. Ей же ничего не оставалось, как присесть на один четырех высоких и мягких стульев, окружавших стол, и запастись терпением.

Елена еще не успела толком рассмотреть все фрукты, цветы и винные бутылки, расставленные на столе, как женский голос с низкими воркующими интонациями произнес у нее за спиной:

– Мы очень рассчитывали на то, что вы примите наше приглашение, Елена Николаевна!

Лена резко обернулась. Дама, которой принадлежал этот голос, выглядела потрясающе. Рыжие волосы, изумрудного цвета глаза, правильные черты лица, прекрасная кожа, и, конечно, сногсшибательный туалет. Платье цвета морской волны с очень рискованным декольте и ниткой жемчуга на груди чрезвычайно убедительно сочеталось с глазами опытной сирены. Или ведьмы?

– Здравствуйте, мы рады вас видеть здесь. Меня зовут Лариса Андреевна. А это мои коллеги – Марина Аркадьевна и Софья Михайловна.

Вслед за сиреной с легкой улыбкой на устах в кабинет вошли еще две особы, выглядевшие не менее потрясающе. Одна из них была блондинкой; черные блестящие глаза и волосы другой являлись, скорее всего, свидетельством принадлежности к самой многочисленной народности в этом славном портовом городе.

Дамы по очереди подошли к поднявшейся со стула Елене и поздоровались, пожав ей руку. Лариса Андреевна предложила всем расположиться за столом, и через мгновение перед смелой учительницей, решившейся на езду в незнаемое, расселись авторы загадочного письма в полном составе. «Ну, прямо-таки иствикские киноведьмы, честное слово!» – хмыкнула про себя Елена. Рыжая, белокурая и черноволосая прелестницы переглянулись, а Лариса Андреевна обратилась к гостье.

– Нам, кстати, тоже нравится этот фильм, особенно финальная его часть, хотя в нем масса неточностей и преувеличений. Кстати, и разговор наш сегодня будет в какой-то степени касаться кинематографа. Но об этом немного позже. А для начала стоит все-таки удовлетворить ваше вполне законное любопытство и рассеять возможное беспокойство. – Определенно, это дама обладала даром не только убеждать, но поднимать расположение духа.

– С некоторых пор, Елена – вы позволите вас так называть? – мы были очень заинтересованы во встрече с вами.

– Я выиграла какой-то конкурс? – спросила Елена.

Дамы переглянулись.

– Что-то вроде этого. Наше Сообщество имеет свои филиалы почти в каждом городе страны с населением более 50 тысяч человек. Естественно, мы регулярно получаем от своих представителей сведения о появлении в том или ином регионе интересующих нас объектов – Настоящих женщин или женщин, имеющих все данные стать таковыми, – сказала Лариса Андреевна.

Лена покусала верхнюю губу.

– И что, значит я «настоящая женщина»? – спросила она.

– Вы умны, красивы, самостоятельны, очевидно, имеете внутренний стержень, не лишены чувства юмора, обладаете несомненным шармом. Вот только…

– Только…

– Как и большинство не знающих своего счастья представительниц нашего прекрасного пола, вы подвержены серьезному влиянию со стороны мужчин, – сказала рыжеволосая Лариса.

– А это плохо?

– Это неправильно.

– Нас приятно удивило и вот что: на протяжении нескольких дней все ваши желания и капризы исполнялись тотчас же, но вы не придавали этому абсолютно никакого значения, Вы принимали это как должное, а сие есть признак породы, милостивая государыня, – подключилась к разговору черноглазая Софья Михайловна.

– Попробуйте вот это. Фирменное блюдо нашего заведения. «Женское счастье», называется, – предложила белокурая Марина Аркадьевна.

Лена с наслаждением проглотила кусочек чего-то необыкновенно вкусного, фруктово-шоколадного, тающего во рту.

Марина Аркадьевна кивнула стоявшим сзади официантам, и они наполнили бокалы (Лена сначала приняла плечистых и красивых ребят, бесшумно вошедших в начале разговора, за телохранителей).

– Так вы мужчин ненавидите, что ли? – спросила она.

– Вопрос поставлен не совсем верно, Елена Николаевна. Мужчины, как и многое, что с ними связано, суть вещи необходимые для гармоничного и здорового образа жизни. Мы говорим об излишнем значении, которое придается вопросам межполовых взаимоотношений, – сказала Лариса Андреевна.

– Любви, например?

Брюнетка фыркнула.

– Насколько эфемерное, настолько и хлопотное мероприятие… На свете так много более содержательных и волшебных вещей!

Лена отпила большой глоток из высокого бокала. Вино было прекрасным. «Интересно, пить с утра в компании трех ведьм – это нормально? Или налицо тревожные симптомы?»

– Кстати, а с чем связано такое необычное начало нашего знакомства? Конверт, Караганда, исполнение капризов… Как-то слишком замысловато. Позвонили бы мне на работу, предложили бы встретиться, обсудить…

Было видно, что Лариса с трудом сдержала смех, а черноглазая брюнетка, кажется, подавилась «женским счастьем» и закашлялась.

– Во-первых, не забывайте о названии нашей организации. И потом, нам важно было дать вам почувствовать, каково это – быть Настоящей женщиной и добиваться всего, чего только ни пожелаешь…

– Да уж, звучит заманчиво!

– …и главное: ощутить себя личностью полноценной и полноправной, не зависящей от настроения никакого высокоразвитого млекопитающего по имени Олег Валерьевич.

Лена откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

– Честно говоря, название вашего общества наводит на размышления…

Лариса Андреевна улыбнулась как-то нехорошо на этот раз и хрустнула красивыми длинными пальцами.

– Да-да, наверное, «партия женщин» или «женская лига» звучит гораздо приличнее. Но, даже если не вспоминать о наших необычных возможностях, а просто чуть-чуть задуматься… Ведьма – как известно, это та, которая «ведает», то есть знает и умеет что-то особенное, согласны? Мы знаем и умеем многое, и хотим, чтобы об этом знали другие. Скажите откровенно, Елена Николаевна, вам понравилось быть чуточку волшебницей? А хотелось бы вам обладать этой возможностью всегда? Хотелось бы вам контролировать ситуацию во взаимоотношениях с мужчинами? Хотелось бы вам избежать всех неприятностей, печалей, бед, душевных и физических болей, связанных с противоположным полом?

– Поколдовать-то иногда хочется, конечно, но что я буду должна за воплощение своих капризов? Вы-то ведь взамен, наверное, мою душу захотите приобрести?

– Вы рассуждаете здраво, но оперируете несколько устаревшими категориями. Душу свою оставьте при себе и распоряжайтесь ею, как сочтете нужным. Но несколько условий выполнить вам все же придется.

– Имейте в виду, я чту уголовный кодекс, как сказал кое-кто из известных мужчин.

– Ну что вы, мы ведь ведьмы лояльные. Вам просто нужно будет заставить одного из самых мужчинских мужчин выполнить то, чего он никогда в жизни не делал и не собирался делать ни при каких обстоятельствах. Причем сделать это нужно будет семь раз.

Елена покусала губы, пытаясь сообразить, что означают последние слова хитроумной Настоящей женщины.

– Вот мы вам тут и списочек подготовили, – добавила Марина Аркадьевна, закурив тонкую ароматную сигарету, и протянула ей сложенный вдвое листок плотной бумаги.

Лена развернула «техническое задание». Брови поползли вверх.

– И зачем вам все это нужно?

– Это нужно в первую очередь вам, если конечно у вас есть желание присоединиться к нашему Сообществу.

– И кто же этот супермужчина, могу я узнать?

Лариса Андреевна помедлила.

– Его зовут Павел Артемьевич Векшин.

На этот раз покурить захотелось Елене Николаевне.

Блондинка уточнила:

– Причем, добиваться своего вам придется своими собственными силами, без какой-либо «мистики».

– Для чистоты эксперимента, так сказать, – добавила Лариса Андреевна.

– Но почему он? – «Официант» наполнил бокал Елены Николаевны. Она покрутила его на свету. Цвет, как и вкус, был великолепным.

– Другую достойную кандидатуру из вашего ближайшего окружения – Сергея Неволина – мы вам предложить не можем, опять-таки по причине нашей законопослушности, – объяснила Марина Аркадьевна. – Надеюсь, вы понимаете, что Олег Валерьевич и подобные ему экземпляры для нас неприемлемы.

– На все про все у вас один месяц, Елена. В том случае, если у вас все получится (а мы в этом уверены), в вашей жизни произойдут качественные изменения, – сказала Софья Михайловна.

– То есть я стану ведьмой, и мне выдадут соответствующее удостоверение? – спросила Елена.

– Вы станете Настоящей женщиной и сможете удостоверить в этом всех желающих самим фактом своего существования, – мягко улыбнулась рыжая Лариса.

– Да-с, все-таки странно все это. Но, предположим, я приму ваше предложение… Предположим, что мне нравятся ваши идеи… Что-то я должна подписать, наверное? Должны же быть с моей стороны какие-то гарантии, разве нет?

Лариса Андреевна, Марина Аркадьевна и Софья Михайловна обменялись многозначительными взглядами. «Прямо кино про шпионов!»

– Во-первых, нас очень радует, что мы имеем дело со столь ответственным и целеустремленным человеком, – взяла слово Лариса Андреевна. – Во-вторых, единственной вашей обязанностью в случае успеха нашего совместного предприятия, будет привилегия ни в чем себе не отказывать. В разумных пределах, конечно.

– Как-то слишком расплывчато, не находите? «Ни в чем себе не отказывать»… А нельзя ли конкретнее?! – неожиданно для самой себя заерепенилась Елена.

– Ого! И кто бы мог подумать… – не сдержалась было одна из дам, та самая, которую, как известно, предпочитают джентльмены. Но великолепная Лариса остановила ее взглядом.

– А вы меня радуете все больше и больше, Елена Николаевна, – сказала она. – Конкретнее… Во-первых, любой мужчина на целом свете будет принадлежать вам в тот же час, как только вы сочтете это нужным. Принадлежать безраздельно: и душой и телом.

– Ничего себе! Любой. И что, даже…

– И даже… Во-вторых, вы будете иметь возможность удовлетворить любое свое желание…

– Любое? – опять спросила Елена.

– Если только оно не идет вразрез с интересами Сообщества, – сказала Лариса Андреевна.

– А интересы у Сообщества, я так понимаю, весьма обширные… – задумчиво протянула Елена Николаевна. – А если я захочу, чтобы какая-нибудь женщина стала моей? – не успела она прикусить язычок.

Дамы снова переглянулись. Марина придвинулась ближе и, наклонившись к Елене, медленно провела ладонью по ее руке, от локтевого сгиба до кончиков пальцев. – Женщины бывают разные… Но для начала давайте разберемся с мужчинами.

Лариса Андреевна прикрыла глаза и помассировала себе переносицу.

– Моя коллега хочет сказать, что о третьей льготе, которая вам будет полагаться, вы узнаете сразу же после вступления в Сообщество. Всему свое время. А что до заключения контракта… Вам не придется, как бедному Фаусту, проливать собственную кровь. У нас, в отличие от мужчин, более эстетичная форма заключения контрактных взаимоотношений. Вы поймете это при выходе из «Мефисто». Кстати, а вам никогда не приходило в голову, что пол того, чьим именем называется наш клуб-ресторан, слишком однозначно трактуется как мужской. Трактуется мужчинами, кстати говоря. Нам представляется, что Он – это все-таки Она… Во всяком случае, это многое объясняет в жизни. Но это так, к слову пришлось… Так что вы решили?

– Пожалуй, я приму ваше предложение, милостивые государыни, легальные ведьмы! – решительно заявила Елена. «Господи, что я делаю!» – в тот же миг пронеслось в ее сознании.

Лене показалось, что на лицах ее собеседниц мелькнуло какое-то недоброе выражение. А Марина Аркадьевна даже что-то произнесла одними губами. Впрочем, ее потенциальные коллеги тотчас же вновь обрели прежнее благодушно-внимательное настроение.

– Думаю, что вы принимаете правильное решение, Елена Николаевна, – сказала Лариса Андреевна. Сейчас ее речь стала четкой и отрывистой.

– Что ж, теперь к делу. Интересующий вас объект – господин Векшин – через полчаса подъедет к бюро размещения гостиницы «Аркадия». Его разместят на 4 этаже, в номере 430. Номер 432 – напротив – забронирован на ваше имя. Павел Артемьевич Векшин служит на ниве кинематографа, если вы еще не забыли. Его команда снимает у нас в городе мистическую, да еще и криминальную драму с элементами эротики. Но что-то там не ладится у господ киношников. И это вам на руку, кстати.

Лариса Андреевна встала. За ней поднялись ее компаньонки. Лена поняла, что встреча на высоком уровне закончена.

– У вас есть тридцать дней, Елена Николаевна. Через месяц увидимся, я надеюсь. Желаю удачи! Вас проводят.

– Лариса Андреевна, а если…

– Дорогая Елена, в этом случае ваш отпуск закончится более тривиальным образом, и вы сможете вернуться к любимым ученикам и коллегам в среднюю школу № 57, а также к своему одиночеству по вечерам и регулярной слезной терапии, – сказала ведьма.

– А как вас…

– Если понадобится наша помощь или возникнут неотложные вопросы, вы знаете, где нас найти. – Она подала Елене визитную карточку. Фирменный стиль все тот же. Черный цвет. Золотая вязь букв и цифр. «Клуб-ресторан „МЕФИСТО“. ОАО „СЛВ“. Тел/факс 666–666».

Лена подняла глаза. Перед ней стоял давешний агент 007.

– Прошу вас, Елена Николаевна.

Через минуту Лена снова оказалась в жутковатом холле с огромным зеркалом.

«Ну вот, Елена Николаевна, тебе уже давно хотелось внести разнообразие в собственную жизнь. Кажется, ты своего добилась». Дама в зеркале смотрела на нее пристально и с интересом. Лена показала ей язык. Дама ответила тем же. «Нет, она определенно мне нравится» – подумал кто-то из них.

Лена еще немного повертелась у зеркала. И вдруг поняла, что имела в виду Лариса Андреевна, говоря об эстетике заключения контрактов. Она достала из сумочки помаду, привстала на цыпочки и присоединила свою учительскую подпись к другим помадным росчеркам в верхней части этого старинного трюмо.

Гром не грянул. Но по явственно ощутимому приливу энергии, по качественной перемене в настроении (где-то в глубине сознания мелькнуло: «Уж не напилась ли я, в самом деле?») Елена еще раз убедилась, что эта поездка в город-герой Одессу дарована ей судьбой. «Ну-с, Павел Артемьевич, так мы будем снимать кино?»

Добравшись до гостиницы, уже плескаясь в душе, Лена по привычке погрузилась в приятные размышления. Вопрос, надо ли или не надо играть в игры с ведьмами, уже не стоял, а в душе разгорался азарт. Неуверенность в своих силах плавно перетекла в желание доказать всем – лояльным ведьмам, Павлу Векшину, и не в последнюю очередь себе самой, что она достойна лучшей участи. Особенно приятно будет, завоевав трофей в виде Векшина, потом отказаться от него – так же легко и непринужденно, как когда-то сделал он. А потом – свобода, делай что хочешь, с кем хочешь и когда хочешь – это ли не счастье? И таких Павликов будет очередь стоять – выбирай любого. И третье преимущество, оно тоже интриговало и волновало. «Что бы это могло быть, интересно? Может, летать научат? Это бы здорово, как Маргарита… Но, тогда к чему такая таинственность? Может, мысли чужие читать? Я бы тоже не отказалась…»

Мечты с готовностью полились рекой, но в них вдруг вкралось соображение, что всего этого еще как-то надо добиться, и хорошо бы понять как.

Выйдя решительно из душа, она уселась по-турецки на мягкий диван и снова развернула заветный листочек. Здесь было, над чем задуматься.

«Наш Друг по собственному желанию и впервые в жизни должен:

1. Допустить оплату ресторанного счета женщиной.

2. Признать ошибочность своих суждений в споре с женщиной в присутствии свидетелей.

3. Отказаться от намерения нанести побои человеку, ухаживающим за женщиной, которая ему нравится.

4. Сделать выбор между друзьями и женщиной в пользу последней, когда речь зайдет о том, как провести вечер.

5. Оставить без ответа пощечину, нанесенную женщиной.

6. Сделать куннилингус.

7. Произнести словосочетание „Я без тебя не могу“ вслух, обращаясь непосредственно к объекту».

«С чего же начнем, Елена Николаевна?.. По крайней мере, совершенно ясно, что пункт № 6 вряд ли может быть началом всей операции… Так, что тут еще… Оплатить счет… Деньги пока есть, кажется. Признать. Отказаться. Сделать выбор… Да, дорогуша, это будет посложнее, чем убедить второгодника Баранова выучить имена вождей Французской революции. Пощечина. Это с удовольствием. Только вот как? А может попытаться совместить пункт № 5 с пунктом № 6? Идея хорошая. Я бы даже сказала замечательная… „Я без тебя не могу“… Ну, тут на совмещение рассчитывать не приходится. Интересно, а в его лексиконе подобные слова присутствуют хотя бы?.. Не пришлось бы сначала разучивать текст наизусть».

Скоро Лена почувствовала, что веки ее тяжелеют. Противиться она не стала и решила, что лучше всего ей сейчас немного отдохнуть. В ее случае вечер был действительно мудренее утра. И через десять минут, будущая ведьма уже посапывала, свернувшись калачиком под огромным одеялом. Она заснула безмятежным сном «чистокровной» женщины, так и не сумев до конца определиться с ближайшим будущим человека, который сидел сейчас перед телевизором, тупо переключая каналы, и мучительно соображал, что же ему сейчас предпринять: напиться, придушить директора его съемочной группы или самому шагнуть под одесский трамвай.

IV. Жизнь моя – кинематограф

У Павла Артемьевича Векшина возникли серьезные неприятности. Настолько серьезные, что в данный момент ему не хотелось ни есть, ни пить, ни заниматься сексом, ни смотреть советские фильмы шестидесятых годов. Проблемы, для разрешения которых один из продюсеров кинокомпании «АС-ВИДЕО» прибыл на место съемок самого многообещающего проекта фирмы, оказались гораздо сложнее, нежели представлялись в столице. Три часа назад встретивший его в аэропорту оператор-постановщик фильма Никола Губанов произнес несколько слов, от которых бывалый киношник Векшин впал в ступор:

– Паша, у нас исчезла пленка… Весь отснятый материал, понимаешь?!

Уже в гостинице, слушая сбивчивый рассказ Николы, Векшин поймал себя на мысли, что такой поворот событий был вполне уместен для сюжета самого фильма. Мистический антураж, загадочные и непонятные (судя по всему, и самим авторам) персонажи, таинственная смерть одной из героинь в фильме, внезапное исчезновение покойницы и хэппи-энд с большой натяжкой. А в диалогах – пространные рассуждения о смысле бытия, судьбе страны и возникновении оргазма… В общем, авторы самовыражались по полной. Но сейчас все это, вместе с судьбой фильма, было под большим вопросом.

Векшина перекинули на этот проект пару недель назад, после того как предыдущий его фильм был запущен в прокат и начал потихоньку собирать кассу. «Павел, мы очень рассчитываем на тебя. Фильм должен выйти на международный фестивальный уровень. Это для нашей компании будет серьезным рывком вперед», – сказали учредители «АС-ВИДЕО» и предложили ему две тысячи ежемесячно и 10 процентов с проката. Хоть и не лежала его душа к этому назначению, но отказывать доверявшим ему людям Паша Векшин не привык. Поэтому, несмотря на всегдашнее свое скептическое отношение к фестивалям, он подумал и согласился.

Теперь он имел в сухом остатке: режиссера в предынфарктном состоянии, деморализованную съемочную группу и бесследно исчезнувший материал практически снятого фильма. Полгода серьезной работы, 250 тысяч долларов, куча нереализованных творческих планов и дюжина несостоявшихся кинокарьер канули в Лету.

Никола постучался в номер ровно в десять. Вместе с директором картины – невысоким, лет пятидесяти, с тяжелым английским подбородком и щегольским бачками на одутловатом лице – они составляли скорбную группу кинематографистов.

– Паша, это невозможно, но это так. Коробки с пленкой исчезли в буквальном смысле слова. Позавчера вечером посмотрели материал после проявки и закрыли в сейфе на студии. Я лично закрывал, Павел Артемьич… Надеюсь, ты не думаешь… – заговорил Губанов.

– Никола, ты не дергайся. Сядь. Кто-то еще был с тобой?

– Ну, да… Иннокентий Михалыч в двух шагах стоял, – сказал оператор.

– Ты ничего необычного в этот вечер не припомнишь? Или чуть раньше? – спросил Векшин.

– В каком смысле?… Человека в черных очках и с деревянной ногой?

– Муля, не нервируй меня!.. Припомни лучше, не расспрашивал ли кто-то тебя или кого-нибудь из группы о съемочном материале, о фильме, о режиссере? Люди какие-то новые не появлялись на горизонте? Может быть, поссорился кто-нибудь из вашей команды с кем-то, набезобразничал?

– Да все как обычно, вроде… Обычная работа, нормальный съемочный процесс, насколько он может быть нормальным. Паша, в милицию надо заявлять! И чем быстрее, тем лучше! – заторопил Никола.

– Ну-ну, Коля, скоро только сериалы снимаются. А ты подумал, с кем, прежде всего, захотят познакомиться сыщики? А потом и допросить с пристрастием? – как всегда, немного гнусаво, проворчал директор.

– Но что-то надо делать с этими пиратами! – взвился Никола и забегал по номеру. Векшин при каждой встрече с большим интересом и удовольствием наблюдал за абсолютно уникальным для операторской профессии характером Николы. Увы, сегодня повеселиться не получалось.

– Ты думаешь, это наши «коллеги» по цеху безобразничают? Нет, дружище, по-моему, тут что-то другое.

Директор, посасывая карамельку, согласно закивал головой.

– Павел Артемьевич, прав. Какой смысл этим бандитам воровать на треть незаконченный фильм. Слишком хлопотно это. Им куда проще сделать свое черное дело прямо перед премьерой.

– Так какому же неврастенику могла понадобиться наша пленка?! – повернувшись через левое плечо, Никола едва не сбил с холодильника графин с водой.

– Неврастенику говоришь… – Векшин переставил графин на стол и силой усадил Николу в кресло. – Во всяком случае, в целеустремленности этому нервному больному не откажешь. Забрать пленку из сейфа на охраняемой студии – это надо очень захотеть.

– Но зачем?

– Никола, ты, между прочим, работаешь на фильме в жанре мистического детектива. А что говорят в детективах?

– А что говорят в детективах? – спросил Никола.

– Чтобы ответить на вопрос «зачем», надо сначала узнать «кому это надо». Вникаешь, коллега?

– Собственно говоря, и в основе нашей картины та же ситуация, друзья мои, – гнусаво добавил Артшуллер из своего угла.

– Кстати, о фильме. Что вы снимали накануне происшествия, Иннокентий Михалыч? – спросил Векшин.

– Это был эпизод в ресторане. Главные герои расстаются смертельными врагами после бурного объяснения. Режиссер импровизировал по ходу съемок, поэтому снимали в две смены. А после – сразу материал в проявку. На следующий день после этого был назначен просмотр. Так, Коля? – сказал директор.

– Точно так. Только режиссер не импровизировал, а преодолевал разгильдяйство и непрофессионализм администрации.

– Николай Александрович! – возмутился Артшуллер.

– Стоп-стоп-стоп, коллеги! Не здесь и не сейчас! Давайте-ка лучше продолжим наши размышления. Как там, кстати, режиссер?

– В больнице сказали – состояние нормальное. Сегодня собирались навестить его, – сказал Артшуллер.

– Обязательно съездим. Иннокентий Михалыч, расскажите подробнее: как называется ресторан, в котором снимали, где находится, с кем договаривались о съемках, как расплачивались, на чем расстались.

– В том-то и дело, что режиссер сам нашел и договорился с этим заведением. Находится ресторан в двух шагах отсюда. Насколько я знаю, денег с нас не попросили. В начальниках там довольно эффектная дама. Название у кабака тоже шикарное – «Мефисто», – сказал директор.

– Как-как? – удивился Векшин.

– «Мефисто». Черт, значит. Довольно специфическое место, надо вам сказать.

– Что же там специфического, уважаемый Иннокентий Михалыч? – спросил Паша.

– Это сложно объяснить, Павел Артемьевич. Как-то не совсем благополучно себя ощущаешь в тамошних пределах, – сказал Артшуллер, поморщившись.

– Да-с, про нехорошую квартиру я читал, а вот про нехороший кабак узнаю впервые, – сказал Векшин.

– Черт его знает, что вы напридумывали, Иннокентий Михалыч! Нормальный кабак, нормальная обстановка, кухня там прекрасная, кстати… Единственное в чем прав, господин Артшуллер, так это в оценке хозяйки заведения. Лариса Андреевна – действительно уникальная женщина!

На мужественное лицо Николы легла тень лирической задумчивости. Векшин усмехнулся про себя и, усиленно потирая подбородок, осторожно заметил:

– Вообще-то необременительное состояние влюбленности чрезвычайно полезно для всякого творческого человека.

Никола махнул рукой в его сторону.

– Да ты прав… Значит-ца, вот что я думаю, господа кинематографисты. Пленка исчезла по чьему-то злому и вполне определенному умыслу. И в этом, как мне кажется, виноваты мы сами. Кому-то перешли дорогу, кого-то задели, кого-то заинтересовали… У меня есть в этом городе кое-какие знакомства в департаменте частного сыска. Постараюсь подключить к делу профессионалов. А пока о пропаже – никому. Группу – в отпуск на неопределенный срок из-за болезни режиссера. С выплатой зарплаты и суточных. Ну, а теперь давайте нанесем визит нашему больному. Может статься, режиссер-постановщик мистического детектива внесет ясность в мистическую ситуацию вокруг собственного фильма. Предлагаю встретиться в фойе через час.

Провожая коллег, Векшин принял твердое решение познакомиться с уникальной женщиной Ларисой, хозяйкой ресторана с загадочным названием.

V. Ну и?

– А она мне нравится, – сказала до этого почти все время молчавшая Софья Михайловна. – Этакая тигра подросткового возраста: шипит, уши прижимает, но нападать еще не научилась.

– А вы уверены, что эта тигра из нашего заповедника? – сквозь зубы проговорила Марина. – У меня лично сегодня сложилось ощущение, что собеседование проходили мы с вами, а не наша новая знакомая из отряда сибирских кошачьих. Никакого уважения к нечистой силе, честное слово!

Лариса Андреевна щелкнула зажигалкой, медленно отвела в сторону руку с тонкими длинными пальцами.

– Ты, Марина Аркадьевна, глупости говоришь. У этой девочки большое будущее. Она будет даже поинтереснее, чем я думала сначала, хотя и не без причуд. Есть в ней что-то … харизматическое. Тьфу-ты, кто ж слово-то такое выдумал!

– Да мужики, кто ж еще! – подавила зевок Софья. – Устала я что-то за эти дни… А Елена, хоть и не Прекрасная, и, наверное, не Премудрая, но уж Обаятельная – определенно!

– Вот попомните мое слово, эта Обаятельная еще доставит всем нам немало хлопот…

– Какая-то ты раздражительная стала в последнее время, Мариночка Аркадьевна! – прервала ее Лариса. – Брюзжишь словно какая-нибудь старая ведьма. А может тебе действительно пора на пенсию?

– Ну, это уж не тебе решать!

– Девочки не ссорьтесь! Поберегите силы. Через два часа у нас общение с избирателями. Сауна, бассейн, массаж – вот, что сейчас нам нужно вместо споров и препирательств.

Лариса нажала кнопку звонка под крышкой стола. Никакой реакции. Попробовала еще раз. И еще. Ничего.

– Вечно у нас ничего не работает… Как будто ни одного мужика в доме, честное слово! – пробормотала она и громко позвала:

– Филипп! Фи-липп!

На зов явился плечистый метрдотель, и пока Лариса выговаривала ему за неполадки с кнопкой вызова, Марина Аркадьевна, повинуясь привычке бывалого комсомольского лидера, оставила последнее слово за собой. Она громко произнесла, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Вы совершаете большую ошибку!

За полвека своей работы на посту члена Коллегиального совета «Сообщества лояльных ведьм» Марине Аркадьевне Дейнеко нередко приходилось отстаивать свою точку зрения, оставаясь в меньшинстве. Впрочем, если бы можно было поспрашивать разных людей, имевших с ней дело и в Киеве времен князя Владимира, и в московскую эпоху Ивана Грозного, и в затяжной период дворцовых переворотов в Петербурге, и во времена революционных потрясений на всей территории Российской империи, то все они сказали бы примерно одно и то же. Не было еще на свете более пламенного оппозиционера, а также революционера и заговорщика, чем Марина Аркадьевна. И теперь, на 932 году своей жизни, она оставалась самой собой. Правда, нынче своеобразие ее характера усугубилось нервозностью самого разгара предвыборной кампании.

Дело в том, что три века назад в деятельности доселе консервативного Сообщества появилось нововведение: один раз в пятьдесят лет в этой организации проводились самые что ни на есть демократические выборы в Коллегиальный совет. Три достойнейшие ведьмы получали право в течение полувека решать, что можно и что нельзя всем остальным. На этих выборах не нужны были избирательные участки и урны, демократия приводилась в действие гораздо менее затратным способом. Каждая из желающих проявить себя на руководящей работе путем обыкновенной телепатической рассылки сообщала каждой избирательнице о своем намерении, биографии, целях, задачах и т. д. В ответ телепатировал электорат – побеждала кандидатка, получившая наибольшее количество ответных сообщений.

Марине Аркадьевне, надо честно признать, уже не хотелось снова становится рядовой заштатной ведьмочкой, и уж тем более не собиралась она воспользоваться третьей привилегией вступивших в Сообщество Настоящих женщин – «контролируемым бессмертием», означавшим, что только сама ведьма решает, когда и как закончить ей земную жизнь. Все, что оставалось Марине – быть в числе достойнейших. Отсюда и хлопоты, отсюда и нервы, отсюда и подозрительность… Наверное, ее можно понять: «Настоящая женщина» – тоже женщина, в конце концов! А тут еще новая кандидатка – «девочка с большим будущим»!

VI. Pretty women

Давненько Елена Николаевна так не высыпалась. Открыв глаза и сообразив, что на сегодняшний день она свободна не только от уроков, но и вообще от педагогического подхода к жизненным обстоятельствам, Лена Тихонова сладко потянулась и обнаружила себя в самом прекрасном расположении духа. Чего по утрам с ней тоже давненько не случалось.

Она прошлепала в ванную и, скинув халат, принялась придирчиво изучать себя в огромном зеркале. «Говорите, собственными силами придется обойтись?!…» Так, что тут у нас? А что? Если не принимать во внимание некоторых нюансов, то девушка-то хороша! Я бы даже сказала – «в самом соку девушка».

И в самом деле: огромные серые глаза, длинные густые ресницы, пепельные волосы, грудь, талия (чуть поплывшая, правда, за последний год), стройные ноги – исходные данные были весьма обнадеживающими. Вот только некоторая бледность да круги под глазами не украшали ее. «Ну, ничего-ничего. Надобно срочно заняться собой. Какой-нибудь салон красоты в округе, я думаю, найдется. Солярий, наверное, тоже».

Сегодня целеустремленная учительница недолго оставалась в душе, очень скоро она выходила из своего номера. Закрыв дверь, оглянувшись по сторонам, она подошла к номеру напротив и прижала ухо к двери.

Ни звука. А чего, собственно, она ожидала? Храпа, сексуальных стонов, пьяных выкриков? Елена Николаевна шепотом обругала себя любопытной курицей и спустилась к выходу, чтобы заняться качественным улучшением своей внешности.

После недолгих, но содержательных переговоров с девицей-администратором Елена уже знала, где сделать прическу и макияж, взять сеанс расслабляющего массажа, купить французское нижнее белье, немного загореть и приобрести напрочь декольтированное и разрезанное вечернее платье.

Но, как известно, скоро сказка сказывается, да не скоро женщина удовлетворяется. Особенно собственной внешностью.

…На исходе третьего дня непрерывных занятий собой довольная и совсем не уставшая, она возвращалась в гостиницу, попутно пресекая на корню любые попытки знакомства со стороны пешеходов и автомобилистов мужеского пола. Трое представительных мужчин у входа в гостиницу, в отличие от многих других, не обратили на нее никакого внимания: слишком были заняты разговором. Чуточку уязвленная, Елена Николаевна собралась процокать каблучками мимо них, как вдруг опознала в одном из беседующих своего «подопечного» Павла Векшина (почему-то она стала так его про себя называть).

Он выглядел очень даже неплохо: белая рубашка и темный костюм классически оттеняли немного посеребренную темную шевелюру. «Мы бы, наверное, хорошо смотрелись вместе… Чушь какая в голову лезет!» – одернула себя Елена Николаевна и открыла входную дверь.

Ее «подопечный» был наблюдательным человеком. Кивнув своим собеседникам, он уже сделал шаг ей навстречу:

– Здравствуйте, Елена!

– Ах, это вы… – дежурно улыбнулась Елена Николаевна. – Что вы тут делаете?!

– Если не считать некоторых попутных обстоятельств, то в основном ищу встречи с вами. Хочу пригласить вас поужинать сегодня вечером.

Паша Векшин с трудом сформулировал эту первую, пришедшую ему на ум банальность, потому что был сбит, смят и ошарашен. Вот так думаешь-думаешь о человеке, который, кажется, исчез с твоего горизонта навсегда, и хочется просто зарычать от бессилия, а этот человек в один прекрасный момент вдруг появляется прямо перед тобой. Да еще и потрясающе выглядит! И вообще, какой ужин? Какая романтика? У него фильм погибает, карьера, можно сказать, рушится, и жизнь переворачивается!

У Елены импровизация старого знакомого вызвала совсем другие соображения: «Это интересно. Похоже, есть возможность начать игру прямо с пункта № 1. Ну, что же, три-четыре…»

– Я после шести не ем ничего, – ответила она.

– Что вы говорите? Вера не позволяет?

Лена поморщилась. Остроумие от Векшина!

– Послушайте… Павел, кажется? Должна вам сказать, что вы довольно неуклюже начинаете за мной ухаживать! – сказала она.

– А разве я начинаю? И в мыслях не было! – отрекся Векшин.

Лена снова взялась за ручку двери.

– Виноват. Я не совсем удачно выразился. Эффект приятной неожиданности, знаете ли, – не сдавался Паша.

– Слава богу, ваша неожиданность из разряда приятных, а не детских! – сухо заметила Елена.

– Гм… Елена, но вам совершенно не обязательно истощать себя диетами и голоданием. У вас прекрасная фигура, поверьте бывалому человеку, – заявил Векшин.

– Бывалому?.. А я думала, что вы небывалый… Но, раз так – хорошо. Сегодня вечером я, пожалуй, устрою себе загрузочный день и съем пару салатиков. Ваше предложение в силе? – оценивающе посмотрела на него Елена.

– Разумеется, – быстро подтвердил Векшин.

– Ну, так я согласна, Павел. Но у меня два условия.

– Ну, так я согласен, Елена.

– Во-первых, мы ужинаем, там, где я скажу, – сказала Елена Николаевна.

– ?

– Этот ресторанчик находится рядышком. Называется он «Мефисто», и мне очень нравится тамошняя кухня… Эй! Вы слышите меня?

Векшин преодолел легкое оцепенение, улыбнулся и тряхнул головой.

– «Мефисто», говорите? Почему бы и нет? А второе условие? – спросил Векшин.

– А о нем я скажу вам непосредственно за ужином, хорошо? – сказала Елена.

– Идет.

– Я буду готова через полчаса.

Уходя, она улыбнулась ему. А у него наконец-то появилась возможность собраться с мыслями. Последняя мысль родилась только что. Улыбка, где он мог видеть эту улыбку? Улыбку, придающую лицу какое-то отсутствующее нездешнее выражение. Улыбку-мечту. Улыбку-желание. Надо непременно вспомнить…

VI. Пункт первый – условие второе

Самочувствие режиссера Катайцева оставляло желать лучшего. С ним разрешили говорить не более десяти минут. Сергей в двух словах рассказал Векшину о взаимоотношениях съемочной группы фильма «Другая жизнь» с клубом-рестораном «Мефисто».

– Так это еще и клуб?

– Да, Паша. Причем это не клуб в нашем нынешнем традиционном представлении: танцы, выпивка, развлечения… Хотя и это тоже. Но большую часть времени «Мефисто» – закрытое заведение.

Сергея Катайцева Павел знал еще по учебе во ВГИКе. Лет десять назад он сделал там дипломную картину, по общему мнению, относившуюся к категории авторского кино. Взаимная ирония зародилась в их отношениях уже тогда. Неприязни не было, нет. Но Сергей, своим кумиром считавший Тарковского, и Павел, клевавший носом на «Жертвоприношении», пикировались на тему «для кого снимать?» при первой возможности.

Сейчас их объединила другая тема: «где искать?».

– Как же вы на них вышли? Ты что, стал членом этого клуба? – спросил Векшин.

– Вовсе нет! Просто они заинтересовались фильмом. Прислали приглашение. Предложили помощь, – сказал Векшин.

– Интересно. А тебе не показалось это странным?

– Я тебя умоляю! Нормальный женский интерес к искусству кино, – поморщился Катайцев.

– Почему «женский»? – удивился Векшин.

– Так это же сугубо женский клуб, ты разве не знаешь?

– Так-так-так… А Лариса Андреевна, значит, президент этого клуба? Что, она действительно так хороша?

В затуманенном взгляде Катайцева блеснул огонек. Кажется, он даже сглотнул слюну.

– Необыкновенно, – подтвердил он.

– Чем же они увлекаются? Мужской стриптиз? Лесбос? Свободная любовь? – заинтересовался Векшин.

– Фу, Паша, не расстраивай меня. Мне нельзя волноваться. У них все гораздо серьезнее. Собственно, тебе самому лучше с госпожой Чайковской переговорить.

– Непременно, Серега. Ты сам-то что думаешь об этом заведении? – спросил Павел.

– Паша, чего мне о нем думать. Мне кино надо снимать. Пригласили, ну и спасибо им. Интерьер там шикарный. Прямо на наш сценарий ложится. Снимали при довольно большой массовке. Причем в съемках участвовали и члены клуба, по-моему. Так, Иннокентий Михайлович?

– Совершенно верно. Мы, разумеется, предложили им по 300 руб. за смену. Но они отказались. У них там, кажется, была какая-то своя вечеринка, – сказал Альтшуллер.

– Сергей, а ты чего-то подозрительного или странного во время съемок не приметил? Вон Иннокентий Михайлович считает, что в «Мефисто» весьма неблагополучная атмосфера, – спросил Векшин режиссера.

– Черт его знает. Я что-то этого не заметил. Бабы там шикарные – это точно. Но уж очень они… скажем так – «далекие», – сказал Катайцев.

– Не подкатить что ли? – спросил Паша.

– Не в этом суть. Просто они где-то далеко всегда, как будто не перед тобой, не здесь и сейчас находятся, а где-то в другом измерении. Смотрит она на тебя, а, кажется, будто сквозь тебя. Такая «вещь в себе», – туманно объяснил режиссер.

– Ты ничем их не расстроил, этих «нездешних» дам? – спросил Векшин.

– Исключено. Мы расстались довольные друг другом. Договорились о дальнейшем сотрудничестве. Хотели даже сфотографироваться на память.

В палату заглянула медсестра и сурово сдвинула брови.

– Серега, ешь побольше кашки и выздоравливай побыстрей, нам еще картину заканчивать, – стал прощаться Векшин.

Катайцев, криво усмехнувшись, слабо пожал им руки.

… Теперь, ожидая Елену и прокручивая в голове детали недавних событий, Павел вдруг почувствовал себя в центре какого-то неведомого, не подвластного ему сюжета. «Мефистофельский» кабак, исчезнувшая пленка, женщина, о которой он не может забыть ни на минуту и ее троекратное появление на его орбите. И что самое забавное: это ощущение неподконтрольности и абсурдности происходящего, похоже, начинало нравиться бывалому кинематографисту и пробуждало в нем азарт и интерес к жизни… А вот и она!

Елена уже стояла рядом и наблюдала за размышляющим Векшиным, глядя на него сверху вниз. Паша улыбнулся ей. На этот раз она осталась серьезной.

Ресторан, действительно, находился в двух шагах от гостиницы. Хотя Векшин и поймал себя на мысли, что теперь ему будет сложно непредвзято оценить все прелести этого заведения, его, человека до мозга костей киношного, приятно поразили интерьеры «Мефисто». Здесь действительно можно было снимать. Очень ему понравился и швейцар ресторана – чрезвычайно артистичная натура.

Их усадили за стол. Вышколенный официант с плечами Шварценеггера и манерами принца Уэльского подал меню. Надо сказать, что названия блюд Векшина весьма заинтересовали и даже повеселили. Они возбуждали если и не аппетит, то уж любопытство точно. Салаты «Эмансипэ» и «Утро девственницы», горячие закуски «Амазонка» и «Фемина», коктейли «Путь к себе» и «Железная леди» и… в том же духе страниц на десять. Павел несколько замешкался с выбором.

Елена, чуть приподняв пальцы, подозвала официанта и сказала ему несколько слов.

– Да вы здесь завсегдатай, Елена! – сказал Векшин.

– Нет, просто мне захотелось взять инициативу в свои руки, – сказала Елена.

Векшин не нашелся, что ответить и отдал должное одному за другим появляющимся на столе блюдам. Было вкусно.

– Интересно, а чья это кухня?

– Если вы имеете в виду ее национальную принадлежность, то у нее, скорее, интернациональное происхождение.

– Занятно, – пробормотал Паша.

Елена Николаевна оглянулась на небольшую сцену, где началось какое-то движение. Через минуту музыканты настроились, и зазвучал джаз.

– О, да здесь знают толк не только в кухне и современном интерьере! – одобрил Векшин.

– А вам, наверное, приходилось бывать во многих одесских ресторанах? – спросила Елена.

– Пожалуй. Но мне больше по душе трапеза где-нибудь на природе, такое, знаете ли, барбекю. Когда костер, гитара, шашлыки и хорошая компания. Особенно, где-нибудь у моря, в тихом местечке.

– Когда-то мне тоже нравилось нечто подобное… – сказала Елена Николаевна.

Она наконец-то улыбнулась и посмотрела на него в упор. Блики свечей отразились в ее глазах, непослушная прядь волос упала на лоб, она подула на нее, сморщив нос. И он вспомнил. Должен же он был вспомнить, наконец.

… В тот день ему непостижимо везло. Он познакомился с девушкой, с очень хорошей девушкой, которая понравилась ему если не с первого, то со второго взгляда определенно. Более того, она даже согласилась поехать с ним к морю, где проходила подготовка вечерней смены; директор съемочной группы был свой человек и объяснил режиссеру, что решил попробовать нового администратора из местных.

Съемочный день, а вернее, съемочный вечер сложился также удачно: режиссер не привередничал, актеры не капризничали, а погода не подкачала. К рассвету съемочная площадка постепенно превратилась в импровизированный лагерь отдыха. Кто-то с криком и визгом полез купаться, кто-то копошился у костра, кто-то бренчал на гитаре. Очень нескоро все успокоились. Назавтра киношному сообществу был объявлен выходной. Векшин и его новая знакомая были из числа тех, кто встречал рассвет, отказавшись от сна.

Они лежали на небольшом взгорье, куда забрели подальше от всех под покровом короткой летней ночи. Песок, море в двух шагах, их лица, освещенные лучами восходящего солнца… Уже все произошло, и теперь они прислушивались друг к другу и к собственным ощущением.

Она бесцеремонно взяла его за уши и притянула к себе.

– Теперь ты как честный человек обязан на мне жениться!

– Ты же умница, Елена! – сказал Паша.

– И что из этого?

– Ну, так избегай банальностей, девочка мо-о-я, – протянул Паша, зевая, и целомудренно прикрыл рот рукой.

– Ого, значит, ты отказываешься на мне жениться? – спросила Елена и ущипнула его.

Паша охнул и повернулся на живот.

– Почему отказываюсь? Сегодня же вечером приду к твоей матушке просить руки ее дочери. Интересно, что она мне ответит?.. Только сначала сделай мне массаж. Пожалуйста.

Лена уселась на него верхом, положила руки на его плечи и замерла. Он с трудом повернул к ней голову.

– Ты опять? Никогда не видел такой задумчивой девушки. Ты очень нетипичная для своих лет.

– Это точно: нетипичная. И знакомство наше нетипичное. И предложение ты мне сделал только что – очень нетипичное. Да здравствует оригинальность! – Она повернула его голову обратно и уложила лицом в песок. – И сейчас я тебе сделаю очень оригинальный массаж.

… – Да уж, мы с тобой действительно нетипичная пара, Елена Николаевна. Рад тебя видеть, сероглазая! Как там матушка с тетушкой поживают? – произнес Векшин.

– А я уже думала, у вас какой-то избирательный вид амнезии, Павел Артемьевич. Все мои живут и здравствуют, чего и вам желают! – сказала Елена.

Он отпил из бокала.

– Слушай, а тут водку не подают? – оглянулся он окрест себя.

– Так значит, я вам снова понравилась со второго взгляда? – испытующе спросила Елена Николаевна.

– Ну, на этот раз даже с первого. Лена, очень много времени прошло… – закончить фразу Векшину не удалось. К нему подошел официант и, уточнив фамилию, пригласил к телефону.

Векшин вернулся через пару минут, несколько изменившись в лице. «Точь-в-точь дворовый кот перед нападением на воробья», – подумалось Елене.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Да нет, просто много работы. Так о чем мы?

– О том, что мы необычная пара. И том, что я уже во второй раз произвожу на тебя неизгладимое впечатление, – сказала Елена.

– А ты и в самом деле сногсшибательно выглядишь, – заметил Векшин.

Елена Николаевна подняла бокал.

– Да и ты стал интересным мужчиной.

– Что значит «стал»? А раньше? – встрепенулся Паша.

– А некоторое время назад ты был симпатичным мужчиной, обещающим стать интересным, – сказала Елена.

– Н-да… Надо будет обязательно поподробнее узнать о том, по каким признакам ты делишь мужчин на категории. Но сначала о тебе. Что у тебя прекрасная профессия, я уже знаю. А как личная жизнь?

– После того как ты меня бросил, честно говоря, больше ничего интересного в этой области у меня не происходило. Наверное, по молодости я испытала слишком сильное чувство к тебе, – Лена опустила глаза и поправила непослушную прядку волос.

– Странно. У меня лично сложилось противоположное мнение относительно инициатора нашего расставания. Я же звал тебя с собой! – горячо возразил Векшин.

– Значит, мы друг друга не поняли… А ты по своим киношным делам здесь? Над чем работаешь на этот раз?

– Да так ничего интересного… – сказал Павел. – Елена Николаевна!

– Да, Павел Артемьевич.

– Видишь ли, Елена!.. – повторился он.

Лена принялась любоваться цветом вина, обратив бокал к свету. Но поскольку сидевший напротив Павел отчего-то замолчал на полуслове, она подняла на него взгляд и увидела, что ее собеседник пристально смотрит куда-то в глубь зала, а точнее – в чуть приоткрытые портьеры Розового кабинета.

Елена Николаевна обернулась. Чтобы взглянуть в просвет между тяжелыми шторами, ей пришлось немного наклониться вправо и вытянуть шею. Так и есть! В глубине души Елена Николаевна, конечно, предполагала, что, придя в это заведение, Паша наверняка обратит внимание на ее новую знакомую. Но вполне сознательно пошла на это. Почему? Ответить на этот вопрос она сейчас не могла, да пока и не стремилась.

Лариса Андреевна, по всей видимости, была увлечена светской беседой со своими гостями, вернее, гостьями. Почувствовав на себе пристальный взор сразу двух человек, шикарная женщина ответила им обоим не менее изучающим взглядом. «Интересно, а что она обычно делает с мужиками, которые ее добиваются?» – спросила себя Елена и не нашлась с ответом.

Вряд ли это столкновение взглядов высекло сноп искр, но в воздухе явственно запахло паленым. Лена насторожилась.

– Павел Артемьевич, что происходит? – строго посмотрела она на ценителя женской красоты.

– Лен, как ты думаешь, вон та рыжеволосая дама замужем? – невинно спросил Павел.

– Вот это да! В моем присутствии интересоваться семейным статусом другой женщины… Ну и манеры у вас, мужчина! – возмутилась она.

Векшин взял ее левую руку, лежавшую на спинке стула, и поцеловал кончики пальцев.

– Лена, хочешь верь, хочешь нет, но я действительно был очень расстроен и даже страдал, когда у нас с тобой не сложилось пять лет назад, – сказал он тихо.

– Шесть с половиной…

– А сейчас, наоборот, чувствую себя счастливым человеком. Теперь, когда вновь обретаю…

Лена сделала нетерпеливое движение. Он прижал ее ладонь к своей щеке.

– … надежду быть с тобой вместе.

– Как у тебя все просто получается! – высвободила она руку.

– Леночка! Ведь все действительно просто: из очаровательной девушки ты превратилась в роскошную женщину и нравишься мне как никогда. Ты нужна мне, Ленка! – заявил Векшин.

– А не пошел бы ты куда подальше! – отреагировала учительница старших классов.

– Так-так-так. С тобой еще надо работать и работать. Я намерен начать за тобой серьезно ухаживать с этой минуты, и собираюсь добиться своего, – твердо сказал он и сделал попытку снова завладеть ее рукой, на это раз правой. Но она взяла в руки вилку с ножом, и начал резать эскалоп «Печальный мачо».

– Интересно, чего же ты намерен добиться?

– Хочу сделать тебя самой счастливой женщиной на свете своими собственными силами, – сказал Векшин.

– О-хо-хо! Каким ты был, таким ты и остался! Я пока что вижу, что ты готов сделать счастливой любую смазливую дамочку. Вот и на Ларису Андреевну глаз положил, – запивая «мачо» вином, сказала Елена.

– Так ты знакома с этой особой? – спросил Паша.

– Так, немножко.

– Ты должна меня с ней познакомить, Ленка! Это очень важно.

– Слушай, Векшин! Хочешь, иди и знакомься. Я-то тут причем? Я мясо доесть хочу! – сказала Елена.

– Лена-Лена-Леночка. Не могу сейчас тебе всего рассказать. Но поверь, здесь нет ничего личного. И, кроме того, ты совершишь благое дело… Кстати, а откуда ты знаешь эту Ларису Андреевну? И вообще, что ты делаешь в этом городе?

– Не могу сейчас тебе всего рассказать … – сказала Елена.

Снова в разговоре возникла пауза. Но теперь она принадлежала только им одним. Они смотрели друг другу в глаза, но… думали каждый о своем. Лена, например, ухватилась за первую пришедшую в голову мысль: «А ведь это шанс! Я его знакомлю со своей будущей… коллегой, а он… Услуга за услугу. Интересно, все-таки, зачем она ему понадобилась?»

– Хорошо, я тебя представлю этой даме. С ней действительно лучше начинать общение по чьей-то рекомендации.

– Умница моя! – облегчено вздохнул Векшин.

– Но я – тебе, а ты – мне, – сказала Лена.

– Гм… Не понял.

– Помнишь об условиях нашей встречи?

– Да, милая, я весь – внимание, – сказал Паша.

– Я бы хотела заплатить за ужин сама, – сказала она.

– Что за глупости! Что за женский шовинизм! Давай лучше я пронесу тебя на руках до гостиницы, – предложил Векшин.

– Иди, знакомься! – услышал Паша в ответ. Интонация Векшину не понравилась. Елена улыбнулась ему очаровательнейшей из своих улыбок. Раздосадованный, он посмотрел в сторону Розового кабинета. Встреча там, по-видимому, уже заканчивалась, и интересующая его дама поднялась из-за стола.

– Ладно, пусть сегодня будет 1:0 в твою пользу, но все равно будет 21:1 – в мою. Идем, моя хорошая!

Лена подозвала официанта и достала из сумочки кошелек.

VII. Надо быть спокойным и упрямым

Звонок, заставший Векшина в момент опознания в очаровательной девушке своей давней знакомой, был от Ильи Кульмана, когда-то сотрудника ОБХСС, а ныне владельца собственного детективного агентства. Они знали друг друга со времен социалистической собственности, когда Кульман, будучи владельцем только жены, двоих пацанов и «Москвича-412», консультировал картину его студии, снимавшей в Одессе скучный детектив из жизни честных советских сыщиков (был такой жанр в советском кино). Москвичи тогда очень любили снимать именно в Одессе. С тех пор Павел и Илья время от времени оказывали друг другу кое-какие услуги, если возникала необходимость, или просто выпивали, когда была возможность.

Поэтому именно Илья Семенович Кульман был первым, кто узнал от Векшина о происшествии на киностудии. Старые знакомые встретились у Кульмана дома, в огромной, переделанной из коммуналки квартире, окна которой выходили в типичный одесский двор с лестницами и сохнущим бельем. Здесь Илья жил с рождения, сюда привел жену, черноглазую и веселую Лизу, здесь выросли их дети и подрастали внуки: двухлетний Сашка и полуторагодовалая Танька.

– Я смотрю, дружище, твое семейство все увеличивается. Стоит пару лет не увидеться, и ты уже дедушка!

– Хорошего семейства должно быть много, молодой человек! – довольно заявил Кульман, попыхивая трубкой. Завел он этот атрибут частного сыщика заодно со своей новой профессией и полюбил его необычайно.

Лизавета Зиновьевна накрывала на стол, искоса посматривая на беседующих мужчин.

– Ладно-ладно, старый хрыч, хватит дымить. Зови гостя обедать. Не женился еще, Павел? – спросила она Векшина, пододвинув ему большущую тарелку своего фирменного украинско-еврейского борща. Векшин втянул умопомрачительный аромат и сглотнул слюну.

– На ком же мне жениться, Лизонька?! Такие, как ты, давно уже замужем. Вот разве твоя внучка подрастет, – сказал он и зачерпнул ложкой борща.

– Ой, обрадовал, пойду Татьянке об этом сообщу. Ты бери пампушек, зятек внучатый, не стесняйся, – Лизавета украдкой посмотрела на себя в маленькое зеркальце, стоявшее на холодильнике, и пошла нянчится с будущей невестой.

– Не устаю я тебе поражаться, Семеныч. Работа, семья… Ты всегда умел совмещать приятное с полезным… – сказал Векшин.

В деле зарабатывания на хлеб насущный Илья Семенович был последовательным приверженцем династии. Сразу после ухода из органов он создал первое в Одессе семейное детективное агентство. Коллектив из ближайших родственников, работающих на ниве частного сыска, был невелик: сам Кульман, двое его сыновей, одна из невесток, старший брат, да жена в качестве бухгалтера, – но имел заслуженно высокую репутацию у граждан, желающих решить свои проблемы быстро и эффективно. Мало того, что штат сотрудников был сплоченным и квалифицированным в профессиональном смысле, все кульмановцы имели еще и одинаковые политические взгляды, болели за одну футбольную команду и, разумеется, были в высшей степени обаятельными и общительными личностями (чем вполне могли соперничать с героями Марининой и Незнанского).

– Да-с, господин продюсер, история паршивая! – протянул Илья, выслушав Векшина и вникнув во все его предположения. – Но чего-то ты братец, по-моему, не договариваешь, – добавил он, помолчав.

Векшин пожал плечами.

– Да вроде бы все. Все, что я знаю. Но, похоже, я чего-то не знаю. Чего-то, или кого-то…

– А ты сосредоточься, Паша. А я сегодня-завтра наведу кое-какие справки, поговорю с коллегами… Как тебя найти, если срочно понадобишься?

…Векшин задним числом подивился, как маэстро Кульман смог разыскать его в «нехорошем» ресторане. Оказывается, оперативный сотрудник сыскного бюро «Партнер», являющийся одновременно и старшим сыном генерального директора бюро, начал приглядывать за клубом-рестораном «Мефисто» сразу же после разговора с клиентом. Оперативность была одной из главных составляющих в работе этого «моссада» в миниатюре.

Телефонный разговор с Кульманом был, скорее, его коротким монологом.

– Паша, я навел справки об этом местечке. Криминала никакого. Вполне респектабельное заведение, здесь периодически бывают известные личности, бизнесмены, работники искусства и культуры: артисты, там, музыканты разные, художники и прочие абстракционисты. У меня пока нет ничего конкретного, но сдается мне, что ты не зря шерсть поднимаешь на это заведение… И поскольку, ты сейчас в самом гнездышке находишься, советую тебе провести разведку боем. Попробуй взять шикарную Ларису за чувствительное место. Мне тут сказали, что она, помимо всего прочего, еще и экстрасенс известный. Почему бы тебе ни попросить помощи у гадалки, которая благоволит к искусству?! Помоги, дескать, разыскать мое кино. Понаблюдай за реакцией, вдруг она сразу покраснеет и начнет запинаться?!

…Когда Елена Николаевна подвела Векшина к интересующей его даме, он понял, что хозяйка заведения не из тех женщин, на лице которых можно уловить признаки смущения и растерянности. Эти эмоции она, скорее всего, привыкла пробуждать в других.

– Лариса, добрый вечер!

– Здравствуйте, Елена! Очень рада видеть вас!

Векшин, несмотря на общую озабоченность, успел оценить мизансцену «встреча двух эффектных особ женского пола»: рыжеволосой фурии с царственными манерами и ледяным взглядом – и очаровательной обладательницы точеной фигурки и серых глаз с поволокой. Они улыбнулись друг другу, и Елена взяла под руку стоявшего рядом Векшина.

– Вот хочу вам представить моего старого знакомого.

Лариса Андреевна посмотрела на Павла с любопытством и, как тому показалось, немного с иронией, протянула руку. Векшин, уже давно взявший себе правилом целовать руки только любимым женщинам, мягко пожал ее.

– Павел Артемьевич Векшин. Деятель кино. Снимает фильмы про любовь несчастную, а также счастливую! Лариса Андреевна Чайковская. Хозяйка заведения.

У Векшина возникло желание блеснуть французским:

– Эншанте!

– Я тоже очень рада. Между прочим, я завзятая киноманка, и мне очень нравятся фильмы про любовь, особенно счастливую.

– Как раз, поэтому я и хотел засвидетельствовать вам свое почтение. Несколько дней назад в этом достойном заведении снимался один из ключевых эпизодов нашего фильма. Насколько я знаю, произошло это благодаря вам.

Лариса Андреевна сделала приглашающий жест по направлению к роскошным креслам и диванчику, стоявшим чуть поодаль стола. Векшин утонул в мягком кресле, Елена Николаевна присела по левую руку от него, а хозяйка, закинув ногу за ногу, устроилась на диване напротив.

– Может быть, кофе? – предложила Лариса. – Есть прекрасный коньяк.

Векшин, очутившись в низком глубоком кресле, обнаружил перед собой великолепие стройных хозяйкиных ног, увенчанное кружевом чулок и подтвердил свое согласие на секунду позднее, чем следовало. Елена Николаевна, от которой не ускользнула его восхищенная растерянность, ограничилась кивком.

Через мгновение на маленьком столике перед ними стояло все обещанное плюс пирожные. И рыжая обладательница макси-юбки с максимальным разрезом, продолжила разговор, глядя Векшину куда-то в переносицу.

– Так ваш фильм касается взаимоотношений мужчины и женщины?

– В основе картины довольно жесткая история любви с предательством, скандалами, слезами и даже драками, – сказал Векшин.

– Надеюсь, все заканчивается хорошо? – спросила Лариса.

– Этот вопрос открыт. Авторы фильма пока прислушиваются к собственному творческому «я» и решают, как быть: убить или не убить.

– Кого? Главных героев?

– Или главных героев, или самую любовь, – насколько мог, раскрыл финал Векшин.

Елена заерзала на своем кресле.

– А разве такое возможно? Убить любовь? – судя по покусыванию губ, Еленой Николаевной овладело язвительное расположение духа.

Векшин бросил на нее взгляд умудренного жизнью мужчины.

– Пожалуй, ты права, Елена. Я употребил неподходящий глагол. Помните замечательный французский фильм «Шербурские зонтики»? Там вместо слов поют, и там звучат прекрасные мелодии? Парень с девушкой любили друг друга трогательно и проникновенно. А потом парень ушел в армию, и девушка вышла замуж за обеспеченного и тоже хорошего человека. Бывшие влюбленные встретились после, объяснились и расстались, пожелав другу всего хорошего. Любовь прошла, надо жить дальше. Без обид и сожалений, без трагедий и прочих эксцессов. Любовь не убивают, она проходит. Или не проходит. Все как в жизни.

Лариса Андреевна покачала головой.

– Но ведь так хочется иногда, чтобы не как в жизни, а как в кино… И когда же мы узнаем, насколько «жизненно» закончился ваш фильм?

Векшин отпил большой глоток кофе и, сложив руки на груди, откинулся на податливую спинку кресла.

– Вы знаете, этот вопрос тоже открыт, – сказал Векшин.

– Что так?

– Дело в том, что сразу после съемок в вашем клубе материалы фильма бесследно исчезли.

Елена Николаевна поперхнулась хорошим кофе.

– Оператор накануне вечером оставил пленку в сейфе на студии, утром там было пусто, – договорил Векшин.

Хозяйка «Мефисто» сложив красивые руки с накладными ногтями на своей круглой коленке, мягко спросила:

– Что же вы теперь намерены предпринять?

– Я пришел к вам, Лариса Андреевна.

– Ко мне?

– Честно говоря, я навел справки о вашем клубе, о роде ваших занятий, и мне вас рекомендовали с самой лучшей стороны. Я хочу вас попросить об одолжении. Не так давно вы уже помогли нам, помогите и на этот раз. Посоветуйте, где и как нам искать пропавшую пленку. Дайте маячок, Лариса Андреевна! – сказал Векшин.

– Павел, признаться, я весьма польщена такой оценкой моих скромных возможностей, но боюсь, что в вашем случае я бессильна, – сочувственно улыбнулась Лариса Андреевна.

Пауза. Векшин поднялся.

– Ну что ж, очень жаль. Надеюсь, что не отнял у вас много времени. Спасибо вам и всех благ.

Дамы тоже поднялись, и Лариса Андреевна сочла нужным сказать на прощание:

– Вы знаете, человек должен ясно осознавать предел своих возможностей. Как и быть готовым к разного рода неожиданностям.

Векшин обнял за талию стоявшую рядом Елену.

– Когда загадочная женщина загадочно говорит, я всегда испытываю чувство восхищения. Буду рад побеседовать с вами как-нибудь в обозримом будущем. А сейчас разрешите откланяться – дела.

– Кажется, вы несколько раздражены, Павел Артемьевич? Не печальтесь! Ступайте к себе в гостиницу и как следует выспитесь. Утро вечера мудренее, – сказала Лариса.

Векшин поблагодарил за материнское напутствие (а что ему еще оставалось?) и обратился к своей спутнице:

– Ты идешь?

– Да, сейчас.

– Я жду тебя у выхода.

Обе женщины проводили его взглядом.

– Да-с, горяч он у вас, Елена!

– У меня? А впрочем, он действительно быстро закипает, насколько я помню. И при этом всегда успокаивает других скандалистов. «Ребята, давайте, жить дружно!». Но кота Леопольда из него все-таки не выходит, – заметила Елена.

– А вы молодец! Так элегантно начать выполнение наших договоренностей! – оценила Лариса Андреевна.

Елена подняла правую бровь, отчего на лбу появились несколько морщинок, «упрямых», как называла их ее мама,

– А вы какая молодец! Так элегантно проделать комплекс юбочно-чулочных упражнений! До свидания, Лариса Андреевна!

Некоторые из роскошно одетых посетителей ресторана в эту минуту вновь начали встревоженно принюхиваться. В воздухе снова запахло паленым.

…Векшин, заранее вызвавший машину из группы и отпустивший водителя, гостеприимно распахнул перед ней дверь раритетной теперь правосторонней «Тойоты».

– Время еще детское. Может быть, прокатимся по знакомым местам? – предложил он.

– У тебя же, кажется, дела, – сказала Елена.

– Я соврал.

– У тебя же кино украли! – попыталась задеть за живое Елена Николаевна.

– Общение с тобой как раз и должно вдохновить меня на поиски в правильном направлении. Поверь мне, я знаю. Ну и, кроме того… Ты теперь мое самое главное дело! – пустил в ход он свой последний аргумент.

– Хорошо, будем считать, что я не расслышала твоей грубой лести. И куда же мы поедем? – спросила Елена.

– Я предлагаю на Приморский.

В машине Векшин пытался трижды ее поцеловать, раз семь взять за руку и один раз обнял. Сопротивление было почище французского.

– Смотри на дорогу. Ты сможешь меня поцеловать, только тогда когда я разрешу! – говорила Елена неприступная и сегодня особенно прекрасная.

– Ого! У нас что, теперь все будет по-новому? – спросил он.

– А у нас «будет», ты думаешь? – спросила она.

– А ты?

А на Приморском бульваре и в его окрестностях окончательно прощалось с одесситами и гостями города южное лето. Каштаны изрядно поредели, и заходящее октябрьское солнце в эту минуту мало чем напоминало любвеобильное июльское и даже сентябрьское. Векшин припарковал машину на стоянке неподалеку от Оперного театра, и они направились к памятнику Дюку Ришелье. Наблюдательный прохожий наверняка заинтересовался бы этой странной парой. Мужчина и женщина медленно брели по бульвару, не пытаясь даже заговорить или «соприкоснуться рукавами».

«…Вот здесь он меня угостил растаявшей шоколадной конфетой».

«…Вот здесь, кажется, она устроила мне маленький ревнивый скандал».

«…А вот тут он прижал меня к каштану, расстегнул лифчик и попытался залезть под юбку».

«…По-моему, на этом дереве сидел ошалелый кот, и мы вместе со всеми обсуждали варианты его спасения».

«… А здесь я увидела его с этой крашеной дурой. Наверное, и ее он тоже уверял, что она отлично целуется».

Они дошли до скамейки, где сиживали когда-то, уселись на нее и, не сговариваясь, начали осматривать сиденье. Нашла Елена: «Паша+Лена=Amoure». Векшин вырезал эту сентенцию тщательно и глубоко, будто предвидя, что через несколько лет ее будут инспектировать заинтересованные лица.

Елена Николаевна провела рукой по щербатой доске.

– А я так и не поняла, когда ты успел это написать. Ночью что ли?

– Захотелось сделать сюрприз любимой девушке. Тогда я еще мог позволить себе поступать как мальчишка.

– А-а… Понятно.

– Что тебе понятно? – насупился Векшин. А потом вдруг подхватил молодую женщину на руки. Она ойкнула, но не сделала попытки освободиться.

Векшин поцеловал ее в висок. Она вздохнула и попросилась домой. Паша отвез ее в гостиницу. Чего там лукавить, ему действительно нужно было подключаться к поискам «Другой жизни». Но сначала он путем шантажа («если не согласишься, назову твоим именем главную героиню фильма, когда найду его») и угроз («будешь меня сердить, опубликую мемуары с эротической версией наших с тобой взаимоотношений») заполучил у Елены обещание встретиться с ним завтра.

Еще один одесский день Векшина должен был завершиться работой. Проводив Лену до дверей ее номера, он помчался на киностудию, где в 361 кабинете производственного корпуса обосновалась его съемочная группа, а также круглосуточный штаб по поиску исчезнувшего фильма «Другая жизнь».

VIII. А ну-ка, девушка!

Елена Николаевна, не раздеваясь, забралась с ногами на кресло и призадумалась. Она прислушивалась к себе и не могла разобраться, чего ей хочется больше: немножко порыдать или хорошенько поесть. А еще лучше поесть и выпить. Елена была из тех женщин, у которых нервное расстройство вызывает аппетит. И поскольку понервничать ей сегодня пришлось достаточно, желудок возопил. Несмотря на ужин в ресторане, где она, признаться, попросту рисовалась перед Векшиным. В конце концов, резонно решив, что пореветь ей будет удобней на сытый желудок, Елена решила, как следует перекусить. Больше всего ей сейчас хотелось жареной картошки с грибами, но в условиях южного да еще ночного города такое меню было из разряда несбыточных. Елена Николаевна решила заказать еду в гостиничном ресторане. К шашлыку, например, она относилась тоже очень хорошо, видимо в силу генетических причин: прадед ее по материнской линии был армянином из Тбилиси. Но телефон ресторана в ответ только пульсировал короткими гудками, и Елена Николаевна решила спуститься вниз, чтобы добыть еды во что бы то ни стало. Кто сказал, что женщины бывают хищницами только по отношению к мужчинам?

Было уже за полночь, но из дверей заведения доносились звуки музыки в стиле «русский шансон», оживленные голоса и бряцание посуды. Голодная учительница уселась за ближайший к двери столик и оглядела зал в поисках официанта.

Народу в одноименном ресторане гостиницы «Аркадия» было немного. Но почти все посетители являлись активными отдыхающими. Елось и пилось, а также танцевалось, целовалось и обнималось здесь сегодня по полной программе. Официанток было две. Они сновали между столиками с подносами и не обращали никакого внимания на новенького посетителя.

Лена начала потихоньку злиться. Наконец одна из пышнобедрых див возникла перед ней и в ответ на просьбу принести заказ в номер отрезала:

– Мы так не обслуживаем. Кушайте здесь!

Лена вздохнула. Праздничная атмосфера кабака действовала на нее раздражающе, но голод все же не был даже дальним ее родственником, и она заказала-таки шашлык и, спустя положенное время, впилась зубами в сочное мясо. По мере того как Елена Николаевна расправлялась с шашлыком, ее телесное самочувствие улучшалось, чего нельзя было сказать о духовной составляющей ее сложной натуры. Более того, ее внутреннее «я» вот уже несколько минут испытывало безусловный дискомфорт под воздействием одного очень тревожного фактора. Почти с самого начала ее скромного ужина, Елена Николаевна чувствовала, что за ней наблюдает какой-то тип или даже «типчик» с явно выраженными признаками кобелиного интереса и такого же упрямства.

Теперь, когда она насытилась и перешла к мороженому, Лена взглянула на типчика в упор: «Ну и хлыщ!». Она не смогла удержаться от улыбки. Белоснежный костюм, черная бабочка, весомый перстень на пальце недвусмысленно свидетельствовали о солидности этого господина. Но оттопыренные уши, нескладная жердеобразная фигура (даже сидя, он был одного роста с подошедшей к нему официанткой) и абсолютно голая, без единого волоска, голова, казались принадлежащими обладателю какой-нибудь в высшей степени неожиданной профессии – клоуна, например, или акушера, или, скажем, гробовщика.

Причудливый господин, кажется, принял улыбку Елены Николаевны за приглашение к диалогу и поднялся с места. Он отмахнулся от удерживающих его товарищей и двинулся прямо к ней.

– Вано, Вано, куда ты, елы-палы!

«О, господи, оказывается, он еще и грузин!»

«Голый» Вано не стал спрашивать разрешения и, отодвинув стол, молча сел рядом, а потом заговорил с интонациями коренного одессита, как их представляют приезжие. Этим он напоминал Марка Бернеса в старом фильме «Два бойца».

– Разрешите представиться, Иван Цимлянский. Я вот уже несколько минут любуюсь вами и считаю своим долгом сказать вам, что вы бриллиант. Бриллиант чистейшей воды. А каждому бриллианту, как известно, нужна соответствующая оправа…

Дальше было неинтересно. Предложение следовало за предложением, одного другого традиционнее. Максимум фантазии: шикарный люкс на Лазурном берегу. Лена смотрела на Вано и думала о своем.

– Простите, вы кто по профессии? Клоун?

– Почему клоун? Я музыкант. По совместительству, так сказать. Так мы едем, дорогуша? Я, между прочим, в постели просто бог! – оставил интеллигентный тон незваный собеседник.

Он положил свою огромную ладонь с узловатыми пальцами на ее руку. Лена сначала даже не прогневалась, а просто удивилась. Она вырвала руку, встала (все-таки она была повыше его, сидящего) и строго, по-учительски, сделала нагловатому Вано выговор:

– Не могу, уважаемый Вано, я на катафалках не катаюсь и с невоспитанными клоунами не сплю. Таковы мои жизненные установки.

Она положила на стол деньги, подмигнула одеревеневшему Вано и удалилась. В фойе не было ни души, стоял полумрак. Лена направилась к лифту, но вдруг, через оконное стекло увидела рядом со входом странную группу людей, что-то выясняющих у друг друга на повышенных тонах. В стоявшем к ней спиной человеке она узнала Векшина. Вдруг он резко согнулся, обхватив лицо руками. Лена бросилась к выходу.

На улице компания из четверых мужчин оказалась не такой уж загадочной, а элементарно подвыпившей. А закрывший лицо руками человек, был, наверное, самым развеселым из них и поэтому согнулся пополам в приступе безудержного хохота. Они не обратили никакого внимания на Елену Николаевну, обнялись, затянули что-то вразнобой и отправились восвояси. Недовольная собой Елена собралась, было вернуться в гостиницу, но у входной двери снова была вынуждена лицезреть белобровое лицо «музыканта» Цимлянского. На этот раз он выражался определенней и без одесского выговора.

– Ты что же, милая, прикалываться надо мной будешь?! Да я тебя щас порву на две половинки, и пацанам отдам повеселиться. А ну шагай в машину, живо!

Лена попыталась проскользнуть в гостиницу. Но страшный клоун сжал ее руку выше локтя и дернул к себе, оскалившись. Теперь он напомнил ей чудовище Франкенштейна («Мама всегда говорила, что у меня богатое воображение, мама, где ты, мама!»). Елена Николаевна оглянулась вокруг себя: никого.

– Ладно, мужчина, мне нужно только одеться, – попробовала схитрить Елена.

– Ничего, милая, будешь правильно себя вести, купим что-нибудь по дороге, – «успокоил» Вано.

Лена, лихорадочно соображала: ничего подобного в ее педагогической и человеческой практике еще не было. Хотела закричать, но ее новый знакомый дал ей почувствовать что-то похожее на лезвие ножа где-то пониже спины. И потом прошипел:

– Будь умницей!

Водитель огромной машины с включенными фарами открыл перед ними заднюю дверцу. Вано усмехнулся.

– Ну, как тебе, мое авто?! Братва на день освобождения подарила.

Самое странное, что она даже не успела испугаться. Видимо в нестандартной, мягко говоря, ситуации какая-то извилина в ее мозгу, отвечающая за испуг, пока еще не начала вибрировать.

– А куда мы едем? – спросила Елена Николаевна.

– Тебе повезло, красавица, ты будешь первой дамой, кто посетит мою виллу после ремонта. Приготовься к нескончаемому кайфу и океану удовольствий.

– Постой-постой Ваня, ты же обещал мне что-нибудь из одежды, – сказала она.

Вано Цимлянский, похоже, пришел в свое обычное повелительно-благодушное расположение духа. Он откинулся на сиденье и левой рукой полуобнял Елену. Она отстранилась, но Вано не обратил на это никакого внимания.

– Сейчас мы заедем в одно местечко и купим моей… Как тебя зовут?

– Если ты Иван, то я Марья, конечно. Маша меня зовут.

– … и купим моей Марусе одежонки – в качестве аванса!

Автомобиль, насколько могла судить пленница, уже выехал из черты города и несся теперь по шоссе в противоположную от моря сторону. Она не оглядывалась назад, но если бы даже оглянулась, то, вряд ли опознала бы в ярко-красном «Ауди», следующем за ними в пятидесяти метрах, машину Марины Аркадьевны Дейнеко, которая, впрочем, скоро отстала и остановилась на обочине. Потихоньку Елена начала паниковать. Но не выбрасываться же из машины на такой скорости! Лена уже давно приметила лежавшую слева от водителя бейсбольную биту и примерялась, как бы половчее ее использовать. Но для этого нужно было хотя бы остановить машину. Тем временем ее сосед-уголовник (теперь она уже не сомневалась в его настоящей профессии, разглядев еще и татуировки на руках), счел знакомство с ней уже достаточно коротким и начал подбираться к ее коленям, а затем и пару раз ущипнул за бедро. Поэтому Елена Николаевна почувствовала большое облегчение, когда автомобиль начал сбрасывать скорость у огромного, залитого светом здания, оказавшегося вблизи торгово-развлекательным центром «Бегемот». На парковке уже стояли несколько машин.

Водитель, тоже лысый, открыл ей дверцу, и она, вдохнув свежего воздуха, ловко, как ей показалось, схватила биту и выскочила наружу. В два прыжка перед ней оказался Вано и перехватил палку в тот самый момент, когда она мысленно уже стукнула его по некрасивому черепу.

– Маша! Да ты оказывается хитрожопая бабенка! Какой темперамент! Ты мне все больше и больше нравишься! Наверное, я тебя трахну даже два раза. Нет, я буду трахать тебя целую неделю. Довольна?

Он отбросил биту, заломил Лене руку за спину, притянул к себе и поцеловал в губы, сильно сжав другой рукой ее пострадавшее уже левое бедро.

«Ах, мерзкая рожа! При людях! Силой! Ты мне ответишь за это, обезьяна!». Пока Лена фыркала и отплевывалась, Вано и его коллега пытались закурить на ветру и, посмеиваясь, стояли рядом. Но вот они подняли головы, обернувшись к своей попутчице и больше уже не смогли оторвать глаз от ее лица…

Разбуженные в эту ночь жители близлежащих к «Бегемоту» районов города имели сомнительное удовольствие наблюдать в атмосфере несколько громовых разрядов, сопровождаемых зелеными и красными молниями. «Опять фейерверк устроили! Денег им девать некуда!»

Но одесситы, все как один, были неправы на этот раз. Увиденное ими явление не относилось к разряду зрелищных мероприятий, и, кроме того, оно было совершенно бесплатным.

IX. Здравствуй, ж…, Новый год!

Первое, что бросилось в глаза Векшину, когда он приехал на студию, так это отсутствие на рабочем месте двух самых ярких персонажей в его съемочной группе, двух антиподов – Николы Губанова и Иннокентия Михайловича Артшуллера, оператора-постановщика и директора съемочной группы. Векшин поздоровался с остальными. И в ответ услышал что-то неразборчивое. С недоумением оглядел всех. Уж что-что, а коллектив здесь подобрался живой и компанейский. Но сейчас члены его команды имели довольно пришибленный вид. А Люся Хабарова, помощник режиссера – «хлопушка» – и вовсе возилась с платочком и похныкивала.

– Да что с вами такое? Умер, кто-нибудь?

Бася, художник по костюмам, откашлялась и произнесла грудным голосом:

– Еще нет…

Векшин плюнул с досады.

– Что происходит, объяснит мне кто-нибудь или нет? И сделайте кофе, пожалуйста!

Люся, обрадованная возможностью чем-то занять себя, схватила пустой чайник и выбежала в коридор.

– Вера Ивановна, рассказывайте, настоятельно вас прошу, – сказал Векшин и плотно уселся на колченогий стул.

Вера Ивановна, дама сорока восьми лет, в той или иной вариации видавшая в киношной жизни все без исключения сюжеты, подалась в его сторону.

– Павел Артемьевич, десять минут назад сюда заглянул Николай и заявил нам, что собирается применить к Иннокентию Михалычу «последнюю степень устрашения» и что, вообще, тот будет умирать мучительной смертью. По-моему, он не шутил. Вид у него был довольно убедительный.

– Вот черт, нашли время! Где они оба? – вскочил на ноги Паша.

– Они в третьем павильоне заперлись. В нашей декорации, – сказала со своего места администратор Женя Кормильцева.

– Так-так-так… Дамы, оставайтесь на своих местах. Всех впускать и никого не выпускать. А Люську срочно пошлите за коньяком. И пусть лимон не забудет.

Павел бросился по лестнице вниз. Спасти жизнь директора группы было его прямой обязанностью. Вдогонку ему кричали что-то, но он отмахнулся.

– Павел Артемьевич! Самое-то главное мы вам не сказали! Павел!

Массивная железная дверь павильона была действительно заперта изнутри. Векшин прислушался. Звучал старый добрый рок. Конечно, при других обстоятельствах его любимый альбом «Дип перпл» воспринимался бы по-другому. Но сейчас крик души ветеранов классической гитарной музыки только подчеркивал абсурдность ситуации.

Векшин заколошматил по железу.

– Никола!

Никакого ответа. Тут он вспомнил, что их декорация в павильоне одной своей стороной выходит к небольшому оконцу, неизвестно для какой цели сделанном в практически глухой стене. Метнулся туда. Форточка была открыта на уровне примерно двух с половиной метров. Вся надежда была на то, что как каждый, или почти каждый мужчина в экстремальной ситуации, Векшин сможет собраться, допрыгнуть и подтянуться. Студийная бабушка-вахтер с удивлением а и живой заинтересованностью следила за тем, как Паша Векшин из Москвы бросается на эту амбразуру. С пятой попытки Векшин добился своего.

Он протиснулся внутрь довольно быстро. Слава богу, его формат совпадал с размером окна. Прямо перед ним стояла выгородка комнаты, где снималась постельная сцена с участием главных героев фильма. Но сейчас на широкой постели восседал по-турецки Никола Губанов. Мизансцена была странноватая. Никола сидел спиной к Векшину, повернувшись лицом к прикроватному шкафу, и раскачивался в такт оглушительной музыке. Но вот она прервалась.

– Ну, что Иннокентий Михалыч? Вспомнил?

– Колька, скотина, прекрати сейчас же!

Голос директора съемочной группы раздавался из шкафа. Это было не только интересно. Это было захватывающе интересно. Поскольку пока ничего опасного для жизни директора не обнаруживалось, Векшин решил понаблюдать. Он осторожно начал обходить декорацию, чтобы увидеть Николу анфас. Из шкафа раздавались решительные высказывания о ближайших родственниках Николы и о нем самом. Векшин никогда бы не подумал, что таким образом мог выражаться обычно флегматичный и утонченный Иннокентий Михайлович.

– Господин Артшуллер, я вас не выпущу отсюда, пока не услышу всей правды. Клянусь Урусевским!

Имя святого для Николы Губанова классика операторского искусства подтверждало серьезность его намерений. Векшин увидел оператора съемочной группы прямо перед собой. Никола сидел, поджав ноги, во рту дымилась огромная сигара. Слева перед собой он держал осколок стекла, а в правой руке зажал кусок какого-то белого материала. Когда он со всей силы начал водить им по стеклу, Векшин понял по звуку, что это пенопласт.

Из шкафа снова донеслись проклятия. Губанов прервал свое занятие. Затянулся. Выпустил в сторону шкафа облако дыма. Включил стоявший рядом магнитофон. Музыка вновь заполонила пространство. Векшин силился что-то понять. Прошло минуты три.

– Ну, как вам композиция, дядя Кеша? Нравится?

Молчание.

– Ну-ну, Иннокентий Михалыч, если будете симулировать обморок, мы просто потеряем больше времени.

Альтшуллер на этот раз зарычал с подвыванием.

– Выпусти меня отсюда! Башибузук хренов!

Губанов кивнул и взялся за стекло и пенопласт. Векшина передернуло от омерзительного писка, и он решил, наконец, обнаружить свое присутствие. Павел шагнул в пространство выгородки. Похлопал Николу по плечу.

– А, Паша, это хорошо, что ты пришел! Будешь присутствовать при моменте истины!

– Павел Артемьевич, остановите вы этого кретина! – вскричал в шкафу Артшуллер.

– Колись, враг народа! – зарычал Никола.

Векшин решил, что пора вмешаться. Вырвал у Николы пенопласт. Сел рядом.

– Чем ты сейчас занят Николай?

– Добиваюсь правды! – заявил Никола.

– Какой правды?

– Е-мое, так ты не в курсе, Паша?! Дело в том, что в нашей команде появился засланный казачок. Господин Артшуллер полностью оправдал свою фамилию.

– Антисемит! – отреагировал запертый.

Векшин подошел к шкафу. В замке торчал обломок ключа.

– Никола, твоя работа?

– Моя! – без тени раскаяния сознался оператор. – Паша, дорогой, да за это убивать надо мучительной смертью!

– Так, Никола. Глубокий выдох и все по порядку, – сказал Векшин.

Губанов положил сигару в стоявший рядом бокал.

– Павел Артемьевич, официально вам заявляю: директор нашей съемочной группы – подлый обманщик и предатель…

– А ты фашист и хулиган! – успел вставить Иннокентий Михалыч.

– … он ввел меня, вас, нас всех в заблуждение, а режиссера вообще чуть не убил собственной ложью! Пленка-то наша лежит себе в сейфе на своем месте, а он врет, что она исчезла!

– Твою мать! – сказал Векшин.

– Его, его мать, Паша! И он мне говорит, что это просто недоразумение.

Векшин взял сигару и глубоко затянулся. Закашлялся. В шкафу задвигался директор. Векшин сходил к «амбразурному» входному отверстию, где он заметил приличный железный прут, и стал освобождать узника. Выходя из своей камеры-шкафа, тот имел довольно заплесневелый вид.

– Ну-с, Иннокентий Михалыч, что вы можете сказать по этому поводу? – спросил Векшин.

– Павел Артемьевич, это просто какая-то трагическая ошибка, клянусь мамой. На втором и третьем этаже студии стоят абсолютно одинаковые ряды сейфов. И там, и там есть цифра «13». Накануне мы положили пленку в сейф № 13 на втором этаже, а потом пришли забирать материал на третий этаж, к тринадцатому же сейфу. И что характерно, ключ подошел один к одному. А сегодня я обратил внимание на это совпадение. И, слава богу, обнаружил пропажу на втором этаже.

– Он еще и бога поминает… – проворчал Никола.

– Пили что-нибудь, перед тем как подходили к сейфам накануне? Только быстро! – спросил Векшин.

Антагонисты потупились.

– Так! Оштрафованы оба в размере месячной зарплаты. Чувствую, пора вводить в группе сухой закон. Сегодня, что у нас? Пятница? C понедельника в «Другой жизни» объявляется круглосуточный сухой закон. Иннокентий Михалыч, я попрошу вас сейчас позвонить в больницу режиссеру, обрадовать его и, конечно, выслушать первый поток благодарности.

– Паша, зря ты его отпускаешь, врет он! – снова расправил плечи Никола.

– А вас, Губанов, я попрошу остаться.

Когда отряхнувшийся Артшуллер вышел из павильона, значительно воспрявший духом исполнительный продюсер наконец удовлетворил свое жгучее любопытство.

– Так ты зачем Кешу в шкаф посадил?

Никола поднял на него свои чистые арийские голубые глаза и поведал:

– Я не только его в шкаф посадил – он же известный клаустрофоб – я ему еще и хард-рок включил, я его еще и сигарой травил, я его еще пенопластом по стеклу охаживал. Я все делал правильно – всех этих вещей господин Артушуллер не переносит до смерти. Паша, он бы у меня обязательно заговорил, если бы ты его не отпустил сейчас.

– Cкажи, Николай, у тебя в органах дознания никто из семьи не служил?

– Я потомственный кинематографист, Павел Артемьевич! – гордо заявил Губанов.

– Н-да. И все же сдается мне, что твоя прабабушка с каким-то чекистом согрешила! А если бы помер наш директор?! А если бы он рассудка лишился?!

– Да о чем ты говоришь?! Он же живуч, как…

– Все, Николай! А вообще я тебя поздравляю: будем снимать кино дальше. Шоу продолжается!

Никола кивнул. И они обнялись. А через три часа оба изрядно выпимших кинематографиста отколупывали кухонным ножом железные, намертво пришпиленные цифры на сейфах второго, третьего и, на всякий случай, четвертого этажа. А на другое утро Павел Артемьевич Векшин за свой счет заказал знакомому художнику-декоратору изготовление сейфовых номерных знаков, договорившись с руководством студии навсегда исключить из оборота цифру «13».

Х. Точка возврата

Ей ничего не снилось, кошмары ее не мучили, она дышала ровно и глубоко. Проведя 11 часов во власти безмятежного морфея, Елена Николаевна открыла глаза. На душе было легко. Она нажала кнопку на пульте телевизора.

– Вчера около двух часов ночи возле торгово-развлекательного комплекса «Бегемот» прозвучали несколько взрывов. Очевидцы из окрестных домов и охранники комплекса рассказывают, что по своей форме и звучанию взрывы напоминали скорее атмосферные явления – раскаты грома и сверкание молний, нежели стрельбу и взрывы гранат, сопровождающие криминальные разборки.

Красивая корреспондентка на экране телевизора, рассказывала о происшедшем увлеченно и приподнято. Может быть, она была неисправимой оптимисткой?

– Тем не менее, на месте происшествия были обнаружены два человека, хорошо известных в криминальном мире города. Иван Цимлянский по кличке Вано и его охранник находились в бессознательном состоянии неподалеку от своего сильно поврежденного лимузина.

Камера показала искореженные останки редкостного автомобиля.

– По словам врачей, работавших на месте происшествия рядом с торгово-развлекательным центром «Бегемот», лидеру одной из крупных преступных группировок города, Вано Цимлянскому нанесен значительный ущерб в паховой области, несовместимый в дальнейшем с исполнением им, Цимлянским, детородных функций. После оказания первой медицинской помощи пострадавшие пришли в сознание, но ничего по поводу событий, оказавшихся причиной их теперешнего плачевного состояния, сказать не могут. Медики констатируют потерю памяти. Свидетелей разыскать также пока не удалось. Столь необычное происшествие заставляет предполагать…

Лена села на кровати. Хорошее настроение не выдержало перехода из горизонтали в вертикаль и медленно осыпалось. «Ого! А ведь это, кажется, моя работа… Это что же получается? Опять мои законопослушные дамы проявились? Вовремя, надо признать. Хотя… А как же наша договоренность? Тихонова, а Тихонова, а ведь с тобою что-то происходит…»

Лена вошла в ванную комнату и открыла воду. Придирчиво посмотрела в зеркало и, что характерно, осталась собой довольна. Членовредительница прекрасно выглядела и не испытывала никаких угрызений совести.

Любой знакомый Елены Николаевны, оказавшийся рядом с ней в эту секунду, не смог бы с уверенностью определить, что именно изменилось во внешности его знакомой. Но то, что перемены произошли, было не только видно невооруженным глазам, но и ощущалось энергетически. Кажется, чуть больше изломились ее тонкие брови, может быть, немного насыщеннее заалели губы, а может быть, несколько царственнее стала осанка учительницы истории… И взгляд. Серые глаза стали темными, почти непроницаемыми, зрачки расширились как у молодой кошки, играющей с мышью, и в них появился притягательный, очень притягательный свет. Кстати, сама излучательница чарующего свечения ничего необычного в себе не заметила. И через мгновение опустилась в душистую пену ванной и замурлыкала какую-то песенку.

Мелодия была несовременная, и сама Елена наверняка удивилась бы, если бы ей сказали, что она выбрала для себя тему оперы Гуно «Фауст».

Пока Елена, вся в пене, обдумывала вчерашнее происшествие, в номер постучали. Она откликнулась. Вошла горничная и что-то сказала ей через дверь. Когда Елена, воздушная и прекрасная, вплыла в комнату, то увидела чудо. Роскошное и благоухающее чудо – если не миллион, то уж из несколько дюжин алых роз… Последний раз ей дарили цветы в ее родном преподавательском коллективе на прошлогодние мартовские торжества. Елена, поотвыкшая от даров флоры, обмерла и, скрестив ноги, молчком уселась перед букетом. Попыталась сосчитать и сбилась. Опустила лицо в полураскрывшиеся бутоны и, разумеется, укололась. Наконец заметила небольшой конверт. Векшин сообщал, что думает о ней постоянно и приглашает ее сегодня в кинематограф. Но не на последний сеанс и не на последний ряд, а к себе в «Другую жизнь», где она сможет познакомиться со знаменитыми артистами и понаблюдать за рождением искусства. «Что-то в этом роде я уже слышала когда-то».

Зазвонил телефон. Межгород. Лена с трудом оторвалась от цветов.

– Алло!

– Алена, что ты со мной делаешь!

– Мама, я же тебе звонила на автоответчик. Разве ты…

– Елена, ну как ты можешь так себя вести. Детский сад, честное слово! – и на таком расстоянии выговор Елены Сергеевны пробуждал угрызения совести.

– Мама, я …

– Ну, вот где ты теперь?

– Я? На полу в гостинице, рядом с цветами, – в точности обрисовала свое положение Елена Николаевна.

– Какими еще цветами?

– Розами. Их тридцать… раз, два… их тридцать пять штук. И они ярко-алые.

– Я надеюсь, их подарил тебе приличный человек?! И я тебя тоже поздравляю, Аленушка! Успехов тебе в труде и в личной жизни! Здоровья! Счастья! Будь умницей, дочь, и не огорчай маму!

– Мама дорогая, а я и забыла! Вот что, значит, встретиться с молодостью в компании ведьм, – пробормотала Елена.

– Что-что?

– Спасибо, мамуля! Как на работе у тебя?

– Странная ты какая-то сегодня… У тебя все в порядке? Ты мне сказала, что едешь в командировку. В школе говорят – отпуск за свой счет. А сейчас ты вспоминаешь молодость, забыв о собственном дне рождения?!.. Кто он, Елена? – спросила мать.

– Мама, у меня действительно творческая командировка, я чувствую себя прекрасно и впереди у меня блестящее будущее, а цветы мне подарил … коллега как раз по этой самой командировке. Как говорят в американских школах, у меня все о-кей. Честное слово, мама!

Отчитавшись перед матушкой, также имевшей опыт творческих поездок в молодости, – Елена Сергеевна была чемпионкой области по женскому биатлону – Лена принялась размышлять о том, в каком виде она завтра выйдет в свет. Эти размышления заняли у нее не более четырех часов. Решила одеться поскромнее: подустала уже от кабаков и нарядов, а также от чрезмерного внимания мужчин.

Одеваться и причесываться начала заранее, минут за пятнадцать до назначенного Векшиным времени. Два зеркала в шкафу угодливо показали ей спину и все, что ниже. Огромный синяк был там, где ему и полагалось быть. Лена недобрым словом помянула Вано Цимлянского и подумала почему-то о том, как бы прокомментировал это украшение Векшин. Вспомнила ночную «творческую командировку». Обозлилась еще больше. Зеркальная поверхность не выдержала ее взгляда и мгновенно покрылась сеткой трещин. Лена вздрогнула и глубоко вздохнула. «Как бы там ни было, все вчера было сделано правильно. По крайней мере, с педагогической точки зрения. Только вот… кто бы мне объяснил…». В этот момент зазвонил телефон. Лена вздрогнула и неловко задела локтем дверку шкафа. Морщась то ли от боли, то ли от участившегося сердцебиения, подняла трубку.

Векшин, кажется, сконцентрировал в голосе все свое обаяние.

– А я думал, ты уже куда-то исчезла. Звонил днем несколько раз – никто не отвечает… – сказал он.

– У меня был здоровый сон и чуточку депрессии. Спасибо за цветы. А я думала, ты ни о чем не догадывался.

– Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь. Впрочем, цветы это не подарок, а естественное проявление моего отношения к тебе. Подарок будет позже, – сказал Векшин.

– Только не говори, что в качестве суперприза хочешь предложить себя, – подала идею Елена.

– Не буду говорить.… Так ты сможешь сегодня быть на нашей скромной вечеринке?

– Пожалуй. Но только обязательно со знаменитостями, – сказала Лена.

– На твоем фоне они все равно померкнут, – сказал Векшин.

– Векшин, неужели это ты мне говоришь все эти банальности?!

– Я… Старею, наверное. Пожилые люди, когда влюбляются, глупеют обычно, – попробовал сострить Векшин.

– Павел Артемьевич, вам действительно надо поработать над диалогами.

– Диалог – плод совместного творчества двоих, как минимум… Предлагаю сегодня поработать над этим вместе, – нашелся Векшин.

– Я подумаю.

… Сухой закон в группе должен был наступить с понедельника. А в выходные полномочный представитель Центра Павел Артемьевич Векшин решил организовать вечер, знаменующий наступление нового этапа в съемочной группе «Другой жизни». Поводом, собственно, послужило недавнее «чудесное обретение» исчезнувшего материала. Режиссер Катайцев, узнав о казусе с пленкой, отреагировал на это достаточно неожиданно: «Черт, как жалко, что она нашлась. А я уже было другой поворот в сюжете продумал. Блестящий поворот, коллеги!». Векшин ощутил тогда острое желание снова отправить главного творца в больницу. Правда, постановщик вскоре образумился и начал набрасывать план съемок на следующую неделю.

На вечеринку позвали всех до единого членов съемочной группы, даже наемных водителей. Была арендована одна из огромных производственных столовых неподалеку от студии. Векшин сознательно хотел воспроизвести на вечере хорошо знакомую большинству его соратников атмосферу коллективной гулянки с роскошным столом, тамадой (эту роль охотно возложил на себя Никола Губанов) и неформальным общением. Кроме того, Паша воспользовался служебным положением и пригласил на вечер своих давних одесских товарищей, которых осталось в городе не так уж много после израильского исхода. Благо он мог позволить себе устроить это мероприятие на собственные деньги. Правда, Векшин не знал пока, как представит своим единомышленникам и друзьям никому незнакомую девушку по имени Елена. Особенно его раздражала перспектива возможных оценивающих взглядов и комментариев двух-трех дам, которые, являясь сотрудниками съемочной группы, должны были присутствовать на вечеринке. Решил что-нибудь придумать по ходу дела.

Официальная часть мероприятия ограничилась коротким спичем Векшина: «Ребята, давайте жить дружно и уже снимем побыстрее наше кино!». Все похлопали с чувством. Затем высказался Катайцев в том смысле, что побыстрее оно конечно хорошо, но главное – это качество и дух подлинного искусства. Ему тоже поаплодировали. Затем прозвучал тост за кинематограф, второй – за всех здесь присутствующих, третий – за прекрасных дам. И пошло…

– Вот уж не думал, Паша, что ты сможешь когда-нибудь познакомиться с такой женщиной, – сказал Векшину Кульман, когда они собрались пойти покурить. Частный детектив, также приглашенный на вечер и пришедший сюда в костюме и в галстуке (случай экстраординарный), проговорил это достаточно громко, и Елена Николаевна, сидевшая рядом, спросила своего нового знакомого:

– C какой «такой», Илья Семеныч?

– С Женщиной с большой буквы, Елена Николаевна.

– А с кем же он общался раньше?

– С инфузориями-туфельками. Паша никогда не слушал моих советов. А старый Кульман знает толк в женщинах, – при этих словах на Илью пристально посмотрела жена и, судя по всему, собралась потребовать разъяснений, но Векшин подхватил старого товарища, и они двинулись к выходу отравляться табаком.

Павел Артемьевич, я не поняла, так вы женаты что ли? – с притворным удивлением спросила студийная гримерша Вероника, держа в руках длинную тонкую сигарету и натянуто улыбаясь. В зеленых глазах плескалась злость. «Начинается…» – подумал Векшин. Он притянул к себе Веронику, с которой его связывали непонятные отношения «коллега-любовница-подчиненная» вот уже несколько лет, вернее картин. Поцеловал в щеку. Прошептал что-то на ухо. Вероника стряхнула пепел ему на туфли, размахнулась и дала ему что-то вроде пощечины. «Вроде» – потому что удар пришелся на нос. Кровь не замедлила появиться. И на белой рубашке тоже.

Векшин охнул и зажал свой слабый орлиный нос платком и подумал про себя, что красное на белом – весьма трагичное сочетание цветов.

В курилке, образовавшейся в «предбаннике» столовой, наступила тишина. Хорошо еще, что вместе с Ильей и Векшиным молчали еще человека три, не больше. Справедливейшая из Вероник гордо процокала в зал. На этот раз Кульман взял Пашу под руку и увлек куда-то в кастрюльно-моечное помещение. Посадил на стул. Увесистые тетеньки в белых халатах поойкали, дали Векшину полотенце и показали, где умыться.

– Чего ты все хмыкаешь, Кульман? – спросил он, стараясь держать нос кверху.

– Я? Да нет, это я всхлипываю. У тебя запасной рубашки нет?

– У меня нет рубашки. У меня нет, наверное, уже и авторитета. Продюсера по лицу… Прилюдно. Я ее придушу!

– Паша, не расстраивайся. Думаю, что факт кровопускания придаст твоей личности еще больше загадочности и значительности. Особенно в дамских глазах. И не вздумай никого душить, тем более щипать или обливать водой. Умылся? У меня в машине свитер есть. Я сейчас, – сказал Кульман.

Елена Николаевна с удивлением посмотрела на Векшина.

– Ты что плакал?

– Нет, что ты. У меня всего лишь внезапный приступ аллергии.

– Боже мой! На что же?

– На сигареты «Моre», Лена. Но теперь уже все в порядке.

– Ничего не понимаю, – сказала Елена Николаевна и собралась задать следующий вопрос. Но Паше пришла на выручку зазвучавшая музыка.

– Это, кажется, твои любимые итальянцы. Потанцуем? – пригласил он и через мгновение услышал рядом с собой:

– Павел Артемьевич, разрешите пригласить вашу даму?

Рядом с ними стоял Катайцев. Выглядел он сногсшибательно. Бледный, стройный, с выдающимся кадыком, весь в белом и к тому же в красном галстуке.

Павел поморщился.

– Познакомься, Лена. Это наш режиссер, надежда отечественного кинематографа и моя тоже, – представил он.

– Сергей.

– Елена.

Векшин скрепя сердце дал разрешение, которого Елена, кстати, не спросила ни словом, ни взглядом. Паша откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, положил ногу на ногу. Он не знал и не мог знать, что одновременно с ним за этой парой наблюдает еще одна пара глаз, голубых, почти прозрачных. Члена координационного совета «Сообщества лояльных ведьм» Марину Аркадьевну Дейнеко неузнаваемо преобразила сегодня новая ультракороткая стрижка и строгий, почти мужского покроя костюм а-ля Марлен Дитрих. Радикальная смена имиджа была связана и с вошедшей в пиковую стадию предвыборной кампанией (белокурые локоны и голые коленки с политикой плохо вязались), и с новыми знакомствами, которые Марина с охотой завязывала в среде творческой интеллигенции. В частности, с художником-визажистом киностудии Вероникой Бурмистровой. Она-то и пригласила ее сегодня на вечеринку. Гримерша не была посвящена в дела Сообщества. Марина пока присматривалась к ней и время от времени с ее помощью решала кое-какие мелкие проблемы производственного и личного характера.

Визит на эту кинотусовку очень заинтересовал Марину Аркадьевну. И теперь, глядя на не узнавшую ее кандидатку в Сообщество, с завидной легкостью ставшую центром внимания присутствующих на вечере мужчин, она призналась самой себе почему.

Вот и режиссер Сережа начал оказывать явные знаки внимания этой подающей надежды старлетке… А ведь еще недавно примой была бы только она и никто другой. И тут Настоящей женщине Марине Аркадьевне Дейнеко пришла в голову мысль, показавшаяся ей очень занятной. Она даже зажмурилась от удовольствия. «Хочешь быть центром вселенной, милая? Ну что ж!… Интересно, а что скажет твой „подопечный“? Я бы на его месте…»

Тото Кутуньо что-то там пел про одиночество. Катайцев что-то оживленно говорил своей визави. Она улыбалась и даже один раз кивнула в ответ. После настоящего итальянца вступили «Иглз» с гостиничной темой. Вопреки ожиданиям сидящих за столами некоторые танцующие пары не стали возвращаться к столам.

Кульман придвинулся ближе к рассеянно поедавшему салат Векшину.

– А я бы не раздумывал, Паша!

– А я и не раздумываю, – ответил Векшин.

– Когда на свадьбу пригласишь в таком случае?

Векшин засопел. Потом налил в рюмки водки.

– Будешь?

– Смотри, Паша, уведут красну девицу, – хрустнув огурчиком, кивнул Кульман в сторону танцующих.

– У меня?

Очень долго не кончалась песня об отеле с нерусским названием. Векшин встал, когда Елена Николаевна в сопровождении своего партнера по бесконечному танцу подошла к столу.

– Благодарю вас, Елена. Надеюсь, что наш разговор будет иметь свое продолжение.

Лена предупредила вопрос Векшина.

– Сергей по доброте душевной выразил восхищение моей неземной красотой … чем-то там еще…

– Наверное, фотогеничностью? – помог Векшин.

– Да, и фотогеничностью. И даже предложил мне сниматься в кино.

Катайцев застенчиво начал объяснять:

– Понимаешь, Паша, я в последнее время много думал об эпизоде, который закольцевал бы сюжет фильма. И, что очень важно: в нем просто необходимо присутствие красивой дамы с нерастиражированным в кино лицом и фигурой.

– Вероятно, это будет нечто эротическое? – невинно присоединился к разговору Кульман.

– Вовсе не обязательно. Хотя… Павел, пойми меня правильно. Дело в том, что твоя новая знакомая, как мне кажется…

При этих словах Лена скрестила руки на груди и горделиво посмотрела на Векшина.

– … в полной мере обладает уникальным сочетанием качеств, почти не сочетаемых в женской природе. Елена Николаевна красива, умна, интересна и фотогенична. Эта женщина создана для того, чтобы быть Музой.

– Предлагаю выпить за Музу, – предложил откуда-то взявшийся Никола.

– Но только тихо. А то я боюсь, как бы ваши дамы не расстроились, услышав этот тост, – добавила Елена Николаевна и подняла бокал с шампанским, решив не обижаться на режиссерское высказывание о женской природе.

Предосторожность Елены Николаевны была совсем нелишней, поскольку исполнительница главной роли Инесса Валентинова как раз находилась в это время неподалеку от тостующих. И, кажется, кое-что она все-таки услышала, судя по поджатым губам и гневному румянцу на щеках.

Векшин поиграл желваками на скулах. Елена болтала с окружающими ее мужчинами и, казалось, совсем не обращала на него никакого внимания.

– Елена Николаевна, разрешите Вас пригласить, – Векшин с досадой услышал не свой, а кульмановский голос. Мельком взглянув на Пашу, Лена улыбнулась Кульману.

– Илья Семенович, я бы с превеликим удовольствием, но боюсь, что если я не отдам следующий танец господину Векшину, у него случится нервный срыв.

Кульман понимающе закивал. А Лена сделала шаг к Векшину.

– Пойдешь со мной танцевать?

– Ну, если ты настаиваешь.

Шутливой интонации не получилось, и Паша разозлился на себя еще больше.

– А ведь тебя «заязвило», как сказала бы моя бабушка, оттого, что я немного пококетничала с вашим главным, – догадалась Елена.

– Ну, во-первых, главный здесь я… – сказал Паша.

– Да-да, извини, я не очень разобралась пока в вашей табели о рангах.

– И, во-вторых, это ты называешь «немного пококетничать»? Ты посмотри на нашего режиссера, на нашего Сережу Катайцева. Да у него вид человека, только что испытавшего сексуальный шок. Что ты с ним сделала за два часа знакомства? – сказал Векшин.

– Павел Артемьевич, не надо меня так прижимать к себе. Люди кругом, – прошипела ему на ухо Елена.

– А ты действительно очень изменилась за эти годы…

– Говорите, мне интересно… – сказала она.

– Теперь ты правильно себя ведешь с мужчинами.

– Надеюсь, ты мне не льстишь.

– И хоть ты все делаешь правильно, но меня совсем это не радует, – грустно добавил Векшин.

– Говоришь загадками, Павлуша!

– Как-как ты меня назвала?

– Павлуша. Так называла Павку Корчагина его мама в фильме «Как закалялась сталь», – ответила Елена.

– И ты меня так называла когда-то, нет?

– Да, кажется. Слушай, музыка уже кончилась, а мы с тобой все топчемся.

– Ну и что. Потанцуем еще. В конце концов, чем я хуже Катайцева, – сказал Векшин.

Вновь зазвучала музыка. Как по заказу медленная. «Наверняка Кульман проконтролировал».

– Ты не хуже, ты лучше. Как жаль, что я не могу назвать тебя своим мужчиной…

– И в кино я тебе не предлагаю сниматься, – проговорил Паша.

– Почему кстати? Ты ведь не последний человек в этой компании, сам сказал, – поинтересовалась Лена.

– Знаешь, у меня когда-то был один знакомый. Он знакомился с девушками таким образом: «Здравствуйте! Не скажите сколько времени? А я работаю в кино!..»

– И что дальше?

– Дальше – дело техники. В девушке просыпался, а потом и нарастал интерес то ли к кинематографу, то ли к моему знакомому. Но мне всегда такой способ знакомства казался пошловатым.

– А если меня и в самом деле заинтересовало предложение вашего режиссера?..

– Елена, не сходи с ума. При всем моем уважении, так растаять перед перспективой обнажить задницу перед миллионами зрителей может только…

– Кто?! А ты можешь быть резок со мной! И подумай все же, а если мое скромное участие и впрямь пойдет на пользу вашему фильму? Разве режиссеру фильма не видней? Рассуждай как профессионал! – обратилась Елена к мужской логике.

– А я и рассуждаю как профессионал, который не путает личную жизнь с профессией. И вообще, что-то я раньше не замечал, чтобы ты интересовалась кино, – отвечал Павел.

– Ты вообще раньше мало что замечал. Итак, ты мне запрещаешь попробовать? – чуть повысила голос Елена Николаевна.

– Как я могу тебе что-то запретить? Я ведь не твой мужчина, – склонил голову Векшин.

– Вот и отлично. Теперь-то я знаю, как проведу свой отпуск.

– Обнажайся на здоровье. Могу даже устроить тебе сцену в стиле мягкого порно, – продолжил в том же духе Паша.

– Я подумаю, спасибо, – ответила Елена.

– Меня всегда живо интересовал поголовный женский эксгибиционизм. Что это: врожденное или благоприобретенное?

– А меня всегда мучил другой вопрос: отчего за благообразной личиной каждого мужика обязательно кроется ревнивый самовлюбленный самец? – оставила за собой последнее слово уже не на шутку рассерженная Елена.

… К столу они подошли быстрым шагом, порознь и не дождавшись окончания музыки. Лена натянуто улыбнулась, когда Никола предупредительно отодвинул ей стул. Павел наполнил рюмку и постучал по ней ножом.

– Дорогие мои! Предлагаю выпить за мастеров своего дела – за нас с вами, коллеги! – Векшин поднял рюмку повыше. – Выпьем за то, чтобы каждый из нас занимался своим делом и делал его как можно лучше. Дилетанты погубят эту страну. Да здравствует профессионализм!

«Какую базу подвел!» Елена покусала губы и пододвинулась к Векшину ближе.

– А, по-моему, из меня получится недурная актриса. Я сейчас ощущаю в себе небывалый душевный подъем. И, кроме того, я дама в самом расцвете сил, не находишь? – вкрадчиво произнесла она.

– Я нахожу, что вы с Катайцевым окончательно заморочили мне голову, – сквозь зубы ответил Векшин.

– Сергей, можно вас на минутку, – Елене Николаевне явно понравилось во всем брать инициативу в свои руки.

Катайцев, терпеливо объясняющий актрисе Валентиновой какую-то сверхзадачу, оглянулся. Подошел к ним.

– Сергей, как вы думаете, почему господин Векшин не верит в мою фотогеничность?

Катайцев прищурился и подергал себя за ухо. Векшину захотелось пнуть его в худую лодыжку.

– Мне кажется, что прежде всего в нем говорит чувство собственности. И по правде говоря, я его понимаю. Я сейчас, конечно, рискую своей шеей и, что еще более ужасно, своим блестящим будущим, но погрешить против истины не могу… Павел Артемьевич, категорически заявляю: Елена Николаевна нужна мне… в смысле нам! Я уже поговорил с Инессой, нашей главной героиней, дочь которой вам, Елена, предстоит сыграть.

– Дочь?! – в один голос воскликнули оба собеседника Катайцева.

– Да. Это будет такое воспоминание о будущем. На грани смерти, на грани безумия наша героиня увидит своего ребенка, еще не рожденную дочь, – заявил режиссер.

– И вы думаете, мне по силам изобразить девочку? – спросила Елена Николаевна.

– Почему же обязательно девочку? Мать ведь не обязательно должна представлять свою дочь девочкой. Она увидит ее в том самом возрасте расцвета, в котором находится сама. Это будет такое видение. В нашем фильме это возможно.

– Да-да, у нас ведь авторское кино, – изрек Векшин.

– И конечно, вам надо будет поближе познакомиться с Инессой, вашей мамой по фильму. Секундочку… Иннокентий Михалыч! Когда мы снимаем эпизод «Видение»?

– Ровно через месяц, – сказал Артшуллер.

– Сергей, предположим, я соглашусь, но вот через месяц для меня это никак невозможно. Меня дети ждут, – развела руками Елена.

– Дети? Какие дети? – удивился Катайцев.

– C четвертого по девятый класс. Школьники из города Ханты-Мансийска.

– А разве вы не…

– Нет. Я издалека.

– В таком случае вас послал нам сам господь бог … в лице Павла Артемьевича (Паша любезно поклонился). И мы снимем этот эпизод в ближайшее время, правда, гражданин начальник?

– Разумеется, я далек от мысли в чем-то препятствовать творческому полету режиссера, но, могу спорить, ни фига у вас не выйдет из этой затеи, – сказал Векшин.

– Заметьте, не я это предложила, – тут же протянула ему ладошку Елена. У нее блестели глаза и подергивались уголки губ. – На что спорим?

«Ну ладно, секс-бомба!»

– Предупреждаю, я буду весьма и весьма пристрастным судьей вашему опыту. – Он тоже протянул руку. – Спорим на любое мое желание!

– Скорее на исполнение моего! Я намерена выиграть, – сказала Елена.

– Ну, вот и хорошо, – заключил Катайцев. – А теперь я бы предложил вам еще один танец, Елена Николаевна. С вашего разрешения, Павел Артемьевич.

Векшин чертыхнулся и пошел курить, прихватив с собой Кульмана.

Марина Аркадьевна проводила его злым взглядом. «Тоже мне мужик!». Потом подняла бокал в сторону пары «стажерка-режиссер». «А ты и в самом деле не так проста, голубушка. Если так пойдет, то на следующих выборах моей соперницей можешь стать. Только этого мне не хватало!». Марина притянула к себе Веронику, крепко поцеловала в губы и, отстранив ошарашенную гримершу, вышла из зала походкой человека, принявшего важное решение.

Вот также, стремительно и безвозвратно, Марина принимала решение лет пятнадцать назад, когда ее подкосило совершенно неожиданно возникшее чувство к одному интересному человеку противоположного пола. Кто бы мог подумать, что с Настоящей женщиной может случиться что-то подобное! Правда, коллеги из Сообщества ее предупреждали, что один раз в тысячу лет каждой из них посылается такое испытание, так сказать, проверка на прочность. И не кем-нибудь посылается, а… впрочем, не надо имен. Проверку Марина выдержала. Но однажды, когда этот мужчина горячо целовал ее и рассказывал о том, как все у них будет хорошо, Марина замечталась… В общем, килограммов семь она в том апреле сбросила, то ли от душевных переживаний, то ли от авитаминоза… Но в один прекрасный день, нет, в одну прекрасную ночь она все-таки приняла правильное решение. И на утро ее избранник, уже бывший, проснулся один. Однако таинственный и могущественный Куратор Сообщества Лояльных ведьм иногда разрешал себе пошутить. При этом весьма своеобразно. Да и кто мог ему запретить?! Поэтому Марина не очень пеняла на свою ведовскую судьбу, когда узнала, что в качестве наживки для тестирования очередной кандидатки предлагается использовать ее бывшего возлюбленного – Павла Векшина. Она только быстро-быстро постаралась изменить собственную внешность: походку, голос, форму носа, ягодиц и даже мочки ушей – благо это было распространенной практикой в Сообществе. Вот только со своим внутренним голосом, обостренным голосом собственницы, она так и не смогла найти общий язык.

XI. Что дальше?

Как и подавляющее большинство граждан, Елена Тихонова бессчетное количество раз начинала вести дневник. Но одно дело вести оживленную переписку с десятком друзей и знакомых, а другое – оставаться наедине со своими мыслями и, более того, откровенно и объективно доверять их бумаге. Бр-р… Дневниковые записи – дело ответственное. И ведут их либо по великой потребности, либо по великой глупости, либо по великой впечатлительности. Судя по начальной записи в дневнике Елены Тихоновой: «Кто я?..» – она тяготела к первому.

В последующих заметках немного сбивчиво и занудно она пыталась найти ответ на вопросы: почему ей так не везет с мужиками и почему все они, в основном, сволочи. Неоднократно возвращалась Елена и к вопросу собственного самоопределения. Как и к вопросу дальнейшей реализации контракта с Сообществом. После первого успеха в ресторане «Мефисто» она честно пыталась что-то придумать. Но… В своих мыслях она доходила даже до того, чтобы… Впрочем, этично ли разглашать интимные мысли молодой незамужней дамы? Стоит, пожалуй, только обратить внимание на глаголы, которыми пользовалась Елена Николаевна, перебирая варианты взаимоотношений со своим подопечным: напоить, соблазнить, украсть, заговорить, наслать, ухайдакать(!), а также поймать, ублажить, накормить, зареветь, стукнуть, напасть. И еще: замурлыкать, пообещать, поцеловать, затащить… В общем варианты были. Но единственно верный пока не просматривался.

XII. Успех

…Она стояла у окна в белом платье. Лил дождь. Мокрые разводы на окне делали лицо этой женщины печальным, даже скорбным. Время от времени она поправляла волосы и проводила рукой по лицу. Кажется, она, как и погода, была не в лучшем настроении. Плакала? Вспоминала? Просто грустила? Иногда вспышка молнии резко освещала все вокруг, и в одном из стекол большого окна можно было заметить еще одно женское лицо. Этой дамы, судя по всему, не могло быть внутри помещения. Ее лицо возникло ниоткуда и было не чем иным, как отражением каких-то глубоко личных мыслей женщины у окна. Но в отличие от нее дама-отражение не казалась потерянной. Более того, она выглядела удивительно солнечно в сумраке ливневой ночи. Ее лицо можно было бы назвать юным, чистым и даже невинным: полуоткрытые губы, пушистые ресницы, тень от которых падала на высокие скулы, лоб без единой морщинки, безупречная линия изогнутых бровей… Да, она выглядела бы вполне наивным созданием, если бы не ее глаза. Глаза выдавали в ней обладательницу знания. Немного с лукавинкой, они, казалось, обещали тому, кто рискнет в них заглянуть, открыть какую-то тайну о самом главном в жизни. Глаза звали, упрекали, смеялись и прощали. Глаза светились. Да-да, вот и в эту секунду, при новой вспышке молнии, в них опять возникло и несколько мгновений пульсировало необыкновенно притягательное сияние.

…В просмотровом зале зажегся свет. Этот эпизод представлял собой значительную часть материала, который Векшин с группой отсмотрел в этот день. Большую часть пленки он видел впервые. К его радости, фильм, кажется, получался. Картина без внятной драматургической основы всегда рискует оказаться плодом трепетного самовыражения авторской группы – и только. Но «Другая жизнь» и в незаконченном виде постепенно обретала черты очень интересного кино, «атмосферного», как выражался Векшин в таких случаях. Помимо всего прочего, к приятным впечатлениям исполнительного продюсера добавлялось еще одно: эпизод с участием дебютантки Тихоновой смотрелся очень прилично. Уже на съемках Векшин увидел, насколько органично и уверенно Елена держится на съемочной площадке, а ее природное обаяние помогает ей успешно справляться с решением поставленной режиссером сверхзадачи: создать образ молчаливой девушки-загадки.

Самой дебютантки на просмотре не было. Накануне она говорила с Векшиным по телефону хриплым голосом и, сославшись на плохое самочувствие и распухший нос, отказалась «вставать с кровати и куда-нибудь идти, а также принимать кого бы то ни было, а тем более невоздержанных мужчин» и «собиралась холить и лелеять свою замечательную приморскую простуду».

– Павел Артемьеич, как тебе?! – Никола стоял прямо перед ним и глаза оператора сияли, от лица всей группы он уверенно ждал заслуженной похвалы. Режиссер Катайцев, сидевший на первом ряду, обернулся, элегантно откинув руку на кресло, и внимательно смотрел на представителя Центра. Остальные – человек шесть – не шевелились. «Е-мое, если бы вы еще поменьше раздолбайствовали и собачились между собой…». Векшин молча подошел к выходу. Открыл дверь, обернулся и показал большой палец.

– Материал недурственный, коллеги. Я вас поздравляю, и себя, конечно, тоже!

– Актрисы в последнем эпизоде, кажется, действительно хорошо работают, – невинно произнес режиссер-постановщик – главный свидетель нелепого пари, о котором вот уже неделю с легким раздражением вспоминал Павел.

– Но, расслабляться нельзя, уважаемые. Сегодня до конца дня у нас объявляется выходной – в качестве поощрения. Но через пятнадцать дней съемочный период в Одессе должен быть закончен, ю андэстенд? Завтра в 9.00 дирекции совместно с творческой группой предоставить мне подробный план съемок по объектам. Администратору взять авиабилеты на…. четырнадцатое ноября для всех членов съемочной группы.

– А на актрису-дебютантку билет брать? – не смогла удержаться администраторша Женечка.

Векшин дернул носом и смерил ее взглядом.

– До завтра, – сказал он и закрыл за собой дверь. Большая часть группы не знала, куда он сейчас направлялся. Хотя кое-кто догадывался.

… – Мама! Ну, кто тебя просил!

– Лена, друг мой, ничего с тобой не случится, если ты разочек с ним встретишься и прогуляешься по пляжу.

– А другой разочек что мне с ним сделать?! И потом пляжный сезон в Одессе давно закончен!

– Не могу понять, чего тебе еще надо от жизни.

– Я точно не знаю, но уж не твоего Сережу Неволина в попутчики.

– Глупая ты и капризная, Елена Тихонова!

– Интересно в кого это я такая уродилась?

– Лена! Считай, что это моя личная просьба! В конце концов, он же не чужой тебе человек. Повидаетесь с ним, в кино сходите, в театр…

Лена помолчала в трубку.

– Хорошо, встречусь я с твоим Сережей.

– С нашим Сережей, доченька, с нашим.

– Хорошо, я встречусь с нашим Сережей и … раскручу его на ужин в ресторане. Привыкла я последнее время к ресторанам.

– Раскрути, доченька, раскрути. Потом расскажешь… Тут ко мне люди пришли, Ленок. Я тебя целую…

– Мама, а я в кино теперь снимаюсь…

– Да-да-да… Ну, пока, милая. Поздно не гуляй. А если гуляй, то только с Неволиным. Пока.

– Мама…

Гудки в ответ. Примерная дочь разочарованно бросила трубку.

Звонок из родного города ее окончательно «сбил с панталыку», как говаривала бабушка Лены. Вот уже третий день Елена пребывала в состоянии глубинного погружения в себя и выбиралась во внешний мир, то есть из номера, только купить кефира с булочками и подышать ночным воздухом на балконе. Предмет ее исследований – собственное «я» – пока не поддавался анализу. В принципе, такого рода неудачи были, к счастью или к несчастью, обычным делом для Елены. Но на этот раз ей было вообще непонятно, что происходит. Если она проходит стажерский минимум на звание «ведьмы тире настоящей женщины», то, по словам ее экзаменаторов, не может оперировать ничем сверхъестественным в течение целого месяца. По крайней мере, с подачи и при помощи этого самого Сообщества лояльных ведьм. Тогда как же следует толковать недавние гром и молнии в ее собственном исполнении? Честно говоря, она даже пробовала повторить свой «грозный и грозовой» опыт. Ночью, конечно. При полном отсутствии людей. Ничего не вышло, хотя она и старалась действовать по системе Станиславского, насколько она ее себе представляла. C другой стороны, когда она дала мысленного пинка нетрезвому мужичку вульгарного вида, который похлопал пониже спины проходившую мимо него красивую и хрупкую девушку (вид с балкона), тот действительно как-то нелепо подпрыгнул и шлепнулся на асфальт с самым бессмысленным видом… Что происходит, товарищи женщины? Кстати говоря, сегодня истекала ровно половина срока, отведенного ей для выполнения условий контракта.

«Надо бы форсировать события…» Но апатия, ипохондрия, хандра и мизантропия навалились на будущую ведьму с нечеловеческой силой, и работать со своим «подопечным» пока не было никаких сил.

А тут еще мамочкин сюрприз: «К вам едет ухажер!» Перспектива встречи с давнишним знакомым и даже чуточку бывшим любовником (если принимать в расчет одну ночь, проведенную вместе на заре туманной юности лет семь тому назад) не то чтобы удручала, но совсем не радовала. Особенно сейчас.

Сергей Неволин, большой человек (в прямом смысле этого слова: рост 195 см, вес 120 кг), спортсмен, юрист, работник каких-то там спецслужб, объявлялся в ее жизни регулярно, невзирая на полное равнодушие и ярко выраженное раздражение избранницы. Очень настойчивый и душевно здоровый человек. Союзнические отношения с Еленой Сергеевной практически всегда помогали Неволину в течение очень короткого времени определить местонахождение, умонастроение, степень голода и раздраженности ее дочери После того, как Неволина перевели служить в один из крупных уральских городов, он писал ей еженедельные письма, приезжал несколько раз и всегда очень спокойно, без нажима, но настойчиво толковал о замужестве и счастливой совместной жизни. Лена пыталась это прекратить, но, видимо, в неволинской голове раз и навсегда поселилось желание жениться на ней, и никакие намеки, прямые отказы и даже оскорбления в данном случае не действовали. Впрочем, вел он себя всегда очень корректно, даже бесстрастно, к тому же в милицию ей жаловаться все равно не имело смысла.

Вот и сейчас выяснилось, что майор Неволин в Одессе по каким-то своим служебным делам, и он, совершенно случайно узнав от Елены Сергеевны, что ее дочурка проводит отпуск в Одессе, не преминул разузнать ее адрес и телефон и обещал обязательно навестить и развлечь(!) скучающую Елену. «Нет, все-таки в Книге рекордов ГИНЕСА вполне может зарегистрироваться еще один рекордсмен. Чемпион непосредственности! Извольте радоваться, самолет с майором Неволиным прилетает завтра!»

Стоп. И тут ее осенило: «А ведь Сережа Неволин, пожалуй, действительно может мне помочь своим появлением здесь. Мужская ревность – прекрасный катализатор чувств и в литературе, и в кино, и в жизни».

В дверь тихонько постучали. Лена, от нахлынувших мыслей засунувшая голову под подушку, прислушалась. Стук повторился. Желание видеть кого-нибудь отсутствовало напрочь. Но она все же подошла к двери и прислушалась. Там кто-то явно топтался в нерешительности.

– Кто там дышит так тяжко? – спросила Лена строго.

– Елена Николаевна, это Катайцев. Пришел поздравить вас и засвидетельствовать свое почтение.

Лена чуть приоткрыла двери.

– Сергей, дело в том, что я плохо себя чувствую и сегодня…

Она осеклась. В коридоре, помимо режиссера с букетом цветов, стояли еще два человека, в которых она узнала оператора Николу и что-то жующего Иннокентия Михалыча.

– А с чем поздравить-то?

– Как с чем, Леночка! C твоим блестящим дебютом! – выступил на передний план Никола.

– Да, Елена. Мы сейчас посмотрели материал. Вы прекрасно справились со своей ролью. Вашу работу одобрил даже высокий чин из Москвы. И вот мы взяли на себя смелость навестить вас и поздравить с этим событием, – сказал Катайцев.

Лена, наконец, вспомнила про свой весьма открытый халат, прическу и сразу забыла об ипохондрии и мизантропии.

– Я не ждала гостей… Но вы проходите, пожалуйста. Я сейчас.

Она пропустила делегацию в комнату, а сама проскользнула в ванную переодеться. Очень скоро гости, соврешенно разные по характеру и комплекции мужчины, уже провозглашали тосты в честь героини вечера. Лена с интересом наблюдала за ними со стороны. После умывания и переодевания душевные недомогания отступили, и Елена Николаевна вполне соответствовала сегодняшнему роли – роли женщины, за которой ухаживают сразу несколько мужчин под видом почитания ее артистического таланта.

«Площадку держал», конечно, Никола. Хотя, по наблюдениям хозяйки, самое страстное влечение по к ней испытывал внешне молчаливый и сдержанный режиссер. Флюиды, испускаемые им, заставляли поеживаться. Причем от тоста к тосту господин Катайцев не становился разговорчивее. Он поднимал бокал, выпивал, курил сигареты одну за другой и молча наблюдал за начинающей актрисой.

– Елена! – Иннокентий Михалыч, встал, немного сдвинув низенький стол-тумбу. – Не слушайте никого, вам не следует увлекаться этой греховной профессией. – Косые взгляды коллег его не смущали. – Вы такая!.. Был бы я не я… Как Пьер Безухов… Лена, выходите замуж скорее, рожайте детей, штук пять-шесть. Россия нуждается в вас!

– В чем нуждается Россия, так это в заботах Иннокентия Михалыча Артшуллера! – не удержался Никола. – Елена Николаевна, можно я буду вашим личным оператором?

Иннокентий Михалыч набрал в грудь воздуха… но Лена успела тронуть его за рукав. «Все-таки странную компанию объединила я своим дебютом… или своей неземной красотой?»

– Дорогие мои мужчины, спасибо вам за искреннее участие в судьбе скромной девушки, но, кажется, у меня другие планы на ближайшие лет пятьдесят. И все-таки я очень…

Елена Николаевна замолчала и обернулась к окну. В наступившей тишине стали явственно слышны звуки, абсолютно несвойственные курортно-гостиничной зоне отдыха: внушительный рев и вибрация какого-то мощного механизма. Елена раздернула шторы и открыла дверь на балкон. Вышла наружу. Мужчины потянулись за ней.

Векшин возникал постепенно: сначала шляпа, потом глаза и подбородок, потом расстегнутый ворот рубашки и что-то мягкое, пушистое, попискивающее в его руках.

Не сказать чтобы Елена Николаевна и ее гости были поражены, но все же удивление коснулось их сознания, слегка замутненного коньяком и шампанским. Для кого непосредственный начальник, а для кого и «подопечный», медленно поднялся откуда-то снизу и теперь стоял перед ними за ограждением балкона на уровне четвертого этажа.

Первой поздоровалась с Векшиным Елена и, перегнувшись через перила, с облегчением убедилась, что ничего сверхъестественного в его появлении нет. Никола, просветлев ликом, заорал: «Ура! Артемьич! Ты как раз вовремя!»

– А вы-то что здесь делаете? – подал голос «пришелец», не ответив ни на одно приветствие.

Елена Николаевна сделала приглашающий жест рукой. Векшин нахмурился, протянул ей пушистый комок, оказавшийся большим и толстым щенком, и перебрался из своего подъемного «стакана» на балкон. Потом, нагнувшись вниз, свистнул и махнул рукой водителю автокрана: «Свободен!». Наконец обернулся к Елене.

– А я думал, вам нездоровится, Елена Николаевна! Решил навестить больную, а тут пир горой и никто не болеет. Даже наоборот…

Елена Николаевна уткнулась носом в мягкую, отливающую золотом шерсть щенка.

– Как ее зовут?

– Его зовут Цезарь. Это подарок и одновременно лекарство от депрессии, – сказал Векшин, придирчиво осматривая стоявших рядом коллег. Мужчины потянулись обратно в номер.

– Спасибо. Я чувствую, как мне хорошеет и хорошеет…

– Вижу, – сказал Паша.

– Вы проходите, Павел Артемьевич… У меня сегодня гости нежданные, но приятные… – радушно пригласила Елена.

– Я понял.

– И как это вам пришло в голову навестить меня. Да еще таким способом! Да еще с подарком! Вы настоящий романтик, Павел Артемьевич! Кто бы мог подумать! – защебетала хозяйка номера с балконом.

Паша смерил Елену взглядом и придвинулся вплотную.

– Очень хочется тебя ущипнуть. Или поцеловать.

– Я догадалась, – попыталась отодвинуться Елена и уперлась спиной в стену.

– Какого черта делает здесь вся эта гоп-компания?! – наседал Векшин.

– У меня, между прочим, сегодня дебют. И мои друзья и коллеги пришли меня поздравить, – загородившись мирно посапывающим щенком, заявила Елена.

Коллеги не замедлили о себе напомнить:

– Елена! Павел! Вы еще с нами? Идите же сюда!

Павел отодвинулся, пропуская даму вперед. Щенок открыл глаза, зевнул и лизнул Лену в нос.

– Ну что, Цизик! Пойдем, у тебя сегодня тоже дебют.

Через пять минут Векшину был торжественно вручен план работы съемочной группы. А еще через четверть часа режиссер-постановщик при молчаливом соучастии остальных коллег задал ему сакраментальный вопрос: «Так как же насчет пари, Павел Артемьевич?»

Паша пожал плечами.

– У тебя, Сергей Альбертович, не только выдающийся талант, но и прекрасная память на пари, в которых не участвуешь ты сам.

Лена перестала есть апельсин.

– Так ведь справедливости хочется. Насколько я помню, некоторое время назад ты высказал недоверие нам с Еленой Николаевной, – сказал Катайцев.

– «Нам»? Пожалуй, ты прав. Справедливость должна восторжествовать, – согласился Векшин.

– И…

– Я думаю, что участие Елены Николаевны в нашем фильме делает нам честь. Я считаю, что ее ждет большое будущее на актерском поприще. Уверен, что ты, господин Катайцев, открыл новую звезду на кинонебосклоне. Поздравляю тебя, Елену, всех поздравляю. Ну и себя, конечно.

– Ура! – воскликнул Николай.

– Аминь! – провозгласил Катайцев.

– Те-те-те, – с сомнением протянул Иннокентий Михалыч.

Елена вздохнула. Паша ничего больше не сказал.

Вечер продолжался не более получаса, поскольку Векшин, приняв строгий и начальственный вид, скоро напомнил присутствующим о долге перед кинематографом и зрителем. Начали прощаться. Сегодня особенно задумчивая, Елена не стала никого удерживать. Когда режиссер с директором уже были в коридоре, в дверях произошла небольшая заминка. Никола Губанов, с самым лукавым выражением лица, на которое был способен, не удержался-таки:

– А желание? Елена Николаевна, ты уже решила, чего будешь желать? Могу посоветовать, если что…

Векшин плюнул с досады. Отвертеться не получалось. Щенок, устроившийся в ногах у стоявшей рядом Лены, тявкнул на него и припал на передние лапы.

– Говорите, Елена Николаевна. Только держите себя в руках. Я все-таки мужчина уже в возрасте.

Лена присела на корточки и почесала лобастую башку юного лабрадора. Снизу вверх посмотрела на проигравшего спор мужчину и обратилась к веселому оператору:

– Что пожелать я знаю, Коля. Но сейчас это не совсем уместно. Я немного погожу и через недельку господину Векшину все подробно изложу.

– А я… тебе, Никола, доложу и покажу. Потом. Если захочешь, – добавил Векшин.

Николе ничего не оставалось делать, кроме как поддержать рифму-импровизацию:

– Ну, что же, очень рад. А теперь я ухожу, ухожу, ухожу…

Векшин оторвал галантного Губанова от руки Елены и подтолкнул вслед остальным. Сам также поцеловал руку хозяйки (и не более!), надел шляпу и кивнул в стиле «Честь имею!». Дверь за собой закрывать не стал.

«Итак, пункт номер два. Какая я молодец!». Цезарь сделал на полу приличную лужу и победоносно смотрел на хозяйку. «Так-с, еще один подопечный на мою голову. Придется обеспечить ему кормежку и легальное существование в гостинице. Ладно, обэтом я подумаю завтра». А сегодня, убирая за Цезарем лужу, и моя в ванной бокалы, Лена думала о другом. И мысли были весьма противоречивые. Во первых, Векшин вырисовывался, хоть и не всегда идеальным, но вполне симпатичным мужиком. Собачку вот принес, и в кино, несмотря на ревность, все же снял. Да и ревность – вполне человеческое чувство. «Интересно, если бы не вся это ведьмовщина, а я бы в отпуске здесь оказалась – все бы так же вышло? И чем бы закончилось? И стала ли бы я из-за него так стараться, если бы не сладкая месть в конце? Он-то, сам как этот щеночек, и не подозревает за мной задних мыслей. Наивный! Прямо жалко будет его так расстраивать!»

Векшин у себя в номере вскоре оставил попытки уснуть. Его «проклятые вопросы» сводились сегодня, в основном, к ромашковой дилемме: «любит – не любит».

XIII. Если друг оказался…

– Слушай, Кульман, ты женщин любишь?

– Конечно. Очень. И давно.

– Да не об этом, Илюха. Я не либидо имею в виду. Можешь ли ты им верить и прощать их?

Разговор проходил в конторе у Кульмана в самом начале рабочего дня. Илья Семенович, далеко не впервые «исповедующий» своего младшего товарища, поудобнее устроился в кресле.

– Ну, во-первых, Паша, любить надо Родину и Бога, а во-вторых, я все это уже где-то слышал.

Векшин то ли хмыкнул, то ли вздохнул. Он ввалился к сыщику с решительным выражением лица и заявил, что ему, как всегда, срочно нужна квалифицированная помощь. А потом предался отвлеченным рассуждениям.

Дело в том, что накануне вечером, когда усталый и недовольный прошедшим съемочным днем Векшин подъезжал к гостинице, ему было видение. Из дверей «Аркадии» выходила замечательная пара. Он, высокий, представительный и, судя по всему, очень крепкий физически мужчина, – и она, красивая молодая женщина, на которую нельзя было не обратить внимания. Векшин и обратил. После наведения фокуса, ему стало совершенно ясно, что эта эффектная дама ему хорошо знакома. Елена Николаевна, очевидно, собралась провести вечер вместе со своим спутником. Она была в самом прекрасном расположении духа и весьма изящно держала под руку сияющего довольством и благополучием мужчину. А тот что-то с улыбкой ей оживленно рассказывал. Векшин вышел из машины только тогда, когда эта красивая пара уже повернула за угол.

– Семеныч, можешь разузнать, откуда взялся этот детина? Кажется, в твоей конторе такие дела принимаются к производству… – наконец сформулировал свой заказ Векшин.

– Да-с, Павел, и думать не думал, что моим клиентом в таком деле когда-нибудь станешь ты. Большая честь! – сказал Кульман.

– Да пошел ты… – сказал Паша.

– Ладно-ладно, вечером позвоню тебе, ты только не суетись!

В последние дни Векшин почти не видел Елену. Разумеется, здесь сказывался и накал последних съемочных дней, но, самое главное, Паша пока не мог решить окончательно и бесповоротно, в какой же все-таки тональности ему следует общаться с этой «незаурядной» (определение Кульмана) женщиной. А поскольку Павел Артемьевич Векшин терпеть не мог любые двусмысленные положения… Елена Николаевна, впрочем, на встрече не настаивала.

Звонок Кульмана застал его в гостинице. К этому времени Паша взял у своего приятеля, обладателя хорошего вкуса и спорной профессии несколько кассет со старыми фильмами. Кинокритик Лева Шульгин, также как и он, любил советское кино времен оттепели и американскую классику с Хэмфри Богартом. Векшин уже встретил «Весну на Заречной улице» и как раз собирался в «Касабланку».

– Интересная композиция получается, господин продюсер. Так, кажется, в вашей конторе выражаются? – загудел в трубку Илья Семеныч.

– Твоя эрудиция принуждает меня заняться самокритикой. Чем хочешь удивить, господин сыщик? – в тон ему ответил Векшин.

– Надеюсь, ты не забыл еще недавнего дела по раскрытию похищения века под кодовым названием «из сейфа в сейф»?

– Остришь? – спросил Паша.

– Ни в коем разе. Ты помнишь, на работников какого заведения ты тогда грешил в первую очередь? А через тебя и я увлекся мистической, прямо-таки мефистофельской версией дела.

– Еще бы… – сказал Векшин.

– Так вот. Воистину неисповедимы пути… Впрочем, это не тот случай. Елена Николаевна и тот человек, о котором ты расспрашивал, сейчас ужинают и разговаривают не где-нибудь, а в клубе-ресторане «Мефисто». Мужчина производит впечатление человека малопьющего, что, впрочем, обычное дело для человека с его родом занятий… – рассказывал Кульман.

«Итак, майор ФСБ. Издалека. Служебная командировка. Случайное знакомство? Предварительная договоренность? В самом деле интересная композиция, господин Векшин. Интрига как в телесериале про шпионов». Выслушав рассказ Кульмана, Павел отхлебнул из заветной фляжечки. «А почему бы, собственно, и мне не перекусить сегодня в хорошем местечке?!».

За что Павла Векшина ценило начальство, так это за твердое следование сказочному принципу «сказано-сделано». Векшин взялся за телефон. Трижды до кого-то дозвонился. Но во всех случаях женские голоса на другом конце провода отвечали ему не только отрицательно, но и нелицеприятно. Одним словом, идти в «Мефисто» ему пришлось все-таки одному.

Лилипута на входе не было («выходной?»), и дверь ему открыл мрачноватого вида широкоплечий малый, чем-то неуловимо напоминавший мужчину, который сейчас интересовал Пашу больше всего на свете («тоже из конторы?»). Внутренняя атмосфера заведения сразу же настроила Векшина успокоиться, он медленно досчитал до десяти. Предупредительный официант возник тотчас же, и Паше был предложен столик. Векшин заказал кофе («для начала») и осмотрелся. Нынче зал пустовал. Звучала умиротворяющая итальянская музыка. Векшин получил свой кофе, добавил в чашку армянского и начал смаковать напиток, наблюдая за плотно задвинутыми шторами одного из кабинетов.

Ждать пришлось недолго. С последним глотком кофе бархатные портьеры раздвинулись, и в зал вышла Елена, за ней – майор («Сергей Неволин, кажется?»). Она направилась к выходу, не замечая сидящего в трех метрах Векшина, но майор нагнал ее и умоляюще приложил руку к сердцу. Елена Николаевна покусала губы («все-таки она на удивление хороша… зараза») и пожала плечами. Он полуобнял ее за талию, и они уже вместе подошли к небольшой танцевальной площадке.

Паша откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и набрался терпения. Танцевали. Разговаривали. Спасибо, хоть не целовались. Векшин встал («А что тут думать – прыгать надо!») и медленно приблизился к единственной танцующей паре. За мгновение до этого музыкальная композиция подошла к завершению, и Тото Кутуньо сменили «Скорпионс».

– Вы разрешите пригласить вашу даму?

Елена оглянулась. Кажется, она все-таки его заметила немного раньше. Или у нее такая прекрасная выдержка? Исполнительный продюсер не знал и не мог знать, что Елене Николаевне больших трудов стоило показаться ему на глаза вместе с настойчивым и упрямым майором.

– Как интересно! Сергей, это Павел Артемьевич Векшин. Именно благодаря ему я смогла увидеть себя со стороны. Впрочем, я тебе, кажется, рассказывала. Павел Артемьевич, это Сергей Неволин, мой старинный знакомый, – легко и мило она представила мужчин друг другу.

– Нет, ты мне ничего не рассказывала об этом человеке. Ни одного слова, ни одного намека, – Векшин в отличие от Елены не был настроен по-светски.

Неволин прищурился и подал Паше широкую ладонь. Мужчины обменялись рукопожатием.

– Так как же насчет… вашей дамы? – повторил Векшин.

– Вообще-то мы уже собирались уходить… – Сергей посмотрел на Елену.

Но та взяла Векшина за руку и положила ее себе на талию. Неволину ничего не оставалось, как удалиться в кабинет. Наступала его очередь устраиваться на наблюдательном пункте за своим столом.

Они вышли из ресторана заполночь. За это время мужчины как следует познакомились, несмотря на отчаянные попытки Векшина завязать ссору и благодаря отменной вежливости Неволина, способного перевести в шутку даже откровенную грубость,

Лена с удивлением обнаружила, что ее первый возлюбленный может быть при желании склочным, грубым и взбалмошным человеком. На протяжении всего вечера ее обуревали противоречивые желания. Первое: встать и уйти, оставив обоих оппонентов. Они, увлекшись беседой на повышенных тонах, почти забыли об основном предмете дискуссии, который сидел рядышком, и налегали на коньяк, особенно Векшин. Второе: остаться и досмотреть шоу «Метаморфозы ревности» до конца. В конце концов, она, похоже, добилась, чего хотела. А теперь можно было, и поразвлечься немного.

– Вот скажите-ка, майор, вам нравятся своенравные сероглазые женщины, не лишенные артистизма? – задавал очередной вопрос Павел.

– А откуда вы знаете о моем звании? И с чем связан ваш интерес к моим личным вкусам? – в очередной раз отвечал вопросом на вопрос Неволин.

– Ваше здоровье! Во-первых, я снимаю мистический детектив, во-вторых, у вас на лице написано, что вы из органов, причем отнюдь не из подразделения ДПС, а в третьих…

– А в третьих…

– Вы пригласили сегодня в ресторан женщину, которая мне нравится. Причем давно нравится, – закончил свой короткий спич Паша.

Елена Николаевна закашлялась. Неволин посмотрел на нее и ободряюще улыбнулся.

– Мне тоже. И тоже давно, – сказал он.

– Зачем же вы сюда приехали, майор?! Неужели только ради нее? Не находите, что использовать служебную командировку для встреч с женщиной – это свинство?!

– Я нахожу, уважаемый, что ваша осведомленность наводит на размышления. Во-первых. А во-вторых, какого… вы вмешиваетесь в мои личные дела? В наши с Еленой Николаевной дела.

– Так-так-так, – Векшин метнул бешеный взгляд в сторону Елены. Она фыркнула, подавила улыбку и, чтобы перевести дух, встала и отправилась «попудрить носик».

Когда вернулась, обнаружила, что мужчины молчат и сосредоточенно едят и пьют. В молчании ужин и закончился. Естественно, провожать ее вызвались оба. Чтобы не искушать судьбу, Елена Николаевна решила все-таки прекратить эксперимент. А поскольку пригласил ее Неволин, она решила проститься с Векшиным.

– Павел, в конце концов, тебя я вижу почти каждый день (что было неправдой), а с Сергеем мы не виделись месяцев восемь (что, впрочем, также было неправдой)…

– Тринадцать месяцев, Леночка, – мягко поправил Неволин. – Павел Артемьевич, а вы далеко проживаете? Хорошо бы нам увидеться в ближайшее время. Уж очень вы меня заинтересовали как человек. И вообще.

– К вашим услугам. Елена знает, как меня найти, – поклонился Векшин.

Несмотря на все старания, Паша уже второй раз сегодня попадал в дурацкое положение. Сейчас половина второго. Чтобы попасть в кровать, ему сейчас нужно было идти в ту же сторону, куда провожали женщину, которую… В ту же сторону, в тоже здание, на тот же этаж… Как прикажете себя вести?

Векшин подумал-подумал, смачно плюнул далеко в сторону, засунул руки в карманы и пошел … в том же направлении. Он выбрал путь подлиннее и подольше, но к своей досаде, подойдя к гостинице, обнаружил все ту же парочку, стоящую у входа. «Все не наговорятся!»

– Слушай, сержант, можно тебя на минутку! – обратился Векшин к охраннику, докуривавшему сигарету на углу гостиницы. – Вон видишь мужика у входной двери? У меня такое ощущение, что я сегодня видел его фотографию на стенде «Их разыскивает милиция». Уж очень он похож на маньяка, который нападает на одиноких женщин… Что делать-то, сержант?

– Щас разберемся! – невысокого росточку коренастый милиционер приосанился, потрогал кобуру и направился к входу. В кои-то веки у него нашлась возможность проявить себя!

И уже через мгновение майор Неволин, с удивлением услышал откуда-то снизу и сбоку официальное обращение:

– Гражданин, предъявите документы!

Естественно, красная книжечка гражданина возымела на сержанта нервно-паралитическое действие. Он молча взял под козырек и удалился. Неволин беззвучно выругался, а Елена, окинув взглядом округу, чему-то улыбнулась. Прощание вышло несколько скомканным. Неволин наклонился с явным намерением поцеловать ее, но Елена привычным движением отстранилась и, открыв дверь гостиницы, махнула майору рукой.

Последний порыв человека с красной книжечкой был замечен по-прежнему подглядывающим из-за угла Векшиным. Чаша его терпения переполнилась. Последний раз он сходился в рукопашной лет шесть назад и, кажется, тоже из-за женщины. Но столь длительный перерыв ни в малой степени не поколебал его решимости. Дождавшись, когда Елена уйдет, Векшин рысью направился к Неволину.

Тот стоял в задумчивости и очень удивился второй раз за последние пять минут, когда Векшин тронул его за рукав и произнес сакраментальную фразу:

– Пойдем выйдем! – и направился за угол гостиницы. Неволин пожал плечами и пошел за ним. Паша привел его во внутренний двор гостиницы «Аркадия», где над скамейками высились каштаны и было разбито несколько клумб.

– Слушай, майор, ехал бы ты к себе за Уральские горы!

– Так я же только что оттуда! – скрестил руки на груди Неволин.

– Вот-вот, и если я тебя еще раз увижу с известной нам обоим дамой, я тебя … я тебе… – в конце концов, Векшин решил обойтись без особых изысков. – Я тебе сильно набью морду!

– Увидишь, Павел, увидишь. Поэтому, чего откладывать: мужик сказал – мужик сделал.

Паша ударил. Вернее попытался ударить. Вернее хотел попытаться ударить. И через секунду обнаружил себя лежащим на клумбе и полностью обездвиженным и в нескольких сантиметрах от собственной физиономии увидел безмятежное лицо чекиста. Паша Векшин был не только ревнивым, но и умным человеком. И поэтому в этот момент был вынужден отказаться от намерения набить морду парню, который флиртовал с его женщиной. По крайней мере, на сегодняшний день.

– Ты пить будешь, Павел Артемьич? – вечер сакраментальных вопросов продолжил на этот раз Сергей Неволин.

– Я не пью… в принципе, – произнес отпущенный на свободу Векшин, поправляя шейные позвонки энергичным покручиванием изрядно отяжелевшей от коньяка головы.

Шутка была древней, но заставила лица мужчин потеплеть. Крупномасштабной оттепелью это вряд ли можно было назвать, но искра взаимной симпатии уже сверкнула меж двух сидящих на земле соперников.

– Так, что здесь происходит?! А ну встать! – как черт из табакерки возник на лужайке маленький сержант.

– Все нормально, сержант, – подал голос Неволин и поднялся. – Скажи-ка, в гостинице ресторан работает еще?

– Товарищ майор, а что вы здесь делаете? – впал в прострацию милиционер.

– Товарищ сержант, у нас только что завершилась спецоперация. Успешно завершилась. И теперь нам необходимо обсудить ее итоги. Разбор полетов, понимаешь?

Ресторан в «Аркадии» уже не работал, конечно. Но при помощи сержанта они, подняли дежурную и раздобыли в буфете выпивку и закуску. А потом поднялись к Векшину в номер.

– Ты здесь живешь? – скорее констатировал, чем задал вопрос Неволин.

– Я здесь ночую.

– Ну, тогда давай стаканы, Павел Артемьевич.

Часа через три им уже ничто не мешало стать друзьями.

А маленький сержант подошел к ярко-красной «Ауди», стоявшей на другой стороне улицы и почтительно доложил:

– Марина Аркадьевна, все в порядке. Они теперь нескоро расстанутся. Коньяку взяли пол-ящика.

Стекло автомобиля поднялось, и «Ауди» с визгом рванулся с места.

XIV. А я в Россию, домой хочу…

Пушистый и мягкий комок выкатился ей под ноги, тявкнул пару раз. Лена взяла его на руки, и он обезумел от счастья и зашелся в приступе облизывания.

– Любишь меня, Цизик?

Щенок в доказательство любви немножко подвыл и собрался описаться. По внезапной остановке хвоста и некоторой общей сосредоточенности Цезаря Лена уже научилась распознавать этот грешок заранее и успела опустить щенка на пол.

За время общения с юным псом Елена Тихонова с удивлением начала обнаруживать в себе немало новых способностей и инстинктов. «А в принципе пора, Елена Николаевна, – размышляла она, когда кормила, выгуливала и тискала довольного жизнью Цезаря. – Мамочка моя в эти годы имела уже пятилетний родительский стаж. Может быть, Векшин подарил мне этого детеныша не зря? Кто их разберет с их хваленой мужской логикой? Вместо того, чтобы забрать с собой, жениться и нарожать со мной кучу детей, он, спустя сто лет, дарит мне щенка… Очень симпатичного, надо признать. Ну и ладно! Векшин Векшиным, а Цизик по крайне мере будет моей генеральной репетицией».

Благодаря этому настроению, Лене удалось довольно просто и без затей устроить Цезаря на проживание в гостинице. Хотя первой реакцией на вселение нового жильца был административный гнев и полное непонимание. Однако после длинного разговора с директором гостиницы, сорокапятилетней разведенной женщиной, явившейся в номер к Елене на «стук» дежурной по этажу, ситуация нормализовалась. Правда, сначала Елена в эмоциональном порыве разбила надоевшую ей уродливую настольную лампу ядовито-желтого цвета. И не взглядом, а вполне традиционным способом – сбросив абажур на пол. А потом также искренне разревелась и рассказала Ангелине Павловне про свою нелегкую жизнь. В ответ пришлось выслушать не менее содержательную историю, в которой, кстати, также фигурировал роман с кинематографистом. «Ну, слава богу! Значит, не одна я такая … киноманка!».

Дело довершил Цезарь, который выбрался из-под кровати, почувствовав, что гроза миновала, и с урчанием подтащил к директрисе один из шлепанцев.

– Две недели, милочка! И то только из уважения к вашей новой профессии (Лена не стала разубеждать Ангелину Павловну в ее заблуждении) и к памяти моего Константина, советского режиссера, а нынче нью-йоркского таксиста… Бедная, бедная Геля!.. – директриса имела привычку говорить о себе в третьем лице. – И чтобы никакого запаха, и чтобы сухо, милочка!

На следующее утро после ужина в обществе двух настоящих мужчин, Елена как всегда проснулась оттого, что «жаворонок» Цезарь предложил ей поиграть. Но Елена Николаевна не нашла в себе сил для зарядки, отмахнулась от него и накрылась второй подушкой. Щенок скоро отступил от пассивной хозяйки и решил развлечь себя сам.

Задремавшая было Елена снова проснулась от громкого поскуливания. Она привстала на кровати, но Цезаря не было в пределах прямой видимости. Позвала. Скулеж донесся из тумбочки. Оказывается, пес забрался в приоткрытый нижний ящик и умудрился там закрыться.

Лена поспешила на выручку. Цезарь обратил на нее невинный взгляд и поспешно ретировался в ванную, так что Елена Николаевна даже не успела его шлепнуть вдогонку. О чем и пожалела, когда увидела, что устроил задорный пес в тумбочке, смешав косметику, документы и разные гигиенические предметы.

Елена уселась на пол и начала наводить порядок. Чуткий Цезарь неслышно подошел сзади и ткнулся носом ей в бок.

– Пришел, башибузук! А ну-ка отдай! – из пасти Цезаря торчала какая-то надорванная бумага.

По ближайшему рассмотрению бумага оказалась хорошо знакомым листочком. «Техзадание» от «Сообщества лояльных ведьм» теперь приняло вид замусоленный и потертый. Но текст по-прежнему можно было прочесть без всяких затруднений. Лена расправила лист. Разгладила. И что вы думаете! Помимо изменений внешних в документе появились и кое-какие содержательные дополнения.

Рядом с теми пунктами в списке, которые были воплощены в жизнь, стояли большие галочки. «Гм… Как мило и как аккуратно!»

Но что это? Помимо выделенных пунктов, в которых «Наш Друг впервые в жизни должен: 1. Допустить оплату ресторанного счета женщиной и 2. Признать ошибочность своих суждений в споре с женщиной в присутствии свидетелей», галочкой был отмечен и еще один пункт: «3. Отказаться от намерения нанести побои человеку, ухаживающим за женщиной, которая ему нравится».

«Это что же выходит, товарищ Векшин добровольно отступил от своих правил? Что-то тут не так…». Но свернуться клубочком и поразмыслить об этом удивительном факте у Елены не получилось, поскольку более жизнерадостно настроенный жилец номера затребовал своей порции внимания, а также еды и прогулки.

Она уже несколько дней выводила Цезаря на одну и ту же набережную, ближайшую к гостинице. Немногочисленные в это время года посетители кафе и забегаловок со временем начали привыкать к «даме с собачкой» в современной вариации.

Хотя правильнее было бы сказать – к «собачке с дамой», поскольку главным в этой парочке был, конечно, Цезарь. О командах «рядом!» и «фу!» юный пес уже имел понятие, но относился к их исполнению весьма избирательно. Гораздо больше его привлекали подвижные игры, заигрывание с хозяйкой и лакомство, полученное из ее рук, чаще всего за красивые глаза.

Сегодняшняя прогулка не была исключением, и Цезарь почти сразу занялся собственным поводком, пытаясь вырвать его из рук Елены Николаевны. Та, в свою очередь, тоже увлеклась перетягиванием. Дело происходило возле самого берега в небольшом парке, на краю которого стояло несколько свежеокрашенных скамеек, вчера синих, сегодня зеленых. На одной из них расположились два гражданина, увлеченные разговором и пивом. Лену, наконец, одержавшую победу в перетягивании поводка, разобрало любопытство: не появились ли следы краски на темной одежде утренних выпивох? Цезарь, похоже, также не возражал против новой забавы. Но в нескольких шагах от мужчин в свежевыкрашенных куртках Елена Николаевна поняла, что знает их обоих. Более того, и Цизик, кажется, их опознал и рванулся поздороваться. Лена еле-еле успела перехватить его. «Ничего себе. Они еще и пьянствуют вместе. А как же мои коварные планы? Прости господи, как мне все это надоело. Мама, мама забери меня отсюда. А лучше роди меня обратно».

XV. Если бы парни всей земли…

Векшин и Неволин за ночь окончательно настроились на одну волну и теперь, прекрасно устроившись на удобной скамье с видом на море, полировали настройку пивом, перейдя от вопросов личных, пока не разрешенных, к проблемам более общего характера.

– Что-то я в толк не возьму… А с чего ты взял, что даму, которая так интересует тебя и твою контору, нужно искать именно здесь?

– Ниточки, за которые нам удалось уцепиться, вели не только в Одессу. В Москву, Питер и Владивосток вылетели еще трое моих коллег. Все мы действуем неофициально, поскольку обстоятельства, послужившие причиной этих командировок, мягко сказать, нестандартные.

– Так-так-так. А что за ниточки-то?

Неволин помялся, но, взглянув в незамутненные ничем, кроме пива, глаза Векшина, достал из кармана бумажник, вынул оттуда черную визитку и подал товарищу. На ней витиевато значилось: «Клуб-ресторан „МЕФИСТО“. ОАО „СЛВ“. Дейнеко Марина Аркадьевна».

– Твою мать! Опять этот «Мефисто»! А что это за аббревиатура такая – «СЛВ»?

– Неясно пока. Эту карточку мы обнаружили в квартире, которую интересующая нас особа снимала до своего неожиданного исчезновения…

Чтобы «исчезнуть» из N-ска, кстати, Марине пришлось связаться со своей прабабкой, руководительницей тамошнего отделения Сообщества. С большим трудом Марине удалось уговорить ее оставить на время занятия фитнесом и походы в солярий перед поездкой на Средиземное море, чтобы устроить маленькую и изящную провокацию мужчинкам из местных органов, которые уже давно бродили вокруг да около N-ских активисток Сообщества.

– Естественно, мы сразу постарались пробить этот кабак, – продолжал Неволин. – Поскольку телефонный номер на визитке явно не принадлежал нашему городу, начали искать по всем крупным городам бывшего Союза. Нашли четыре одноименных ресторана. Подожди-подожди, а ты почему маму вспомнил, узнав про «Мефисто»?

– Да так, с этим заведением мне уже приходилось иметь дело. И не только вчера вечером. – Векшин покрутил карточку в руках и на обороте вдруг обнаружил: «Тихонова Елена Николаевна. Обратить внимание!». Он с недоумением посмотрел на Неволина. Майор крякнул, отобрал визитку.

– Пока не могу сказать, что это все это значит… Есть у меня кое-какие мысли, но пока рановато об этом. Рассказывай, Паша, рассказывай. Чувствую, что мне будет тоже очень интересно тебя послушать.

Векшин не имел оснований не ответить откровенностью на откровенность. Тем более что часом раньше из уст чекиста Паше довелось услышать весьма захватывающую историю.

…Население N-ска, крупного промышленного и культурного центра, никогда не испытывало недостатка во внимании различных религиозных, политических, молодежных, музыкальных, андеграундных и прочих движений и сект, как внутреннего, так и международного производства. Различного рода «Общества в защиту девственности» и «Движения по запрету истребления крупного рогатого скота», в свою очередь, также вызывали постоянный профессиональный интерес у соответствующих городских органов.

Несколько месяцев назад в городе начала действовать еще одна «духовная инициатива». Общественные агитаторы, регулярные собрания активистов с приглашением и угощением всех желающих конфетами и специальной литературой, организация разрешенных властями митингов и пикетов – были задействованы все способы привлечения сторонников в эту новоявленную партию с вполне нейтральным названием «Женский вопрос».

Эта общественная организация вела себя в городе на удивление активно и очень скоро на собраниях по «женскому вопросу» можно было увидеть тысячи посетителей. И что самое замечательное, количество лиц мужеского пола в районных Домах культуры и конференц-залах НИИ также было впечатляющим.

Остается только догадываться, как на сугубо дамских посиделках оказывались мужчины самых разных возрастов и профессий.

– Побывал я на одном из этих съездов, – рассказывал Неволин. – Обыкновенная феминистская дребедень. «Женщина – она тоже человек!». «Все мужики сволочи!». «Как можно больше баб в правительстве!». «8-е Марта – каждый день». «8-е Марта – отменить!». В общем, без особых неожиданностей. Я уже было пожалел, что пришел на это шоу по приглашению одной моей знакомой. Но через несколько минут на сцене появилась высокая брюнетка. Эта была роскошная тетка, Паша. Но на нее было не только приятно посмотреть, но ее хотелось и слушать тоже, дружище. И хотя ничего сверхъестественного она не произносила своими пухлыми губками, зал замер. Зал затаил дыхание. В том числе и я, Паша.

– Увлекающийся ты мужчина! – не преминул заметить Павел.

– Это без сомнения. Но в данном случае дело было не только в моем неравнодушии. Наши эксперты потом мне все разъяснили, – сказал Неволин и, найдя взглядом урну, стоявшую от них метрах в двухстах, отправился к ней выбросить пивную бутылку.

– И что же тебе рассказали компетентные люди из компетентных органов? – нетерпеливо спросил Паша, дождавшись аккуратиста.

– Понимаешь, Паша, общаясь с залом, эта дама явила себя не только как блестящий оратор и харизматический лидер… Софья Михайловна Кагарлицкая (а как выяснилось позже, именно так звали эту «тургеневскую барышню»), обладала к тому же всеми достоинствами гипнотизера очень высокого уровня.

– Не хило. И что же, она усыпила весь зал вместе с тобой? – спросил Паша.

– Да нет, все здесь было совсем не по-кашпировски. Сонечка Кагарлицкая – занималась другого рода вмешательством в мозги сограждан. И по форме, и по содержанию… Впрочем, выяснилось это все несколько позже.

– Пугаешь ты меня, майор.

– Так вот, на вечере ничего криминального я тогда не обнаружил. Но ночью мне приснился сон, который поверг меня в ступор. Дело в том, что я, здоровый, умный и крепкий мужик был в этом сне …женщиной. Я гулял по лесу, разговаривал с подругами, летал по воздуху, ощущал себя женщиной, или даже девушкой, довольно красивой, кстати. И, самое главное, мне это очень нравилось…

В этом месте рассказ Неволина прервался. Он замолчал на какое-то время. Паша не посмел его тормошить.

– Как ты понимаешь, со мной такое произошло впервые в жизни. До сих пор мороз по коже!

– Сочувствую, Серега! – сказал Векшин.

– Так вот, те, без малого, семь тысяч мужиков, обратившихся в больницы города с заявлением о перемене пола, сразу же после посещения собраний «Женского вопроса», наверное, видели примерно такой же сон, – сказал Неволин.

– Семь тысяч… Откуда ты?.. А, ну да! – воскликнул Паша.

Неволин пожал плечами.

– Разумеется, прояснилось это только спустя несколько месяцев. Сопоставлять факты мы начали немного запоздало. Представляешь, вполне добропорядочные граждане, интеллигенты, бизнесмены, спортсмены, весьма достойные люди в большинстве своем, вдруг решают совершить столь радикальный шаг в своей мужской биографии! Каково!

– И ты считаешь, что именно твоя Софья виновата в возникновении этого трансвет… транс… причинно-обрезного синдрома? – хрипло спросил Векшин.

– И она тоже, Паша. Уж если даже я испытал на себе воздействие ее гипнотического очарования, то, что говорить об обыкновенных гражданах мужского пола, – сказал Неволин.

– И ты тоже? – восхитился Векшин.

Неволин сердито хмыкнул в ответ.

– До заявления на приобретение набора женских прелестей я не додумался, конечно. Но этот чертов сон я видел потом еще несколько раз.

– Итак, вы выяснили, что позыв переменить пол овладевает лицами мужского пола с подачи таинственной дамы из движения «Женский вопрос»… – подытожил Векшин.

– Вопрос заключался ведь не только в том, с чьей подачи начали происходить эти «чудеса». Вопрос состоял в количестве страждущих. За четыре месяца – семь тысяч, Паша. Причем, за последние четыре недели – около полутора тысяч человек подали заявления о замене буквы «МЭ» на букву «ЖО». Почти геометрическая прогрессия получается! И если бы, не дай бог, запросы всех желающих удовлетворялись, то через пару-тройку лет все мы бы были в полном …матриархате.

– Хм… А как ты себе это представляешь? – спросил скептик Векшин.

– Я не историк, и не фантаст, конечно, но могу сказать, картина получилась бы печальная. Представляешь себе бизнес-вумен с политическими амбициями, а также чемпионку мира по тяжелой атлетике в звании полковника и, кроме того, доктора физико-математических наук со знанием семи языков – и все это в одном лице?

– Нет.

– Вот и я нет. Но я думаю, что для моей Софочки Михайловны именно такой идеал женщины является главной целью и руководством к действию, – сказал Неволин.

Векшин попробовал поерничать.

– Слушай, Серега, ну а в самом-то деле, что плохого в такой роскошной бабе? —

Неволин задумчиво посмотрел на собеседника.

– Ничего плохого. Вообще ничего. От женщины. Представь, что тебя в ближайшем будущем окружают в жизни только подобные совершенства. Если ты, к этому времени сохранишь, конечно, свой первозданный физиологический облик. Представил? И причем выбирать будешь не ты, выбирать будут тебя, Паша. И в жизни, и в сексе, и в работе. И по очень многим критериям.

– Ой, майор, что-то ты краски сгущаешь! А говорил, что не фантаст, – не сдавался Векшин.

– Нет, Паша, это я про себя в бюстгальтере и в чулках фантазировал. А то, что касается, будущего особей мужского пола, которые в небольших количествах будут оставлены для воспроизводства, я об этом самолично читал в документах движениях «Женский вопрос» под грифом «для служебного пользования».

– Да-а. Холодную войну мы уже проиграли. А теперь еще и феминизм крепчает… Слушай, майор, а ты в детстве польский фильм «Новые амазонки» не смотрел часом? Там примерно такая же история показана.

Неволин кивнул головой, а потом встал и потянулся во весь рост и вдруг, как ни в чем не бывало, встал на руки. Прошелся по дорожке. Вернулся в исходное положение.

– У меня никогда еще не было знакомых кинематографистов. А теперь вот сразу два. Кто бы мог подумать!.. Твои, Паша, знания не умножают печали, как я вижу. В давнем польском фильме женщины будущего, избавившись от мужского влияния, оказываются круглыми дурами. Таковы условия комедийного жанра. Но вот из конфискованных бумаг «Женского вопроса», которые мне довелось пробежать глазами не так давно, подобного вывода относительно лиц, их написавших, я бы не сделал. Это, во-первых. И, кроме того, я, Паша, человек служивый. И то, что предполагают сотворить эти целеустремленные гражданки в обозримом будущем, ни много, ни мало угрожает безопасности государства, мужского государства, если хочешь. А это уже феминизм с приставкой ультра и с прилагательным воинствующий!

… Время уже близилось к полудню, когда оба собеседника, наконец, утомились и замолчали. Векшину, который, благодаря богатому воображению, уже начал представлять себе, как будут обстоять дела в стране и кинематографе после государственного феминистского переворота, и какой можно по этому поводу написать сценарий, пора было двигаться на студию. Майор Неволин, ощутив всеми своими ста двадцатью килограммами накопившуюся усталость, почувствовал острую необходимость в отдыхе без всяких сновидений.

Договорились встретиться вечером. Неволин склонялся к тому, чтобы еще раз посетить уже хорошо знакомое им обоим, но от этого не ставшее менее таинственным клубно-ресторанное заведение и попросил никому пока не рассказывать об их знакомстве и уж тем более о цели его приезда в Одессу. Векшин же предложил свою помощь или, по крайне мере, сопровождение. Они пожали друг другу руки, посмотрели друг другу в глаза и, кажется, только теперь еще раз вспомнили о главной причине их знакомства. Но и по этому поводу каждый из них решил взять тайм-аут. Хотя бы до вечера. Разошлись в разные стороны. Не оглядываясь, как и подобает настоящим мужчинам.

XVI. Женщина в белом

Несмотря на относительно юный возраст, Цезарь уже научился распознавать временные паузы, в течение которых его хозяйка находилась не лучшем настроении. Вот и на этот раз нагулявшийся пес слопал сосиски и, умерив темперамент, не стал заигрывать с Еленой, а забрался под кровать и засопел там на своем коврике.

«Господи, боже мой! Я уже ничего не понимаю! – шлепала тапками по ковру Елена Тихонова. – Они что, уже пьянствуют вместе?! Выходит „спасибо мне за то, что я у них есть“?! А я? А со мной кто пива выпьет и поговорит, встречая рассвет? Бедная Лена… Никому ты не нужна, никто тебя не любит!»

Елена Николаевна остановилась перед зеркалом. Отражающая поверхность трельяжа с готовностью предложила на рассмотрение еще один вариант женщины в гневе. Правда, ее костюм, состоящий из одной белой блузки и шлепанцев (юбку Елена уже успела сбросить) вряд ли был уместным для проявления подобного рода эмоций. Румянец на щеках, волосы, разметавшиеся по плечам, недобрый огонек в сузившихся глазах – все это в сочетании с таким нарядом наверняка развеселило бы и саму Елену, не будь она в эту минуту занята на редкость прагматическими соображениями.

«Ну все, Елена Николаевна, конец самоанализу и лирическим отступлениям. Пора выходить в передовые ведьмы. Где тут у меня был календарик…»

До конца срока, отведенного на выполнение условий контракта с коллективом, где ее ждут и будут если не любить как человека, то уважать как личность, оставалось четыре дня. «Дура, хватит играть в кино и томно вздыхать по прошлому. Впереди вечность и упоение собой!»

Она устроилась в кресле и решительно позвонила на киностудию.

– Могу я услышать Павла Артемьевича?

– Здравствуй, а ты так и не научилась меня узнавать по телефону… Постой, я что-то не припомню, чтобы ты звонила мне первой, – откликнулся Векшин.

– Ты как вчера добрался? – спросила Елена.

– Нормально. Мне даже понравилось, – ответил Паша.

– Чувствую недосказанность в твоих словах…

– Чувственная женщина… Выходи за меня замуж!

– Векшин, ты в своем репертуаре. Делать предложение по телефону! А если я соглашусь?

Последние ее слова потонули в препротивной трескотне и жужжании. Работники местной АТС наверное были ярыми противниками института брака.

– Алло? Алло! Что ты сказала, я не расслышал? – заволновался Векшин.

– Павел, я тут много думала… – медленно заговорила Елена.

– Молодец! – одобрил Паша.

– Не перебивай меня, пожалуйста! Я собираюсь совершить поступок, противоречащий моей скромности.

– Так-так-так, – поощрил Векшин.

– Что, если мы сегодня поужинаем вместе? – предложила она.

В трубке послышался свист.

– Эй, Векшин, ты что это там?

– Я растерян, – сказал Векшин, помолчав.

– Понятно. Ну так как?

– Что? – спросил Паша.

– Векшин не выводи меня из себя, предупреждаю!

– Видишь ли, Елена!.. На самом деле, я вне себя от радости и приятного возбуждения… – подбирал слова Паша.

– Ну, давай, рожай уже, Паша!

– … и очень хочу вкусно поесть в твоем обществе. Но, понимаешь, именно сегодня я иду в хорошо известный тебе ресторан с одним человеком. – Векшин, признаться, не отказал себе в удовольствии именно так закончить эту фразу. – А вообще, я тобой восхищен, Елена Прекрасная. Ты даже перерывов не делаешь в посещении ресторанов, причем с разными сопровождающими. Извини, меня зовут, надо поработать немного. Созвонимся.

В трубке послышались гудки.

В детстве Елена часто видела сны. По всем канонам, сны эти были сказочными или, по крайней мере, фантастическими. Но маленькая Лена воспринимала все необычайные «сонные» события как должное и охотно рассказывала о них родителям, подругам и всем, кто соглашался послушать. Эти сказочные видения с вкраплениями подробностей настоящего быта обычно выводили из себя педантичную маму, заставляли отмахиваться самоуглубленного папу, не говоря уже об учителях, попадавших в неловкое положение. Сны Лена-маленькая воспринимала как часть своей повседневной жизни лет до четырнадцати.

Правда, в период бурного взросления рассказывать о своих сновидениях она уже никому не спешила. В своих «взрослых» снах Елена уже и вела себя соответственно: даже целовалась иногда с мужчинами, делая это так, как она себе представляла. Только своему дневнику с некоторых пор она поверяла теперь содержание наиболее захватывающих снов. И все чаще и чаще в этой толстой черной тетрадке стали появляться строчки, посвященные главной героине ее потусторонней жизни. Собственно, героиня эта была она сама, Лена Тихонова. Но, если в седьмом классе средней школы она была угловатым подростком, стесняющимся учителя физкультуры, то во сне она представала красивой девушкой в белом платье, у которой все получается в жизни.

И хотя мечта о превращении «гадкого утенка» в «прекрасного лебедя» достаточно традиционна для впечатлительных девочек подросткового возраста, в случае Елены все было немного иначе.

Во снах она была потрясающей красавицей, которая путешествует по суше, воде и воздуху и вступает в единоборство с драконами, маньяками-насильниками и второгодником Никишиным из параллельного класса, который не упускал случая прижаться к ней в школьном буфете. Но, самое главное, во сне Елене было невозможно было перечить. Вернее, не было смысла. Даже если кто-то и пытался ей возражать или навязывал свою волю, это продолжалось недолго. В конечном итоге неразумный покорялся ей безоговорочно. Вроде того маньяка, который в одном из сновидений похищал Елену и собирался продать неграм в Африку, а потом перевоспитывался и начинал поставлять неграм копья и стрелы для освободительной борьбы за независимость всего континента.

Эту девушку из сна только подзадоривало любое несогласие с ее собственным мнением и желанием. Хотя надо отдать ей должное, желала Елена Тихонова исключительно только добра всем хорошим людям, а также родственникам и знакомым. Но яростное упрямство в случаях, когда ей перечат, противодействуют или, не дай бог, надсмехаются, было настолько непреодолимым и захватывающим, что иногда она даже просыпалась с бьющимся сердцем и до боли закушенной губой. В реальной жизни таких вспышек почти не было: все-таки Лена Тихонова была в основном послушным ребенком. Но иногда… на нее что-то находило, и тогда родители вместе с педагогами впадали в прострацию и бежали советоваться друг с другом.

«Елене в белом» давненько уже не случалось проявляться в характере «Елены в повседневной одежде». Она даже сниться ей перестала. Но сегодня, после того, как Векшин во всем великолепии мужского шовинизма, наговорил ей дерзостей и бросил трубку, Елена вновь почувствовала себя на грани взрыва, как в девические годы.

Из-под кровати тревожно тявкнул Цезарь. Елена, против обыкновения, не стала успокаивать своего любимца, а открыла шкаф. Она убедилась в недостаточной роскоши своего гардероба и решила срочно потратить оставшиеся деньги на его обновление. Не просто срочно, а прямо сейчас.

XVII. Два бойца

На днях Павел Артемьевич Векшин, засыпая под утро после ночных съемок, вдруг понял, что вот уже несколько недель во вверенной ему съемочной группе, не происходит никаких скандалов, склок и уж тем более пьяных выходок. Весь коллектив трудится с полной самоотдачей.

Другой на месте Паши обрадовался бы собственным организаторским способностям. Но Векшин что-то затревожился. Многолетняя готовность к неприятностям даже там, где их, казалось бы, ничто не предвещает, до предела развила в нем чутье. Теперь именно интуиция подсказывала Векшину, что в ближайшее время ему предстоят какие-то неприятные волнения и переживания.

Вот и сейчас, собираясь на встречу со своим новым товарищем, он упорно боролся с приступом дурного настроения. Векшин был недоволен собой: в очередной раз он, кажется, впрягался не в свою повозку.

«Хороший мужик, конечно, этот майор, но мне-то на хрена эти „мефистофелевы“ забавы?!». Сердитый Векшин начистил ботинки, оделся, позвонил на студию и осведомился, как там идут дела. Дела шли нормально. А внутренний голос тем временем безостановочно талдычил ему об осторожности и невмешательстве в чужие проблемы.

Особенностью векшинского характера было наличие в его внутреннем мире двух равных по значимости «я». Одно «я» было против всяких неожиданностей и импровизаций. Другое – совсем наоборот. Сегодня внутренний оппонент благоразумного «альтер-эго» также не преминул высказаться. «Ну, что же ты, Паша! Ты же чувствуешь, что здесь не только неприятности на кону, но и разгадка какой-то сногсшибательной тайны, или аферы, или преступления… Паша, ты же искатель, Паша!»

Обычно, когда аргументы у внутренних голосов противоречили друг другу, Векшин прибегал вовсе не к методу «орел-решка», а к логике, сведенной к элементарным силлогизмам.

«Так. Я Сереге обещал сопроводить его в злачное „Мефисто“? Обещал. Я нормальный мужик? Нормальный. А как поступают нормальные мужики?..»

Решение было принято, и в положенное время Векшин подъезжал к условленному месту встречи с Неволиным. Он был сосредоточен и уверен в правильности принятого решения, как и в том, что в его положении разумно быть по возможности рядом с человеком, которому нравится та же женщина, что и ему,

Майор был пунктуален, и они, молча пожав друг другу руки, направились к дверям заведения, у которых сегодня скопился народ.

– Закрытая вечеринка, господа! Вы по чьему приглашению? – вежливо обратился к ним безупречно одетый верзила, как только они вошли в фойе.

Вперед выступил Неволин:

– Нас пригласила Софья Михайловна!

– Странно. А когда она вас пригласила? Вот уже две недели она в командировке и возвращается только завтра, – сказал метрдотель, уже не так дружелюбно рассматривая их с ног до головы.

– Мы с ней старые знакомые. И как раз созванивались вчера, – сказал майор.

– Ваше имя?

– Неволин. Сергей Неволин. Люблю мартини с водкой, кстати.

Векшин с интересом следил за развитием диалога и думал, что в компетентных органах работают весьма артистичные люди. Вероятно, много актерских талантов загублено в рядах их сотрудников.

А тем временем метрдотель удалился и, вернувшись через мгновение, пригласил их войти. Но вдруг входная дверь распахнулась и верзила, забыв о «лже-гостях», расплылся в любезной улыбке.

– Софья Михайловна! Вот это сюрприз! А мы и не ждали вас сегодня! – пророкотал он, сделав шаг навстречу высокой даме и подхватив ее плащ.

– Здравствуй, Артур! А я управилась пораньше и решила приехать на сегодняшний вечер. Соскучилась по дому, – белозубо улыбнулась она. Ее полупрозрачное вечернее платье на бретельках, украшенное ниткой жемчуга привлекло внимание Векшина, и он чуть было не разразился комплиментом. Но в это же мгновение почувствовал, как его сильно ухватили за плечи и рванули куда-то назад за огромные малиновые портьеры.

– Тихо, Паша, тихо. Постоим здесь. Я пока не готов к свиданию с этой красоткой, – прошептал Неволин ему на ухо.

– Это она? – догадался Павел.

Неволин кивнул. Векшин этого не видел, но почувствовал, как напряжение товарища передается и ему. Они слышали:

– Софья Михайловна, вы пройдете в офис или сначала выпьете чего-нибудь?

– Нет-нет, я сегодня на работе. Спасибо, Артур. А что у нас уже много гостей? По-моему приглашению кто-нибудь пришел? – Последние ее слова были уже едва слышны.

Ответ на последний вопрос, не очень приятный для обоих укрывшихся компаньонов, скорее всего, не достиг ушей стремительной дамы, скорым шагом прошедшей в зал. Вышколенный Артур понимал, что кричать вслед не имеет смысла, и обратился тем временем к вновь прибывшим гостям.

Паша вопросительно оглянулся на Неволина. Тот кивком головы предложил двинуться дальше. Но вечер неожиданных встреч, видимо, только начинался. Дверь дамской туалетной комнаты, рядом с которой нашли убежище Павел с Сергеем, открылась. Появление еще одной дамы, на этот раз знакомой обоим сыщикам, вызвало немую сцену.

– Здравствуйте, господа, хорошие! А вы что здесь делаете? – опомнившись первой, вполне резонно осведомилась Елена Тихонова, сногсшибательно выглядевшая в белоснежном платье.

Чекист сориентировался быстрее и в конспиративных целях сказал чистую правду.

– Понимаешь, я тут решил встретиться со старыми знакомыми, дела кое-какие закончить, а Павел Артемьевич согласился мне помочь.

– Странно, Сергей, а я почему-то думала, что ты со мной увидеться приехал, – тихо и без укоризны произнесла Елена.

– Но ты же сама сказала, что будешь занята целую неделю, – искренне возмутился тот.

– Елена Николаевна! Так это вы для меня эту неделю выделили? – с умеренным сарказмом подключился к разговору Векшин.

– По крайне мере, сегодняшний вечер я, действительно, хотела провести с тобой, Павел Векшин, – парировала Елена Николаевна.

– Постой-постой, а ты-то как здесь оказалась? – почти одновременно и запоздало среагировали мужчины.

Женщина в белом поджала губы и повела плечами.

– А у меня сегодня День рождения!..

Мужчины переглянулись.

– … вернее, День пробуждения моей собственной личности! – заявила Елена Николаевна.

Векшин закашлялся. Елена пристально посмотрела на Павла и приблизилась к нему вплотную. Платье шуршало, глаза блестели, пламя свечей в настенных светильниках подрагивало. Векшин начал забывать, где он и зачем сюда пришел. Елена Николаевна низким бархатным голосом спросила его:

– Ты уверен, что не хочешь провести со мной немного времени? («О, господи, сейчас даже мама назвала бы меня последней стервой!»). Мне так много нужно тебе сказать…

– Лена, дело в том, что мы с Сергеем…

– Слушайте, друзья мои, а не пора ли нам уже покинуть этот закуток? – как можно тактичнее прервал его Неволин.

Они вышли в ярко освещенное фойе, где рослого Артура сменил другой «мефистофельский» сотрудник маленького роста, в котором Елена узнала своего давешнего знакомого, одетого сегодня в смокинг с бабочкой. Не оглядываясь больше на мужчин, гордая Елена направилась в зал.

– Слушай, Серега, ну не может же она, в конце концов, войти в зал одна. Неприлично это. Я ее только провожу до столика и потом сразу к тебе присоединюсь, – быстро и едва слышно сказал Векшин своему товарищу. Увы, когда женщина предпочитает тебя твоему товарищу, трудно остаться равнодушным. Дал, дал слабину Паша Векшин. Но кто бросит в него камень? Разве что евнух или гомосексуалист. Так успокаивал себя Векшин, нагоняя идущую впереди Елену. Он предложил ей руку. Она приняла ее как должное.

Сегодня в «Мефисто» был аншлаг. Звучала музыка, ее перекрывал оживленный говор сидящих за столами мужчин и женщин. Векшин начал оглядываться, высматривая свободное местечко, но маленький человек во фраке уже был рядом. Неожиданно густым басом он произнес какую-то любезную фразу на чужом языке и жестом пригласил идти за ним. Карлик быстро нашел для них свободный столик рядом со сценой, переходящей в небольшой подиум.

Через секунду рядом с ними оказался официант. Елена в двух словах изложила свои пожелания. Потом она замолчала, но и Векшин не начинал разговор. Они сидели друг против друга, не говоря ни слова. Елена рассматривала Пашу в упор и загадочно улыбалась. Векшин засопел и начал потирать подбородок, что, по наблюдениям хорошо знавших его людей, являлось признаком крайнего раздражения.

– Дорогие друзья! Мы рады приветствовать Вас на нашей традиционной клубной вечеринке. Сейчас глубокая осень, краски вокруг тусклые, море холодное, но все это не повод, чтобы проводить время в спячке. Давайте сегодня как следует встряхнемся, послушаем музыку и между делом поговорим о том, что нас волнует и заботит. Мы приветствуем вас на вечере с прекрасным и значимым названием. Вечеринка «ПРОБУЖДЕНИЕ» начинается! – раздался со сцены хорошо поставленный голос массовика-затейника. Векшин обернулся к сцене и убедился, что голос принадлежит той самой женщине, которая так заинтересовала его товарища, а теперь и его самого.

И все же дама, которая сидела напротив, интересовала Павла еще больше. Он решил первым сделать шаг навстречу, но осекся, посмотрев на свою «визави». Елена наблюдала за конферансье, выражение ее лица при этом было весьма необычным. Она была похожа сейчас на кошку, поймавшую мышь и внезапно обнаружившую, что та мяукает и шипит не хуже ее самой.

– Что случилось, Елена Николаевна? – не мог не спросить Векшин.

– Похоже, что «пробуждаюсь» сегодня не одна я… Надо же какое совпадение!

– А разве ты не в числе приглашенных на сегодняшний вечер? – удивился Павел.

– Нет, я по собственной инициативе. А ты? И где, кстати, Неволин, с которым ты пришел и от которого я с таким трудом тебя оторвала?

– Вот именно, у тебя действительно получилось «оторвать», а вот я вчера так и не смог вас разлучить. Он подойдет чуть позже, не тревожься, – сказал Векшин.

В это время на сцене-подиуме, как и было обещано, начался «акт пробуждения». «Первая часть марлезонского балета» началась с появления перед публикой танцевального коллектива в ярких и пестрых костюмах, напоминающих флаг какой-нибудь банановой республики.

Это был канкан. Семь стройных танцовщиц взмахами безупречных ног мгновенно вызвали восхищение зала. То тут, то там раздавались аплодисменты, поощрительные возгласы, свист. Векшин вздрогнул от неожиданности, когда один их свистунов обнаружился прямо за его спиной. Он оглянулся. Свистун оказался полной дамой в дымчатых очках и капельками пота на широком, почти африканском носу. Она вынула пальцы изо рта и подмигнула Векшину. Он передернул плечами и посмотрел на Лену. Та в ответ безмятежно улыбнулась и перевела взгляд на сцену.

Канкан был открытием танцевального попурри. Танцовщицы, несколько раз менявшие костюмы, были бесподобны. Векшин покосился на Лену. Все-таки не в своей тарелке себя чувствуешь, когда в присутствии одной женщины, кроме нее самой, ты желаешь еще одну даму, а то и нескольких сразу. Паша сказал себе, что это всего лишь рефлекс, и положил свою ладонь на руку Елены Николаевы. Она как раз поставила на стол бокал с шампанским. Вопросительно подняла брови, не убрав руки. Павел нахмурился.

– Зачем же ты хотела меня видеть, Елена Николаевна? – солидно осведомился он.

Елена Николаевна не успела ответить, потому что танцующие прелестницы закончили свой номер, и на сцене вновь появилась эффектная ведущая.

– Надеюсь, дамы и господа, шоу-балет «Эпатаж» пришелся вам по вкусу. Тем более что для некоторых из вас следующее его появление на этой сцене будет настоящим откровением. Откровением, ведущим к пробуждению чувств, эмоций, переживаний! Наполним бокалы, друзья мои!

Под звуки джаза на сцене в клубах дыма возникли уже знакомые публике «эпатажные» участницы. О, великий Сачмо остался бы доволен таким сопровождением собственной музыки! Семеро в черных костюмах, широкополых шляпах и белоснежных рубашках импровизировали на тему Чикаго 20-х годов. Филигранная пластика танцующих заставляла зрителей задерживать дыхание. Векшин бы потрясен таким перевоплощением балета и мысленно зааплодировал, а потом и как следует свистнул. Елена, голос которой был едва слышен из-за громкой музыки, склонившись к нему через стол, удивленно спросила.

– По-моему, лет шесть назад ты совсем не умел свистеть?!

– Видишь ли, Елена, с тех пор я многому научился. Можешь мне поверить, – сдержанно отвечал Павел.

– Могу я узнать, чем ты еще овладел в совершенстве?

Векшин задумался и выпрямился. Точеные фигурки танцовщиц сейчас не мешали сосредоточиться, а даже, наоборот, способствовали пробуждению красноречия. Но что это? В распахнутом вороте самой соблазнительной балерины Векшин увидел богатую растительность. Определенно, у неё была волосатая грудь! Паша опешил. Елена, тщетно ждущая ответа от «подопечного», заглянула ему в лицо. Видимо, ничего хорошего для себя она там не обнаружила, потому что сердито хмыкнула и взяла бокал.

Павел беззвучно выругался: «участницы» шоу-балета последним эффектным движением сорвали с себя одежды и оказались молодыми мужчинами с ярко выраженными половыми признаками. Векшин плюнул и пересел на другой стул, спиной к сцене, лицом к Елене.

– Чудны дела твои, господи! – пробурчал он и попытался опять ухватить Елену за руку.

Безуспешно.

– Ты не ответил на мой вопрос, Векшин… – заставила себя повториться Елена.

Но их опять перебили. На этот раз ведущая не стала блистать красноречием и остроумием, а просто сообщила:

– А теперь у нас в гостях иллюзионист высшей пробы. Он не только позабавит вас своим искусством, но и постарается пробудить в вас чувства, о которых, быть может, вы и не подозревали.

В зале раздались аплодисменты. Похоже, объявленного артиста здесь уже знали. Сцена и зал утонули во мраке. Затем приглушенный свет появился в зале снова, иллюзионист уже стоял на сцене. Векшин оглянулся. Мужской костюм артиста на этот раз не ввел его в заблуждение. «И чего у них тут все не как у людей?!»

– Мы с тобой не поговорим никак, Ленка!

Она удивленно взмахнула ресницами.

– Елена Николаевна, а может, пойдем отсюда? У меня в холодильнике водка есть. И шампанское найдется… – добавил растерявшийся Векшин.

Елена проложила палец к его губам.

– Давай подождем. Тут, кажется, что-то интересное затевается.

Паша надул щеки и вздохнул. Впрочем, он тотчас же вспомнил, что пришел в это место помочь в проведении оперативно-розыскных мероприятий и уходить отсюда прямо сейчас ему никак не с руки.

Молодая женщина в мужском костюме с чемоданом, похоже, уже начинала фокусничать. Она сбросила с себя пиджак и шляпу, открыв короткую стрижку с четким пробором, и закатала рукава белоснежной прозрачной рубашки (наметанным глазом Векшин не приметил под ней бюстгальтера). Иллюзионистка показала залу абсолютно пустой чемодан, ловко перехватила его и, повернув к себе, опустила на неизвестно откуда взявшийся столик и вынула оттуда … кролика.

Он затрепыхался, но волшебница крепко держала его за уши, и кролик быстро успокоился, только косил на публику глазом и поводил ноздрями. «Ой, какой хорошенький!» – воскликнула какая-то любительница животных. Фокусница опустила животное на пол и почесала его за ушами. Кролик тут же запрыгал от нее по сцене. Тогда иллюзионистка снова заглянула в свой бездонный чемодан и вытащила оттуда еще одного длинноухого зверя, немного поменьше. На этот раз зал отнесся к появлению представителя фауны более равнодушно. Раздались резкие хлопки и раздраженные голоса. Кто-то даже свистнул, правда, совсем негромко. Кролик № 2 был также отпущен на свободу. Кролик № 1, к этому времени уже допрыгавший до края сцены, остановился, потянул носом воздух и повернул обратно. Он скоренько добрался до самки (а это была самка, как выяснилось сию же секунду), быстренько взобрался на нее и совершил акт совокупления.

Смех, подбадривающие восклицания и аплодисменты стали сопровождением этой части «фокуса». Артистка-иллюзионистка накрыла зверьков покрывалом и снова обратилась к чемодану.

Из бездонного чемодана публике было предъявлено что-то неопределенно-орнитологическое. И лишь когда эта птичка распустила хвост, все поняли, что перед ними павлин. «Да что мы в зоопарк пришли, в конце концов?!» – громко возмутился белокурый джентльмен за соседним столиком. Елена оглянулась на возглас и, улыбнувшись, посмотрела на Павла. Паша тоже оглянулся.

Надо признать, вид у этого скептика был очень даже ничего себе. Безупречный смокинг, галстук-бабочка, трубка в зубах, набриолиненные волосы, прикрывающие совсем небольшую плешь, золотые часы на запястье. Запах его одеколона настойчиво обволакивал все вокруг. Своим длинным заострившимся профилем и манерой держать бокал – отведя локоть и оттопырив мизинец – он кого-то неуловимо напомнил Паше. Джентльмен вытер губы салфеткой, достал из кармана зеркальце… Подправил усы, осмотрел зубы. Отдалил зеркальце, приблизил к себе. Достал расческу. Сидевшая рядом с ним дама, что-то сказала ему. Джентльмен махнул на нее рукой, но причесываться все же не стал. Он медленно поднялся из-за стола и, покачивая бедрами, направился к выходу из зала.

Векшин проводил его взглядом. «Эффектный мужчина. Был бы я женщиной…». Павел неожиданно поймал себя на этой мысли и ужаснулся. «Твою мать, неужели это мне сейчас пришло в голову?!. Так-так-так…». Он внимательно осмотрел зал. Мужчин, в нем было достаточно. Сложно было обнаружить среди них потенциальных …трансвеститов. «О, господи! Я мужик, я му-жик! Я – мужчина!» Векшин перевел взгляд на Елену, которая как ни в чем не бывало, очищала апельсин, откинувшись на спинку стула, отчего под платьем красиво обозначилась грудь. Паша усилием воли попытался вызвать в себе вожделение.

Вдруг Елена расхохоталась. Векшин вздрогнул. Со сцены раздалось поросячье хрюканье, переходящее в настоящий визг. Он оглянулся. Так и есть. Иллюзионистка вновь перешла к домашним животным. Поросенок, вынутый из чемодана, рьяно пытался вырваться из рук зоологической фокусницы. Но когда та все же отпустила его, поросенок не ломанулся прочь, а поднял пятачок на хозяйку и требовательно хрюкнул. Перед ним появилась миска, и животное удовлетворенно зачавкало. Дальше – больше. Из чемодана появился индюк, за ним – петух, потом – огромный жирный кот, затем – экзотический дикобраз… Вскоре вся сцена была похожа на миниатюрный зоопарк, с той лишь разницей, что живность находилась не в клетках и загонах, а прямо на сцене. Звери и птицы вели на удивление спокойно. Каждый занимался своим делом. Кролик совокуплялся, поросенок ужинал, павлин красовался, индюк пыжился, а петух на него воинственно нацеливался.

– Лена, ты думаешь это «шоу» можно назвать занимательным? – осведомился Векшин у своей дамы, которая с живейшим интересом наблюдала за происходящим. Она была очаровательна сегодня. Векшин отметил про себя, что очарование становится ее обычным состоянием, к которому, к счастью, невозможно привыкнуть. Стоп. Кажется, есть! Векшин с большим облегчением почувствовал, что способность к эрекции не покинула его даже на этом непонятном и дискомфортном вечере.

– А ты считаешь, здесь скучно сегодня? – спросила Елена. – Посмотри-ка по сторонам!

Паша был теперь в бодром расположении духа, и с интересом огляделся окрест себя. Действительно, общее настроение присутствующих на вечеринке «Пробуждение» нельзя было охарактеризовать как безразличие и скуку. Совсем наоборот. Особенно оживленно вели себя дамы. Они… как бы это сказать поточнее… перешептывались. Так женщины частенько делятся впечатлениями или колкостями, не предназначенными для чужих ушей. Но в данном случае процесс взаимного общения был более открытым. Юные девушки и дамы в расцвете сил, эффектные блондинки и обаятельные шатенки, красивые, очень красивые и умные дамы не только шептали друг другу что-то на ушко, но и смеялись, жестикулировали, восклицали и даже показывали пальцем на находившихся рядом или несколько поодаль … мужчин. Что происходит? Паша даже привстал со своего места. Богатый жизненный опыт подсказывал ему, что стихийная женская солидарность – нечто тревожное и заслуживающее пристального внимания – во избежание неконтролируемых последствий, разумеется.

Векшин проследил взглядом за женскими пальчиками. Ну что тут сказать? Многое Паша повидал в жизни. Не без этого. Но с памятного дня подглядывания в окно женской бани в компании дворовых пацанов, ему не приходилось испытывать подобного потрясения.

Дело в том, что представители мужского пола, находившиеся в этом заведении, были явно не в себе. Паша сначала не мог понять, в чем дело, но, приглядевшись, обнаружил во внешности – физиономиях и фигурах – почти всех мужчин качественные изменения.

Вон там, в большой компании за длинным столом и под шикарной люстрой сидел довольно полный парень и отдавал должное выпивке и закуске. Вернее сказать, уже все отдал. Последнюю рюмку он осилить не смог, вяло улыбнулся и, обведя тяжелым взглядом присутствующих, упал лицом на скатерть. Сидевшая рядом дама чудом успела убрать тарелку. «Уставший» гость почмокал губами и захрапел с присвистом – должно быть оттого, что воздух он втягивал через розовый свиной пятачок, появившийся вместо носа на его широком румяном лице.

Свиное рыло задремавшего мужчины чрезвычайно гармонировало с петушиными хохолками двух молодых людей в пестрых рубашках и ярких галстуках, ссорившихся за этим же столом. Ссора быстро вышла за рамки приличий. Оба спорщика вскочили. Шум отодвинутых стульев и словесные прения заглушала музыка. Парни жестикулировали со все большей аффектацией по мере того, как музыкальный темп нарастал. Два недруга уже начали толкаться и расшаркиваться, как завзятые бойцовые «петушки». Но «клюнуть» друг друга они не успели: элегантные официанты с фигурами борцов поспешили к ним с двух сторон.

Когда забияки вняли убеждениям и, позвякивая шпорами, покидали зал, скорее всего, чтобы продолжить общение без помех где-нибудь на воздухе, навстречу им вошел тот самый надменный джентльмен, который еще несколько минут назад вызвал приступ холодного ужаса в душе Паши Векшина. Джентльмен медленно и с достоинством возвращался за столик, сзади покачивался огромный павлиний хвост с переливами – он едва входил в проходы и был великолепен.

Векшин попробовал ущипнуть себя, с усилием протер глаза и украдкой стукнул кулаком по лбу. Но «фокус» не прекращался. Свиные, петушиные, индюшачьи, бараньи, ослиные черты в обличьях окружающих мужчин наличествовали в удручающем количестве. Паша похолодел. Бросив взгляд на искренне забавляющуюся происходящим Елену, он потихоньку начал ощупывать и осматривать себя. Он исследовал темечко и затылок, когда услышал:

– Павел Артемьевич, успокойтесь! Рогов у вас пока не наблюдается.

Пашу из холода бросило в жар.

– Да я вовсе и не … – пробурчал он невнятно.

Елена взяла его за руку и спросила:

– А ведь, правда, интересный номер у этой фокусницы? В прямом смысле слова – иллюзия.

– Что-то мне не по себе от таких иллюзий. Уж больно они жутковатые и… тенденциозные какие-то, – отнял руку Векшин.

– О чем это ты? – удивилась Елена почти правдоподобно.

Векшин весь подобрался и напружинился. «Хотите поиграть, Елена Николаевна? Давайте поиграем!» Паша Векшин относился к тому типу людей, которым для восстановления утраченного контроля над собой и ситуацией достаточно малейшего раздражителя со стороны. А уж если такой человек почувствует, что над ним иронизирует женщина!..

– Насколько я понял, моя персона не интересует твою фокусницу-натуралистку в качестве подопытного материала. Кажется, никакой зверь не пробудился во мне до этой минуты. Почему бы это?

Елена Николаевна, ответившая на приветствие Софьи Михайловны в начале представления, поняла, что лояльная ведьма узнала Векшина. И теперь, догадываясь о причине исключения своего подопечного из парада звероподобных мужчин, Лена отвечала дипломатично:

– Наверное, твой звереныш крепко спит или еще слишком мал для того, чтобы показываться на людях.

– Тебе со стороны видней. Еще вопрос. Почему объектами для приложения таланта этой мастерицы стала только мужская половина зала? – продолжал допытываться Векшин.

– А ты не думаешь, что зверь, выпущенный на свободу из глубины женской натуры, гораздо более опасен и даже кровожаден? – предположила Елена Тихонова. – И потом, по большому счету, этот вопрос не ко мне.

Она кивнула на сцену. Там иллюзионистка, которую так и не представили публике, благосклонно принимала аплодисменты женщин. Мужская половина зала продолжала заниматься своими делами: кто ел, кто пил, кто громко и задиристо разговаривал, кто лежал лицом в салате, кто лез под юбку к своей спутнице, кто с налитыми кровью глазами вступал в межличностные конфликты. Затмение нашло на представителей сильной половины человечества.

– А вот я сейчас подойду и спрошу, что она хочет этим сказать! – возбудился Векшин окончательно. – Как ее, бишь, зовут?

Но спросить выступавшую артистку о ее творческих принципах Павел не успел, потому что в эту минуту в зале раздался сильный шум, звон разбитой посуды и хриплый баритон Неволина:

– Да вы что, козлы, охренели! Я вас щас на куски раздербаню!

Векшин с Еленой среагировали одинаково: поднялись и вместе подбежали к центру разгорающегося скандала.

Сергей Неволин «держал всю площадку». Под ногами чекиста лежал один, а рядом, согнувшись и держась руками за живот, стоял второй его оппонент. Паша помимо своей воли внимательно присмотрелся к разгоряченному конфликтом Неволину. Вроде бы все в порядке: никаких гребешков и рогов с копытами. Разве что взгляд Сергея напомнил Векшину сейчас глаза кавказской овчарки, которую он видел на съемках фильма о советских пограничниках.

– Представляете, – возмущался Неволин, – эти мудаки собрались меня подснять! Какая гадость! А этот педераст меня еще и поцеловать попытался! – кивнул он на хныкающего рядом человека.

«Интересно, а в этих мужчинках особи какой породы проявились?» – подумал Векшин, рассматривая потерпевших.

– Что здесь происходит? – в образовавшийся круг свидетелей только что свершившегося возмездия вошла ведущая вечера, являющаяся одновременно и представителем администрации клуба. Один из пострадавших промычал что-то нечленораздельное, и Софья Михайловна холодно посмотрела на Неволина. Их взгляды встретились, и они несколько секунд молча смотрели друг на друга. Векшин показалось, что он присутствует на сеансе гипнотического воздействия. По крайне мере, со стороны дамы. Но, судя по всему, психика сотрудников службы, к которой принадлежал майор Неволин, была абсолютно устойчива к любого вида внушениям со стороны. По крайне мере, здесь и сейчас.

Уже абсолютно спокойный, Неволин ответил вопросом на вопрос:

– У вас что здесь вечеринка для представителей сексуальных меньшинств?

– Любезный, потрудитесь покинуть клуб. Это закрытое мероприятие. И не забудьте принести свои извинения этим господам!

Неволин пропустил эти слова мимо ушей. Преследуя какие-то свои цели, он продолжал настаивать.

– Я что-то не заметил на дверях вашего клуба таблички с надписью «только для голубых и розовых». Это же нарушение прав человека, любезная!

– Чьих прав? Послушайте, вы в своем уме? Кто вас вообще сюда пригласил? – потихонечку втягивалась в дискуссию черноглазая фурия. – Охрана!

– Не надо. Зачем же срывать ваше закрытое мероприятие? Ваша специфическая публика ведь ни в чем не виновата. Даже в том, что вести сегодняшний вечер доверено такой некрасивой и пожилой даме.

Глаза обольстительной брюнетки вспыхнули. Очевидно, специалистов высокого уровня, каким был Сергей Неволин, хорошо обучают приемам быстрого и стопроцентного выведения из себя любой женщины. Лена даже мысленно зааплодировала своему перманентному ухажеру. Хотя в глубине души испытала все-таки чувство корпоративной солидарности с особой, которую он так эффектно царапнул. Но сейчас она с тревогой она ждала ответного слова: все-таки Неволин не до конца понимал, с кем вступил в дискуссию. Член совета директоров «Сообщества лояльных ведьм» не заставила себя ждать. Для начала рассерженная Соня погасила в зале свет. На одно мгновение. Свет зажегся вновь и явил залу другого Неволина. Сергей стоял на том же месте в облегающем вечернем платье, на высоких каблуках, в парике и чулках. С накрашенными ресницами, губами и ногтями. Майор Неволин все-таки не был штандартенфюрером Штирлицем и немного растерялся. Он безмолвно таращился на свои туфли и ногти, а все присутствующие в зале, к этому времени уже находившиеся за своими столиками, восприняли это явление как новый эффектный трюк в рамках сегодняшнего шоу и разразились аплодисментами.

– Да, вы правы, охрана нам действительно не нужна, потому как вы, кажется, собрались уходить? Кстати, эта помада вам очень к лицу, – светским тоном произнесла Софья Михайловна.

Дальше… А дальше Неволин совершил ошибку, во многом повлиявшую на ход дальнейших событий, не очень благоприятных лично для него. Он не нашел ничего лучше, как попрощаться со своей обидчицей следующим образом:

– Да. Один ноль в вашу пользу. Но не думайте, гражданка… как вас там… что вам когда-нибудь удастся увеличить счет. Я пойду переоденусь, а потом всерьез подумаю о вас и вашем заведении. Очень вы меня рассердили сейчас.

Софья Михайловна выслушала эту тираду, нисколько не изменившись в лице. Векшин ругнулся про себя… Майор, кажется, выдал себя с головой. «Гражданка»! Он бы еще документы у нее потребовал! И если эта бестия не полная идиотка, то понять, что перед ней за человек очень просто. Оговорочка-то по Фрейду! «Хотя… Может, и стоило припугнуть ее таким макаром. Совсем бабы распоясались!» – непрофессионально рассудил сыщик-любитель Павел Векшин.

Неволин развернулся на каблуках через левое плечо и зашагал к выходу.

– Ленка, мне тоже надо срочно уйти. Я тебе позвоню через пару часов. Будь у себя в номере, – тихо сказал Павел Елене и быстро поцеловал ее в губы впервые почти за шесть лет (та не запротестовала), а потом постарался незаметно исчезнуть с места происшествия вслед за компаньоном.

– А теперь уважаемые гости, мы предлагаем вашему вниманию выступление еще одного интереснейшего артиста. Если вы, конечно, не устали… – тем временем обратилась к залу Софья Кагарлицкая. Одобрительный гул был ответом ей.

А Елена… Елене здесь было уже неинтересно. Чувства, мысли, образы и комментарии к ним гнездились у нее в голове хаотично. Надо было разобраться со всем этим. Скоро она входила в свой гостиничный номер. И не одна, а с большим пакетом всяческих вкусностей для единственного своего любимца – лабрадора с ярко выраженными человеческими чертами.

XVIII. О бедном майоре замолвите слово

– Черт возьми! А документы и оружие!!! – воскликнул Неволин, когда Паша догнал его на улице.

Майор сорвал с себя парик (благо на улице уже стемнело) и осматривался кругом в поисках урны. Паша толкнул его и молча показал на элегантную сумочку, висевшую на неволинском плече. Тот удивленно посмотрел на Векшина, на сумочку и, чертыхнувшись еще раз, открыл ее и достал оттуда красную книжечку и пистолет.

– Да… – глубокомысленно произнес Векшин. – Теперь они уж наверняка знают, из какой ты конторы.

– Это точно, как точно и то, что мои худшие подозрения подтверждаются, – сказал Неволин и поправил сползшую лямку бюстгальтера.

– По-моему, в этом деле есть то, чего я не знаю, – стараясь не рассмеяться, нарочито сварливо заметил Паша.

Какое-то время шли молча. Когда приблизились к гостинице, Векшин спросил:

– Ты где остановился?

– Не хотел я тебя впутывать в эту историю, Паша. Но как-то все уж очень резко закрутилось. Я тебе всего не стал говорить поначалу, надо было кое-что уточнить. Собственно говоря, теперь ты и сам все видел… А остановился я в «Аркадии» в 615 номере. Елена Николаевна настояла, – раздумчиво проговорил Неволин.

Векшин фыркнул.

– Это на нее похоже. Так ты не договорил. Что я видел? Что ты уточнил?

– Не надо тебе лезть в это дело, Павел Артемьич! Что-то уж очень странное назревает во всей этой цепи событий.

– Ну, положим, я уже по уши увяз в этом предприятии. А в кинематографе и сексе остановка на полпути приводит к плачевным результатам. Разве у вас в конторе не так?

– Гм… А ты ведь киношник, Паша. Это хорошо. Это очень хорошо. У тебя выпить что-нибудь найдется?

Они зашли в гостиницу вместе, причем Паша заставил Неволина надеть парик и взял его под руку. Неволин с неудовольствием согласился, и сразу же побежал к себе снимать чулки и платье, как только они миновали портье.

– Надо отдать им должное: в воровстве эту компанию упрекнуть нельзя, – сказал Неволин, входя к Векшину в номер. Костюмчик-то мой на вешалке в шкафу висит. Причем отутюженный, как я люблю.

– Значит, платье и туфли останутся на память?

Не отвечая, майор уселся в кресло, закрыл глаза и запрокинул голову к потолку.

– Слушай сюда, Паша, как говорят в Одессе. Или не говорят? Что-то я пока не слышал здесь подобного выражения. Так вот, движение «Женский вопрос», клуб «Мефисто», «Сообщество лояльных ведьм» – все это звенья одной цепи, как пишут в детективных романах. И цепочки непростой, а хитро сделанной…

– Что? Общество? Впервые слышу, – наморщил лоб Векшин.

– Да я и сам недавно о нем узнал. Помнишь, я тебе визитку показывал? Инициалы «СЛВ» там были начертаны? Вот это и есть – «Сообщество лояльных ведьм».

– Е-мое. Это что еще за ведьмы?

– А вот это и есть те милые дамы, с которыми мы, и в особенности я, познакомились сегодня поближе. Мне важно было проверить информацию, которую удалось получить ранее.

– Ну и…

– Ну и ты же сам все видел. Эти тетеньки владеют не только гипнозом, но и другими, еще более сверхъестественными способностями. Короче, они очень многое могут. Даже одеть офицера службы безопасности в трусики «танга».

Векшин не сдержался и фыркнул. Неволин открыл глаза и взял рюмку в одну, а огурчик в другую.

– Смех смехом, Паша, а я должен досконально разузнать, что это за ведьмы такие и чего они хотят.

– И у тебя есть план, майор? – спросил Векшин.

– Ведьмы, если принимать обозначение этих дамочек всерьез, особы серьезные. К ним вот так просто, даже с моим удостоверением, не подкатишься. И уж тем более ничего серьезного не узнаешь, а потом и не докажешь. Кроме того, мы пока не знаем всех их возможностей. Но… Мне стало известно об одной их маленькой человеческой слабости.

– Откуда, Серега?

– Обижаешь, гражданин начальник. Моя контора тоже кое-чем сверхъестественным обладает. Так вот. В течение 10–15 минут после совершившегося оргазма наша ведьма теряет свою сверхъестественную силу и находится в состоянии покладистости и доверчивости. Любая просьба или приказ будут исполнены ею немедленно. Это – как раз для нас, – сказал Неволин.

– Так-так-так…

– Хочу тебя, Паша, попросить об одолжении. И от себя лично, и от всей мужской половины человечества…

– Да ты что, майор, я не могу, мне другая женщина нравится, – возмутился Векшин.

– Я тоже люблю другую женщину, Павел Артемьевич, – сухо произнес Неволин. – Речь идет о работе и ни о чем более.

– Да знаю я, о чем идет речь! – сказал Паша. – Слушай, Серега, все-таки переспать с ведьмой – это поступок в стиле настоящего мужчины. А я слышал, у вас в конторе работают только такие ребята.

– Вот ты заладил. Забудь о моей конторе. Не насовсем – на время. Да и потом вам, кинематографистам соблазнить женщину гораздо проще. Фильмы, фестивали, актеры, премьеры… – высказал Неволин свое мнение.

– У тебя любительское представление о нашей работе, – возразил Павел.

– А у тебя вполне профессиональное представление о том, как нужно ухаживать за чужими женщинами!

– Да кто бы говорил, – разозлился Векшин.

– Ладно! Мы немного отвлеклись. В таком случае я предлагаю бросить жребий, – примирительно сказал майор.

Оба помолчали, прикидывая оптимальный способ выбора того, кто принесет себя в жертву, вызовет огонь на себя, грудью бросится на амбразуру и спасет человечество. После недолгих препирательств было решено испытать судьбу с помощью дежурной по этажу.

Они подошли к ней вдвоем и встали по обе стороны от стола.

– Девушка, мы тут поспорили, что привлекательнее для женщины в мужском характере: сила или ум? Как на ваш взгляд?

Дежурная, грудастая дамочка лет тридцати, хохотнула и поочередно оглядела симпатичных мужичков, оказывающих ей недвусмысленное внимание. Остановилась взглядом на широких плечах мастера спорта Неволина.

– В мужчине я люблю силу. Чтобы обнял, так до хруста в косточках. – Сказала и зарделась. – А вы надолго у нас остановились? – обратилась она к Векшину, поглядывая на Неволина.

– Надолго. Времени у нас на все должно хватить, – ответил Павел и подмигнул хмурому чекисту.

– Ты справишься, Серега, я уверен. А Лена… она ни о чем не узнает. По крайне мере, от меня, – сказал ему Векшин, когда они вернулись в номер.

– Значит, делаем так. Ты приглашаешь Софью сняться в кино, а заодно и меня. Причем в эротической сцене. Выгонишь всех лишних и сам, кстати, тоже уйдешь. А я… постараюсь.

– Стоп-стоп-стоп. Хватит, я уже снял одну красивую женщину в кино.

– И как?

– Что «и как»? Хорошей актрисой оказалась. Но на этом – все. Давай-ка лучше я твою Софью приглашу на наш фильм в качестве консультанта по какому-нибудь вопросу. Должность солидная для знающих людей, а также ведьм, чертей и домовых. И тебя в консультанты определю. Вот и переговорите с ней в укромном уголке как консультант с консультантом.

– Как ты себе это представляешь? Нет-нет, тут надо еще подумать, – сказал Неволин.

– Слушай, майор, в операции, где ты играешь первую скрипку, главное вовсе не холодная голова, а горячее сердце. Ну и чистые руки по возможности.

Неволин недовольно засопел.

– Давай-ка, мы сначала вытащим нашу Соню на встречу, а там будем, вернее, ты будешь импровизировать, – предложил Векшин. – Как у вас говорят, займешься «разработкой объекта». Так кажется?

– А у вас как говорят? – полюбопытствовал майор.

– А у нас… В данном случае я бы назвал эту комбинацию «вызовом на пробы».

XIX. Вопросы-ответы

Через два часа раздался звонок. Но это был не Векшин, из телефонной трубки донесся какой-то очень знакомый женский голос.

– Елена Николаевна?

– Да, это я.

– Отчего же вы так быстро ушли с нашей вечеринки? Софья Кагарлицкая вас беспокоит в ночи.

– Да вы знаете, голова что-то разболелась, – соврала Елена.

– Я очень надеюсь, что причина не в том незначительном инциденте, который произошел по вине наших охранников, пропустивших на вечер постороннего человека?

– Нет, конечно. Просто я плохо спала накануне.

– Ясно… Скажите, Елена Николаевна, а вам знаком человек, который вступил со мной, а значит и со всей нашей организацией в открытый конфликт?

Елена лихорадочно соображала. «Сережа Неволин, конечно, мне порядком надоел, а я кандидатка в эти самые ведьмы, и скрыть от них, кажется, ничего невозможно, и…»

– Говорите, Елена Николаевна, прослушивание нашего разговора полностью исключено.

– Да, я знаю этого человека. Он примерно раз в месяц признается мне в любви и зовет замуж.

– Вот как. Дело в том, что он в каком-то смысле бросил всем нам вызов. И поскольку он является членом тоже довольно серьезной организации, то ваш Сергей становится для нас очень опасным человеком, – сказала Софья Михайловна.

«Ну уж, фиг вам, тетки на метелке! Неволина, хоть он и зануда, я вам не отдам».

– Софья Михайловна, я настоятельно прошу вас ничего не предпринимать, пока я с ним не переговорю. Слышите?

– Хорошо. И постарайтесь не откладывать этот разговор. А как идет работа с вашим подопечным? – спросила Кагарлицкая.

«Черт! „Подопечный“ – это ведь мое словечко. Им что и мысли мои известны?!»

– Дела идут в точном соответствии с нашими договоренностями. Скоро я смогу предоставить вам полный отчет.

– До свидания, Елена Николаевна.

– До свидания, Софья Михайловна.

Положив трубку, Елена немного посидела неподвижно, глядя в одну точку на стене. Прилегла. А Цезарь, сытый и игриво настроенный, в это время уже обхаживал ее. Он уже и тапочки, и мячик притащил, и даже ту бумажку, которую так любила разглаживать и перечитывать хозяйка, расстарался вынуть из-под подушки.

– Ого! Цезарь, а ты случайно не заодно с моими кураторами? Тоже мысли мои читаешь, – сказала Елена и взяла у него потрепанный документ.

Она удостоверилась, что рядом с пунктом «Сделать выбор между друзьями и женщиной в пользу последней, когда речь зайдет о том, как провести вечер» стоит галочка.

«Ну что ж, я тебя поздравляю, Елена Николаевна! Все идет так, как ты этого хотела, – подумала она, не испытывая, впрочем, особого воодушевления. – Чего же мне так не радостно на душе? Может быть легкая хандра – это вполне естественное недомогание при превращении просто женщины в настоящую женщину? То есть в ведьму. Интересно, а настоящие мужчины, это кто? Тоже какие-то ведьмы… ведьмаки… черти полосатые…»

Мысли у Елены начали путаться. Цезарь, не дождавшийся на сегодня подвижных игр, заворчал и забрался к засыпающей Елене под руку. Векшин в это вечер так и не позвонил. Не позвонил он и ночью. Как и на следующее утро.

XX. О бедном майоре замолвите слово – 2

Софья Михайловна если и удивилась предложению Векшина, то не подала виду. Оставалось догадываться, польстило ли оно ее самолюбию: все-таки кинематограф… Далеко не всякого профессионала здесь попросят о совете. И уж тем более не каждую ведьму.

Примерно так размышлял Павел Векшин, ожидая у себя в кабинете на студии Софью Михайловну Кагарлицкую. Он позвонил ей сегодня утром, с благодарностью отозвался о накануне проведенном вечере и коротко рассказал о своем предложении.

– Консультации какого плана вам требуются? – спросила Кагарлицкая.

– Софья Михайловна, это не телефонный разговор. Может быть, вы согласитесь уделить мне полчаса для личной беседы?

– У нас в клубе затевается небольшой ремонт, а дома я не принимаю, – сказала Софья Михайловна.

– Так может быть у нас на студии? Часика в четыре?

– Я буду.

Вроде бы все складывалось хорошо. Оставалось только предупредить другого, уже утвержденного им консультанта с майорскими погонами. А также внести кое-какие поправки в сценарий фильма, переговорив с режиссером-постановщиком. Это было сравнительно легко, потому что почти с самого приезда Векшина в Одессу Катайцев намекал ему об острейшей необходимости снять еще один мистический эпизод в их и без того мистической картине. Векшин все время делал вид, что не понимает намеков. Но сейчас он решил воспользоваться карт-бланшем, который ему дали в Москве, и продумать, как быстро и недорого снять еще один мистический эпизод, спасая мужскую половину человечества. При этом, само собой, не навредить фильму в целом, потому что все преходяще, а музыка и кинематограф – вечны!

Она вошла к нему ровно в 16.00. Строгий деловой костюм, юбка ниже колен, убранные назад волосы. Кто бы мог распознать в этой деловой женщине мегеру с ангельской внешностью, которую Векшин лицезрел совсем недавно. По ее взгляду он понял, что светская преамбула здесь ни к чему и перешел сразу к делу.

– К сожалению, наш главный выдумщик и режиссер фильма сейчас на съемках, но я думаю, мы с вами поймем друг друга и без него. Чай? Кофе?

Софья Михайловна отрицательно покачала головой. Векшину показалось, что она смотрит на него каким-то оценивающим взглядом, причем чисто в женском смысле. Поэтому он немного стушевался, но, закинув ногу на ногу, справился с волнением и начал излагать тщательно продуманную причину приглашения Софьи Михайловны Кагарлицкой в качестве консультанта картины «Другая жизнь».

– Это должен быть последний эпизод в съемках нашего фильма. Не по содержанию, а по времени съемок. Так часто бывает в кино. Эпизод этот должен сниматься здесь, в студийном павильоне, он представляет собой встречу главного героя фильма с медиумом, который общается с потусторонними силами. Главный герой – это молодой человек с темным прошлым, неясным настоящим и еле различимым будущим. Он ищет свою исчезнувшую возлюбленную, но поскольку находится в данный момент под следствием, то на встречу с гадалкой его сопровождает хороший и добрый следователь, решивший пойти навстречу подследственному.

Рассказывая эту историю, Векшин следил за реакцией «консультанта», но лицо ее было непроницаемо.

– А что конкретно требуется от меня? – спросила Кагарлицкая, когда он закончил.

– От вас зависит очень многое, Софья Михайловна. Вот вам сценарный текст этого эпизода. Посмотрите, пожалуйста, правильно ли изъясняется медиум в нашем эпизоде. Посоветуйте нам, какой антураж должен быть у предсказательницы в рабочем кабинете, как она должна быть одета, какие сигареты предпочитает курить…

– А как одета я? – пожала плечами Софья Михайловна, пролистывая сценарий.

– Так вы тоже? – воскликнул Векшин после паузы. – Вот здорово! (Хорошо, что Станиславский отсутствовал при этой реплике).

– А сигареты в данном случае совершенно излишни, – продолжала она, и посмотрела на пачку «Мальборо», лежащую на столе у Векшина.

– Да?.. Это не мои, – совершенно не по делу смутился Паша. – Слушайте, а может быть, нам и не мудрить с подбором артиста на эту небольшую по метражу, но очень важную для сюжета роль?

– То есть? – потребовала ясности Софья Михайловна.

– А что если вам, госпожа Софья, дебютировать в кино?! В роли медиума. В нашем фильме. Я уверен, что режиссеру такая идея придется по душе, как только он вас увидит. Кто еще органичнее, чем профессионал сыграет эту роль? И такой красивый профессионал, – разошелся Паша.

– Это интересно. Кстати, дебют мой состоялся несколько лет назад. На студии Горького.

– Елки-палки, так вы актриса? – восхитился продюсер.

– Я заканчивала ВГИК, и уже на четвертом курсе сыграла небольшую роль в кино, – сказала Софья Михайловна.

– А чью мастерскую вы заканчивали?

Тут в дверь постучали, и Векшин не успел узнать, из-под чьего крыла в Институте кинематографии выходят такие очаровательные ведьмы.

– Павел Артемьевич, к вам человек пришел. Сказать, чтоб подождал?

– Нет-нет, пригласите нашего эксперта сюда, – сказал он администратору и обратился к Софье Михайловне:

– А вот, кстати, подъехал ваш коллега и наш советчик по уголовно-процессуальным вопросам. Вы с ним будете работать по одному и тому же эпизоду.

В кабинет вошел Неволин. Вряд ли можно было назвать растерянностью, реакцию Кагарлицкойна его появление, но, кажется, некоторое напряжение в крыльях носа и пульсирующей жилке на виске, Векшин все же усмотрел.

– Добрый день! – поздоровался Неволин и заглянул в глаза выпускнице ВГИКа.

– Знакомьтесь, господа!

Неволин подошел к Софье. Он был хорош сегодня! Паша, знающий толк в запахах, влияющих на симпатии женщин, одолжил ему свой одеколон, а также итальянский галстук. В сочетании с галстуком атлетическое сложение и смеющиеся карие глаза светловолосого мужчины в расцвете сил были неотразимы.

На мгновение Векшину показалось, что в лице госпожи Софьи мелькнули черты шестнадцатилетней Сонечки, которая еще умела смущаться и краснеть. Впрочем, иллюзия рассеялась через мгновение, когда она поднялась навстречу майору, подала ему руку и сказала:

– А в парике вы действительно выглядите немного хуже.

– А вы, кажется, уже знакомы! – невинно воскликнул Павел, продолжая глумиться над принципами основоположников реалистического театра.

– К сожалению, наше знакомство вышло несколько скомканным. Надеюсь, мы сможем теперь получше узнать друг друга, – Неволин счел нужным поцеловать Софье руку, и, когда он наклонил голову, она задала резонный вопрос, адресованный, скорее всего, обоим мужчинам.

– Скажите-ка, а почему именно офицер Федеральной службы безопасности консультирует ваш фильм? Да еще и приехавший из другого города.

Пауза была очень короткой. Ответил Векшин:

– Так у нас же главный герой подозревается в связях с организованной преступностью. И вот Сергей Ильич любезно согласился потратить несколько дней своего законного отпуска на наши кинозабавы. Надеюсь, и вы согласитесь нам помочь. Все-таки мы не чужие люди. Я ведь тоже когда-то ВГИК заканчивал.

Софья Михайловна помолчала, разрушая стереотип о легкомысленности молодых и красивых актрис. Альянс «Векшин-Неволин» был для нее немного неожиданным. Дело осложнялось и тем, что проникнуть в мысли этих двоих мужчин для нее не представлялось сейчас возможным. Киношник был «подопечным» Елены Тихоновой, сдающей кандидатский минимум, и вторгаться в его мозговую деятельность было категорически запрещено. Что же касается чекиста, то это было невозможно в принципе. Кагарлицкая решила действовать на свой страх и риск без санкции руководства (Лариса Андреевна была сейчас в Соединенных Штатах в командировке по обмену опытом). Софья поняла, что ей нужно сблизиться с этими мужчинами, с тем чтобы выведать, не готовят ли они, и в особенности этот двухметровый хлыщ с красивыми глазами, какую-нибудь каверзу для нее, для ее фирмы и для всех настоящих женщин.

– Хорошо, я согласна поработать с вами, но только при одном условии, – сказала она.

Мужчины переглянулись.

– Я весь – внимание, – заявил Векшин.

– Господин Неволин должен дать мне слово не посещать клуб «Мефисто», по, крайней мере, в дни проведения там массовых мероприятий.

– Разумеется, коллега. Кстати, когда я могу вернуть вам платье, туфли и другие предметы туалета, за исключением колготок? – спросил Неволин.

Софья Михайловна взглянула на него с видимым интересом: мужчина не стесняется вспомнить о происшедшем с ним конфузе!

– Отдайте это в музей ФСБ, если таковой имеется, – ответила она.

– Спасибо. Это будут первые экспонаты из серии «Отпуск чекиста», – поклонился Неволин.

Соня впервые за все время разговора улыбнулась.

– Я вижу, атмосфера становится вполне доброжелательной. Очень рад, тем более что это в моих интересах, – Векшин пожал руки обоим консультантам. – Через час освободится режиссер. Софья Михайловна, может быть, вы переговорите с ним уже сегодня?

Та кивнула.

– Тогда такое предложение: поскольку отпускник Неволин сейчас вполне свободен, то я попрошу его сопровождать вас в студийное кафе, где дают прекрасный кофе с пирожными. Как вы?

Софья ответила утвердительно, и Неволин, сопровождая ее к выходу, как бы невзначай положил ей руку на талию.

«Ничего себе! Да ты еще тот ходок! И еще за моей Ленкой волочится… Ну вот уж, хренушки! Ладно… Реплики потом». Паша попрощался с посетителями и обратился к должностным обязанностям исполнительного продюсера.

Съемки назначили на вечер следующего дня. Векшин позвонил Елене около полуночи и попросил разрешения пересечь ковровую дорожку, разделяющую их номера. Она запретила ему это делать и сказала, что ей нельзя мешать сейчас: она рассматривает вопрос о его прижизненной реабилитации. Счастливый Векшин распушил хвост и доверительно поделился с ней последними новостями, рассказав, в том числе, и о завтрашнем участии в съемках новой актрисы, и о работе вновь принятых на работу консультантов.

– У вас просто не фильм, а программа «Алло, мы ищем таланты», – заметила Елена и непременно захотела быть на завтрашней смене.

Впервые за свою одесскую командировку Векшин так сладко спал. У него наконец-то появилась реальная надежда. Впервые за свой отпуск так беспокойно спала Елена. Ей снились, прямо скажем, нехорошие сны.

…К изумлению Неволина, квартира, построенная для съемок эпизода, к которому он имел непосредственное отношение, оказалась состоящей только из двух стен. Выгородку поставили в самом маленьком студийном павильоне. И сейчас здесь царил нормальный предсъемочный бедлам. Носились ассистенты, с кем-то ругался режиссер, привередничали осветители и таращили глаза случайные зеваки. Было тесно и весело.

По крайней мере, для Неволина, впервые в жизни очутившегося на съемочной площадке. Паша куда-то отъехал, пообещав вернуться через полчаса. Время шло, а Векшина все не было. Но вот Сергей заметил только что появившуюся в павильоне Софью Кагарлицкую. Вошедшая с ней серьезная ассистентка в куртке без рукавов громко сообщила режиссеру, что привела актрису с грима. К Софье подошел Катайцев и стал о чем-то тихо с ней говорить. Может быть, здесь и сказалось мастерство гримера, а может, в этом было виновато освещение, но Неволин в эту минуту поймал себя на мысли, что представительница «Сообщества лояльных ведьм» выглядела сейчас очень сексуально. Разумеется, майор был готов к различным проявлениям хитрости и коварства со стороны своей «коллеги-консультантки», но не залюбоваться ей сейчас он не мог.

– Черт, какая аппетитная колдунья! – вполголоса сказал из-за плеча Неволина, только что подъехавший продюсер.

Солидарность с этим мнением проявило и большинство мужчин, находящихся в павильоне. Кто исподволь, а кто и в упор разглядывал вновь появившуюся на площадке брюнетку с прекрасной фигурой.

– Тишина на площадке! – провозгласил режиссер, и в двухстенной «квартире» началась первая репетиция. Актер, играющий главного героя – невысокий крепкий парень лет двадцати пяти – обладал абсолютно неартистической внешностью: нос картошкой, соломенная челка, веснушки и тяжелый квадратный подбородок. Его нашли в одном из московских профтехучилищ, и режиссер предрекал ему большую экранную судьбу. Векшин, посмотрев отснятый материал с его участием, полностью согласился с Катайцевым, правда, усомнился в возможности страстной любви главной героини фильма к персонажу с такой внешностью.

Но Катайцев все-таки убедил его, что, во-первых, такое случается в жизни, а во-вторых, по сценарию фильма она все же от него сбегает, прихватив совместно нажитые нечестным путем деньги и драгоценности. Векшин, помнится, удовлетворился таким объяснением, поскольку достаточно хорошо знал женщин, и просто ощутил профессиональный азарт, связанный с открытием новых, никому не известных до поры актерских имен. Актера-дебютанта звали Иваном, это имя ему очень подходило. Как и имя Софья – актрисе, работающей с ним в кадре. Решено было даже сохранить его в фильме.

«Ясновидящая Софья решит ваши проблемы». На актрисе, ведьме и консультантке было бирюзовое с черной нитью шелковое платье, огромные серьги такого же оттенка покачивались в ушах, волосы были убраны на затылке в хвост а ля Бриджит Бардо. У этой гадалки не было ничего общего с толстыми тетеньками, загадочно таращащих глаза с экранов телевизоров и газетных реклам под вывесками экстрасенсов и ясновидящих государынь Лилиан, Прасковий и Пелагей и проч.

Сексапильная внешность ясновидящей полностью совпадала с концепцией режиссера-постановщика фильма, заключавшейся, в основном, в разрушении всяческих стереотипов. И в самом деле, молодая и привлекательная женщина по имени Соня в роли медиума была похожа скорее на студентку или библиотекаршу, подрабатывающую фотомоделью. Так могли бы подумать и Векшин с Неволиным, наблюдая за первыми дублями с ее участием, если бы не были знакомы с Софьей Михайловной уже достаточно хорошо. Они продолжали узнавать ее и сейчас, изредка обмениваясь впечатлениями.

Именно это и бросилось в глаза Елене, когда она тихонечко вошла в павильон и поздоровалась со знакомыми девчонками из съемочной группы. Одна из них и указала на наблюдательный пункт, где тешили свое либидо сразу два ее ухажера, во все глаза, рассматривая смазливую брюнетку и не замечая, мстительно отметила про себя Елена, намечающегося второго подбородка и довольно короткой шеи. Разумеется, скоро Елена узнала Софью Михайловну и поняла, что события в этом «кино» начали развиваться совсем не по ее сценарию. Кандидатка в «Сообщество» совсем забыла, что импровизация – главный принцип игры, в которой она согласилась участвовать. Впрочем, если уж быть до конца откровенной, именно этот принцип лежал в основе всей предыдущей жизни Елены Тихоновой. А теперь извольте видеть, как двое «ее» мужчин в порыве импровизации поедают глазами постороннюю женщину!

… Инстинкт собственницы – предмет для отдельного масштабного исследования. Елена Николаевна не стала сейчас об этом думать, она досчитала до десяти на десяти разных языках (так учила мама) и решила начать свою импровизацию: «В конце концов, я тоже не из массовки».

Режиссер Катайцев, по всему видать, был доволен, как работают артисты. Поэтому нервозности и напряженности на площадке не было в помине, и члены съемочной группы могли свободно перекинуться парой слов и даже перекурить. Беседовали о чем-то своем и два идейных борца с воинствующим феминизмом.

Софье Михайловне были недоступны мысли этих мужчин. Но разве кадровые сотрудницы «Сообщество лояльных ведьм» не умеют виртуозно работать со слухом?! Это ведь гораздо проще и безопаснее: как следует прислушаться. Тот, кто вымолвил слово, обречен быть услышанным – если не ближним своим, так уж ближайшей ведьмой точно. Тем более что подслушивающих устройств, всяких микрофонов и других устаревших штучек в данном случае вовсе не требуется. Просто нужно как следует настроиться и услышать то, что очень хочется услышать. Можно немного подогреть объект прослушивания сексуальными импульсами.

– Интересно, а молодая и красивая актриса обязательно спит с режиссером? – задумчиво спросил Неволин, глядя на то, как Катайцев кружится вокруг единственной на площадке красивой актрисы: то прикоснется к ее плечу, то пожмет ручку, то шепнет что-то на ушко.

– Выдумки все это! Вы-дум-ки. Да и потом, почему обязательно с режиссером? – отвечал Паша.

– Да-с, прекрасная у вас профессия, господин Векшин, – сказал Неволин.

– Если принять во внимание то, что тебе предстоит совершить в ближайшее время, то и в вашем департаменте неплохо живется, господин Неволин, – не замедлил с ответом Векшин.

– Да… – произнес один.

– М-нда… – вторил другой.

– И все-таки жаль, что наша Сонечка не участвует в какой-нибудь эротической сцене вашего фильма! – сказал Неволин.

– Но-но, ты не забывай, что мы не порнушку какую-нибудь снимаем, а мистический триллер.

– Я понимаю. Но все-таки… Представляешь, сейчас этот парень… Ваня его зовут, кажется? Сейчас это парень подходит к Софье Михайловне вплотную, расстегивает брюки… – начал фантазировать майор, в тайниках души которого, оказывается, затаился сексуальный террорист.

– Нет, пусть лучше она ему расстегивает, – поправил Векшин.

– Ну да. А сзади к ней подходит другой парень. Кто он? Cледователь? Замечательно. И вот следователь с подследственным берут эту колдунью … Жалко, конечно, что артисты у вас не такие высокие и мускулистые, как герои древнегреческих мифов. Тут нужны Гераклы, Голиафы, Атланты!

Векшин покосился на увлеченного чекиста.

– Смотрю я на тебя, Сергей Ильич, и думаю, что бесконечно сублимировать сексуальную энергию в работу по обеспечению безопасности государства все-таки невозможно… Так-так-так. И берут они ее значит за…

– Почему «за». Они просто ее берут. Один сзади, а другой спереди. А потом на столе. По очереди. И вместе. А она стонет, кричит, пытается вырваться. Но их же двое. Кстати, а может, и мы попробуем вдвоем?

Векшин ошалело посмотрел на собеседника.

– Да ты знаешь, я традиционалист в этом отношении. Хотя…

– Но сначала Сонечка показала бы нам стриптиз. Насколько я знаю, на своих собраниях… вернее, шабашах, ведьмы танцуют голышом. Так что, наверняка хореографическая практика у нашей знакомой имеется.

Разнузданные фантазеры замолчали, глядя на Кагарлицкую, которая по сценарию должна была войти в колдовской транс для разговора с духами. Она ответила взглядом полным неги и страсти. Это была эмоциональная мощь русалки и обольстительное притяжение сирены. Коллеги Софьи Михайловны по работе в Сообществе сразу бы поняли, что она находится при исполнении.

…Монтажный стык. Без него абсолютно невозможно представить себе любой мало-мальски современный фильм. Вот в одном из эпизодов героиня занимается любовью, а через секунду она уже сидит в офисе и пьет чай с конфетами. «Монтажный стык» – именно такое определение покажется потом наиболее подходящим Павлу Артемьевичу Векшину для описания того, что с ними произошло в следующее мгновение.

Мало что изменилось в мизансцене. Павел так же стоял, скрестив руки на груди, чуть отставив ногу вперед, а Неволин так же покачивался с носков на пятки, заложив большие пальцы рук за пояс. Но только стояли они уже в мерцающем полумраке, в потоках направленного на них света. А вокруг грохотала музыка и бесновалась толпа. И, похоже, причиной ее возбуждения были именно они. Толпа состояла практически из одних женщин, а Векшин и Неволин стояли в одних трусиках-ниточках на подиуме стриптиз-клуба «Нирвана». Это явствовало из светящейся надписи высоко под потолком. Компаньоны ошеломленно взглянули друг друга. Оба прочли на лице собрата по несчастью одну ясную мысль: провалиться бы сейчас сквозь землю. Или хотя бы убежать. Но куда там! Подиум заканчивался глухой стеной с одной стороны, а другой его конец уходил прямо в центр зала. А со всех сторон кричали, смеялись и свистели дамы самых разных возрастов и комплекций. Они требовали зрелища и размахивали деньгами. Музыкальный ритм сменился. И к ужасу Векшина, он увидел, что майор службы безопасности ритмично двигается под музыку, подчеркивая все достоинства своей прекрасной фигуры. Более того, Паша внезапно почувствовал, что и он начал игриво двигать бедрами и улыбаться. Толпа взревела.

Неволин с округлившимися глазами подскочил к краю подиума и оттянул резинку трусов. Ближайшие к нему дамы не замедлили протянуть к нему руки с купюрами. Векшин попытался что-то крикнуть, но вместо этого упал на колени перед какой-то теткой с широким толстым носом и бисеринками пота на лбу. «О, господи, я где-то ее уже видел!» – пронеслось у него в голове.

Вдруг, к облегчению Векшина, свет погас. И он обнаружил себя на огромной кровати, теперь уже абсолютно голым. Из динамиков музыкального центра стоящего рядом, раздавалась абсолютно сюрреалистическая в данной ситуации песенка про тореадора, который должен смело идти в бой. Дверь спальни (ничем иным эта комната не могла быть) была плотно закрыта, но через щель между дверью и полом пробивалась полоска света. Векшин завернулся в простыню и медленно поднялся. Но тут дверь резко распахнулась и Паша от неожиданности сел обратно на кровать.

– Заждался меня, пупсик! – воскликнула огромного роста женщина в черных колготках. Баскетбольные мячи под бюстгальтером, рубенсовские складки на животе и кобыльи ляжки указывали на то, что перед Павлом Векшиным явилась дама, не привыкшая комплексовать в вопросах еды и секса. В руках у нее он разглядел предметы, напоминающие розги и наручники, на голове – чуть сползший белый парик. В фальшивой блондинке Векшин опознал свою старую знакомую с негритянским носом. Она бросила затейливые вещицы на кровать и, схватив бедного Павла за ногу, рывком притянула к себе. Потом (о господи!) высунула язык и приблизила свою физиономию к лицу Векшина. Он заорал благим матом, с невероятным усилием отбросил многопудовое тело «блондинки» и выскочил из комнаты.

И оказался уже не в квартире, а прямо на свежем воздухе. Слава богу, за ногу зацепилась простыня. Паша судорожно в нее завернулся и осмотрелся по сторонам. Вечер был прохладным, и Векшин, одуревший от происшедших за последние минуты событий, потихоньку начал приходить в себя. Редкие, слава богу, в этот поздний (или ранний?) час прохожие шарахались от него в стороны. Он зябко ежился и лихорадочно соображал, что же делать дальше. Но вот рядом с ним остановился милицейский УАЗик. Он обреченно вздохнул, запахнулся поплотнее в простыню и молча забрался в услужливо открытую заднюю дверь. УАЗ тронулся, а Паша прислонился к холодной решетке и, зажмурившись посильнее, резко открыл глаза: он все еще надеялся проснуться.

Милиционеры впереди о чем-то громко спорили высокими голосами. Автомобиль увеличил скорость и не останавливался на перекрестках. Векшин пытался разглядеть улицы, по которым они ехали, но из этого ничего не вышло – скорость была огромной. Вдруг он почувствовал, как УАЗик сильно тряхнуло, и с ужасом увидел в зарешеченное окно, как машина оторвалась от земли.

Векшин изо всех сил начал колошматить в перегородку, пытаясь сообщить блюстителям порядка о грубом нарушении правил дорожного движения. Там, впереди, зазвучала музыка, напоминающая вагнеровский полет валькирий. Векшин изо всех сил заорал охрипшим голосом. Водитель, наконец, соизволил оглянуться. Глаза уже привыкли к полумраку, и Векшин убедился, что на водительском месте сидит его знакомая с раблезианскими формами. Чудовищная женщина в милицейской форме плотоядно облизнулась и подмигнула ему. Он с отвращением откинулся назад. Каким-то образом дверца открылась, и Паша вывалился из машины. Он камнем полетел вниз. «Ну и пусть! Чем так жить…» – смиренно подумал Векшин и закрыл глаза.

Но скоро почувствовал, что уже не падает. Он открыл глаза и обнаружил, что его руки, теперь больше не руки, а крылья. А вместо носа у него теперь клюв, а вместо… В общем, от превращения в мешок с костями его спасло превращение в обыкновенного городского голубя. Паша не ощутил особого восторга по поводу своей способности летать и стал осторожно снижаться.

Преодолевая тошноту, он опускался в район Приморского бульвара. Приблизившись к памятнику основателю города, он услышал знакомый голос:

– Эй, вы там! Поосторожнее! Ох, доберусь я до вас, всем бошки посвертываю, засранцы!

Векшин сделал круг над площадью и увидел, что ему грозит кулаком памятник Дюку Ришелье. Но нет, памятники угрожать не могут! Вместо отца-основателя на постаменте стоял и ругался загримированный под Дюка Неволин. Голубь Паша спланировал к нему на плечо.

– А, это ты! А я думал опять сизари проклятые меня обосрать норовят. Это же стихийное бедствие для нашего брата-памятника!

– Очнись, Серега! Что происходит? – проворковал-проорал ему в зеленоватое ухо Векшин.

Подобрав полы такого же зеленовато-бурого плаща, Неволин в образе Дюка криво ухмыльнулся.

– А ты что, до сих пор не понял, Павел Артемьич?

– Что я должен понять? – всплеснул крыльями Векшин.

Услышать ответ он уже не успел, потому что от удара камнем упал на землю. Молодой человек лет семнадцати, гулявший по бульвару со своей девушкой, доказывал ей свою личную состоятельность. Девушка захлопала в ладоши и обняла «настоящего мужчину».

… Очнулся Векшин от тяжести. От невероятной тяжести и боли в правом глазу. Левый глаз был в порядке, но увиденное им не сразу дошло до сознания оставшегося в живых Векшина. Он стоял на каком-то возвышении, опять абсолютно голый, если не считать какого-то листочка внизу живота. Холода он не чувствовал, видимо, оттого, что все мускулы его были до предела напряжены. Запрокинув руки над головой, он держал огромную каменную плиту.

Одно хорошо: кажется, все его члены – по крайней мере, видимые – были снова человеческими. Векшин услышал свист и повернул голову. В темноте он с трудом разобрал, что слева, точно в такой же позе стоит его товарищ. Неволин выглядел вполне эффектно и на этом месте. Впечатляющие мускулы, бицепсы, трицепсы, пресс и так далее. Прямо античный герой. «Атлант, твою мать! Домечтался! Нам только бремени античных героев не хватало!»

Неволин усмехнулся и почесал ногу об ногу.

– Ну, теперь ты понял, с кем нам пришлось иметь дело?

– И что, долго нам здесь стоять? – помолчав, задал риторический вопрос Векшин.

– Черт его знает. Зависит от аппетита наших «подследственных», – сказал Неволин.

– Так может, бросим все к ядреной фене?! Да и пойдем отсюда, а майор?

– Нет, Паша, не получится, не дай бог, все здание рухнет, – сказал Неволин, осмотревшись вокруг. – Мы держим на себе архитектурный шедевр начала девятнадцатого века. В этот домишко, наверное, еще Пушкин захаживал.

Словно в подтверждение его слов, над головами «атлантов» раздалось то ли шуршание, то ли потрескивание, то скрипение.

– Как назло, народу никакого поблизости, – посетовал Неволин. – Придется до утра ждать.

– И все-таки чертовски хороша эта черноглазая ведьмочка! – крякнул «Атлант» слева, не отвечая на это печальное соображение.

– Интересно, у нас съемки уже закончились?.. Катайцев наверняка предложил нашей Соне выпить по рюмке чая у себя в номере, – сказал «Атлант» справа. – Как бы его к нам на подмогу не прислали.

– А мне показалось, что ты Елену Николаевну любишь, – не смог удержаться Неволин.

– А я так был почему-то уверен в твоей безответной любви, – возмущенно отреагировал Векшин.

Оба надолго замолчали. Но поскольку засыпать им было рискованно, а других собеседников поблизости не было, товарищи скоро возобновили скупой мужской разговор. Им было что рассказать друг другу.

Вставало солнце. Бледные до синевы компаньоны встречали его с надеждой на избавление. И точно, где-то в глубине площади, на которую выходил фасад удерживаемого ими старинного здания, зацокали каблучки. Векшин и Неволин почувствовали себя жителями необитаемого острова, увидевшими в море долгожданный парус. Но поскольку зажечь костер было невозможно, а призывать на помощь в неглиже было неудобно, они только напряженно всматривались в туманную даль и силились передать туда телепатический SOS-поток.

Наконец стук каблучков приблизился, и они разглядели особу, которую им меньше всего хотелось бы видеть сейчас.

… Когда Векшин с Неволиным исчезли со своего наблюдательного поста, Елена подумала, что они, наконец, занялись чем-то более важным и полезным, она решила поискать их в офисной части киностудии. Однако ни администраторы, ни ассистенты, ни даже сам Артшуллер – никто ничего не знал о местонахождении исполнительного продюсера вместе с приглашенным консультантом. Слегка встревоженная, она вернулась в павильон. Софья Кагарлицкая уже закончила свою работу. Они обменялись взглядами и довольно холодно поздоровались друг с другом. Для Елены этого было достаточно, чтобы все понять. Все-таки женщине женщину трудно обмануть, особенно если они находятся в примерно равных «ведьмовских» категориях.

– Вы же обещали ничего не предпринимать, пока я с ним не переговорю! – Елена зашла за Софьей Михайловной в туалет с твердым намерением все выяснить.

– Исключительные обстоятельства, Елена Николаевна! Господин Неволин, а вместе с ним и ваш подопечный проникли в тайну существования Сообщества!

– О, Господи!

– Совершенно неуместное замечание, дорогая Елена! – насмешливо сказала Кагарлицкая.

– Что вы с ними сделали?! – незаметно для самой себя повысила голос Елена. Софья Михайловна удивленно посмотрела на кандидатку.

– Да не беспокойтесь вы так. Ничего страшного с ними не случится. Просто сейчас нам с вами надо решить, как действовать дальше, поскольку в данном случае вы лицо заинтересованное. И даже весьма серьезно заинтересованное в благополучном разрешении этой проблемы. Но, может быть, мы побеседуем в другом месте? Решать мужские судьбы в женском туалете – что-то в этом от привычек домохозяйки, нет?

Софья рассказала Елене все очень подробно, почти буквально процитировав разговор компаньонов перед началом их ночного вояжа по глубинам подсознания. Елена выслушала ее, не перебив ни разу, хотя ей очень хотелось. Они сидели на этот раз не в «Мефисто», а небольшой круглосуточной забегаловке рядом с Приморским бульваром.

– И что теперь? – спросила она Кагарлицкую, когда та умолкла и взяла в руки чашку с уже остывшим кофе.

– А теперь, в целях безопасности нашего общего дела нам нужно решить, какие меры следует избрать для пресечения враждебной для нас деятельности… обоих ваших мужчин.

Последняя фраза прозвучала как обвинение, и Елена немного смутилась, но быстро взяла себя в руки.

– Что вы предлагаете? – спросила она.

– Наиболее приемлемыми для нас с вами являются два варианта. Первый: заставить опасных для Сообщества мужчин забыть обо всем, что они узнали. И второй: сделать господ Неволина и Векшина своими сторонниками, вернее сторонницами, то есть…

– Второй вариант исключается в принципе, – прервала ее Елена. – Не забудьте, что от проявления сугубо мужских качеств одного из них зависит мое вступление в Сообщество.

– Вы правы, господин Векшин нужен вам, а значит и нам, как мужчина. Но ведь второй деятель…

– Этот вариант исключен в принципе, – опять перебила собеседницу Елена. – Вы же сказали, что есть еще и другая возможность.

Софья Михайловна улыбнулась и провела кончиком языка по ярко накрашенным губам.

– Вы правы, но эта возможность связана с некоторыми усилиями, на которые мы с вами должны пойти. Дело в том, что мужчина, узнавший тайну существования Сообщества может забыть о ней только в том случае, если одна из ведьм или кандидаток в ведьмы переспит с этим человеком. У каждой из нас есть право применить это своеобразное оружие защиты. Но воспользоваться этим средством возможно только один раз за весь календарный год. Что касается меня, то в текущем году мне пока не пришлось защищать Сообщество таким образом.

У Елены Николаевны загорелись уши. Они просто пылали, и ей казалось, что все посетители кафе это заметили. Она поерзала на стуле и спросила:

– А что я обязательно должна участвовать в этом… в этой операции?

– Разумеется, мы можем обойтись и без вас, но насколько я помню, одним из условий благополучного окончания вашего испытательного срока является как раз аналогичное развитие событий. Так или иначе, вам все же придется провести ночь с Павлом Векшиным.

– Ну почему обязательно ночь… – почему-то придралась к словам Елена.

– Да-да, я и не настаиваю, – быстро согласилась Софья Михайловна. – Только вам придется принять решение уже прямо сейчас.

– Хорошо я согласна. Тем более что у меня, кажется, нет другого выхода, – опустила глаза Елена.

– Вот и славно, – поощрительно улыбнулась Кагарлицкая и погладила Елену по руке.

– Подождите, а что же будет с Неволиным? – тихо спросила Елена.

– А господином Неволиным мне придется заняться лично, – с видимым удовольствием, как показалось Елене, произнесла Кагарлицкая.

– А что… ему грозит? – снова спросила Елена, догадываясь об ответе.

– Вашему майору ничего не угрожает, дорогая Елена. Скорее наоборот…. – успокоила ее Софья Михайловна.

– Скажите, а нельзя ли мне…

– Нет, нельзя! – отрезала Кагарлицкая – Нам с вами пора. Наши друзья находятся недалеко отсюда. Вам нужно только пересечь площадь. Вы идите первой, а я буду немного позже.

– А как я их найду?

– Не беспокойтесь, вы их не сможете не заметить.

Елена глубоко вздохнула и поднялась.

– Должна вам сказать, что слишком много вопросов в деятельности Сообщества решается с помощью секса.

Софья Михайловна с готовностью откликнулась.

– Об чем и речь, Елена Николаевна. Мы и живем с вами в обществе, построенном мужчинами исключительно на основе половых признаков. Наша цель – разрушить такую цивилизацию. Но пока нам приходится бороться за воплощение нашей мечты тем же оружием – ничего не поделаешь! Впрочем, у нас еще будет с вами время для философских обобщений. А сейчас поторопитесь!

…Теперь она стояла перед «Атлантами» и разглядывала их со всей пристрастностью. Мужчины, последовательно испытав при ее появлении радость, смущение, возбуждение и недоумение, уже начали злиться.

– Послушай, Елена, мы устали уже здесь стоять. Позвони, пожалуйста, специалистам.

– В самом деле, сколько можно на нас глазеть. Что мы, произведение искусства что ли?.

Елена Николаевна, скрестив руки на груди, прогуливалась по гаревой дорожке рядом со скульптурной композицией «Ожившие мифы». Она уже несколько минут не могла заговорить с ними, сдерживая острый приступ смеха. Наконец усилием воли она сосредоточилась на цели своего прихода сюда и обратилась к мужчинам с коротким спичем.

– Я вижу, ребята, вы занялись настоящим делом. И выглядите вы как настоящие мужчины, – Векшин и Неволин ощутили острую необходимость надеть на себя штаны. Смущение их было велико, тем более что Елена Николаевна все-таки не выдержала и расхохоталась. Но, правда, быстро справилась с собой. Паша услышал голос Неволина.

– Павел Артемьевич, а тебе никого не напоминает наша Елена Николаевна?

Павел насколько мог, пожал плечами и посмотрел на Елену, ответившую ему долгим и немигающим взглядом.

– Ты что думаешь, и она тоже? – поразился Векшин.

И хотя Неволин не ответил, но джокондовский взгляд Елены Николаевны, убедил Пашу, что догадка чекиста имеет под собой основание.

– Не стоило бы вас освобождать, таких любвеобильных, – сухо сказала «Мона Лиза». – Впрочем, об этом – после. Господин Векшин! Давайте слазьте оттуда, а вам господин Неволин как самому отъявленному фантазеру придется еще постоять.

– Не сойду я с этого места без Сергея, – наотрез отказался выполнять распоряжение Елены Павел. – Как он все это удержит один?!

– Слазь оттуда, я говорю, – рассердилась Елена Николаевна. – Не серди меня! А за Сергея Ильича не беспокойся, с минуты на минуту ему окажут помощь.

Векшин посмотрел на Неволина. Тот кивнул ему. Паша осторожно опустил руки. Плита над ним не шелохнулась. Держась за поясницу, он спрыгнул на землю с полутораметрового постамента. Сделал шаг навстречу Елене и оглянулся. Увидел на своем обтоптанном месте каменное изваяние мускулистого бородатого мужчины с поднятыми руками. И это не вызвало в нем удивления.

Не удивился Векшин и тому, что на постаменте Неволина, рядом с ним самим, находился еще один человек. Это была женщина. И не просто женщина, а Софья Кагарлицкая. Она обвила шею Неволина руками, приникла к нему всем телом и положила голову на плечо. Глаза у Сергея были закрыты. Но, судя по напрягшимся мускулам рук и ног, вряд ли он заснул. Софья повернула голову в сторону Векшина и подмигнула ему.

Векшин сказал «тьфу!» и отвернулся. В то же мгновение он обнаружил, что находится не на городской площади, а в гостиничном номере. И, кажется, не в своем, судя по аромату духов. Из ванной комнаты слышался плеск воды. Наученный горьким опытом, Векшин на цыпочках подошел к ванной и неслышно приоткрыл дверь и увидел… женщину, кого же еще! Но разглядеть ее не успел, потому что в этот момент кто-то вцепился ему в ногу.

Сердитый и пузатый щенок вонзил зубы в штанину Векшина («Я в брюках! Слава богу!») и с увлечением вертел башкой из стороны в сторону. Паша схватил его за шкирку и приблизил к лицу. Пес сначала взвизгнул, но потом щенячий дискант перешел в рычание.

– Крестничек! Так-то ты меня встречаешь, паршивец!

– Цезарь! Иди сюда, маленький! – Лена вышла из ванной в белоснежном халате с гладко зачесанными назад волосами и была похожа сейчас на девочку-подростка с чуть оттопыренными ушами.

Она отняла у Векшина щенка, и он тут же исхитрился лизнуть ее в нос. Векшин погладил его. Почувствовав расположение хозяйки к этому человеку, Цезарь больше не рычал и даже вильнул хвостом.

– Наверное, я должен тебя отблагодарить? – спросил Векшин.

– Наверное… – прислонилась Елена к стене.

Он придвинулся к ней вплотную и потянул за пояс халата. Елена остановила его и сказала чуть более насмешливо, чем следовало бы:

– Помылся бы ты, ежик, а то ведь неизвестно, где шлялся всю ночь.

Векшин отодвинулся от нее, а память услужливо предложила картины ночных приключений.

– Ну уж тебе-то наверняка известно, где и с кем, – раздраженно сказал он.

– Жаль только, что не все твои желания в точности исполнились, – в тон ему ответила Елена.

Векшин уже давно научился преодолевать свое смущение одним усилием воли, но сейчас, под внимательным взглядом девочки-подростка, этого не получилось, и он обозлился еще больше.

– Самое главное мое желание теперь: помочь Сергею разогнать ваше осиное гнездо.

– Да-да, и чтобы уже никогда не получать по ушам за обильное слюноотделение при виде каждой мало-мальски смазливой мордашки.

– Стерва! – вырвалось у Векшина.

Ее размашистая пощечина получилась довольно звучной, и возившийся в ногах Цезарь поднял хвост и басовито залаял. Елена Николаевна ойкнула, и ее глаза еще больше потемнели.

Векшин же словно окаменел. И смотрел куда-то в сторону, мимо женщины, только что ощутимо «приласкавшей» его.

– Надо же какая ты у меня… – еле слышно пробормотал Паша. Он смотрел в большое прямоугольное зеркало, висевшее на противоположной стене, в котором отражались все присутствующие в номере. Лена подошла к зеркалу и посмотрела на себя.

– Какая?

Векшин подошел к ней и обнял. Теперь они смотрелись в зеркало оба.

– Иногда полезно взглянуть на женщину, которая тебе нравится, объективно, – сказал Векшин и зарылся лицом в волосы Елены Николаевны.

– Это как? – снова спросила она.

– Это когда ты увидишь ее со стороны, как будто впервые. И, что характерно, особенно хорошо это удается, когда она треснет тебя по физиономии.

Лена опустила голову и проговорила сквозь упавшие на глаза мокрые волосы:

– А ты не доводи до греха…

Векшин повернул ее к себе и поцеловал.

– Колючий… Решительно заявляю тебе, пока ты не примешь ванну…

– Послушай, а ты и вправду колдунья? – прервал ее Векшин – … я не буду больше тебя целовать!

– Но мне же надо знать все о женщине, в номере которой я собираюсь принять душ! – сказал Паша.

– Какой ты зануда! Мы обо всем поговорим с тобой … на чистую голову. Обязательно.

Но в ближайшие часы разговору на эту тему не суждено было состояться, как и любому другому разговору, исключая некоторые слова, восклицания и междометия. Когда запертый в ванной Цезарь уже уснул, обиженный на весь свет, Елена, лежа ничком на кровати, все-таки заговорила с Векшиным. Он глядел в потолок и гладил ее по спине.

– Векшин, а ты помнишь, что я имею право требовать от тебя исполнения желания? – вкрадчиво спросила Елена.

Он приподнялся на локте. Сквозь щели в задвинутых шторах пробивался дневной свет. И лицо Елены было выхвачено из полумрака солнечным лучом примерно так, как снимали красивых актрис кинооператоры пятидесятых годов. Широко распахнутые глаза, тени от ресниц, вопрошающий взгляд. Векшин поцеловал ее в нос:

– Конечно, помню, но об этом чуть позже, о-кей?

– Ол-райт.

Он начал целовать ее в губы, в шею, в грудь, в живот, etc… Когда она вернулась на землю с заоблачных высот, он подождал немного и солидно, насколько позволял только проделанный им «экзерсис», заявил о своей готовности исполнить любое ее желание.

– …Я. А теперь я хочу мороженого с клубникой, – потянувшись, сказала Елена.

Потом посмотрела на несколько озадаченного Пашу и добавила:

– А еще я хочу, чтобы ты никогда не ходил в клуб «Мефисто» и не разговаривал ни с кем из «Сообщества лояльных ведьм»!

– С кем не разговаривал? «Общество ведьм»? Это что, название фильма? Кто снимает?

Елена что-то пробурчала про себя, а потом вскочила на кровати и, завернувшись в простыню, несколько раз подпрыгнула до потолка.

– Так, где же моя клубника с мороженым?!

Он ухватил попрыгунью за ноги и уронил ее на кровать. Оторваться от друг друга они смогли не сразу, а потом, как-то внезапно почувствовав страшный голод, опустошили холодильник Елены Николаевны, умяв все, что только нашли: творог, минералку, сосиски и шпроты. Потом Векшин позвонил на студию, сообщил Елене об окончании съемочного периода картины «Другая жизнь» и предложил отметить это событие потрясающим сексом, потом они, насколько могли, воплотили эту идею в жизнь… Короче говоря, исполнять желание своей женщины Павел вышел уже только под вечер. Он спустился в ресторан, подошел к барной стойке и заказал себе коньяк (заветная фляжечка была пуста уже вторую неделю) и мороженое.

Он шел к лифту в превосходном настроении и даже портье – препротивной толстой даме – ему захотелось сказать что-нибудь приятное, но она окликнула его сама.

– Господин Векшин?

– Он самый.

– Вам просили передать, как только вы появитесь… «в непосредственной близости», – запнувшись, процитировала она, и довольная своей памятью, протянула Паше конверт.

Он уже несколько лет не получал ни от кого писем, кроме уведомлений с телефонной станции о просроченных платежах, поэтому удивился чрезвычайно. Это был простой конверт с краткой надписью: «П. А.Векшину. Вскрыть немедленно».

«…Паша, дорогой! Если ты читаешь это письмо, значит, моя предосторожность была не излишней. Написать его меня вынудили нешуточные опасения за судьбу расследования, к которому ты подключился на днях. Здесь два варианта: либо ты получил весточку от перестраховщика, и мы вместе посмеемся над ней через несколько часов, либо…

Дело в том, Паша, в этой командировке со мной происходят какие-то странные вещи, абсолютно несвойственные моему характеру и образу жизни. То я проведу ночь в алкогольных излияниях и встречу рассвет с бутылкой пива в руке, то дам по шее какому-то местному фраеру, который без очереди лезет в такси, то начну воображать какие-то сексуальные оргии с собственным участием и не могу остановиться в своих фантазиях. И таких странностей накопилось уже довольно много. А если вспомнить еще и мое домашнее приключение – помнишь, я тебе о нем рассказывал – то картина в целом получается удручающая.

На самом деле, Павел Артемьевич, я не исключаю того, что нахожусь под прямым воздействием тех самых сил, о которых мы с тобой не раз говорили. Не исключаю также и того, что в дальнейшем какие-то радикальные перемены могут произойти со мной в личностном плане. Я имею в виду характер, память, привычки, мироощущение… Вряд ли что-то угрожает моей жизни и здоровью. Эти дамы действуют иначе. Словом, Паша, если со мной произойдет что-то, благодаря чему я не смогу закончить дело, постарайся сделать это своими силами. Или найди людей, которые подключатся к расследованию. Уверен, ты понимаешь, как это важно…»

– Что с вами, господин Векшин? – громко спросила его портье. Векшин так и стоял, держа в одной руке вазочку с мороженым, в другой – развернутое письмо.

– Нет-нет, все в порядке… – он присел на стоящий в фойе диванчик и поставил вазочку на низкий столик с гнутыми ножками.

«Не исключаю, Паша, что и ты можешь оказаться объектом их воздействия. Будь осторожнее, дружище! На всякий случай, еще раз восстановлю для тебя общую хронологию событий. Итак, полгода назад в нашем городе…»

Векшин дочитал это необычное послание, яростно потер подбородок и резко поднялся. Не стал дожидаться лифта, а через две-три ступеньки ринулся вверх по лестнице. Он протянул Елене мороженое с самым серьезным видом.

– Что-то случилось?

– Случилось. Шесть лет назад. Видишь ли, Елена…

Она ухватила слишком большой кусок мороженого и зажмурилась от ломоты в зубах.

– …мне сейчас надо уйти по одному важному делу. И я хочу сказать тебе… Одним словом, ты очень нужна мне, Елена Николаевна!

Лена открыла глаза и закашлялась. В ванной залаял проснувшийся и требующий справедливости Цезарь.

– Надо собаку освободить, – сказала она, но когда Павел повернулся чтобы подойти к ванной, остановила его. Покусала верхнюю губу. – Подожди, значит, ты без меня не можешь?

– Я без тебя могу, но не хочу! Такая постановка вопроса тебя устраивает? – ответил Векшин.

– Меня? Устраивает!

– Значит так, вот деньги. Купи псу что-нибудь пожрать и передай ему, что я его усыновляю.

– А я?

– И тебя удочеряю. Хотя нет… Я скоро приду. Ты меня жди. И думай над моим предложением относительно Цезаревой судьбы. И своей.

– Хорошо. Я буду смотреть телевизор и думать.

– Нет, телевизор тебя будет отвлекать. Ты просто так подумай, ладно?

Лена часто-часто закивала. Он поцеловал ее в холодный нос и вышел. Задумалась Елена. «Ну, вот и все, игра окончена, кажется. Да здравствует новая жизнь и новые ощущения!.. Но от этой мысли почему-то не стало радостно, а на душе заскребли противные кошки. И очень захотелось спрятаться от своих лояльных коллег под мышку к Паше Векшину.»

ХХI. Место встречи изменять нет смысла

– «Ты мне нужна»! Но у этой фразы совершенно иной смысл. А дальше? «Я без тебя могу, но не хочу!» Это уже форменная пародия на текст нашего задания!

– Но ведь в принципе-то она своей цели достигла: он в ней заинтересован и жить без нее не может.

– Не хочет!

– Ну, да, я согласна, что это немного разные глаголы, но Елена полностью подтвердила, что она наш человек.

– Я предполагаю пригласить ее на собеседование, где мы все и решим.

Последнюю фразу и услышал Векшин, войдя без стука в Розовый кабинет, где проходило совещание Коллегиального совета «Сообщества лояльных ведьм».

– Вот и я к вам на собеседование, – заявил он, не поздоровавшись. Он закончил свое стремительное движение в двух сантиметрах от стола, по разные стороны которого расположился триумвират – белокурая, рыжая и темноволосая дамы.

– Только я без приглашения, – добавил он. – Но ничего, будем считать, что это я вас пригласил.

Несмотря на порядочный кавардак, сопутствующий ремонту в остальных помещениях клуба, Розовый кабинет полностью сохранил свою роскошь в обстановке и сервировке стола. Дамы были в традиционной униформе – открытых вечерних платьях. Никто из них не выказал особого беспокойства по поводу появления незваного гостя, хотя ему, чтобы проникнуть сюда, пришлось «убеждать» в необходимости своего присутствия карлика-швейцара, посаженного на строительные леса, и здорового парня в черном костюме, сейчас приходившего в себя от сильнейшего удара между ног.

– Где Неволин? – спросил Векшин, пододвинув к себе стул. – Что вы с ним сделали?

Это были первый и второй вопросы собеседования, которое он начал не откладывая.

– Господин Векшин, кажется? – откликнулась рыжеволосая дама. – Давненько мы с вами не виделись.

– Лариса Андреевна, я задал вам вопрос, – сказал Векшин – В ваших интересах ответить на него быстро и четко.

– Вы присядьте все-таки. Мы сейчас как раз ждем человека, о котором вы спрашивайте. Он будет буквально через несколько секунд, – мягко ответили ему.

Векшин, следовательский опыт которого равнялся нулю, немного растерялся: подозреваемые совсем не пытались отпираться и изворачиваться.

– Выпьете чего-нибудь? – участливо спросила белокурая дама. А хорошо знакомая ему брюнетка пригласила официанта.

Векшин услышал едва слышные шаги за спиной: халдей подошел сбоку и чуть позади от него. Он протянул к Паше темную бутылку и сказал знакомым голосом:

– Рекомендую. Бордо урожая пятьдесят девятого года.

Векшин поднял глаза: перед ним стоял майор Неволин. Он был одет в черный костюм и белую рубашку. Галстук-бабочка на шее делала его еще более подтянутым и моложавым.

– Твою мать! Серега, ты чем это здесь занимаешься?

– У меня новая работа, Паша. И новая жизнь, – ответил Неволин. Он отнюдь не казался смущенным. Удивлению Векшина, быстро перешедшему в негодование, не было предела.

– Сергей Ильич подал рапорт об отставке по семейным обстоятельства, и через … семь минут он будет подписан высшим начальством.

– Каким обстоятельствам? – спросил Векшин, не отрывая глаз от по-прежнему невозмутимого лица без семи минут отставного офицера. – Ты же не женат, Серега!

– Теперь мы его семья, – медленно и весомо проговорила Лариса Андреевна.

Векшин ошеломленно посмотрел на нее, снова перевел глаза на Неволина.

– Ты-то чего молчишь?

– Так вы попробуете вина? – переспросил тот. – Может быть, у вас будут какие-то другие пожелания?

– Есть одно. А не пошел бы ты…

Свежеиспеченный официант кивнул, развернулся через левое плечо и скрылся за портьерами.

– С приобретением вас, милостивые государыни! – обратился Векшин к присутствующим. – Но меня вам так просто не взять, спятившие бабенки!

Он сделал попытку подняться с места, но не смог встать. Ноги как будто одеревенели, и по всему телу разлилась вяжущая слабость.

– А ну прекратить, дьявольское отродье!

– Не любите вы женщин, Павел Артемьевич, – заметила брюнетка, пытаясь насадить на вилку, ускользающую от нее оливку.

– Вот как раз женщин-то я люблю больше всего на свете, – прорычал Векшин в ответ и почувствовал, что стало немного легче. – А ненавижу больше всего баб, переставших быть женщинами. Вы, милые дамы, совершаете тяжкое преступление, которое должно наказываться примерно и публично. Вы уничтожили женственность в себе и хотите, чтобы ее лишились все без исключения женщины на свете.

– Это за что же нас наказывать? За то, что мы отказываемся следовать чисто мужскому представлению о женской участи? «На кухню и плакать» – так, кажется, это звучит, а Павел Артемьевич? – зло и отрывисто проговорила Лариса Андреевна, отбросив светское радушие.

– Именно. Плакать и капризничать, готовить блинчики и гладить брюки, а также быть нежной, доброй и обольстительной. А не командовать спецназом, толкать ядро и поднимать штангу. Любить мороженое с клубникой, красивое белье и бордовые розы. Много всего надо, чтобы быть женщиной…

– Довольно большой список, не находите? Особенно, если учесть, что частенько такая вот идеальная женщина, проведя ночь с настоящим мужчиной, получает от него на утро прохладный поцелуй и брошенное мимоходом предложение как-нибудь увидеться… – вступила в разговор Марина Аркадьевна с уже отловленной оливкой.

Удар был точный, и Векшин почти потерял сознание от нового приступа слабости. Еле слышно проговорил:

– Я пропустил еще одно важное женское качество: умение ждать.

Дамы переглянулись.

– Мы понимаем, господин Векшин, что ваши взгляды на жизнь, ваш характер, ваш пол, наконец, вряд ли позволят вам согласиться с теми принципами, которые мы исповедуем. Но если вы найдете в себе смелость прийти к нам в воскресенье по адресу…

– Никаких сборищ под эгидой лояльных ведьм больше не будет! Хватит вам морочить людям головы! – повысил голос Векшин.

– Ну, нет, Павел Векшин, так мы с вами не договоримся, – укоризненно покачала головой Лариса Андреевна.

– А я и не собираюсь с вами ни о чем договариваться. И еще: оставьте в покое Елену Тихонову, а не то я такой шабаш устрою, что «Мастер и Маргарита» вам производственным романом покажется.

– Да-с, мы с Михаилом Афанасьевичем когда-то не поняли друг друга … А сейчас и с вами общего языка никак не найдем, – печально сказала рыжеволосая ведьма, но глаза у нее загорелись веселым огнем.

– А вам не кажется, что Елена сама должна сделать выбор, господин Векшин? – ядовито добавила ее белокурая соседка, в глазах которой также засиял необычный свет.

– Павел, да вы расслабьтесь. Скоро все закончится. Мы уже не будем казаться вам этакими злобными монстрами. И вы помиритесь с вашим товарищем, – мягко проворковала брюнетка, сидящая ближе всех к Векшину, погладила его по руке и обволокла светящимся взглядом.

Векшин снова почувствовал, как отнимаются ноги и он постепенно превращается в аморфное существо. Веки отяжелели, под перекрестными взглядами трех «настоящих» женщин он с трудом удерживал уплывающее от него сознание.

– Не сметь! – раздалось вдруг среди таинства и колдовства. Огромная люстра угрожающе закачалась, зазвенели бокалы, и самопроизвольно откупорилась бутылка шампанского. Нарушительницей спокойствия в Розовом кабинете оказалась не кто иная, как Елена Николаевна Тихонова собственной персоной. Она стояла немного позади неподвижного Векшина и, прижав подбородок к груди, с вызовом смотрела на своих экзаменаторов. После того, как в гардеробе она повстречала Сергея Неволина в его теперешнем статусе, а в Розовом кабинете замаячила векшинская спина, ее чуть ли не затрясло от желания разнести на щепки все заведение.

– А мы как раз хотели пригласить вас на собеседование, – сказала Лариса Андреевна. – Как вы здесь оказались, Елена?

– Я что-то не пойму, последний пункт все-таки пошел ей в зачет? – шепотом спросила блондинка брюнетку. Та в ответ пожала плечами.

Елена наклонилась и сбоку заглянула в лицо Векшину. Понемногу он начал приходить в себя, открыл глаза и сжал руками виски.

– Я хочу разорвать наш контракт. И не вздумайте меня уверять, что это невозможно! – безапелляционным тоном произнесла Елена.

Лариса Андреевна грустно усмехнулась. Веселые огоньки в ее глазах погасли.

– Подумай, девочка, от чего ты отказываешься. И ради кого. Он же бросит тебя очень скоро.

– Ну, это вы, положим, врете! Я без него не могу! И не хочу!.. Как я могу компенсировать вам затраченное время и энергию? – не снижала темпа и натиска Елена.

Брюнетка и блондинка потеряли к разговору всякий интерес и занялись едой и питьем из уцелевшей посуды.

– Вон твоя компенсация просыпается. Ты должна будешь не менее трех раз в неделю вступать с ним в интимные отношения.

– В интимные?..

– Ты прекрасно поняла, о чем я! И вот эдак-то в течение двадцати ближайших лет! Только в этом случае господин Векшин не сможет вспомнить всего, что с ним произошло за последний месяц и в силу природного мужского шовинизма причинить нам вред. Иначе – ты наша, а он уйдет на пенсию с должности официанта.

– А если он?.. А если у него?.. – еле слышно спросила Лена, утратив всю самоуверенность.

– Твои проблемы! Я надеюсь, что ты и сама откажешься от своей затеи в скором будущем. И в одну прекрасную ночь или день откажешь ему и захочешь вернуться к нам. Ты почти стала частью Сообщества, Елена!

– Я – часть Векшина. А он – часть меня, – было сказано в ответ.

Лариса Андреевна досадливо поморщилась.

– Ну, будь по-твоему! Я все же не буду прощаться. Ты знаешь, как вернуться к нам. А теперь закрой глаза. И ему закрой тоже. Не бойся. Ведьма глупую женщину не обидит. Откроете глаза ровно через семь секунд. Успехов в семейной жизни!

С последними ее словами свет в кабинете погас.

– Господи, а зачем глаза-то закрывать?! – воскликнула Елена.

– Традиции надо уважать! – откуда-то с потолка донесся ответ.

XXII. Жизнь – прекрасна, и каждому – свое

Три женщины, завернутые в простыни, полулежали, в комнате отдыха лучшей городской сауны. Перед ними стояло холодное пиво и пакеты с чипсами и солеными орешками. Кружек и стаканов не было. Как истинные ценители пенного напитка они предпочитали пить его из бутылок. Звучала томная музыка. Пахло древесной смолой. Современный художник, возьмись он за написание подобной картины, назвал бы ее «Три грации в состоянии релаксации».

– А может, мальчиков закажем? – сладко потянулась Марина. Но ее предложение не встретило никакой поддержки у других любительниц пива.

– И все-таки я не могу объяснить лопнувшие бокалы, выстрелившее шампанское и этот фокус с появлением почти из воздуха. Мы же только собрались обсуждать вопрос о ее окончательном вступлении в Сообщество. Откуда такие возможности у обыкновенной женщины? – спросила брюнетка со своего диванчика.

Лариса, старшая и самая опытная ведьма, поправила полотенце на голове и отпила большой глоток из бутылки.

– Сонечка, ну что ты такое говоришь! Елена Николаевна Тихонова – самородок. Может, она и обыкновенная, но и настоящая Женщина тоже. Очень жаль, что нам не удалось заполучить ее в свою компанию. Пока не удалось. А то, что бокалы и люстры… Уверяю тебя, каждая женщина в глубине сознания обладает такими способностями с рождения. У Елены этот талант проявился более ярко, да и мы помогли ей ощутить, что такое ведовство. Я уверена: то, что мы наблюдали недавно в Розовом кабинете – это далеко не все из арсенала «фокусов», которым владеет наша знакомая.

– Но вот только талант ее, как бы это сказать, – продолжила Лариса Андреевна, помолчав, – однобок, что ли… Все, что ей доступно из сверхвозможностей, связано исключительно с защита себя и своих близких от любого рода жизненных неприятностей… Да и хватит об этом! Нам с вами надо всерьез подумать о дальнейшей деятельности нашей фирмы. Я бы сказала, о координации ее деятельности в связи с новыми обстоятельствами. Вот уже девять лет никто из приглашенных кандидаток в Сообщество не отказывался от этой чести. Что-то мы делаем не так, милые дамы!

– Лариса, ну ты опять о работе. Мы же отдыхаем! – промурлыкала синеглазая Марина. Сегодня она была в приподнятом настроении. Ей очень хотелось расслабиться после того, как она, действуя на свой страх и риск, безуспешно устраивала козни своей потенциальной сопернице и неудачно разыграла козырную карту с майором КГБ. Хотя в конечном итоге все счастливо разрешилось: потенциальной соперницы на выборах уже не будет, а красавчик-майор стал одной из достопримечательностей клуба «Мефисто». Все хорошо, что хорошо кончается!

– Вот-вот, а не пора ли нам подумать об отпуске. Я лично уже лет пятьдесят не отдыхала. Работаешь, как лошадь… – поддержала Софья.

Лариса задумалась.

– А что! – сказала она после паузы. – Идея мне нравится. Давайте попробуем.

– Хочется экзотики. А не махнуть ли нам куда-нибудь в Таиланд или на Карибы, – предложила Марина.

– Фу, туристические маршруты для пузатых импотентов с кошельками, – поморщилась Софья. – Я бы съездила куда-нибудь в Рио-де-Жанейро, где футбол, мужчины-мачо и …

– … латиноамериканские сериалы, – закончила за нее Лариса. – Ох, коллеги, тревожите вы меня. Мы же русские ведьмы!

Три женщины помолчали немного. А потом блондинка воскликнула:

– Девочки, я придумала! А что, если нам провести отпуск в Арктике?! Там, где нет никого, кроме белых медведей и настоящих мужчин. Путевку я постараюсь достать через знакомых в Министерстве. Слава … феминизму, связи есть, мы ведь ведьмы лояльные. Совместим приятное с полезным?

У Ларисы и Марины заблестели глаза и порозовели щечки. Они хором взвизгнули и сдвинули пивные бутылки в центре стола.

… Когда Векшин расплатился за разбитую посуду и залитые шампанским портьеры, он тщетно попытался понять, как он мог потерять контроль над собой после такой незначительной дозы спиртного.

«Во всем виновата усталость и это легкомысленное в моем возрасте увлечение» – думал он, направляясь в фойе, расплатившись с улыбчивой официанткой.

«Ну и что! Пусть я сдурел на старости лет, но уж очень она хороша». Он дождался Елену, отпросившуюся минутой позже «попудрить носик», и когда подавал ей плащ перед огромным зеркалом, не убрал руки и поцеловал в затылок.

– Павел! Люди кругом! – строго сказала учительница.

– Да нет тут никого! Почти…

Большой и толстый мужчина в швейцарской униформе улыбнулся в бороду и вышел на улицу.

– Слушай, Ленка, я чего-то плохо стал спать без тебя. Выходи-ка ты за меня замуж – говорят, это самый простой и эффективный способ не расставаться на ночь.

Лена, попыталась высвободиться из объятий и обернулась к нему.

– Ты в своем репертуаре, Векшин! А где цветы? Где преклонение, хотя бы на одно колено? Посуду вот побил в ресторане…

– Так ты так и не ответила мне, Елена Николаевна!

Она опустила ресницы и мягко, но сильно отвела его руки. Потом отошла к выходу, и что-то сказала едва слышно. Векшин наморщил лоб:

– Что? Что ты сказала?

Но она уже выходила за дверь. НоябрьАндрей Комаров 

Сообщество лояльных ведьм

Dreams – 

Андрей Комаров Сообщество лояльных ведьм

Как была она, Ева, женщина,

из ребра мужнина сотворена,

так и останется до скончания века.

Л. Толстой «Крейцерова соната»

I. Предложение, от которого не отказываются

C недавних пор Елена начала всерьез задумываться о своей личной жизни. Ее последний вялотекущий роман закончился две недели назад таким же невзрачным объяснением. Олег Валерьевич, ведущий менеджер какой-то там торгово-закупочной компании, объяснил Елене Николаевне поутру, почему он больше не может обманывать ни ее, ни себя. Обычная история…«Неужели так трудно обойтись без дурацких объяснений! „Милая, мы не сможем быть вместе, потому что…“ Уж если так невмоготу – уйди просто, молча, с достоинством!» Лена зло взглянула на встречного, интеллигентного с виду прохожего. Он с удивлением посмотрел на нее из-под очков. И наверняка еще какое-то время размышлял о том, чем же он мог вызвать такую острую неприязнь незнакомой, очень привлекательной девушки с утомленным взглядом. Лена Тихонова, обыкновенная девушка с обыкновенной фамилией, преподавательница истории средней школы № 5 города Ханты-Мансийска, изрядно вымотанная уже за первую четверть, возвращалась домой после шести уроков и двух часов дополнительных занятий для наиболее отъявленных оболтусов из девятого и двух четвертых классов. Елена Николаевна Тихонова любила свою профессию, но черная полоса в ее двадцатипятилетней жизни слишком затянулась, и воспоминания о милых сердцу Пунических войнах и реформах Петра Первого вызывали легкую дрожь. Видимо, сделали свое дело бесконечные повторы, контрольные да перманентные двойки ее учеников, более чем легкомысленно относящихся к предмету.

В булочной она уронила на пол кошелек, вызвав недовольство толстенькой, уверенной в себе продавщицы, одобрительная улыбка мужчины средних лет и средних возможностей, открывшего перед ней дверь, вызвала только неприятное злое чувство. Наконец возле самого дома ее окатила октябрьской жижей промчавшаяся иномарка, и настроение испортилось окончательно.

Лена вошла в квартиру, бросила сумку на пол, стянула сапоги и погрузилась в сеанс «самоизлечивающей терапии». Поплакав минут десять, Елена Николаевна вдруг вспомнила, что не заглянула сегодня в почтовый ящик. Природная способность улучшать упавшее настроение любым доступным способом взяла вверх, и Лена спустилась на первый этаж в надежде получить легкомысленную весточку от кого-нибудь из многочисленных знакомых. Из-за отсутствия в квартире телефона, а может быть, благодаря редкой в наше время потребности в эпистолярном общении, она вела довольно обширную переписку с друзьями, родственниками, друзьями друзей и родственниками родственников.

Вот и теперь, помимо пары-тройки газет и кучи назойливых рекламных листовок в ящике нашлось нечто обнадеживающе объемное. Писем было даже два. Первое прислал Лене ее давний воздыхатель и самый долговременный протеже матери, Сережа Неволин. Она вздохнула и отложила его в сторонку, а вот второе письмецо было забавнее… Во-первых, конверт. Лишь профессиональное самообладание удержало полувосхищенную, полуиспуганную Елену Николаевну от восклицания. Конверт был черный. В прямом смысле слова – из черной бумаги отличного качества, с золотой вязью букв на лицевой стороне. Изящностью почерка неведомый отправитель вполне мог соперничать с лучшими каллиграфами прошлого. И что было как нельзя более уместно для такого конверта – на нем отсутствовали в принципе какие бы то ни было штемпели, марки и прочие частности. Лене вдруг захотелось бросить это дьявольски красивое послание куда-нибудь в огонь. Но… поскольку камина под рукой не оказалось, она решила пойти навстречу неведомому: достала ножницы и аккуратненько отрезала краешек. Содержание письма было под стать удивительному конверту:

...

«Милостивая государыня, Елена Николаевна! Некоммерческая благотворительная организация „Сообщество лояльных ведьм“ предлагает Вам рассмотреть возможность сотрудничества с нами на добровольной основе. Наша компания с незапамятных времен ведет работу по созданию основ прекрасного настоящего и счастливого будущего для всех представительниц прекрасной половины человечества. Мы заинтересованы в пополнении рядов нашей юридически законной организации членами (не вполне подходящее определение, но в данном случае именно оно является наиболее точным), которые могли бы достойно претворять в жизнь святые для каждой женщины положения: равноправие, независимость, жизненный успех.

Коллегиальный совет „Сообщества лояльных ведьм“, обращается к Вам с предложением посетить наш офис и обсудить условия контракта. Пусть Вас не смущает некоторая необычность нашего послания, равно как и название нашей компании – поверьте, в жизни встречаются вещи гораздо более удивительные. Как только вы примете решение встретиться с нами, все необходимые формальности будут соблюдены. Вам останется только довериться своему чутью женщины и думать о хорошем. И помните: для Настоящих женщин нет преград и сомнений».

Коллегиальный совет «Сообщества лояльных ведьм» (подписи неразборчивы) .

Лена покусала верхнюю губу. «Совсем бабы сдурели! Какие еще ведьмы? Лояльные! То есть законопослушные? Или обходящиеся без метлы и ступы? Да надо мной кто-то просто издевается! Контракт какой-то… Бред!» Лена решила подумать об этом завтра, как поступила бы ее любимая Скарлетт, и направилась в ванную. Проводить время под душем она любила даже больше, чем клубнику со сливками, не говоря уже об окружающих ее мужчинах. Последние, кстати, всегда живо интересовались этим ее увлечением: «Чем же ты там занимаешься столько времени?» Но им было не понять. Лена оставалась одна, купалась, что-то напевала негромко и… мечтала. Причем, даже когда ее ждал какой-нибудь Олег Валерьевич из торгово-закупочной компании.

«Ну, зараза, только попадись мне на глаза еще!.. Я даже знаю, куда тебя пошлю. В эту… в как ее… в Караганду!… Закупать кумыс!» Лена глубоко вздохнула и развязала пояс на халате. «Все, на сегодня хватит. Буду думать о хорошем!». Но тут в дверь позвонили. «Ну, что там еще …». Лена подошла к двери и прислушалась. – Лена, ты дома? Я знаю, ты слышишь меня! Открой, пожалуйста. Мне надо тебе кое-что сказать.

Это был Олег, как всегда легкий на помине. – А разве ты еще не все сказал? – Лена решила все-таки пойти до конца. – Лен, я виноват, я не знал, что все так… Лена! Я уезжаю надолго… Надо хоть попрощаться по-человечески! – Слушай, Олеженька, видеть тебя я не желаю! Это, во-первых. А во-вторых, иди ты… – Лена, да будь ты человеком! Я за тысячи километров улетаю. Не могу я ехать в Караганду, не побыв с тобой еще немного… Ну, Леночка! Лена распахнула дверь. – Куда-куда ты едешь? Перед ней стоял уверенный в себе Олег Валерьевич. Он сделал попытку пройти в дверь и прижать к себе Елену, наткнулся на выставленный локоть и еще раз услышал вопрос: – Так куда ты едешь? Он недоуменно посмотрел на нее и пожал плечами. – Да начальство у нас что-то сумасбродничает. Вот филиал решили в Казахстане открыть. Я – руководителем. Лена! Пусти же меня, Леночка! Но Леночка не пустила, захлопнув с силой дверь.

«Надо же! Вот это совпадение! Даже как-то неловко». Лена подошла к окну: Олег Валерьевич, уже не такой уверенный, подходил к своей «девятке». «Ну, ничего, ты и в Казахстане не пропадешь, дорогой. И что я в нем нашла полгода назад?! Вот дуреха!» Лена задернула шторы и удивленно оглянулась. Против ожидания, в полностью темной комнате был еще какой-то источник света. Мягкое и немного пульсирующее свечение находилось в пространстве над столом и не исчезло даже после того, как Лена крепко зажмурилась и снова открыла глаза. Она на цыпочках подошла к столу и замерла от изумления. Светился тот самый удивительный конверт, пришедший от фирмы с таким странным названием. Надпись на нем по-прежнему была золотой. Но к удивлению Елены Николаевны, удивлению, переходившему в озноб и нервную дрожь, текст надписи теперь был другим. Вместо: «От искренних друзей, с глубоким уважением, Елене Николаевне Тихоновой, собственно в руки» тем же почерком было выведено: «Украина, Одесса, Аркадия, клуб-ресторан „Мефисто“». Елена Николаевна медленно опустилась на стул, потом вскочила и бросилась к выключателю. Свет зажегся, буквы перестали светиться, но текст со странным адресом не изменился. «Так-с, видимо я сегодня перезанималась. Или перенервничала? Все, купаться, купаться, а то не доживу до старости».Она зашла в ванную и отвернула кран. Увы, горячую воду на этот раз давали весьма экономно. «Что же это такое! Никаких моих сил не хватит терпеть эти сюрпризы! Я хочу горячей воды!».Слава богу, вода действительно начала теплеть, ее поток быстро увеличивался. И скоро Елена Николаевна забралась под душ и заурчала от удовольствия. Она была одна, всякие неприятности, загадочные послания и никчемные ухажеры были далеко. Лена зажмурилась и, как всегда, перед ней потихонечку начали возникать милые ее сердцу картины.

Если кто думает, что Лена Тихонова грезила о мужчинах, о плотских утехах и прочих интимных вещах, тот глубоко заблуждается. Хотя интимными, то есть глубоко личными, «веселые картинки» (как она сама для себя называла это вполне невинное душевое, да и душевное развлечение) все-таки были.

Закрытые глаза, богатое воображение, теплый и ласковый поток воды, струящийся по телу, практически всегда помогали учительнице истории воспарить над бесцветным настоящим и почувствовать себя женщиной из другой, неведомой, такой красивой и даже сладкой жизни. Море, солнце, яхты, рестораны, европейские города, настоящие мужчины рядом – глотками такого незатейливого коктейля частенько утоляла духовную жажду наша купальщица. Но все-таки самыми главными в этом кино были картинки ее прошлого, теперь, правда, несколько подретушированного.

…Павел подошел к ней тогда после довольно долгих переглядываний за соседними столиками в столовой санатория «Аркадия». Лена с мамой и тетушкой отдыхала тогда по «горящей» путевке, а он с товарищами из киногруппы подкреплял силы диетической пищей перед очередным съемочным днем очередной отечественной мелодрамы из иностранной жизни. Павел остановился перед ней в коридоре, улучив момент, когда ее строгие опекунши задержались у зеркала, и сказал до ужаса просто: «Девушка, вы очень мне нравитесь вот уже четыре дня. Давайте сегодня сходим на танцы. Я вас буду ждать внизу, в половине девятого, хорошо?» Она не нашла ничего лучшего, как похлопать ресницами и пробормотать: «Угу». Мужчина, улыбнулся, кивнул, как кивали на прощание гусарские офицеры в ее любимых кинофильмах, и отправился по своим киношным делам.

Из оцепенения Лену вывели мама с тетушкой. Они подошли к ней в самом благодушном настроении и предложили сходить вечером на «Романс о влюбленных», невесть каким образом оказавшийся в фильмотеке местной санаторно-курортной зоны.

– Аленка, ты чего застыла? – Тетка, бывшая с ней в прекрасных свойских отношениях, как, впрочем, и с большей частью человечества, дернула ее за рукав. – Так ты идешь? Посмотришь на мою первую и безответную любовь. Женя Киндинов… Сколько же я из-за него слез пролила… Ах, молодость-молодость!

А Елена Сергеевна внимательно посмотрела на свою дочь. Отец Аленки, человек, за которого она вышла замуж по любви и прогнала через семь лет, устав от его бесконечных исканий смысла жизни, сопровождавшихся запойным пьянством, называл ее Леной-большой. Она, в отличие от сестры, сразу уловила перемену в настроении дочери.

Общительная и живая девочка в это мгновение находилась в каком-то «замороженном» состоянии. Так и есть!.. Хлыщ-киношник из-за соседнего столика, уже несколько дней вместе с собственным обедом поедавший глазами Лену-маленькую, все-таки подобрался к ее дочурке. Сейчас он входил в лифт, пропустив вперед какую-то неторопливую старушку, и оглянулся на Аленку. В смущенном взгляде дочери Елена Сергеевна прочла упрямство и вызов.

– Алена, а у тебя, кажется, совсем не киношное настроение сегодня?

– Мама, мне уже девятнадцать лет, и, если кому-то пришло в голову назначить мне свидание, что здесь плохого?

– Да, но когда Сережа Неволин просит тебя о встрече, ты, отказывая ему, ссылаешься как раз на свою молодость и неопытность.

– Твой Сережа зануда. А мне хочется общаться с интересными людьми.

– Дочка, я твоя мать и желаю тебе счастья, но все-таки эти киношники.… Знаешь, что про них рассказывают!

На «Романс о влюбленных» Лена-маленькая все-таки не пошла. Этому предшествовали, правда, лекция о нравственном облике советских кинематографистов, заступничество тетки, перепалка в стиле «всем сестрам по серьгам», совместные слезы, примирение и т. д. Как бы то ни было, в половине девятого она была уже в фойе «Аркадии» и с некоторым замешательством поглядывала на проходивших мимо мужчин. Больше всего ее смущало, что она пришла на свидание за целых пять минут до назначенного времени.

– Здравствуйте! Какая вы молодец! – он появился внезапно и откуда-то из-за спины.

– Здрасьте…

– Вас ведь зовут Лена? А меня Павел.

Лена кивнула и с удивлением оглядела своего нового знакомого. Ее изящное открытое платьице никак не гармонировало с его драными джинсами, черной футболкой и кроссовками на босу ногу.

– Да-да, прикид у меня сегодня не для вечера в стиле «диско». Лена! А что если вам сегодня совершить еще более легкомысленный поступок?

Она вопросительно подняла брови.

– Понимаете, нашему режиссеру после ужина пришла гениальная мысль. Обычно такого рода мысли посещают Игоря Станиславовича как раз после приема пищи… Так вот, в нашем фильме, оказывается, не хватает эпизода на фоне морского заката. Представляете? Преступление совершается под шум морских волн и на фоне заходящего солнца! И вот нашему брату администратору теперь нужно ехать в одно местечко за сорок километров отсюда и готовить смену. Я думаю, мы управимся быстро, и у нас с вами будет пару часов для закрепления знакомства. Искупаемся, костер разожжем, у меня гитара есть. А к утру, мы вас в целости-сохранности доставим к матушке и тетушке. Вы согласны?

Предложение было неожиданное, но уж очень заманчивое. Санаторные будни и общество двух ближайших родственниц изрядно наскучили девушке-студентке. А тут назревало что-то новое, необычное: киносъемки, режиссеры, администраторы… Да и потом, Павел действительно производил впечатление надежного и… интересного человека.

Почувствовав, что прелестной собеседнице его предложение понравилось, Павел воодушевился:

– Лена, вы должны верить мне. Я серьезный и вполне положительный человек. Идите, переодевайтесь, спрашивайте разрешения и спускайтесь к машине. Я вас жду.

Спрашивать разрешения Лена, конечно, не пошла. Она оставила записку у портье и попросила передать ее через два часа в 127-й номер. Через несколько минут видавший виды «УАЗ» с надписью «Киносъемочная» уже вывозил за ворота санаторно-курортного комплекса «Аркадия» Лену Тихонову, впервые в жизни решившуюся на самостоятельный поступок такого масштаба.

… «Аркадия». «Аркадия»… Мама дорогая! А ведь ее лояльные отправительницы тоже из одесской «Аркадии». Лена открыла глаза и с силой провела рукой по лицу. «А здорово было бы сейчас взглянуть на те места, где была когда-то чуточку счастлива…». Она выключила воду, протерла полотенцем запотевшее зеркало и посмотрела на свое отражение. «Интересно осталась ли там столовая, где обедают приезжие кинематографисты?.. А кормят там также скверно или получше?»

Поток воспоминаний и догадок остался без продолжения, потому что в дверь снова позвонили. «Ого! Просто день посещений сегодня! Неужели Олежек еще не угомонился!» Но нет – за дверью стояла почтальонша тетя Вера и протягивала хозяйке увесистый конверт.

– Получи срочную бандероль, милая. Распишись вот здесь.

Из бандероли были извлечены следующие бумаги: билеты на самолеты Ханты-Мансийск-Москва и Москва-Одесса, карточка проживающего в гостинице «Аркадия» и тринадцать стодолларовых купюр.

Не выпуская корреспонденции из рук, Елена Николаевна зачем-то подошла к окну и осторожно отодвинула штору. Смеркалось. За окном не было ни единого человека. Огромный черный дворовый кот, откликающийся на кличку Бандит, обозревал подотчетную территорию со своего поста на близстоящем дереве. Она постучала по стеклу. Бандит повернул морду к окну и дернул хвостом. В свете уличного фонаря его глазищи зловеще блеснули. Лена еще раз взглянула на бумаги. Имя, отчество, паспортные данные – все без ошибок. Доллары. Примерно ее полугодовая зарплата.

Лена пожала плечами. В конце концов, всякое удивление тоже имеет свои границы. Она погрозила коту пальцем и пошла к соседке, чтобы позвонить директору школы. После того, как фантастическая договоренность об отпуске за свой счет в конце четверти была достигнута, Елене Николаевне осталось только собрать сумку с вещами, взглянуть на таинственный конверт, который, кстати, ни чуточки не изменился за последнее время, и немножко подумать о том, что бы сказала ей сейчас мама. Времени действительно было в обрез. Через пару часов заканчивалась регистрация на ее рейс.

II. Вот и встретились два одиночества

Главное – постараться найти в любой неприятности приятные составляющие. Но в его случае это было непросто. Когда съемочная группа вот уже вторую неделю простаивает из-за разгильдяйства администраторов, взаимная неприязнь режиссера и директора картины уже перешла в открытые столкновения, господа артисты отдают должное прекрасному вину местного производства, и все это происходит за тысячи километров от твоего продюсерского ока – ситуация довольно кислая!.. И надо ехать, разбираться, направлять, увещевать и т. д. и т. п.

Но, слава богу, все эти сложные кинопостановочные процессы происходят в славном городе Одесса, где продолжается, должно быть, бабье лето, девушки пока не надели плащи и колготки, а с парой-тройкой оставшихся еще с застойных времен приятелей всегда можно завалиться куда-нибудь в укромное местечко и за бутылочкой винца поностальгировать о былом.

Именно поэтому Павел Векшин, продюсер одной маленькой, но гордой кинокомпании, получив от своего руководства распоряжение «наладить процесс и вернуться с реальными сроками выхода фильма в прокат», был настроен сегодня весьма оптимистично. Он вылетал поздно вечером и до этого рассчитывал заехать к одной даме, не являющейся ему ни сестрой, ни дочерью, ни, тем более, матерью.

Алина Винарская, несмотря на довольно юные годы, была девушкой, ответственной, самостоятельной и много зарабатывающей. Ее бухгалтерское настоящее давало ей возможность ни от кого не зависеть и рассчитывать на блестящую карьеру в будущем – в общем, делать себя самой. Жаль только, что в последнее время в ответ на предложение встретиться Павел все чаще слышал ее аргументированные отказы.

– Алло! Привет, Алинка, ты когда заканчиваешь сегодня?

– А что?

– Как что? Очень хочется заняться исследованием твоих бесчисленных достоинств в непосредственной интимной близости. И хорошо бы прямо сейчас. Или через час.

– Павел, я тысячу раз тебе говорила, что твои импровизации на тему встреч меня совсем не устраивают. У меня много дел по работе, а вечером еще придется ехать на юбилей партнерской фирмы…

– Бедняжка!

– Опять ирония! Ты что же думаешь, я наивная девочка-припевочка, готовая броситься к тебе по первому зову? Может быть, ты считаешь себя неотразимым благодаря твоему киношному статусу? А я просто млею от одной возможности провести время с человеком искусства?..

– А что, нет? – Павел начал заводиться.

– Послушай, говорить в подобном тоне я с тобой не собираюсь.

– Алина Германовна, у меня нет и тени сомнения в ваших потрясающих качествах бизнесмена в юбке, но я вот все чаще замечаю, как говорил кот Матроскин, что вас как будто кто-то подменил…

– Кто говорил?

– … и мне все чаще приходит в голову мысль, что поговорка «бизнесмены – отдельно, юбки – отдельно» является действительно народной мудростью.

– Вот так у тебя всю жизнь: «я», «для меня», «по-моему». У меня есть один знакомый, который вообще таких слов не употребляет.

– И какой же он пользуется лексикой? Наверное: «ты», «для тебя», «по-твоему»?

– Не самые плохие словосочетания!

– Это точно. Лишь бы они, в конечном итоге, не привели к другой изящной формулировке. Что-нибудь вроде: «чего изволите?».

– Ты самоуверенный мужлан, Векшин. И вообще, я давно хотела предложить тебе подумать о целесообразности наших дальнейших отношений.

– О целесообразности, говоришь.… А что тут думать, прыгать надо!

– Что-что?

– Я говорю, передавай привет изящному знакомому и не матерись во время оргазма, по возможности… Ты можешь быть неправильно понята. Пока!

Он не стал ждать реакции на свои слова и положил трубку. Ну что ж, по крайне мере внесена необходимая ясность. Хреново же начинается его командировка… «Ах, Алина Германовна, как же мне будет не хватать твоих круглых бухгалтерских коленок! Но что делать, видимо деловая женщина и мой организм несовместимы категорически».

Паша открутил крышечку, отхлебнул из фляжечки (коньяк он, признаться, часто носил при себе) и решил провести остаток вечера в обществе своего школьного товарища, а ныне большого человека в педагогическом «бизнесе» столицы.

– Вот скажи мне, Леха, в твоем колледже для одаренной молодежи невинных девушек тоже в бизнес-вумен превращают?

Алексей Николаевич Боярский, директор и соучредитель коммерческого колледжа для одаренных детей «Премьер», налил коньяк в фарфоровые чашки (сервиз был подарен мэрией Москвы) и глубокомысленно хмыкнул:

– Понимаешь, Паша, в нашем заведении способные и талантливые детишки становятся гармонически развитыми личностями. Поэтому девчонки у нас и поют, и рисуют, и в юриспруденции разбираются, и основы маркетинга и менеджмента изучают…

Выпили.

– Свинья ты, Лешка, большого размера. Лишаешь бедных девочек радостей семейной жизни и сексуального удовлетворения в недалеком будущем.

– Да ты, брат, сердитый какой-то сегодня. Какая муха тебя… – Алексей внимательно посмотрел на критика негосударственной системы образования. – Да тут не насекомое. Тут особь более значительная, а Павел Артемьич?

– Не обо мне речь, уважаемый, о несовершенстве бытия толкую. И предлагаю ввести в твоем учебном заведении новый предмет – «Взаимоотношения полов». Себя, кстати, могу предложить себя в качестве преподавателя за символическую оплату. Все-таки полгода филфака у меня есть, – сказал Паша.

– Я надеюсь, на этом факультативе семинары и практические занятия будут иметь место?

– Обязательно.

– Я так и думал… Жениться тебе нужно, Паша. И чем быстрее это произойдет, тем безболезненнее ты перейдешь к собственным практическим занятиям по взаимоотношениям полов, – сказал Боярский.

– А что, сейчас я, по-твоему, только теоретизирую?

– А сейчас вы, молодой человек, находитесь в периоде кратковременных туристических походов и безответственных недалеких экспедиций. Это я вам как глава семьи, как муж и отец с десятилетним стажем, говорю.

– Ну, вот если бы отыскать такую, как твоя Катерина… Она ведь, небось, и в бухгалтерских документах ни в зуб ногой, и борщ тебе готовит, и после работы не задерживается? – спросил Векшин.

– Какая уж тут бухгалтерия… Только вот беда: второй такой же как Екатерина Сергеевна, видимо, уже не найти. Но, ты не расстраивайся, есть другие девушки, умеющие готовить борщ и преподавать химию в средней школе, – ответил Алексей.

– Все. Решено. Начинаю целенаправленно заниматься поисками своего идеала, – сказал Векшин.

– Это как же, опять методом проб и ошибок? – полюбопытствовал Боярский.

– Ты это оставь, пожалуйста. У тебя друг пропадает без любви и без ласки, – грустно ответствовал Векшин.

– Да по-моему, как раз наоборот – от избытка того и другого, нет?

– Вижу, совсем ты ничего не понимаешь в моих порывах и исканиях. Ладно, мне пора. А о моем предложении подумай. Может быть у меня призвание – наставлять юных девиц на путь истинный!

В аэропорту объявили задержку рейса по метеоусловиям, и Павел направился в ближайшую забегаловку взбодриться кофейком. Он уже уселся за столик, когда в дверях кафе начали один за другим возникать какие-то мрачноватого вида люди. Они жмурились на свет, вяло переговаривались, брали стандартный пассажирский набор – кофе, сосиски, салат – и молча принимались за еду. Из обрывков разговоров Павел понял, что это его товарищи по ожиданию, транзитные пассажиры рейса на Одессу. Среди них были представители обоих полов, разных возрастов и уровней достатка, но все они, как один, выглядели живой иллюстрацией к поговорке «Хуже нет – ждать и догонять».

Хотя, нет. Одна парочка в этой компании несколько оживляла картину. Огромного роста мужчина с комплекцией артиста Невинного всерьез взялся ухаживать за красивой посетительницей кафе, имевшей неосторожность сесть за столик вместе с ним. Он оживленно жестикулировал, рискуя сбить приборы на пол, громко высказывался и вообще вел себя очень активно, как и подобает подвыпившему джентльмену средних лет, пораженному женской красотой.

Дама уже начала оглядываться по сторонам, и Векшин совсем было собрался встать из-за стола, но… Он так и не успел разобраться, что же произошло буквально в считанные секунды. Третируемая толстяком женщина вдруг резко обернулась к нему, поманила пальцем и что-то сказала на ухо. Ее собеседник выпрямился, мгновенно протрезвев, покрутил головой, пожал плечами и… заторопился за другой столик.

Павел с восхищением наблюдал за маленькой победоносной акцией красоты и женственности. Тем более что эта стройная Диана показалась ему знакомой. «А впрочем, кому из нас не кажутся давно знакомыми интересные девушки с таким сногсшибательным обаянием. Интересно, что же она ему сказала…»

После трехчасового ожидания (кофе, коньяк, еще коньяк) объявили посадку, и Павел с удовольствием вышел на свежий воздух. Для человека только что расставшегося с какой-никакой любимой женщиной у него было вполне сносное самочувствие. Может быть, все дело было в коньяке, может, в предстоящей встрече с Одессой… А может быть…

Чудо было в том, что ее кресло находилось рядом с его креслом. Он зашел в салон самолета одним из последних, и его соседка уже уютно устроилась на своем месте и прикрыла глаза. «Устала амазонка…». Векшин положил в багаж куртку и тихонько сел в свое кресло. На расстоянии двадцати сантиметров она была еще более привлекательна. Длинные ресницы княжны Мэри, высокий чистый лоб, губы… Интересно, а какие у нее глаза?

А глаза у нее были как минимум сердитые.

– Ну, как, составили общее впечатление?

– Разве, что самое общее. Я вас разбудил, кажется, извините, – сказал Паша.

– Я не спала. Просто…

– …закрыли глаза, чтобы немного помечтать о будущем. Или поразмышлять о прошлом? – коньяк располагал к общению.

– Для абсолютно постороннего человека вы слишком любопытны!

– Так в чем же дело?!

– Уж не хотите ли со мной познакомиться? Вы – со мной!

К удивлению Векшина, в серых выразительных серых глазах соседки плеснулась даже не раздражение, а ярость. Он немного опешил.

В салон вышла стюардесса и пригласила пассажиров оставить, наконец, все свои дела на земле и насладиться полетом.

Векшин послушно начал пристегиваться, и когда снова оглянулся на соседку, та полулежала в кресле, прикрыв глаза. Он склонил к ней голову:

– И все-таки могу я узнать ваше имя?

– Лена меня зовут. Елена Николаевна, – ответила она.

– Что вы говорите… Какое учительское имя-отчество, просто прелесть!

Она открыла глаза.

– А я и есть учительница. Преподаю историю в средней школе.

«Ну, и денек выдался нынче. Она еще и учительница к тому же. Как там Лешка изрек: на твой век учительниц хватит?.. Паша, надо брать…»

– Очень интересно. А еще интересней для меня то, что же вы сказали давеча толстяку за вашим столиком. Наверное, это было что-то яркое и запоминающееся? – продолжал болтать Векшин.

– Какому толстяку? Ах, этому… Я ему сказала, кто он есть на самом деле.

– А что же он совсем об этом не догадывался? Ах да, я понял: вы открыли истину, выбившую его из колеи, – сказал Паша.

– Мужчины не любят и боятся правды, – сказала Елена Николаевна.

– Ну, не обобщайте, милая Диана. Есть ведь и исключения из правил…

Ответа не последовало.

– Трудно с вами. Совсем вы невнимательны к собеседнику.

– Да, пожалуй. А вы бы отдохнули лучше, чем производить впечатление на незнакомых женщин. Поспите, сейчас ведь ночь, – сказала Елена.

Теперь не ответил он. Она искоса взглянула.

Векшин спокойно посапывал себе, скрестив руки на груди.

III. Ах, Одесса, жемчужина у моря

«Он еще и уснул самым бессовестным образом! Насколько же я постарела, если меня невозможно узнать… Женат? Нет, не похоже. Интересно, помнит ли он о нашей… Дура, ты все-таки, Ленка! Интересно, чтобы сказали об этой встрече мои легальные темные силы?.. Да, Павел Векшин, не такой я представляла себе нашу встречу».

Когда она увидела его в кафе, первое, что пришло в голову: скоренько, бочком-бочком выскользнуть оттуда. Но еще до посадки в Москве к ней привязался этот нефтяной барон с огромным брюхом, и ей пришлось вступить с ним в короткую дискуссию. Ну кто бы мог подумать, что в салоне самолета их с Павлом места окажутся рядом… Что они встретятся в этом аэропорту… Что вообще встретятся когда-нибудь…

Елена Николаевна чуточку придвинулась к своему кинематографическому возлюбленному шестилетней давности и поняла, что помимо длительного поцелуя ей хочется оставить на его мужественном лице не менее горячую пощечину, а то и две. Или больше.

– Девушка, – позвала стюардессу. У вас вон там свободное местечко. Можно я…

Едва подали трап на посадке, она выскользнула из самолета и уже через час подъезжала к затейливому особнячку на окраине Одессы, так и не сумев решить, как же ей держать себя при предстоящей встрече с новыми знакомыми.

Несмотря на раннее утро, сквозь плотно зашторенные окна первого или, скорее, полуподвального этажа пробивался свет. Играла огнями вывеска. Как и было обещано, с явно потусторонним названием. Мефисто, царь тьмы, в честь которого и была названа ресторация, в своем рекламном воплощении изображался плотоядным хлыщем, без возраста и очевидных признаков ужасности. Более того, его смазливость наводила на мысль о существовании у темных сил нетрадиционной сексуальной ориентации.

Едва Лена приблизилась к особняку, двери широко распахнулись, и навстречу ей выкатилось что-то маленькое, блестящее, жестикулирующее. Елена Николаевна отшатнулась, но существо, оказавшееся лилипутом в швейцарской униформе, уже успело завладеть ее рукой.

– Ах, Елена Николаевна, ах, какая вы молодец! Надеюсь, добрались нормально?! Вы прекрасно выглядите сегодня! Впрочем, как и всегда! Ну, что же мы стоим, проходите, пожалуйста! Милости просим, же ву при, как говорится! – приветливо рокотал нагловатый швейцар таким неподходящим для него густым баритоном.

Лене удалось вырвать руку у сопровождающего только внутри особняка, где карлик несколько присмирел и чинно-благородно предложил ей оставить «манто» в гардеробе и пройти в Розовый кабинет, где «милостивой государыне Елене Николаевне была назначена аудиенция». Свое приглашение необычный швейцар должен был повторить дважды, потому как «милостивая государыня» восхищенно и растерянно оглядывалась по сторонам.

Скелеты, ящерицы, пауки, дамы с косами, джентльмены с рогами и хвостами на фоне стен, обитых красным бархатом, многочисленных зеркал и горящих факелов произвели необычайное впечатление на неокрепшее сознание учительницы, до сих пор как-то не сталкивавшейся с потусторонними силами. Вход в зал скрывали тяжелые плюшевые шторы. Перед тем, как открыть их, Елена подошла к одному из зеркал и увидела в нем прелестную брюнетку в открытом черном платье, со сверкающим на шее кулоном. Она резко обернулась. Рядом стоял только карлик и подобострастно улыбался. Елена зажмурилась, но брюнетка с кулоном никуда не исчезла. Несколько мгновений ушло на то, чтобы опознать себя, вспомнить свой более чем скромный туалет перед отъездом: юбка, блузка, жилетка, заколка – и отчаянно отмахнуться от неразрешимости еще одной загадки.

Она вошла в зал. Здесь звучала музыка, джазовая, скорее всего; приглушенный свет каким-то непонятным образом исходил от стен, потолка и даже пола. Снова красный бархат, зеркала, инкрустированная, массивная мебель. Слева – небольшой подиум, за ним кулисы, справа – барная стойка. Посетителей не было, хотя свечи на столах горели и приборы были расставлены. Елена Николаевна сделала несколько шагов и остановилась в нерешительности. Но вот уже навстречу ей спешил довольно представительный господин в черном костюме. Господин, вблизи оказавшийся удивительно похожим на Шона Конери времен бондианы, поклонился, произнес какую-то фразу, скорее всего по-французски, и сделал приглашающий жест рукой.

Только теперь Лена увидела, что в глубине зала есть еще один занавес. Она милостиво кивнула Джеймсу Бонду, отметив про себя, что шелковое вечернее платье сообщает манерам особую аристократичность, и вскоре оказалась в обещанном Розовом кабинете, где, впрочем, также никого не встретила. Метрдотель сообщил, что ее не заставят долго ждать, и откланялся. Ей же ничего не оставалось, как присесть на один четырех высоких и мягких стульев, окружавших стол, и запастись терпением.

Елена еще не успела толком рассмотреть все фрукты, цветы и винные бутылки, расставленные на столе, как женский голос с низкими воркующими интонациями произнес у нее за спиной:

– Мы очень рассчитывали на то, что вы примите наше приглашение, Елена Николаевна!

Лена резко обернулась. Дама, которой принадлежал этот голос, выглядела потрясающе. Рыжие волосы, изумрудного цвета глаза, правильные черты лица, прекрасная кожа, и, конечно, сногсшибательный туалет. Платье цвета морской волны с очень рискованным декольте и ниткой жемчуга на груди чрезвычайно убедительно сочеталось с глазами опытной сирены. Или ведьмы?

– Здравствуйте, мы рады вас видеть здесь. Меня зовут Лариса Андреевна. А это мои коллеги – Марина Аркадьевна и Софья Михайловна.

Вслед за сиреной с легкой улыбкой на устах в кабинет вошли еще две особы, выглядевшие не менее потрясающе. Одна из них была блондинкой; черные блестящие глаза и волосы другой являлись, скорее всего, свидетельством принадлежности к самой многочисленной народности в этом славном портовом городе.

Дамы по очереди подошли к поднявшейся со стула Елене и поздоровались, пожав ей руку. Лариса Андреевна предложила всем расположиться за столом, и через мгновение перед смелой учительницей, решившейся на езду в незнаемое, расселись авторы загадочного письма в полном составе. «Ну, прямо-таки иствикские киноведьмы, честное слово!» – хмыкнула про себя Елена. Рыжая, белокурая и черноволосая прелестницы переглянулись, а Лариса Андреевна обратилась к гостье.

– Нам, кстати, тоже нравится этот фильм, особенно финальная его часть, хотя в нем масса неточностей и преувеличений. Кстати, и разговор наш сегодня будет в какой-то степени касаться кинематографа. Но об этом немного позже. А для начала стоит все-таки удовлетворить ваше вполне законное любопытство и рассеять возможное беспокойство. – Определенно, это дама обладала даром не только убеждать, но поднимать расположение духа.

– С некоторых пор, Елена – вы позволите вас так называть? – мы были очень заинтересованы во встрече с вами.

– Я выиграла какой-то конкурс? – спросила Елена.

Дамы переглянулись.

– Что-то вроде этого. Наше Сообщество имеет свои филиалы почти в каждом городе страны с населением более 50 тысяч человек. Естественно, мы регулярно получаем от своих представителей сведения о появлении в том или ином регионе интересующих нас объектов – Настоящих женщин или женщин, имеющих все данные стать таковыми, – сказала Лариса Андреевна.

Лена покусала верхнюю губу.

– И что, значит я «настоящая женщина»? – спросила она.

– Вы умны, красивы, самостоятельны, очевидно, имеете внутренний стержень, не лишены чувства юмора, обладаете несомненным шармом. Вот только…

– Только…

– Как и большинство не знающих своего счастья представительниц нашего прекрасного пола, вы подвержены серьезному влиянию со стороны мужчин, – сказала рыжеволосая Лариса.

– А это плохо?

– Это неправильно.

– Нас приятно удивило и вот что: на протяжении нескольких дней все ваши желания и капризы исполнялись тотчас же, но вы не придавали этому абсолютно никакого значения, Вы принимали это как должное, а сие есть признак породы, милостивая государыня, – подключилась к разговору черноглазая Софья Михайловна.

– Попробуйте вот это. Фирменное блюдо нашего заведения. «Женское счастье», называется, – предложила белокурая Марина Аркадьевна.

Лена с наслаждением проглотила кусочек чего-то необыкновенно вкусного, фруктово-шоколадного, тающего во рту.

Марина Аркадьевна кивнула стоявшим сзади официантам, и они наполнили бокалы (Лена сначала приняла плечистых и красивых ребят, бесшумно вошедших в начале разговора, за телохранителей).

– Так вы мужчин ненавидите, что ли? – спросила она.

– Вопрос поставлен не совсем верно, Елена Николаевна. Мужчины, как и многое, что с ними связано, суть вещи необходимые для гармоничного и здорового образа жизни. Мы говорим об излишнем значении, которое придается вопросам межполовых взаимоотношений, – сказала Лариса Андреевна.

– Любви, например?

Брюнетка фыркнула.

– Насколько эфемерное, настолько и хлопотное мероприятие… На свете так много более содержательных и волшебных вещей!

Лена отпила большой глоток из высокого бокала. Вино было прекрасным. «Интересно, пить с утра в компании трех ведьм – это нормально? Или налицо тревожные симптомы?»

– Кстати, а с чем связано такое необычное начало нашего знакомства? Конверт, Караганда, исполнение капризов… Как-то слишком замысловато. Позвонили бы мне на работу, предложили бы встретиться, обсудить…

Было видно, что Лариса с трудом сдержала смех, а черноглазая брюнетка, кажется, подавилась «женским счастьем» и закашлялась.

– Во-первых, не забывайте о названии нашей организации. И потом, нам важно было дать вам почувствовать, каково это – быть Настоящей женщиной и добиваться всего, чего только ни пожелаешь…

– Да уж, звучит заманчиво!

– …и главное: ощутить себя личностью полноценной и полноправной, не зависящей от настроения никакого высокоразвитого млекопитающего по имени Олег Валерьевич.

Лена откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

– Честно говоря, название вашего общества наводит на размышления…

Лариса Андреевна улыбнулась как-то нехорошо на этот раз и хрустнула красивыми длинными пальцами.

– Да-да, наверное, «партия женщин» или «женская лига» звучит гораздо приличнее. Но, даже если не вспоминать о наших необычных возможностях, а просто чуть-чуть задуматься… Ведьма – как известно, это та, которая «ведает», то есть знает и умеет что-то особенное, согласны? Мы знаем и умеем многое, и хотим, чтобы об этом знали другие. Скажите откровенно, Елена Николаевна, вам понравилось быть чуточку волшебницей? А хотелось бы вам обладать этой возможностью всегда? Хотелось бы вам контролировать ситуацию во взаимоотношениях с мужчинами? Хотелось бы вам избежать всех неприятностей, печалей, бед, душевных и физических болей, связанных с противоположным полом?

– Поколдовать-то иногда хочется, конечно, но что я буду должна за воплощение своих капризов? Вы-то ведь взамен, наверное, мою душу захотите приобрести?

– Вы рассуждаете здраво, но оперируете несколько устаревшими категориями. Душу свою оставьте при себе и распоряжайтесь ею, как сочтете нужным. Но несколько условий выполнить вам все же придется.

– Имейте в виду, я чту уголовный кодекс, как сказал кое-кто из известных мужчин.

– Ну что вы, мы ведь ведьмы лояльные. Вам просто нужно будет заставить одного из самых мужчинских мужчин выполнить то, чего он никогда в жизни не делал и не собирался делать ни при каких обстоятельствах. Причем сделать это нужно будет семь раз.

Елена покусала губы, пытаясь сообразить, что означают последние слова хитроумной Настоящей женщины.

– Вот мы вам тут и списочек подготовили, – добавила Марина Аркадьевна, закурив тонкую ароматную сигарету, и протянула ей сложенный вдвое листок плотной бумаги.

Лена развернула «техническое задание». Брови поползли вверх.

– И зачем вам все это нужно?

– Это нужно в первую очередь вам, если конечно у вас есть желание присоединиться к нашему Сообществу.

– И кто же этот супермужчина, могу я узнать?

Лариса Андреевна помедлила.

– Его зовут Павел Артемьевич Векшин.

На этот раз покурить захотелось Елене Николаевне.

Блондинка уточнила:

– Причем, добиваться своего вам придется своими собственными силами, без какой-либо «мистики».

– Для чистоты эксперимента, так сказать, – добавила Лариса Андреевна.

– Но почему он? – «Официант» наполнил бокал Елены Николаевны. Она покрутила его на свету. Цвет, как и вкус, был великолепным.

– Другую достойную кандидатуру из вашего ближайшего окружения – Сергея Неволина – мы вам предложить не можем, опять-таки по причине нашей законопослушности, – объяснила Марина Аркадьевна. – Надеюсь, вы понимаете, что Олег Валерьевич и подобные ему экземпляры для нас неприемлемы.

– На все про все у вас один месяц, Елена. В том случае, если у вас все получится (а мы в этом уверены), в вашей жизни произойдут качественные изменения, – сказала Софья Михайловна.

– То есть я стану ведьмой, и мне выдадут соответствующее удостоверение? – спросила Елена.

– Вы станете Настоящей женщиной и сможете удостоверить в этом всех желающих самим фактом своего существования, – мягко улыбнулась рыжая Лариса.

– Да-с, все-таки странно все это. Но, предположим, я приму ваше предложение… Предположим, что мне нравятся ваши идеи… Что-то я должна подписать, наверное? Должны же быть с моей стороны какие-то гарантии, разве нет?

Лариса Андреевна, Марина Аркадьевна и Софья Михайловна обменялись многозначительными взглядами. «Прямо кино про шпионов!»

– Во-первых, нас очень радует, что мы имеем дело со столь ответственным и целеустремленным человеком, – взяла слово Лариса Андреевна. – Во-вторых, единственной вашей обязанностью в случае успеха нашего совместного предприятия, будет привилегия ни в чем себе не отказывать. В разумных пределах, конечно.

– Как-то слишком расплывчато, не находите? «Ни в чем себе не отказывать»… А нельзя ли конкретнее?! – неожиданно для самой себя заерепенилась Елена.

– Ого! И кто бы мог подумать… – не сдержалась было одна из дам, та самая, которую, как известно, предпочитают джентльмены. Но великолепная Лариса остановила ее взглядом.

– А вы меня радуете все больше и больше, Елена Николаевна, – сказала она. – Конкретнее… Во-первых, любой мужчина на целом свете будет принадлежать вам в тот же час, как только вы сочтете это нужным. Принадлежать безраздельно: и душой и телом.

– Ничего себе! Любой. И что, даже…

– И даже… Во-вторых, вы будете иметь возможность удовлетворить любое свое желание…

– Любое? – опять спросила Елена.

– Если только оно не идет вразрез с интересами Сообщества, – сказала Лариса Андреевна.

– А интересы у Сообщества, я так понимаю, весьма обширные… – задумчиво протянула Елена Николаевна. – А если я захочу, чтобы какая-нибудь женщина стала моей? – не успела она прикусить язычок.

Дамы снова переглянулись. Марина придвинулась ближе и, наклонившись к Елене, медленно провела ладонью по ее руке, от локтевого сгиба до кончиков пальцев. – Женщины бывают разные… Но для начала давайте разберемся с мужчинами.

Лариса Андреевна прикрыла глаза и помассировала себе переносицу.

– Моя коллега хочет сказать, что о третьей льготе, которая вам будет полагаться, вы узнаете сразу же после вступления в Сообщество. Всему свое время. А что до заключения контракта… Вам не придется, как бедному Фаусту, проливать собственную кровь. У нас, в отличие от мужчин, более эстетичная форма заключения контрактных взаимоотношений. Вы поймете это при выходе из «Мефисто». Кстати, а вам никогда не приходило в голову, что пол того, чьим именем называется наш клуб-ресторан, слишком однозначно трактуется как мужской. Трактуется мужчинами, кстати говоря. Нам представляется, что Он – это все-таки Она… Во всяком случае, это многое объясняет в жизни. Но это так, к слову пришлось… Так что вы решили?

– Пожалуй, я приму ваше предложение, милостивые государыни, легальные ведьмы! – решительно заявила Елена. «Господи, что я делаю!» – в тот же миг пронеслось в ее сознании.

Лене показалось, что на лицах ее собеседниц мелькнуло какое-то недоброе выражение. А Марина Аркадьевна даже что-то произнесла одними губами. Впрочем, ее потенциальные коллеги тотчас же вновь обрели прежнее благодушно-внимательное настроение.

– Думаю, что вы принимаете правильное решение, Елена Николаевна, – сказала Лариса Андреевна. Сейчас ее речь стала четкой и отрывистой.

– Что ж, теперь к делу. Интересующий вас объект – господин Векшин – через полчаса подъедет к бюро размещения гостиницы «Аркадия». Его разместят на 4 этаже, в номере 430. Номер 432 – напротив – забронирован на ваше имя. Павел Артемьевич Векшин служит на ниве кинематографа, если вы еще не забыли. Его команда снимает у нас в городе мистическую, да еще и криминальную драму с элементами эротики. Но что-то там не ладится у господ киношников. И это вам на руку, кстати.

Лариса Андреевна встала. За ней поднялись ее компаньонки. Лена поняла, что встреча на высоком уровне закончена.

– У вас есть тридцать дней, Елена Николаевна. Через месяц увидимся, я надеюсь. Желаю удачи! Вас проводят.

– Лариса Андреевна, а если…

– Дорогая Елена, в этом случае ваш отпуск закончится более тривиальным образом, и вы сможете вернуться к любимым ученикам и коллегам в среднюю школу № 57, а также к своему одиночеству по вечерам и регулярной слезной терапии, – сказала ведьма.

– А как вас…

– Если понадобится наша помощь или возникнут неотложные вопросы, вы знаете, где нас найти. – Она подала Елене визитную карточку. Фирменный стиль все тот же. Черный цвет. Золотая вязь букв и цифр. «Клуб-ресторан „МЕФИСТО“. ОАО „СЛВ“. Тел/факс 666–666».

Лена подняла глаза. Перед ней стоял давешний агент 007.

– Прошу вас, Елена Николаевна.

Через минуту Лена снова оказалась в жутковатом холле с огромным зеркалом.

«Ну вот, Елена Николаевна, тебе уже давно хотелось внести разнообразие в собственную жизнь. Кажется, ты своего добилась». Дама в зеркале смотрела на нее пристально и с интересом. Лена показала ей язык. Дама ответила тем же. «Нет, она определенно мне нравится» – подумал кто-то из них.

Лена еще немного повертелась у зеркала. И вдруг поняла, что имела в виду Лариса Андреевна, говоря об эстетике заключения контрактов. Она достала из сумочки помаду, привстала на цыпочки и присоединила свою учительскую подпись к другим помадным росчеркам в верхней части этого старинного трюмо.

Гром не грянул. Но по явственно ощутимому приливу энергии, по качественной перемене в настроении (где-то в глубине сознания мелькнуло: «Уж не напилась ли я, в самом деле?») Елена еще раз убедилась, что эта поездка в город-герой Одессу дарована ей судьбой. «Ну-с, Павел Артемьевич, так мы будем снимать кино?»

Добравшись до гостиницы, уже плескаясь в душе, Лена по привычке погрузилась в приятные размышления. Вопрос, надо ли или не надо играть в игры с ведьмами, уже не стоял, а в душе разгорался азарт. Неуверенность в своих силах плавно перетекла в желание доказать всем – лояльным ведьмам, Павлу Векшину, и не в последнюю очередь себе самой, что она достойна лучшей участи. Особенно приятно будет, завоевав трофей в виде Векшина, потом отказаться от него – так же легко и непринужденно, как когда-то сделал он. А потом – свобода, делай что хочешь, с кем хочешь и когда хочешь – это ли не счастье? И таких Павликов будет очередь стоять – выбирай любого. И третье преимущество, оно тоже интриговало и волновало. «Что бы это могло быть, интересно? Может, летать научат? Это бы здорово, как Маргарита… Но, тогда к чему такая таинственность? Может, мысли чужие читать? Я бы тоже не отказалась…»

Мечты с готовностью полились рекой, но в них вдруг вкралось соображение, что всего этого еще как-то надо добиться, и хорошо бы понять как.

Выйдя решительно из душа, она уселась по-турецки на мягкий диван и снова развернула заветный листочек. Здесь было, над чем задуматься.

«Наш Друг по собственному желанию и впервые в жизни должен:

1. Допустить оплату ресторанного счета женщиной.

2. Признать ошибочность своих суждений в споре с женщиной в присутствии свидетелей.

3. Отказаться от намерения нанести побои человеку, ухаживающим за женщиной, которая ему нравится.

4. Сделать выбор между друзьями и женщиной в пользу последней, когда речь зайдет о том, как провести вечер.

5. Оставить без ответа пощечину, нанесенную женщиной.

6. Сделать куннилингус.

7. Произнести словосочетание „Я без тебя не могу“ вслух, обращаясь непосредственно к объекту».

«С чего же начнем, Елена Николаевна?.. По крайней мере, совершенно ясно, что пункт № 6 вряд ли может быть началом всей операции… Так, что тут еще… Оплатить счет… Деньги пока есть, кажется. Признать. Отказаться. Сделать выбор… Да, дорогуша, это будет посложнее, чем убедить второгодника Баранова выучить имена вождей Французской революции. Пощечина. Это с удовольствием. Только вот как? А может попытаться совместить пункт № 5 с пунктом № 6? Идея хорошая. Я бы даже сказала замечательная… „Я без тебя не могу“… Ну, тут на совмещение рассчитывать не приходится. Интересно, а в его лексиконе подобные слова присутствуют хотя бы?.. Не пришлось бы сначала разучивать текст наизусть».

Скоро Лена почувствовала, что веки ее тяжелеют. Противиться она не стала и решила, что лучше всего ей сейчас немного отдохнуть. В ее случае вечер был действительно мудренее утра. И через десять минут, будущая ведьма уже посапывала, свернувшись калачиком под огромным одеялом. Она заснула безмятежным сном «чистокровной» женщины, так и не сумев до конца определиться с ближайшим будущим человека, который сидел сейчас перед телевизором, тупо переключая каналы, и мучительно соображал, что же ему сейчас предпринять: напиться, придушить директора его съемочной группы или самому шагнуть под одесский трамвай.

IV. Жизнь моя – кинематограф

У Павла Артемьевича Векшина возникли серьезные неприятности. Настолько серьезные, что в данный момент ему не хотелось ни есть, ни пить, ни заниматься сексом, ни смотреть советские фильмы шестидесятых годов. Проблемы, для разрешения которых один из продюсеров кинокомпании «АС-ВИДЕО» прибыл на место съемок самого многообещающего проекта фирмы, оказались гораздо сложнее, нежели представлялись в столице. Три часа назад встретивший его в аэропорту оператор-постановщик фильма Никола Губанов произнес несколько слов, от которых бывалый киношник Векшин впал в ступор:

– Паша, у нас исчезла пленка… Весь отснятый материал, понимаешь?!

Уже в гостинице, слушая сбивчивый рассказ Николы, Векшин поймал себя на мысли, что такой поворот событий был вполне уместен для сюжета самого фильма. Мистический антураж, загадочные и непонятные (судя по всему, и самим авторам) персонажи, таинственная смерть одной из героинь в фильме, внезапное исчезновение покойницы и хэппи-энд с большой натяжкой. А в диалогах – пространные рассуждения о смысле бытия, судьбе страны и возникновении оргазма… В общем, авторы самовыражались по полной. Но сейчас все это, вместе с судьбой фильма, было под большим вопросом.

Векшина перекинули на этот проект пару недель назад, после того как предыдущий его фильм был запущен в прокат и начал потихоньку собирать кассу. «Павел, мы очень рассчитываем на тебя. Фильм должен выйти на международный фестивальный уровень. Это для нашей компании будет серьезным рывком вперед», – сказали учредители «АС-ВИДЕО» и предложили ему две тысячи ежемесячно и 10 процентов с проката. Хоть и не лежала его душа к этому назначению, но отказывать доверявшим ему людям Паша Векшин не привык. Поэтому, несмотря на всегдашнее свое скептическое отношение к фестивалям, он подумал и согласился.

Теперь он имел в сухом остатке: режиссера в предынфарктном состоянии, деморализованную съемочную группу и бесследно исчезнувший материал практически снятого фильма. Полгода серьезной работы, 250 тысяч долларов, куча нереализованных творческих планов и дюжина несостоявшихся кинокарьер канули в Лету.

Никола постучался в номер ровно в десять. Вместе с директором картины – невысоким, лет пятидесяти, с тяжелым английским подбородком и щегольским бачками на одутловатом лице – они составляли скорбную группу кинематографистов.

– Паша, это невозможно, но это так. Коробки с пленкой исчезли в буквальном смысле слова. Позавчера вечером посмотрели материал после проявки и закрыли в сейфе на студии. Я лично закрывал, Павел Артемьич… Надеюсь, ты не думаешь… – заговорил Губанов.

– Никола, ты не дергайся. Сядь. Кто-то еще был с тобой?

– Ну, да… Иннокентий Михалыч в двух шагах стоял, – сказал оператор.

– Ты ничего необычного в этот вечер не припомнишь? Или чуть раньше? – спросил Векшин.

– В каком смысле?… Человека в черных очках и с деревянной ногой?

– Муля, не нервируй меня!.. Припомни лучше, не расспрашивал ли кто-то тебя или кого-нибудь из группы о съемочном материале, о фильме, о режиссере? Люди какие-то новые не появлялись на горизонте? Может быть, поссорился кто-нибудь из вашей команды с кем-то, набезобразничал?

– Да все как обычно, вроде… Обычная работа, нормальный съемочный процесс, насколько он может быть нормальным. Паша, в милицию надо заявлять! И чем быстрее, тем лучше! – заторопил Никола.

– Ну-ну, Коля, скоро только сериалы снимаются. А ты подумал, с кем, прежде всего, захотят познакомиться сыщики? А потом и допросить с пристрастием? – как всегда, немного гнусаво, проворчал директор.

– Но что-то надо делать с этими пиратами! – взвился Никола и забегал по номеру. Векшин при каждой встрече с большим интересом и удовольствием наблюдал за абсолютно уникальным для операторской профессии характером Николы. Увы, сегодня повеселиться не получалось.

– Ты думаешь, это наши «коллеги» по цеху безобразничают? Нет, дружище, по-моему, тут что-то другое.

Директор, посасывая карамельку, согласно закивал головой.

– Павел Артемьевич, прав. Какой смысл этим бандитам воровать на треть незаконченный фильм. Слишком хлопотно это. Им куда проще сделать свое черное дело прямо перед премьерой.

– Так какому же неврастенику могла понадобиться наша пленка?! – повернувшись через левое плечо, Никола едва не сбил с холодильника графин с водой.

– Неврастенику говоришь… – Векшин переставил графин на стол и силой усадил Николу в кресло. – Во всяком случае, в целеустремленности этому нервному больному не откажешь. Забрать пленку из сейфа на охраняемой студии – это надо очень захотеть.

– Но зачем?

– Никола, ты, между прочим, работаешь на фильме в жанре мистического детектива. А что говорят в детективах?

– А что говорят в детективах? – спросил Никола.

– Чтобы ответить на вопрос «зачем», надо сначала узнать «кому это надо». Вникаешь, коллега?

– Собственно говоря, и в основе нашей картины та же ситуация, друзья мои, – гнусаво добавил Артшуллер из своего угла.

– Кстати, о фильме. Что вы снимали накануне происшествия, Иннокентий Михалыч? – спросил Векшин.

– Это был эпизод в ресторане. Главные герои расстаются смертельными врагами после бурного объяснения. Режиссер импровизировал по ходу съемок, поэтому снимали в две смены. А после – сразу материал в проявку. На следующий день после этого был назначен просмотр. Так, Коля? – сказал директор.

– Точно так. Только режиссер не импровизировал, а преодолевал разгильдяйство и непрофессионализм администрации.

– Николай Александрович! – возмутился Артшуллер.

– Стоп-стоп-стоп, коллеги! Не здесь и не сейчас! Давайте-ка лучше продолжим наши размышления. Как там, кстати, режиссер?

– В больнице сказали – состояние нормальное. Сегодня собирались навестить его, – сказал Артшуллер.

– Обязательно съездим. Иннокентий Михалыч, расскажите подробнее: как называется ресторан, в котором снимали, где находится, с кем договаривались о съемках, как расплачивались, на чем расстались.

– В том-то и дело, что режиссер сам нашел и договорился с этим заведением. Находится ресторан в двух шагах отсюда. Насколько я знаю, денег с нас не попросили. В начальниках там довольно эффектная дама. Название у кабака тоже шикарное – «Мефисто», – сказал директор.

– Как-как? – удивился Векшин.

– «Мефисто». Черт, значит. Довольно специфическое место, надо вам сказать.

– Что же там специфического, уважаемый Иннокентий Михалыч? – спросил Паша.

– Это сложно объяснить, Павел Артемьевич. Как-то не совсем благополучно себя ощущаешь в тамошних пределах, – сказал Артшуллер, поморщившись.

– Да-с, про нехорошую квартиру я читал, а вот про нехороший кабак узнаю впервые, – сказал Векшин.

– Черт его знает, что вы напридумывали, Иннокентий Михалыч! Нормальный кабак, нормальная обстановка, кухня там прекрасная, кстати… Единственное в чем прав, господин Артшуллер, так это в оценке хозяйки заведения. Лариса Андреевна – действительно уникальная женщина!

На мужественное лицо Николы легла тень лирической задумчивости. Векшин усмехнулся про себя и, усиленно потирая подбородок, осторожно заметил:

– Вообще-то необременительное состояние влюбленности чрезвычайно полезно для всякого творческого человека.

Никола махнул рукой в его сторону.

– Да ты прав… Значит-ца, вот что я думаю, господа кинематографисты. Пленка исчезла по чьему-то злому и вполне определенному умыслу. И в этом, как мне кажется, виноваты мы сами. Кому-то перешли дорогу, кого-то задели, кого-то заинтересовали… У меня есть в этом городе кое-какие знакомства в департаменте частного сыска. Постараюсь подключить к делу профессионалов. А пока о пропаже – никому. Группу – в отпуск на неопределенный срок из-за болезни режиссера. С выплатой зарплаты и суточных. Ну, а теперь давайте нанесем визит нашему больному. Может статься, режиссер-постановщик мистического детектива внесет ясность в мистическую ситуацию вокруг собственного фильма. Предлагаю встретиться в фойе через час.

Провожая коллег, Векшин принял твердое решение познакомиться с уникальной женщиной Ларисой, хозяйкой ресторана с загадочным названием.

V. Ну и?

– А она мне нравится, – сказала до этого почти все время молчавшая Софья Михайловна. – Этакая тигра подросткового возраста: шипит, уши прижимает, но нападать еще не научилась.

– А вы уверены, что эта тигра из нашего заповедника? – сквозь зубы проговорила Марина. – У меня лично сегодня сложилось ощущение, что собеседование проходили мы с вами, а не наша новая знакомая из отряда сибирских кошачьих. Никакого уважения к нечистой силе, честное слово!

Лариса Андреевна щелкнула зажигалкой, медленно отвела в сторону руку с тонкими длинными пальцами.

– Ты, Марина Аркадьевна, глупости говоришь. У этой девочки большое будущее. Она будет даже поинтереснее, чем я думала сначала, хотя и не без причуд. Есть в ней что-то … харизматическое. Тьфу-ты, кто ж слово-то такое выдумал!

– Да мужики, кто ж еще! – подавила зевок Софья. – Устала я что-то за эти дни… А Елена, хоть и не Прекрасная, и, наверное, не Премудрая, но уж Обаятельная – определенно!

– Вот попомните мое слово, эта Обаятельная еще доставит всем нам немало хлопот…

– Какая-то ты раздражительная стала в последнее время, Мариночка Аркадьевна! – прервала ее Лариса. – Брюзжишь словно какая-нибудь старая ведьма. А может тебе действительно пора на пенсию?

– Ну, это уж не тебе решать!

– Девочки не ссорьтесь! Поберегите силы. Через два часа у нас общение с избирателями. Сауна, бассейн, массаж – вот, что сейчас нам нужно вместо споров и препирательств.

Лариса нажала кнопку звонка под крышкой стола. Никакой реакции. Попробовала еще раз. И еще. Ничего.

– Вечно у нас ничего не работает… Как будто ни одного мужика в доме, честное слово! – пробормотала она и громко позвала:

– Филипп! Фи-липп!

На зов явился плечистый метрдотель, и пока Лариса выговаривала ему за неполадки с кнопкой вызова, Марина Аркадьевна, повинуясь привычке бывалого комсомольского лидера, оставила последнее слово за собой. Она громко произнесла, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Вы совершаете большую ошибку!

За полвека своей работы на посту члена Коллегиального совета «Сообщества лояльных ведьм» Марине Аркадьевне Дейнеко нередко приходилось отстаивать свою точку зрения, оставаясь в меньшинстве. Впрочем, если бы можно было поспрашивать разных людей, имевших с ней дело и в Киеве времен князя Владимира, и в московскую эпоху Ивана Грозного, и в затяжной период дворцовых переворотов в Петербурге, и во времена революционных потрясений на всей территории Российской империи, то все они сказали бы примерно одно и то же. Не было еще на свете более пламенного оппозиционера, а также революционера и заговорщика, чем Марина Аркадьевна. И теперь, на 932 году своей жизни, она оставалась самой собой. Правда, нынче своеобразие ее характера усугубилось нервозностью самого разгара предвыборной кампании.

Дело в том, что три века назад в деятельности доселе консервативного Сообщества появилось нововведение: один раз в пятьдесят лет в этой организации проводились самые что ни на есть демократические выборы в Коллегиальный совет. Три достойнейшие ведьмы получали право в течение полувека решать, что можно и что нельзя всем остальным. На этих выборах не нужны были избирательные участки и урны, демократия приводилась в действие гораздо менее затратным способом. Каждая из желающих проявить себя на руководящей работе путем обыкновенной телепатической рассылки сообщала каждой избирательнице о своем намерении, биографии, целях, задачах и т. д. В ответ телепатировал электорат – побеждала кандидатка, получившая наибольшее количество ответных сообщений.

Марине Аркадьевне, надо честно признать, уже не хотелось снова становится рядовой заштатной ведьмочкой, и уж тем более не собиралась она воспользоваться третьей привилегией вступивших в Сообщество Настоящих женщин – «контролируемым бессмертием», означавшим, что только сама ведьма решает, когда и как закончить ей земную жизнь. Все, что оставалось Марине – быть в числе достойнейших. Отсюда и хлопоты, отсюда и нервы, отсюда и подозрительность… Наверное, ее можно понять: «Настоящая женщина» – тоже женщина, в конце концов! А тут еще новая кандидатка – «девочка с большим будущим»!

VI. Pretty women

Давненько Елена Николаевна так не высыпалась. Открыв глаза и сообразив, что на сегодняшний день она свободна не только от уроков, но и вообще от педагогического подхода к жизненным обстоятельствам, Лена Тихонова сладко потянулась и обнаружила себя в самом прекрасном расположении духа. Чего по утрам с ней тоже давненько не случалось.

Она прошлепала в ванную и, скинув халат, принялась придирчиво изучать себя в огромном зеркале. «Говорите, собственными силами придется обойтись?!…» Так, что тут у нас? А что? Если не принимать во внимание некоторых нюансов, то девушка-то хороша! Я бы даже сказала – «в самом соку девушка».

И в самом деле: огромные серые глаза, длинные густые ресницы, пепельные волосы, грудь, талия (чуть поплывшая, правда, за последний год), стройные ноги – исходные данные были весьма обнадеживающими. Вот только некоторая бледность да круги под глазами не украшали ее. «Ну, ничего-ничего. Надобно срочно заняться собой. Какой-нибудь салон красоты в округе, я думаю, найдется. Солярий, наверное, тоже».

Сегодня целеустремленная учительница недолго оставалась в душе, очень скоро она выходила из своего номера. Закрыв дверь, оглянувшись по сторонам, она подошла к номеру напротив и прижала ухо к двери.

Ни звука. А чего, собственно, она ожидала? Храпа, сексуальных стонов, пьяных выкриков? Елена Николаевна шепотом обругала себя любопытной курицей и спустилась к выходу, чтобы заняться качественным улучшением своей внешности.

После недолгих, но содержательных переговоров с девицей-администратором Елена уже знала, где сделать прическу и макияж, взять сеанс расслабляющего массажа, купить французское нижнее белье, немного загореть и приобрести напрочь декольтированное и разрезанное вечернее платье.

Но, как известно, скоро сказка сказывается, да не скоро женщина удовлетворяется. Особенно собственной внешностью.

…На исходе третьего дня непрерывных занятий собой довольная и совсем не уставшая, она возвращалась в гостиницу, попутно пресекая на корню любые попытки знакомства со стороны пешеходов и автомобилистов мужеского пола. Трое представительных мужчин у входа в гостиницу, в отличие от многих других, не обратили на нее никакого внимания: слишком были заняты разговором. Чуточку уязвленная, Елена Николаевна собралась процокать каблучками мимо них, как вдруг опознала в одном из беседующих своего «подопечного» Павла Векшина (почему-то она стала так его про себя называть).

Он выглядел очень даже неплохо: белая рубашка и темный костюм классически оттеняли немного посеребренную темную шевелюру. «Мы бы, наверное, хорошо смотрелись вместе… Чушь какая в голову лезет!» – одернула себя Елена Николаевна и открыла входную дверь.

Ее «подопечный» был наблюдательным человеком. Кивнув своим собеседникам, он уже сделал шаг ей навстречу:

– Здравствуйте, Елена!

– Ах, это вы… – дежурно улыбнулась Елена Николаевна. – Что вы тут делаете?!

– Если не считать некоторых попутных обстоятельств, то в основном ищу встречи с вами. Хочу пригласить вас поужинать сегодня вечером.

Паша Векшин с трудом сформулировал эту первую, пришедшую ему на ум банальность, потому что был сбит, смят и ошарашен. Вот так думаешь-думаешь о человеке, который, кажется, исчез с твоего горизонта навсегда, и хочется просто зарычать от бессилия, а этот человек в один прекрасный момент вдруг появляется прямо перед тобой. Да еще и потрясающе выглядит! И вообще, какой ужин? Какая романтика? У него фильм погибает, карьера, можно сказать, рушится, и жизнь переворачивается!

У Елены импровизация старого знакомого вызвала совсем другие соображения: «Это интересно. Похоже, есть возможность начать игру прямо с пункта № 1. Ну, что же, три-четыре…»

– Я после шести не ем ничего, – ответила она.

– Что вы говорите? Вера не позволяет?

Лена поморщилась. Остроумие от Векшина!

– Послушайте… Павел, кажется? Должна вам сказать, что вы довольно неуклюже начинаете за мной ухаживать! – сказала она.

– А разве я начинаю? И в мыслях не было! – отрекся Векшин.

Лена снова взялась за ручку двери.

– Виноват. Я не совсем удачно выразился. Эффект приятной неожиданности, знаете ли, – не сдавался Паша.

– Слава богу, ваша неожиданность из разряда приятных, а не детских! – сухо заметила Елена.

– Гм… Елена, но вам совершенно не обязательно истощать себя диетами и голоданием. У вас прекрасная фигура, поверьте бывалому человеку, – заявил Векшин.

– Бывалому?.. А я думала, что вы небывалый… Но, раз так – хорошо. Сегодня вечером я, пожалуй, устрою себе загрузочный день и съем пару салатиков. Ваше предложение в силе? – оценивающе посмотрела на него Елена.

– Разумеется, – быстро подтвердил Векшин.

– Ну, так я согласна, Павел. Но у меня два условия.

– Ну, так я согласен, Елена.

– Во-первых, мы ужинаем, там, где я скажу, – сказала Елена Николаевна.

– ?

– Этот ресторанчик находится рядышком. Называется он «Мефисто», и мне очень нравится тамошняя кухня… Эй! Вы слышите меня?

Векшин преодолел легкое оцепенение, улыбнулся и тряхнул головой.

– «Мефисто», говорите? Почему бы и нет? А второе условие? – спросил Векшин.

– А о нем я скажу вам непосредственно за ужином, хорошо? – сказала Елена.

– Идет.

– Я буду готова через полчаса.

Уходя, она улыбнулась ему. А у него наконец-то появилась возможность собраться с мыслями. Последняя мысль родилась только что. Улыбка, где он мог видеть эту улыбку? Улыбку, придающую лицу какое-то отсутствующее нездешнее выражение. Улыбку-мечту. Улыбку-желание. Надо непременно вспомнить…

VI. Пункт первый – условие второе

Самочувствие режиссера Катайцева оставляло желать лучшего. С ним разрешили говорить не более десяти минут. Сергей в двух словах рассказал Векшину о взаимоотношениях съемочной группы фильма «Другая жизнь» с клубом-рестораном «Мефисто».

– Так это еще и клуб?

– Да, Паша. Причем это не клуб в нашем нынешнем традиционном представлении: танцы, выпивка, развлечения… Хотя и это тоже. Но большую часть времени «Мефисто» – закрытое заведение.

Сергея Катайцева Павел знал еще по учебе во ВГИКе. Лет десять назад он сделал там дипломную картину, по общему мнению, относившуюся к категории авторского кино. Взаимная ирония зародилась в их отношениях уже тогда. Неприязни не было, нет. Но Сергей, своим кумиром считавший Тарковского, и Павел, клевавший носом на «Жертвоприношении», пикировались на тему «для кого снимать?» при первой возможности.

Сейчас их объединила другая тема: «где искать?».

– Как же вы на них вышли? Ты что, стал членом этого клуба? – спросил Векшин.

– Вовсе нет! Просто они заинтересовались фильмом. Прислали приглашение. Предложили помощь, – сказал Векшин.

– Интересно. А тебе не показалось это странным?

– Я тебя умоляю! Нормальный женский интерес к искусству кино, – поморщился Катайцев.

– Почему «женский»? – удивился Векшин.

– Так это же сугубо женский клуб, ты разве не знаешь?

– Так-так-так… А Лариса Андреевна, значит, президент этого клуба? Что, она действительно так хороша?

В затуманенном взгляде Катайцева блеснул огонек. Кажется, он даже сглотнул слюну.

– Необыкновенно, – подтвердил он.

– Чем же они увлекаются? Мужской стриптиз? Лесбос? Свободная любовь? – заинтересовался Векшин.

– Фу, Паша, не расстраивай меня. Мне нельзя волноваться. У них все гораздо серьезнее. Собственно, тебе самому лучше с госпожой Чайковской переговорить.

– Непременно, Серега. Ты сам-то что думаешь об этом заведении? – спросил Павел.

– Паша, чего мне о нем думать. Мне кино надо снимать. Пригласили, ну и спасибо им. Интерьер там шикарный. Прямо на наш сценарий ложится. Снимали при довольно большой массовке. Причем в съемках участвовали и члены клуба, по-моему. Так, Иннокентий Михайлович?

– Совершенно верно. Мы, разумеется, предложили им по 300 руб. за смену. Но они отказались. У них там, кажется, была какая-то своя вечеринка, – сказал Альтшуллер.

– Сергей, а ты чего-то подозрительного или странного во время съемок не приметил? Вон Иннокентий Михайлович считает, что в «Мефисто» весьма неблагополучная атмосфера, – спросил Векшин режиссера.

– Черт его знает. Я что-то этого не заметил. Бабы там шикарные – это точно. Но уж очень они… скажем так – «далекие», – сказал Катайцев.

– Не подкатить что ли? – спросил Паша.

– Не в этом суть. Просто они где-то далеко всегда, как будто не перед тобой, не здесь и сейчас находятся, а где-то в другом измерении. Смотрит она на тебя, а, кажется, будто сквозь тебя. Такая «вещь в себе», – туманно объяснил режиссер.

– Ты ничем их не расстроил, этих «нездешних» дам? – спросил Векшин.

– Исключено. Мы расстались довольные друг другом. Договорились о дальнейшем сотрудничестве. Хотели даже сфотографироваться на память.

В палату заглянула медсестра и сурово сдвинула брови.

– Серега, ешь побольше кашки и выздоравливай побыстрей, нам еще картину заканчивать, – стал прощаться Векшин.

Катайцев, криво усмехнувшись, слабо пожал им руки.

… Теперь, ожидая Елену и прокручивая в голове детали недавних событий, Павел вдруг почувствовал себя в центре какого-то неведомого, не подвластного ему сюжета. «Мефистофельский» кабак, исчезнувшая пленка, женщина, о которой он не может забыть ни на минуту и ее троекратное появление на его орбите. И что самое забавное: это ощущение неподконтрольности и абсурдности происходящего, похоже, начинало нравиться бывалому кинематографисту и пробуждало в нем азарт и интерес к жизни… А вот и она!

Елена уже стояла рядом и наблюдала за размышляющим Векшиным, глядя на него сверху вниз. Паша улыбнулся ей. На этот раз она осталась серьезной.

Ресторан, действительно, находился в двух шагах от гостиницы. Хотя Векшин и поймал себя на мысли, что теперь ему будет сложно непредвзято оценить все прелести этого заведения, его, человека до мозга костей киношного, приятно поразили интерьеры «Мефисто». Здесь действительно можно было снимать. Очень ему понравился и швейцар ресторана – чрезвычайно артистичная натура.

Их усадили за стол. Вышколенный официант с плечами Шварценеггера и манерами принца Уэльского подал меню. Надо сказать, что названия блюд Векшина весьма заинтересовали и даже повеселили. Они возбуждали если и не аппетит, то уж любопытство точно. Салаты «Эмансипэ» и «Утро девственницы», горячие закуски «Амазонка» и «Фемина», коктейли «Путь к себе» и «Железная леди» и… в том же духе страниц на десять. Павел несколько замешкался с выбором.

Елена, чуть приподняв пальцы, подозвала официанта и сказала ему несколько слов.

– Да вы здесь завсегдатай, Елена! – сказал Векшин.

– Нет, просто мне захотелось взять инициативу в свои руки, – сказала Елена.

Векшин не нашелся, что ответить и отдал должное одному за другим появляющимся на столе блюдам. Было вкусно.

– Интересно, а чья это кухня?

– Если вы имеете в виду ее национальную принадлежность, то у нее, скорее, интернациональное происхождение.

– Занятно, – пробормотал Паша.

Елена Николаевна оглянулась на небольшую сцену, где началось какое-то движение. Через минуту музыканты настроились, и зазвучал джаз.

– О, да здесь знают толк не только в кухне и современном интерьере! – одобрил Векшин.

– А вам, наверное, приходилось бывать во многих одесских ресторанах? – спросила Елена.

– Пожалуй. Но мне больше по душе трапеза где-нибудь на природе, такое, знаете ли, барбекю. Когда костер, гитара, шашлыки и хорошая компания. Особенно, где-нибудь у моря, в тихом местечке.

– Когда-то мне тоже нравилось нечто подобное… – сказала Елена Николаевна.

Она наконец-то улыбнулась и посмотрела на него в упор. Блики свечей отразились в ее глазах, непослушная прядь волос упала на лоб, она подула на нее, сморщив нос. И он вспомнил. Должен же он был вспомнить, наконец.

… В тот день ему непостижимо везло. Он познакомился с девушкой, с очень хорошей девушкой, которая понравилась ему если не с первого, то со второго взгляда определенно. Более того, она даже согласилась поехать с ним к морю, где проходила подготовка вечерней смены; директор съемочной группы был свой человек и объяснил режиссеру, что решил попробовать нового администратора из местных.

Съемочный день, а вернее, съемочный вечер сложился также удачно: режиссер не привередничал, актеры не капризничали, а погода не подкачала. К рассвету съемочная площадка постепенно превратилась в импровизированный лагерь отдыха. Кто-то с криком и визгом полез купаться, кто-то копошился у костра, кто-то бренчал на гитаре. Очень нескоро все успокоились. Назавтра киношному сообществу был объявлен выходной. Векшин и его новая знакомая были из числа тех, кто встречал рассвет, отказавшись от сна.

Они лежали на небольшом взгорье, куда забрели подальше от всех под покровом короткой летней ночи. Песок, море в двух шагах, их лица, освещенные лучами восходящего солнца… Уже все произошло, и теперь они прислушивались друг к другу и к собственным ощущением.

Она бесцеремонно взяла его за уши и притянула к себе.

– Теперь ты как честный человек обязан на мне жениться!

– Ты же умница, Елена! – сказал Паша.

– И что из этого?

– Ну, так избегай банальностей, девочка мо-о-я, – протянул Паша, зевая, и целомудренно прикрыл рот рукой.

– Ого, значит, ты отказываешься на мне жениться? – спросила Елена и ущипнула его.

Паша охнул и повернулся на живот.

– Почему отказываюсь? Сегодня же вечером приду к твоей матушке просить руки ее дочери. Интересно, что она мне ответит?.. Только сначала сделай мне массаж. Пожалуйста.

Лена уселась на него верхом, положила руки на его плечи и замерла. Он с трудом повернул к ней голову.

– Ты опять? Никогда не видел такой задумчивой девушки. Ты очень нетипичная для своих лет.

– Это точно: нетипичная. И знакомство наше нетипичное. И предложение ты мне сделал только что – очень нетипичное. Да здравствует оригинальность! – Она повернула его голову обратно и уложила лицом в песок. – И сейчас я тебе сделаю очень оригинальный массаж.

… – Да уж, мы с тобой действительно нетипичная пара, Елена Николаевна. Рад тебя видеть, сероглазая! Как там матушка с тетушкой поживают? – произнес Векшин.

– А я уже думала, у вас какой-то избирательный вид амнезии, Павел Артемьевич. Все мои живут и здравствуют, чего и вам желают! – сказала Елена.

Он отпил из бокала.

– Слушай, а тут водку не подают? – оглянулся он окрест себя.

– Так значит, я вам снова понравилась со второго взгляда? – испытующе спросила Елена Николаевна.

– Ну, на этот раз даже с первого. Лена, очень много времени прошло… – закончить фразу Векшину не удалось. К нему подошел официант и, уточнив фамилию, пригласил к телефону.

Векшин вернулся через пару минут, несколько изменившись в лице. «Точь-в-точь дворовый кот перед нападением на воробья», – подумалось Елене.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Да нет, просто много работы. Так о чем мы?

– О том, что мы необычная пара. И том, что я уже во второй раз произвожу на тебя неизгладимое впечатление, – сказала Елена.

– А ты и в самом деле сногсшибательно выглядишь, – заметил Векшин.

Елена Николаевна подняла бокал.

– Да и ты стал интересным мужчиной.

– Что значит «стал»? А раньше? – встрепенулся Паша.

– А некоторое время назад ты был симпатичным мужчиной, обещающим стать интересным, – сказала Елена.

– Н-да… Надо будет обязательно поподробнее узнать о том, по каким признакам ты делишь мужчин на категории. Но сначала о тебе. Что у тебя прекрасная профессия, я уже знаю. А как личная жизнь?

– После того как ты меня бросил, честно говоря, больше ничего интересного в этой области у меня не происходило. Наверное, по молодости я испытала слишком сильное чувство к тебе, – Лена опустила глаза и поправила непослушную прядку волос.

– Странно. У меня лично сложилось противоположное мнение относительно инициатора нашего расставания. Я же звал тебя с собой! – горячо возразил Векшин.

– Значит, мы друг друга не поняли… А ты по своим киношным делам здесь? Над чем работаешь на этот раз?

– Да так ничего интересного… – сказал Павел. – Елена Николаевна!

– Да, Павел Артемьевич.

– Видишь ли, Елена!.. – повторился он.

Лена принялась любоваться цветом вина, обратив бокал к свету. Но поскольку сидевший напротив Павел отчего-то замолчал на полуслове, она подняла на него взгляд и увидела, что ее собеседник пристально смотрит куда-то в глубь зала, а точнее – в чуть приоткрытые портьеры Розового кабинета.

Елена Николаевна обернулась. Чтобы взглянуть в просвет между тяжелыми шторами, ей пришлось немного наклониться вправо и вытянуть шею. Так и есть! В глубине души Елена Николаевна, конечно, предполагала, что, придя в это заведение, Паша наверняка обратит внимание на ее новую знакомую. Но вполне сознательно пошла на это. Почему? Ответить на этот вопрос она сейчас не могла, да пока и не стремилась.

Лариса Андреевна, по всей видимости, была увлечена светской беседой со своими гостями, вернее, гостьями. Почувствовав на себе пристальный взор сразу двух человек, шикарная женщина ответила им обоим не менее изучающим взглядом. «Интересно, а что она обычно делает с мужиками, которые ее добиваются?» – спросила себя Елена и не нашлась с ответом.

Вряд ли это столкновение взглядов высекло сноп искр, но в воздухе явственно запахло паленым. Лена насторожилась.

– Павел Артемьевич, что происходит? – строго посмотрела она на ценителя женской красоты.

– Лен, как ты думаешь, вон та рыжеволосая дама замужем? – невинно спросил Павел.

– Вот это да! В моем присутствии интересоваться семейным статусом другой женщины… Ну и манеры у вас, мужчина! – возмутилась она.

Векшин взял ее левую руку, лежавшую на спинке стула, и поцеловал кончики пальцев.

– Лена, хочешь верь, хочешь нет, но я действительно был очень расстроен и даже страдал, когда у нас с тобой не сложилось пять лет назад, – сказал он тихо.

– Шесть с половиной…

– А сейчас, наоборот, чувствую себя счастливым человеком. Теперь, когда вновь обретаю…

Лена сделала нетерпеливое движение. Он прижал ее ладонь к своей щеке.

– … надежду быть с тобой вместе.

– Как у тебя все просто получается! – высвободила она руку.

– Леночка! Ведь все действительно просто: из очаровательной девушки ты превратилась в роскошную женщину и нравишься мне как никогда. Ты нужна мне, Ленка! – заявил Векшин.

– А не пошел бы ты куда подальше! – отреагировала учительница старших классов.

– Так-так-так. С тобой еще надо работать и работать. Я намерен начать за тобой серьезно ухаживать с этой минуты, и собираюсь добиться своего, – твердо сказал он и сделал попытку снова завладеть ее рукой, на это раз правой. Но она взяла в руки вилку с ножом, и начал резать эскалоп «Печальный мачо».

– Интересно, чего же ты намерен добиться?

– Хочу сделать тебя самой счастливой женщиной на свете своими собственными силами, – сказал Векшин.

– О-хо-хо! Каким ты был, таким ты и остался! Я пока что вижу, что ты готов сделать счастливой любую смазливую дамочку. Вот и на Ларису Андреевну глаз положил, – запивая «мачо» вином, сказала Елена.

– Так ты знакома с этой особой? – спросил Паша.

– Так, немножко.

– Ты должна меня с ней познакомить, Ленка! Это очень важно.

– Слушай, Векшин! Хочешь, иди и знакомься. Я-то тут причем? Я мясо доесть хочу! – сказала Елена.

– Лена-Лена-Леночка. Не могу сейчас тебе всего рассказать. Но поверь, здесь нет ничего личного. И, кроме того, ты совершишь благое дело… Кстати, а откуда ты знаешь эту Ларису Андреевну? И вообще, что ты делаешь в этом городе?

– Не могу сейчас тебе всего рассказать … – сказала Елена.

Снова в разговоре возникла пауза. Но теперь она принадлежала только им одним. Они смотрели друг другу в глаза, но… думали каждый о своем. Лена, например, ухватилась за первую пришедшую в голову мысль: «А ведь это шанс! Я его знакомлю со своей будущей… коллегой, а он… Услуга за услугу. Интересно, все-таки, зачем она ему понадобилась?»

– Хорошо, я тебя представлю этой даме. С ней действительно лучше начинать общение по чьей-то рекомендации.

– Умница моя! – облегчено вздохнул Векшин.

– Но я – тебе, а ты – мне, – сказала Лена.

– Гм… Не понял.

– Помнишь об условиях нашей встречи?

– Да, милая, я весь – внимание, – сказал Паша.

– Я бы хотела заплатить за ужин сама, – сказала она.

– Что за глупости! Что за женский шовинизм! Давай лучше я пронесу тебя на руках до гостиницы, – предложил Векшин.

– Иди, знакомься! – услышал Паша в ответ. Интонация Векшину не понравилась. Елена улыбнулась ему очаровательнейшей из своих улыбок. Раздосадованный, он посмотрел в сторону Розового кабинета. Встреча там, по-видимому, уже заканчивалась, и интересующая его дама поднялась из-за стола.

– Ладно, пусть сегодня будет 1:0 в твою пользу, но все равно будет 21:1 – в мою. Идем, моя хорошая!

Лена подозвала официанта и достала из сумочки кошелек.

VII. Надо быть спокойным и упрямым

Звонок, заставший Векшина в момент опознания в очаровательной девушке своей давней знакомой, был от Ильи Кульмана, когда-то сотрудника ОБХСС, а ныне владельца собственного детективного агентства. Они знали друг друга со времен социалистической собственности, когда Кульман, будучи владельцем только жены, двоих пацанов и «Москвича-412», консультировал картину его студии, снимавшей в Одессе скучный детектив из жизни честных советских сыщиков (был такой жанр в советском кино). Москвичи тогда очень любили снимать именно в Одессе. С тех пор Павел и Илья время от времени оказывали друг другу кое-какие услуги, если возникала необходимость, или просто выпивали, когда была возможность.

Поэтому именно Илья Семенович Кульман был первым, кто узнал от Векшина о происшествии на киностудии. Старые знакомые встретились у Кульмана дома, в огромной, переделанной из коммуналки квартире, окна которой выходили в типичный одесский двор с лестницами и сохнущим бельем. Здесь Илья жил с рождения, сюда привел жену, черноглазую и веселую Лизу, здесь выросли их дети и подрастали внуки: двухлетний Сашка и полуторагодовалая Танька.

– Я смотрю, дружище, твое семейство все увеличивается. Стоит пару лет не увидеться, и ты уже дедушка!

– Хорошего семейства должно быть много, молодой человек! – довольно заявил Кульман, попыхивая трубкой. Завел он этот атрибут частного сыщика заодно со своей новой профессией и полюбил его необычайно.

Лизавета Зиновьевна накрывала на стол, искоса посматривая на беседующих мужчин.

– Ладно-ладно, старый хрыч, хватит дымить. Зови гостя обедать. Не женился еще, Павел? – спросила она Векшина, пододвинув ему большущую тарелку своего фирменного украинско-еврейского борща. Векшин втянул умопомрачительный аромат и сглотнул слюну.

– На ком же мне жениться, Лизонька?! Такие, как ты, давно уже замужем. Вот разве твоя внучка подрастет, – сказал он и зачерпнул ложкой борща.

– Ой, обрадовал, пойду Татьянке об этом сообщу. Ты бери пампушек, зятек внучатый, не стесняйся, – Лизавета украдкой посмотрела на себя в маленькое зеркальце, стоявшее на холодильнике, и пошла нянчится с будущей невестой.

– Не устаю я тебе поражаться, Семеныч. Работа, семья… Ты всегда умел совмещать приятное с полезным… – сказал Векшин.

В деле зарабатывания на хлеб насущный Илья Семенович был последовательным приверженцем династии. Сразу после ухода из органов он создал первое в Одессе семейное детективное агентство. Коллектив из ближайших родственников, работающих на ниве частного сыска, был невелик: сам Кульман, двое его сыновей, одна из невесток, старший брат, да жена в качестве бухгалтера, – но имел заслуженно высокую репутацию у граждан, желающих решить свои проблемы быстро и эффективно. Мало того, что штат сотрудников был сплоченным и квалифицированным в профессиональном смысле, все кульмановцы имели еще и одинаковые политические взгляды, болели за одну футбольную команду и, разумеется, были в высшей степени обаятельными и общительными личностями (чем вполне могли соперничать с героями Марининой и Незнанского).

– Да-с, господин продюсер, история паршивая! – протянул Илья, выслушав Векшина и вникнув во все его предположения. – Но чего-то ты братец, по-моему, не договариваешь, – добавил он, помолчав.

Векшин пожал плечами.

– Да вроде бы все. Все, что я знаю. Но, похоже, я чего-то не знаю. Чего-то, или кого-то…

– А ты сосредоточься, Паша. А я сегодня-завтра наведу кое-какие справки, поговорю с коллегами… Как тебя найти, если срочно понадобишься?

…Векшин задним числом подивился, как маэстро Кульман смог разыскать его в «нехорошем» ресторане. Оказывается, оперативный сотрудник сыскного бюро «Партнер», являющийся одновременно и старшим сыном генерального директора бюро, начал приглядывать за клубом-рестораном «Мефисто» сразу же после разговора с клиентом. Оперативность была одной из главных составляющих в работе этого «моссада» в миниатюре.

Телефонный разговор с Кульманом был, скорее, его коротким монологом.

– Паша, я навел справки об этом местечке. Криминала никакого. Вполне респектабельное заведение, здесь периодически бывают известные личности, бизнесмены, работники искусства и культуры: артисты, там, музыканты разные, художники и прочие абстракционисты. У меня пока нет ничего конкретного, но сдается мне, что ты не зря шерсть поднимаешь на это заведение… И поскольку, ты сейчас в самом гнездышке находишься, советую тебе провести разведку боем. Попробуй взять шикарную Ларису за чувствительное место. Мне тут сказали, что она, помимо всего прочего, еще и экстрасенс известный. Почему бы тебе ни попросить помощи у гадалки, которая благоволит к искусству?! Помоги, дескать, разыскать мое кино. Понаблюдай за реакцией, вдруг она сразу покраснеет и начнет запинаться?!

…Когда Елена Николаевна подвела Векшина к интересующей его даме, он понял, что хозяйка заведения не из тех женщин, на лице которых можно уловить признаки смущения и растерянности. Эти эмоции она, скорее всего, привыкла пробуждать в других.

– Лариса, добрый вечер!

– Здравствуйте, Елена! Очень рада видеть вас!

Векшин, несмотря на общую озабоченность, успел оценить мизансцену «встреча двух эффектных особ женского пола»: рыжеволосой фурии с царственными манерами и ледяным взглядом – и очаровательной обладательницы точеной фигурки и серых глаз с поволокой. Они улыбнулись друг другу, и Елена взяла под руку стоявшего рядом Векшина.

– Вот хочу вам представить моего старого знакомого.

Лариса Андреевна посмотрела на Павла с любопытством и, как тому показалось, немного с иронией, протянула руку. Векшин, уже давно взявший себе правилом целовать руки только любимым женщинам, мягко пожал ее.

– Павел Артемьевич Векшин. Деятель кино. Снимает фильмы про любовь несчастную, а также счастливую! Лариса Андреевна Чайковская. Хозяйка заведения.

У Векшина возникло желание блеснуть французским:

– Эншанте!

– Я тоже очень рада. Между прочим, я завзятая киноманка, и мне очень нравятся фильмы про любовь, особенно счастливую.

– Как раз, поэтому я и хотел засвидетельствовать вам свое почтение. Несколько дней назад в этом достойном заведении снимался один из ключевых эпизодов нашего фильма. Насколько я знаю, произошло это благодаря вам.

Лариса Андреевна сделала приглашающий жест по направлению к роскошным креслам и диванчику, стоявшим чуть поодаль стола. Векшин утонул в мягком кресле, Елена Николаевна присела по левую руку от него, а хозяйка, закинув ногу за ногу, устроилась на диване напротив.

– Может быть, кофе? – предложила Лариса. – Есть прекрасный коньяк.

Векшин, очутившись в низком глубоком кресле, обнаружил перед собой великолепие стройных хозяйкиных ног, увенчанное кружевом чулок и подтвердил свое согласие на секунду позднее, чем следовало. Елена Николаевна, от которой не ускользнула его восхищенная растерянность, ограничилась кивком.

Через мгновение на маленьком столике перед ними стояло все обещанное плюс пирожные. И рыжая обладательница макси-юбки с максимальным разрезом, продолжила разговор, глядя Векшину куда-то в переносицу.

– Так ваш фильм касается взаимоотношений мужчины и женщины?

– В основе картины довольно жесткая история любви с предательством, скандалами, слезами и даже драками, – сказал Векшин.

– Надеюсь, все заканчивается хорошо? – спросила Лариса.

– Этот вопрос открыт. Авторы фильма пока прислушиваются к собственному творческому «я» и решают, как быть: убить или не убить.

– Кого? Главных героев?

– Или главных героев, или самую любовь, – насколько мог, раскрыл финал Векшин.

Елена заерзала на своем кресле.

– А разве такое возможно? Убить любовь? – судя по покусыванию губ, Еленой Николаевной овладело язвительное расположение духа.

Векшин бросил на нее взгляд умудренного жизнью мужчины.

– Пожалуй, ты права, Елена. Я употребил неподходящий глагол. Помните замечательный французский фильм «Шербурские зонтики»? Там вместо слов поют, и там звучат прекрасные мелодии? Парень с девушкой любили друг друга трогательно и проникновенно. А потом парень ушел в армию, и девушка вышла замуж за обеспеченного и тоже хорошего человека. Бывшие влюбленные встретились после, объяснились и расстались, пожелав другу всего хорошего. Любовь прошла, надо жить дальше. Без обид и сожалений, без трагедий и прочих эксцессов. Любовь не убивают, она проходит. Или не проходит. Все как в жизни.

Лариса Андреевна покачала головой.

– Но ведь так хочется иногда, чтобы не как в жизни, а как в кино… И когда же мы узнаем, насколько «жизненно» закончился ваш фильм?

Векшин отпил большой глоток кофе и, сложив руки на груди, откинулся на податливую спинку кресла.

– Вы знаете, этот вопрос тоже открыт, – сказал Векшин.

– Что так?

– Дело в том, что сразу после съемок в вашем клубе материалы фильма бесследно исчезли.

Елена Николаевна поперхнулась хорошим кофе.

– Оператор накануне вечером оставил пленку в сейфе на студии, утром там было пусто, – договорил Векшин.

Хозяйка «Мефисто» сложив красивые руки с накладными ногтями на своей круглой коленке, мягко спросила:

– Что же вы теперь намерены предпринять?

– Я пришел к вам, Лариса Андреевна.

– Ко мне?

– Честно говоря, я навел справки о вашем клубе, о роде ваших занятий, и мне вас рекомендовали с самой лучшей стороны. Я хочу вас попросить об одолжении. Не так давно вы уже помогли нам, помогите и на этот раз. Посоветуйте, где и как нам искать пропавшую пленку. Дайте маячок, Лариса Андреевна! – сказал Векшин.

– Павел, признаться, я весьма польщена такой оценкой моих скромных возможностей, но боюсь, что в вашем случае я бессильна, – сочувственно улыбнулась Лариса Андреевна.

Пауза. Векшин поднялся.

– Ну что ж, очень жаль. Надеюсь, что не отнял у вас много времени. Спасибо вам и всех благ.

Дамы тоже поднялись, и Лариса Андреевна сочла нужным сказать на прощание:

– Вы знаете, человек должен ясно осознавать предел своих возможностей. Как и быть готовым к разного рода неожиданностям.

Векшин обнял за талию стоявшую рядом Елену.

– Когда загадочная женщина загадочно говорит, я всегда испытываю чувство восхищения. Буду рад побеседовать с вами как-нибудь в обозримом будущем. А сейчас разрешите откланяться – дела.

– Кажется, вы несколько раздражены, Павел Артемьевич? Не печальтесь! Ступайте к себе в гостиницу и как следует выспитесь. Утро вечера мудренее, – сказала Лариса.

Векшин поблагодарил за материнское напутствие (а что ему еще оставалось?) и обратился к своей спутнице:

– Ты идешь?

– Да, сейчас.

– Я жду тебя у выхода.

Обе женщины проводили его взглядом.

– Да-с, горяч он у вас, Елена!

– У меня? А впрочем, он действительно быстро закипает, насколько я помню. И при этом всегда успокаивает других скандалистов. «Ребята, давайте, жить дружно!». Но кота Леопольда из него все-таки не выходит, – заметила Елена.

– А вы молодец! Так элегантно начать выполнение наших договоренностей! – оценила Лариса Андреевна.

Елена подняла правую бровь, отчего на лбу появились несколько морщинок, «упрямых», как называла их ее мама,

– А вы какая молодец! Так элегантно проделать комплекс юбочно-чулочных упражнений! До свидания, Лариса Андреевна!

Некоторые из роскошно одетых посетителей ресторана в эту минуту вновь начали встревоженно принюхиваться. В воздухе снова запахло паленым.

…Векшин, заранее вызвавший машину из группы и отпустивший водителя, гостеприимно распахнул перед ней дверь раритетной теперь правосторонней «Тойоты».

– Время еще детское. Может быть, прокатимся по знакомым местам? – предложил он.

– У тебя же, кажется, дела, – сказала Елена.

– Я соврал.

– У тебя же кино украли! – попыталась задеть за живое Елена Николаевна.

– Общение с тобой как раз и должно вдохновить меня на поиски в правильном направлении. Поверь мне, я знаю. Ну и, кроме того… Ты теперь мое самое главное дело! – пустил в ход он свой последний аргумент.

– Хорошо, будем считать, что я не расслышала твоей грубой лести. И куда же мы поедем? – спросила Елена.

– Я предлагаю на Приморский.

В машине Векшин пытался трижды ее поцеловать, раз семь взять за руку и один раз обнял. Сопротивление было почище французского.

– Смотри на дорогу. Ты сможешь меня поцеловать, только тогда когда я разрешу! – говорила Елена неприступная и сегодня особенно прекрасная.

– Ого! У нас что, теперь все будет по-новому? – спросил он.

– А у нас «будет», ты думаешь? – спросила она.

– А ты?

А на Приморском бульваре и в его окрестностях окончательно прощалось с одесситами и гостями города южное лето. Каштаны изрядно поредели, и заходящее октябрьское солнце в эту минуту мало чем напоминало любвеобильное июльское и даже сентябрьское. Векшин припарковал машину на стоянке неподалеку от Оперного театра, и они направились к памятнику Дюку Ришелье. Наблюдательный прохожий наверняка заинтересовался бы этой странной парой. Мужчина и женщина медленно брели по бульвару, не пытаясь даже заговорить или «соприкоснуться рукавами».

«…Вот здесь он меня угостил растаявшей шоколадной конфетой».

«…Вот здесь, кажется, она устроила мне маленький ревнивый скандал».

«…А вот тут он прижал меня к каштану, расстегнул лифчик и попытался залезть под юбку».

«…По-моему, на этом дереве сидел ошалелый кот, и мы вместе со всеми обсуждали варианты его спасения».

«… А здесь я увидела его с этой крашеной дурой. Наверное, и ее он тоже уверял, что она отлично целуется».

Они дошли до скамейки, где сиживали когда-то, уселись на нее и, не сговариваясь, начали осматривать сиденье. Нашла Елена: «Паша+Лена=Amoure». Векшин вырезал эту сентенцию тщательно и глубоко, будто предвидя, что через несколько лет ее будут инспектировать заинтересованные лица.

Елена Николаевна провела рукой по щербатой доске.

– А я так и не поняла, когда ты успел это написать. Ночью что ли?

– Захотелось сделать сюрприз любимой девушке. Тогда я еще мог позволить себе поступать как мальчишка.

– А-а… Понятно.

– Что тебе понятно? – насупился Векшин. А потом вдруг подхватил молодую женщину на руки. Она ойкнула, но не сделала попытки освободиться.

Векшин поцеловал ее в висок. Она вздохнула и попросилась домой. Паша отвез ее в гостиницу. Чего там лукавить, ему действительно нужно было подключаться к поискам «Другой жизни». Но сначала он путем шантажа («если не согласишься, назову твоим именем главную героиню фильма, когда найду его») и угроз («будешь меня сердить, опубликую мемуары с эротической версией наших с тобой взаимоотношений») заполучил у Елены обещание встретиться с ним завтра.

Еще один одесский день Векшина должен был завершиться работой. Проводив Лену до дверей ее номера, он помчался на киностудию, где в 361 кабинете производственного корпуса обосновалась его съемочная группа, а также круглосуточный штаб по поиску исчезнувшего фильма «Другая жизнь».

VIII. А ну-ка, девушка!

Елена Николаевна, не раздеваясь, забралась с ногами на кресло и призадумалась. Она прислушивалась к себе и не могла разобраться, чего ей хочется больше: немножко порыдать или хорошенько поесть. А еще лучше поесть и выпить. Елена была из тех женщин, у которых нервное расстройство вызывает аппетит. И поскольку понервничать ей сегодня пришлось достаточно, желудок возопил. Несмотря на ужин в ресторане, где она, признаться, попросту рисовалась перед Векшиным. В конце концов, резонно решив, что пореветь ей будет удобней на сытый желудок, Елена решила, как следует перекусить. Больше всего ей сейчас хотелось жареной картошки с грибами, но в условиях южного да еще ночного города такое меню было из разряда несбыточных. Елена Николаевна решила заказать еду в гостиничном ресторане. К шашлыку, например, она относилась тоже очень хорошо, видимо в силу генетических причин: прадед ее по материнской линии был армянином из Тбилиси. Но телефон ресторана в ответ только пульсировал короткими гудками, и Елена Николаевна решила спуститься вниз, чтобы добыть еды во что бы то ни стало. Кто сказал, что женщины бывают хищницами только по отношению к мужчинам?

Было уже за полночь, но из дверей заведения доносились звуки музыки в стиле «русский шансон», оживленные голоса и бряцание посуды. Голодная учительница уселась за ближайший к двери столик и оглядела зал в поисках официанта.

Народу в одноименном ресторане гостиницы «Аркадия» было немного. Но почти все посетители являлись активными отдыхающими. Елось и пилось, а также танцевалось, целовалось и обнималось здесь сегодня по полной программе. Официанток было две. Они сновали между столиками с подносами и не обращали никакого внимания на новенького посетителя.

Лена начала потихоньку злиться. Наконец одна из пышнобедрых див возникла перед ней и в ответ на просьбу принести заказ в номер отрезала:

– Мы так не обслуживаем. Кушайте здесь!

Лена вздохнула. Праздничная атмосфера кабака действовала на нее раздражающе, но голод все же не был даже дальним ее родственником, и она заказала-таки шашлык и, спустя положенное время, впилась зубами в сочное мясо. По мере того как Елена Николаевна расправлялась с шашлыком, ее телесное самочувствие улучшалось, чего нельзя было сказать о духовной составляющей ее сложной натуры. Более того, ее внутреннее «я» вот уже несколько минут испытывало безусловный дискомфорт под воздействием одного очень тревожного фактора. Почти с самого начала ее скромного ужина, Елена Николаевна чувствовала, что за ней наблюдает какой-то тип или даже «типчик» с явно выраженными признаками кобелиного интереса и такого же упрямства.

Теперь, когда она насытилась и перешла к мороженому, Лена взглянула на типчика в упор: «Ну и хлыщ!». Она не смогла удержаться от улыбки. Белоснежный костюм, черная бабочка, весомый перстень на пальце недвусмысленно свидетельствовали о солидности этого господина. Но оттопыренные уши, нескладная жердеобразная фигура (даже сидя, он был одного роста с подошедшей к нему официанткой) и абсолютно голая, без единого волоска, голова, казались принадлежащими обладателю какой-нибудь в высшей степени неожиданной профессии – клоуна, например, или акушера, или, скажем, гробовщика.

Причудливый господин, кажется, принял улыбку Елены Николаевны за приглашение к диалогу и поднялся с места. Он отмахнулся от удерживающих его товарищей и двинулся прямо к ней.

– Вано, Вано, куда ты, елы-палы!

«О, господи, оказывается, он еще и грузин!»

«Голый» Вано не стал спрашивать разрешения и, отодвинув стол, молча сел рядом, а потом заговорил с интонациями коренного одессита, как их представляют приезжие. Этим он напоминал Марка Бернеса в старом фильме «Два бойца».

– Разрешите представиться, Иван Цимлянский. Я вот уже несколько минут любуюсь вами и считаю своим долгом сказать вам, что вы бриллиант. Бриллиант чистейшей воды. А каждому бриллианту, как известно, нужна соответствующая оправа…

Дальше было неинтересно. Предложение следовало за предложением, одного другого традиционнее. Максимум фантазии: шикарный люкс на Лазурном берегу. Лена смотрела на Вано и думала о своем.

– Простите, вы кто по профессии? Клоун?

– Почему клоун? Я музыкант. По совместительству, так сказать. Так мы едем, дорогуша? Я, между прочим, в постели просто бог! – оставил интеллигентный тон незваный собеседник.

Он положил свою огромную ладонь с узловатыми пальцами на ее руку. Лена сначала даже не прогневалась, а просто удивилась. Она вырвала руку, встала (все-таки она была повыше его, сидящего) и строго, по-учительски, сделала нагловатому Вано выговор:

– Не могу, уважаемый Вано, я на катафалках не катаюсь и с невоспитанными клоунами не сплю. Таковы мои жизненные установки.

Она положила на стол деньги, подмигнула одеревеневшему Вано и удалилась. В фойе не было ни души, стоял полумрак. Лена направилась к лифту, но вдруг, через оконное стекло увидела рядом со входом странную группу людей, что-то выясняющих у друг друга на повышенных тонах. В стоявшем к ней спиной человеке она узнала Векшина. Вдруг он резко согнулся, обхватив лицо руками. Лена бросилась к выходу.

На улице компания из четверых мужчин оказалась не такой уж загадочной, а элементарно подвыпившей. А закрывший лицо руками человек, был, наверное, самым развеселым из них и поэтому согнулся пополам в приступе безудержного хохота. Они не обратили никакого внимания на Елену Николаевну, обнялись, затянули что-то вразнобой и отправились восвояси. Недовольная собой Елена собралась, было вернуться в гостиницу, но у входной двери снова была вынуждена лицезреть белобровое лицо «музыканта» Цимлянского. На этот раз он выражался определенней и без одесского выговора.

– Ты что же, милая, прикалываться надо мной будешь?! Да я тебя щас порву на две половинки, и пацанам отдам повеселиться. А ну шагай в машину, живо!

Лена попыталась проскользнуть в гостиницу. Но страшный клоун сжал ее руку выше локтя и дернул к себе, оскалившись. Теперь он напомнил ей чудовище Франкенштейна («Мама всегда говорила, что у меня богатое воображение, мама, где ты, мама!»). Елена Николаевна оглянулась вокруг себя: никого.

– Ладно, мужчина, мне нужно только одеться, – попробовала схитрить Елена.

– Ничего, милая, будешь правильно себя вести, купим что-нибудь по дороге, – «успокоил» Вано.

Лена, лихорадочно соображала: ничего подобного в ее педагогической и человеческой практике еще не было. Хотела закричать, но ее новый знакомый дал ей почувствовать что-то похожее на лезвие ножа где-то пониже спины. И потом прошипел:

– Будь умницей!

Водитель огромной машины с включенными фарами открыл перед ними заднюю дверцу. Вано усмехнулся.

– Ну, как тебе, мое авто?! Братва на день освобождения подарила.

Самое странное, что она даже не успела испугаться. Видимо в нестандартной, мягко говоря, ситуации какая-то извилина в ее мозгу, отвечающая за испуг, пока еще не начала вибрировать.

– А куда мы едем? – спросила Елена Николаевна.

– Тебе повезло, красавица, ты будешь первой дамой, кто посетит мою виллу после ремонта. Приготовься к нескончаемому кайфу и океану удовольствий.

– Постой-постой Ваня, ты же обещал мне что-нибудь из одежды, – сказала она.

Вано Цимлянский, похоже, пришел в свое обычное повелительно-благодушное расположение духа. Он откинулся на сиденье и левой рукой полуобнял Елену. Она отстранилась, но Вано не обратил на это никакого внимания.

– Сейчас мы заедем в одно местечко и купим моей… Как тебя зовут?

– Если ты Иван, то я Марья, конечно. Маша меня зовут.

– … и купим моей Марусе одежонки – в качестве аванса!

Автомобиль, насколько могла судить пленница, уже выехал из черты города и несся теперь по шоссе в противоположную от моря сторону. Она не оглядывалась назад, но если бы даже оглянулась, то, вряд ли опознала бы в ярко-красном «Ауди», следующем за ними в пятидесяти метрах, машину Марины Аркадьевны Дейнеко, которая, впрочем, скоро отстала и остановилась на обочине. Потихоньку Елена начала паниковать. Но не выбрасываться же из машины на такой скорости! Лена уже давно приметила лежавшую слева от водителя бейсбольную биту и примерялась, как бы половчее ее использовать. Но для этого нужно было хотя бы остановить машину. Тем временем ее сосед-уголовник (теперь она уже не сомневалась в его настоящей профессии, разглядев еще и татуировки на руках), счел знакомство с ней уже достаточно коротким и начал подбираться к ее коленям, а затем и пару раз ущипнул за бедро. Поэтому Елена Николаевна почувствовала большое облегчение, когда автомобиль начал сбрасывать скорость у огромного, залитого светом здания, оказавшегося вблизи торгово-развлекательным центром «Бегемот». На парковке уже стояли несколько машин.

Водитель, тоже лысый, открыл ей дверцу, и она, вдохнув свежего воздуха, ловко, как ей показалось, схватила биту и выскочила наружу. В два прыжка перед ней оказался Вано и перехватил палку в тот самый момент, когда она мысленно уже стукнула его по некрасивому черепу.

– Маша! Да ты оказывается хитрожопая бабенка! Какой темперамент! Ты мне все больше и больше нравишься! Наверное, я тебя трахну даже два раза. Нет, я буду трахать тебя целую неделю. Довольна?

Он отбросил биту, заломил Лене руку за спину, притянул к себе и поцеловал в губы, сильно сжав другой рукой ее пострадавшее уже левое бедро.

«Ах, мерзкая рожа! При людях! Силой! Ты мне ответишь за это, обезьяна!». Пока Лена фыркала и отплевывалась, Вано и его коллега пытались закурить на ветру и, посмеиваясь, стояли рядом. Но вот они подняли головы, обернувшись к своей попутчице и больше уже не смогли оторвать глаз от ее лица…

Разбуженные в эту ночь жители близлежащих к «Бегемоту» районов города имели сомнительное удовольствие наблюдать в атмосфере несколько громовых разрядов, сопровождаемых зелеными и красными молниями. «Опять фейерверк устроили! Денег им девать некуда!»

Но одесситы, все как один, были неправы на этот раз. Увиденное ими явление не относилось к разряду зрелищных мероприятий, и, кроме того, оно было совершенно бесплатным.

IX. Здравствуй, ж…, Новый год!

Первое, что бросилось в глаза Векшину, когда он приехал на студию, так это отсутствие на рабочем месте двух самых ярких персонажей в его съемочной группе, двух антиподов – Николы Губанова и Иннокентия Михайловича Артшуллера, оператора-постановщика и директора съемочной группы. Векшин поздоровался с остальными. И в ответ услышал что-то неразборчивое. С недоумением оглядел всех. Уж что-что, а коллектив здесь подобрался живой и компанейский. Но сейчас члены его команды имели довольно пришибленный вид. А Люся Хабарова, помощник режиссера – «хлопушка» – и вовсе возилась с платочком и похныкивала.

– Да что с вами такое? Умер, кто-нибудь?

Бася, художник по костюмам, откашлялась и произнесла грудным голосом:

– Еще нет…

Векшин плюнул с досады.

– Что происходит, объяснит мне кто-нибудь или нет? И сделайте кофе, пожалуйста!

Люся, обрадованная возможностью чем-то занять себя, схватила пустой чайник и выбежала в коридор.

– Вера Ивановна, рассказывайте, настоятельно вас прошу, – сказал Векшин и плотно уселся на колченогий стул.

Вера Ивановна, дама сорока восьми лет, в той или иной вариации видавшая в киношной жизни все без исключения сюжеты, подалась в его сторону.

– Павел Артемьевич, десять минут назад сюда заглянул Николай и заявил нам, что собирается применить к Иннокентию Михалычу «последнюю степень устрашения» и что, вообще, тот будет умирать мучительной смертью. По-моему, он не шутил. Вид у него был довольно убедительный.

– Вот черт, нашли время! Где они оба? – вскочил на ноги Паша.

– Они в третьем павильоне заперлись. В нашей декорации, – сказала со своего места администратор Женя Кормильцева.

– Так-так-так… Дамы, оставайтесь на своих местах. Всех впускать и никого не выпускать. А Люську срочно пошлите за коньяком. И пусть лимон не забудет.

Павел бросился по лестнице вниз. Спасти жизнь директора группы было его прямой обязанностью. Вдогонку ему кричали что-то, но он отмахнулся.

– Павел Артемьевич! Самое-то главное мы вам не сказали! Павел!

Массивная железная дверь павильона была действительно заперта изнутри. Векшин прислушался. Звучал старый добрый рок. Конечно, при других обстоятельствах его любимый альбом «Дип перпл» воспринимался бы по-другому. Но сейчас крик души ветеранов классической гитарной музыки только подчеркивал абсурдность ситуации.

Векшин заколошматил по железу.

– Никола!

Никакого ответа. Тут он вспомнил, что их декорация в павильоне одной своей стороной выходит к небольшому оконцу, неизвестно для какой цели сделанном в практически глухой стене. Метнулся туда. Форточка была открыта на уровне примерно двух с половиной метров. Вся надежда была на то, что как каждый, или почти каждый мужчина в экстремальной ситуации, Векшин сможет собраться, допрыгнуть и подтянуться. Студийная бабушка-вахтер с удивлением а и живой заинтересованностью следила за тем, как Паша Векшин из Москвы бросается на эту амбразуру. С пятой попытки Векшин добился своего.

Он протиснулся внутрь довольно быстро. Слава богу, его формат совпадал с размером окна. Прямо перед ним стояла выгородка комнаты, где снималась постельная сцена с участием главных героев фильма. Но сейчас на широкой постели восседал по-турецки Никола Губанов. Мизансцена была странноватая. Никола сидел спиной к Векшину, повернувшись лицом к прикроватному шкафу, и раскачивался в такт оглушительной музыке. Но вот она прервалась.

– Ну, что Иннокентий Михалыч? Вспомнил?

– Колька, скотина, прекрати сейчас же!

Голос директора съемочной группы раздавался из шкафа. Это было не только интересно. Это было захватывающе интересно. Поскольку пока ничего опасного для жизни директора не обнаруживалось, Векшин решил понаблюдать. Он осторожно начал обходить декорацию, чтобы увидеть Николу анфас. Из шкафа раздавались решительные высказывания о ближайших родственниках Николы и о нем самом. Векшин никогда бы не подумал, что таким образом мог выражаться обычно флегматичный и утонченный Иннокентий Михайлович.

– Господин Артшуллер, я вас не выпущу отсюда, пока не услышу всей правды. Клянусь Урусевским!

Имя святого для Николы Губанова классика операторского искусства подтверждало серьезность его намерений. Векшин увидел оператора съемочной группы прямо перед собой. Никола сидел, поджав ноги, во рту дымилась огромная сигара. Слева перед собой он держал осколок стекла, а в правой руке зажал кусок какого-то белого материала. Когда он со всей силы начал водить им по стеклу, Векшин понял по звуку, что это пенопласт.

Из шкафа снова донеслись проклятия. Губанов прервал свое занятие. Затянулся. Выпустил в сторону шкафа облако дыма. Включил стоявший рядом магнитофон. Музыка вновь заполонила пространство. Векшин силился что-то понять. Прошло минуты три.

– Ну, как вам композиция, дядя Кеша? Нравится?

Молчание.

– Ну-ну, Иннокентий Михалыч, если будете симулировать обморок, мы просто потеряем больше времени.

Альтшуллер на этот раз зарычал с подвыванием.

– Выпусти меня отсюда! Башибузук хренов!

Губанов кивнул и взялся за стекло и пенопласт. Векшина передернуло от омерзительного писка, и он решил, наконец, обнаружить свое присутствие. Павел шагнул в пространство выгородки. Похлопал Николу по плечу.

– А, Паша, это хорошо, что ты пришел! Будешь присутствовать при моменте истины!

– Павел Артемьевич, остановите вы этого кретина! – вскричал в шкафу Артшуллер.

– Колись, враг народа! – зарычал Никола.

Векшин решил, что пора вмешаться. Вырвал у Николы пенопласт. Сел рядом.

– Чем ты сейчас занят Николай?

– Добиваюсь правды! – заявил Никола.

– Какой правды?

– Е-мое, так ты не в курсе, Паша?! Дело в том, что в нашей команде появился засланный казачок. Господин Артшуллер полностью оправдал свою фамилию.

– Антисемит! – отреагировал запертый.

Векшин подошел к шкафу. В замке торчал обломок ключа.

– Никола, твоя работа?

– Моя! – без тени раскаяния сознался оператор. – Паша, дорогой, да за это убивать надо мучительной смертью!

– Так, Никола. Глубокий выдох и все по порядку, – сказал Векшин.

Губанов положил сигару в стоявший рядом бокал.

– Павел Артемьевич, официально вам заявляю: директор нашей съемочной группы – подлый обманщик и предатель…

– А ты фашист и хулиган! – успел вставить Иннокентий Михалыч.

– … он ввел меня, вас, нас всех в заблуждение, а режиссера вообще чуть не убил собственной ложью! Пленка-то наша лежит себе в сейфе на своем месте, а он врет, что она исчезла!

– Твою мать! – сказал Векшин.

– Его, его мать, Паша! И он мне говорит, что это просто недоразумение.

Векшин взял сигару и глубоко затянулся. Закашлялся. В шкафу задвигался директор. Векшин сходил к «амбразурному» входному отверстию, где он заметил приличный железный прут, и стал освобождать узника. Выходя из своей камеры-шкафа, тот имел довольно заплесневелый вид.

– Ну-с, Иннокентий Михалыч, что вы можете сказать по этому поводу? – спросил Векшин.

– Павел Артемьевич, это просто какая-то трагическая ошибка, клянусь мамой. На втором и третьем этаже студии стоят абсолютно одинаковые ряды сейфов. И там, и там есть цифра «13». Накануне мы положили пленку в сейф № 13 на втором этаже, а потом пришли забирать материал на третий этаж, к тринадцатому же сейфу. И что характерно, ключ подошел один к одному. А сегодня я обратил внимание на это совпадение. И, слава богу, обнаружил пропажу на втором этаже.

– Он еще и бога поминает… – проворчал Никола.

– Пили что-нибудь, перед тем как подходили к сейфам накануне? Только быстро! – спросил Векшин.

Антагонисты потупились.

– Так! Оштрафованы оба в размере месячной зарплаты. Чувствую, пора вводить в группе сухой закон. Сегодня, что у нас? Пятница? C понедельника в «Другой жизни» объявляется круглосуточный сухой закон. Иннокентий Михалыч, я попрошу вас сейчас позвонить в больницу режиссеру, обрадовать его и, конечно, выслушать первый поток благодарности.

– Паша, зря ты его отпускаешь, врет он! – снова расправил плечи Никола.

– А вас, Губанов, я попрошу остаться.

Когда отряхнувшийся Артшуллер вышел из павильона, значительно воспрявший духом исполнительный продюсер наконец удовлетворил свое жгучее любопытство.

– Так ты зачем Кешу в шкаф посадил?

Никола поднял на него свои чистые арийские голубые глаза и поведал:

– Я не только его в шкаф посадил – он же известный клаустрофоб – я ему еще и хард-рок включил, я его еще и сигарой травил, я его еще пенопластом по стеклу охаживал. Я все делал правильно – всех этих вещей господин Артушуллер не переносит до смерти. Паша, он бы у меня обязательно заговорил, если бы ты его не отпустил сейчас.

– Cкажи, Николай, у тебя в органах дознания никто из семьи не служил?

– Я потомственный кинематографист, Павел Артемьевич! – гордо заявил Губанов.

– Н-да. И все же сдается мне, что твоя прабабушка с каким-то чекистом согрешила! А если бы помер наш директор?! А если бы он рассудка лишился?!

– Да о чем ты говоришь?! Он же живуч, как…

– Все, Николай! А вообще я тебя поздравляю: будем снимать кино дальше. Шоу продолжается!

Никола кивнул. И они обнялись. А через три часа оба изрядно выпимших кинематографиста отколупывали кухонным ножом железные, намертво пришпиленные цифры на сейфах второго, третьего и, на всякий случай, четвертого этажа. А на другое утро Павел Артемьевич Векшин за свой счет заказал знакомому художнику-декоратору изготовление сейфовых номерных знаков, договорившись с руководством студии навсегда исключить из оборота цифру «13».

Х. Точка возврата

Ей ничего не снилось, кошмары ее не мучили, она дышала ровно и глубоко. Проведя 11 часов во власти безмятежного морфея, Елена Николаевна открыла глаза. На душе было легко. Она нажала кнопку на пульте телевизора.

– Вчера около двух часов ночи возле торгово-развлекательного комплекса «Бегемот» прозвучали несколько взрывов. Очевидцы из окрестных домов и охранники комплекса рассказывают, что по своей форме и звучанию взрывы напоминали скорее атмосферные явления – раскаты грома и сверкание молний, нежели стрельбу и взрывы гранат, сопровождающие криминальные разборки.

Красивая корреспондентка на экране телевизора, рассказывала о происшедшем увлеченно и приподнято. Может быть, она была неисправимой оптимисткой?

– Тем не менее, на месте происшествия были обнаружены два человека, хорошо известных в криминальном мире города. Иван Цимлянский по кличке Вано и его охранник находились в бессознательном состоянии неподалеку от своего сильно поврежденного лимузина.

Камера показала искореженные останки редкостного автомобиля.

– По словам врачей, работавших на месте происшествия рядом с торгово-развлекательным центром «Бегемот», лидеру одной из крупных преступных группировок города, Вано Цимлянскому нанесен значительный ущерб в паховой области, несовместимый в дальнейшем с исполнением им, Цимлянским, детородных функций. После оказания первой медицинской помощи пострадавшие пришли в сознание, но ничего по поводу событий, оказавшихся причиной их теперешнего плачевного состояния, сказать не могут. Медики констатируют потерю памяти. Свидетелей разыскать также пока не удалось. Столь необычное происшествие заставляет предполагать…

Лена села на кровати. Хорошее настроение не выдержало перехода из горизонтали в вертикаль и медленно осыпалось. «Ого! А ведь это, кажется, моя работа… Это что же получается? Опять мои законопослушные дамы проявились? Вовремя, надо признать. Хотя… А как же наша договоренность? Тихонова, а Тихонова, а ведь с тобою что-то происходит…»

Лена вошла в ванную комнату и открыла воду. Придирчиво посмотрела в зеркало и, что характерно, осталась собой довольна. Членовредительница прекрасно выглядела и не испытывала никаких угрызений совести.

Любой знакомый Елены Николаевны, оказавшийся рядом с ней в эту секунду, не смог бы с уверенностью определить, что именно изменилось во внешности его знакомой. Но то, что перемены произошли, было не только видно невооруженным глазам, но и ощущалось энергетически. Кажется, чуть больше изломились ее тонкие брови, может быть, немного насыщеннее заалели губы, а может быть, несколько царственнее стала осанка учительницы истории… И взгляд. Серые глаза стали темными, почти непроницаемыми, зрачки расширились как у молодой кошки, играющей с мышью, и в них появился притягательный, очень притягательный свет. Кстати, сама излучательница чарующего свечения ничего необычного в себе не заметила. И через мгновение опустилась в душистую пену ванной и замурлыкала какую-то песенку.

Мелодия была несовременная, и сама Елена наверняка удивилась бы, если бы ей сказали, что она выбрала для себя тему оперы Гуно «Фауст».

Пока Елена, вся в пене, обдумывала вчерашнее происшествие, в номер постучали. Она откликнулась. Вошла горничная и что-то сказала ей через дверь. Когда Елена, воздушная и прекрасная, вплыла в комнату, то увидела чудо. Роскошное и благоухающее чудо – если не миллион, то уж из несколько дюжин алых роз… Последний раз ей дарили цветы в ее родном преподавательском коллективе на прошлогодние мартовские торжества. Елена, поотвыкшая от даров флоры, обмерла и, скрестив ноги, молчком уселась перед букетом. Попыталась сосчитать и сбилась. Опустила лицо в полураскрывшиеся бутоны и, разумеется, укололась. Наконец заметила небольшой конверт. Векшин сообщал, что думает о ней постоянно и приглашает ее сегодня в кинематограф. Но не на последний сеанс и не на последний ряд, а к себе в «Другую жизнь», где она сможет познакомиться со знаменитыми артистами и понаблюдать за рождением искусства. «Что-то в этом роде я уже слышала когда-то».

Зазвонил телефон. Межгород. Лена с трудом оторвалась от цветов.

– Алло!

– Алена, что ты со мной делаешь!

– Мама, я же тебе звонила на автоответчик. Разве ты…

– Елена, ну как ты можешь так себя вести. Детский сад, честное слово! – и на таком расстоянии выговор Елены Сергеевны пробуждал угрызения совести.

– Мама, я …

– Ну, вот где ты теперь?

– Я? На полу в гостинице, рядом с цветами, – в точности обрисовала свое положение Елена Николаевна.

– Какими еще цветами?

– Розами. Их тридцать… раз, два… их тридцать пять штук. И они ярко-алые.

– Я надеюсь, их подарил тебе приличный человек?! И я тебя тоже поздравляю, Аленушка! Успехов тебе в труде и в личной жизни! Здоровья! Счастья! Будь умницей, дочь, и не огорчай маму!

– Мама дорогая, а я и забыла! Вот что, значит, встретиться с молодостью в компании ведьм, – пробормотала Елена.

– Что-что?

– Спасибо, мамуля! Как на работе у тебя?

– Странная ты какая-то сегодня… У тебя все в порядке? Ты мне сказала, что едешь в командировку. В школе говорят – отпуск за свой счет. А сейчас ты вспоминаешь молодость, забыв о собственном дне рождения?!.. Кто он, Елена? – спросила мать.

– Мама, у меня действительно творческая командировка, я чувствую себя прекрасно и впереди у меня блестящее будущее, а цветы мне подарил … коллега как раз по этой самой командировке. Как говорят в американских школах, у меня все о-кей. Честное слово, мама!

Отчитавшись перед матушкой, также имевшей опыт творческих поездок в молодости, – Елена Сергеевна была чемпионкой области по женскому биатлону – Лена принялась размышлять о том, в каком виде она завтра выйдет в свет. Эти размышления заняли у нее не более четырех часов. Решила одеться поскромнее: подустала уже от кабаков и нарядов, а также от чрезмерного внимания мужчин.

Одеваться и причесываться начала заранее, минут за пятнадцать до назначенного Векшиным времени. Два зеркала в шкафу угодливо показали ей спину и все, что ниже. Огромный синяк был там, где ему и полагалось быть. Лена недобрым словом помянула Вано Цимлянского и подумала почему-то о том, как бы прокомментировал это украшение Векшин. Вспомнила ночную «творческую командировку». Обозлилась еще больше. Зеркальная поверхность не выдержала ее взгляда и мгновенно покрылась сеткой трещин. Лена вздрогнула и глубоко вздохнула. «Как бы там ни было, все вчера было сделано правильно. По крайней мере, с педагогической точки зрения. Только вот… кто бы мне объяснил…». В этот момент зазвонил телефон. Лена вздрогнула и неловко задела локтем дверку шкафа. Морщась то ли от боли, то ли от участившегося сердцебиения, подняла трубку.

Векшин, кажется, сконцентрировал в голосе все свое обаяние.

– А я думал, ты уже куда-то исчезла. Звонил днем несколько раз – никто не отвечает… – сказал он.

– У меня был здоровый сон и чуточку депрессии. Спасибо за цветы. А я думала, ты ни о чем не догадывался.

– Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь. Впрочем, цветы это не подарок, а естественное проявление моего отношения к тебе. Подарок будет позже, – сказал Векшин.

– Только не говори, что в качестве суперприза хочешь предложить себя, – подала идею Елена.

– Не буду говорить.… Так ты сможешь сегодня быть на нашей скромной вечеринке?

– Пожалуй. Но только обязательно со знаменитостями, – сказала Лена.

– На твоем фоне они все равно померкнут, – сказал Векшин.

– Векшин, неужели это ты мне говоришь все эти банальности?!

– Я… Старею, наверное. Пожилые люди, когда влюбляются, глупеют обычно, – попробовал сострить Векшин.

– Павел Артемьевич, вам действительно надо поработать над диалогами.

– Диалог – плод совместного творчества двоих, как минимум… Предлагаю сегодня поработать над этим вместе, – нашелся Векшин.

– Я подумаю.

… Сухой закон в группе должен был наступить с понедельника. А в выходные полномочный представитель Центра Павел Артемьевич Векшин решил организовать вечер, знаменующий наступление нового этапа в съемочной группе «Другой жизни». Поводом, собственно, послужило недавнее «чудесное обретение» исчезнувшего материала. Режиссер Катайцев, узнав о казусе с пленкой, отреагировал на это достаточно неожиданно: «Черт, как жалко, что она нашлась. А я уже было другой поворот в сюжете продумал. Блестящий поворот, коллеги!». Векшин ощутил тогда острое желание снова отправить главного творца в больницу. Правда, постановщик вскоре образумился и начал набрасывать план съемок на следующую неделю.

На вечеринку позвали всех до единого членов съемочной группы, даже наемных водителей. Была арендована одна из огромных производственных столовых неподалеку от студии. Векшин сознательно хотел воспроизвести на вечере хорошо знакомую большинству его соратников атмосферу коллективной гулянки с роскошным столом, тамадой (эту роль охотно возложил на себя Никола Губанов) и неформальным общением. Кроме того, Паша воспользовался служебным положением и пригласил на вечер своих давних одесских товарищей, которых осталось в городе не так уж много после израильского исхода. Благо он мог позволить себе устроить это мероприятие на собственные деньги. Правда, Векшин не знал пока, как представит своим единомышленникам и друзьям никому незнакомую девушку по имени Елена. Особенно его раздражала перспектива возможных оценивающих взглядов и комментариев двух-трех дам, которые, являясь сотрудниками съемочной группы, должны были присутствовать на вечеринке. Решил что-нибудь придумать по ходу дела.

Официальная часть мероприятия ограничилась коротким спичем Векшина: «Ребята, давайте жить дружно и уже снимем побыстрее наше кино!». Все похлопали с чувством. Затем высказался Катайцев в том смысле, что побыстрее оно конечно хорошо, но главное – это качество и дух подлинного искусства. Ему тоже поаплодировали. Затем прозвучал тост за кинематограф, второй – за всех здесь присутствующих, третий – за прекрасных дам. И пошло…

– Вот уж не думал, Паша, что ты сможешь когда-нибудь познакомиться с такой женщиной, – сказал Векшину Кульман, когда они собрались пойти покурить. Частный детектив, также приглашенный на вечер и пришедший сюда в костюме и в галстуке (случай экстраординарный), проговорил это достаточно громко, и Елена Николаевна, сидевшая рядом, спросила своего нового знакомого:

– C какой «такой», Илья Семеныч?

– С Женщиной с большой буквы, Елена Николаевна.

– А с кем же он общался раньше?

– С инфузориями-туфельками. Паша никогда не слушал моих советов. А старый Кульман знает толк в женщинах, – при этих словах на Илью пристально посмотрела жена и, судя по всему, собралась потребовать разъяснений, но Векшин подхватил старого товарища, и они двинулись к выходу отравляться табаком.

Павел Артемьевич, я не поняла, так вы женаты что ли? – с притворным удивлением спросила студийная гримерша Вероника, держа в руках длинную тонкую сигарету и натянуто улыбаясь. В зеленых глазах плескалась злость. «Начинается…» – подумал Векшин. Он притянул к себе Веронику, с которой его связывали непонятные отношения «коллега-любовница-подчиненная» вот уже несколько лет, вернее картин. Поцеловал в щеку. Прошептал что-то на ухо. Вероника стряхнула пепел ему на туфли, размахнулась и дала ему что-то вроде пощечины. «Вроде» – потому что удар пришелся на нос. Кровь не замедлила появиться. И на белой рубашке тоже.

Векшин охнул и зажал свой слабый орлиный нос платком и подумал про себя, что красное на белом – весьма трагичное сочетание цветов.

В курилке, образовавшейся в «предбаннике» столовой, наступила тишина. Хорошо еще, что вместе с Ильей и Векшиным молчали еще человека три, не больше. Справедливейшая из Вероник гордо процокала в зал. На этот раз Кульман взял Пашу под руку и увлек куда-то в кастрюльно-моечное помещение. Посадил на стул. Увесистые тетеньки в белых халатах поойкали, дали Векшину полотенце и показали, где умыться.

– Чего ты все хмыкаешь, Кульман? – спросил он, стараясь держать нос кверху.

– Я? Да нет, это я всхлипываю. У тебя запасной рубашки нет?

– У меня нет рубашки. У меня нет, наверное, уже и авторитета. Продюсера по лицу… Прилюдно. Я ее придушу!

– Паша, не расстраивайся. Думаю, что факт кровопускания придаст твоей личности еще больше загадочности и значительности. Особенно в дамских глазах. И не вздумай никого душить, тем более щипать или обливать водой. Умылся? У меня в машине свитер есть. Я сейчас, – сказал Кульман.

Елена Николаевна с удивлением посмотрела на Векшина.

– Ты что плакал?

– Нет, что ты. У меня всего лишь внезапный приступ аллергии.

– Боже мой! На что же?

– На сигареты «Моre», Лена. Но теперь уже все в порядке.

– Ничего не понимаю, – сказала Елена Николаевна и собралась задать следующий вопрос. Но Паше пришла на выручку зазвучавшая музыка.

– Это, кажется, твои любимые итальянцы. Потанцуем? – пригласил он и через мгновение услышал рядом с собой:

– Павел Артемьевич, разрешите пригласить вашу даму?

Рядом с ними стоял Катайцев. Выглядел он сногсшибательно. Бледный, стройный, с выдающимся кадыком, весь в белом и к тому же в красном галстуке.

Павел поморщился.

– Познакомься, Лена. Это наш режиссер, надежда отечественного кинематографа и моя тоже, – представил он.

– Сергей.

– Елена.

Векшин скрепя сердце дал разрешение, которого Елена, кстати, не спросила ни словом, ни взглядом. Паша откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, положил ногу на ногу. Он не знал и не мог знать, что одновременно с ним за этой парой наблюдает еще одна пара глаз, голубых, почти прозрачных. Члена координационного совета «Сообщества лояльных ведьм» Марину Аркадьевну Дейнеко неузнаваемо преобразила сегодня новая ультракороткая стрижка и строгий, почти мужского покроя костюм а-ля Марлен Дитрих. Радикальная смена имиджа была связана и с вошедшей в пиковую стадию предвыборной кампанией (белокурые локоны и голые коленки с политикой плохо вязались), и с новыми знакомствами, которые Марина с охотой завязывала в среде творческой интеллигенции. В частности, с художником-визажистом киностудии Вероникой Бурмистровой. Она-то и пригласила ее сегодня на вечеринку. Гримерша не была посвящена в дела Сообщества. Марина пока присматривалась к ней и время от времени с ее помощью решала кое-какие мелкие проблемы производственного и личного характера.

Визит на эту кинотусовку очень заинтересовал Марину Аркадьевну. И теперь, глядя на не узнавшую ее кандидатку в Сообщество, с завидной легкостью ставшую центром внимания присутствующих на вечере мужчин, она призналась самой себе почему.

Вот и режиссер Сережа начал оказывать явные знаки внимания этой подающей надежды старлетке… А ведь еще недавно примой была бы только она и никто другой. И тут Настоящей женщине Марине Аркадьевне Дейнеко пришла в голову мысль, показавшаяся ей очень занятной. Она даже зажмурилась от удовольствия. «Хочешь быть центром вселенной, милая? Ну что ж!… Интересно, а что скажет твой „подопечный“? Я бы на его месте…»

Тото Кутуньо что-то там пел про одиночество. Катайцев что-то оживленно говорил своей визави. Она улыбалась и даже один раз кивнула в ответ. После настоящего итальянца вступили «Иглз» с гостиничной темой. Вопреки ожиданиям сидящих за столами некоторые танцующие пары не стали возвращаться к столам.

Кульман придвинулся ближе к рассеянно поедавшему салат Векшину.

– А я бы не раздумывал, Паша!

– А я и не раздумываю, – ответил Векшин.

– Когда на свадьбу пригласишь в таком случае?

Векшин засопел. Потом налил в рюмки водки.

– Будешь?

– Смотри, Паша, уведут красну девицу, – хрустнув огурчиком, кивнул Кульман в сторону танцующих.

– У меня?

Очень долго не кончалась песня об отеле с нерусским названием. Векшин встал, когда Елена Николаевна в сопровождении своего партнера по бесконечному танцу подошла к столу.

– Благодарю вас, Елена. Надеюсь, что наш разговор будет иметь свое продолжение.

Лена предупредила вопрос Векшина.

– Сергей по доброте душевной выразил восхищение моей неземной красотой … чем-то там еще…

– Наверное, фотогеничностью? – помог Векшин.

– Да, и фотогеничностью. И даже предложил мне сниматься в кино.

Катайцев застенчиво начал объяснять:

– Понимаешь, Паша, я в последнее время много думал об эпизоде, который закольцевал бы сюжет фильма. И, что очень важно: в нем просто необходимо присутствие красивой дамы с нерастиражированным в кино лицом и фигурой.

– Вероятно, это будет нечто эротическое? – невинно присоединился к разговору Кульман.

– Вовсе не обязательно. Хотя… Павел, пойми меня правильно. Дело в том, что твоя новая знакомая, как мне кажется…

При этих словах Лена скрестила руки на груди и горделиво посмотрела на Векшина.

– … в полной мере обладает уникальным сочетанием качеств, почти не сочетаемых в женской природе. Елена Николаевна красива, умна, интересна и фотогенична. Эта женщина создана для того, чтобы быть Музой.

– Предлагаю выпить за Музу, – предложил откуда-то взявшийся Никола.

– Но только тихо. А то я боюсь, как бы ваши дамы не расстроились, услышав этот тост, – добавила Елена Николаевна и подняла бокал с шампанским, решив не обижаться на режиссерское высказывание о женской природе.

Предосторожность Елены Николаевны была совсем нелишней, поскольку исполнительница главной роли Инесса Валентинова как раз находилась в это время неподалеку от тостующих. И, кажется, кое-что она все-таки услышала, судя по поджатым губам и гневному румянцу на щеках.

Векшин поиграл желваками на скулах. Елена болтала с окружающими ее мужчинами и, казалось, совсем не обращала на него никакого внимания.

– Елена Николаевна, разрешите Вас пригласить, – Векшин с досадой услышал не свой, а кульмановский голос. Мельком взглянув на Пашу, Лена улыбнулась Кульману.

– Илья Семенович, я бы с превеликим удовольствием, но боюсь, что если я не отдам следующий танец господину Векшину, у него случится нервный срыв.

Кульман понимающе закивал. А Лена сделала шаг к Векшину.

– Пойдешь со мной танцевать?

– Ну, если ты настаиваешь.

Шутливой интонации не получилось, и Паша разозлился на себя еще больше.

– А ведь тебя «заязвило», как сказала бы моя бабушка, оттого, что я немного пококетничала с вашим главным, – догадалась Елена.

– Ну, во-первых, главный здесь я… – сказал Паша.

– Да-да, извини, я не очень разобралась пока в вашей табели о рангах.

– И, во-вторых, это ты называешь «немного пококетничать»? Ты посмотри на нашего режиссера, на нашего Сережу Катайцева. Да у него вид человека, только что испытавшего сексуальный шок. Что ты с ним сделала за два часа знакомства? – сказал Векшин.

– Павел Артемьевич, не надо меня так прижимать к себе. Люди кругом, – прошипела ему на ухо Елена.

– А ты действительно очень изменилась за эти годы…

– Говорите, мне интересно… – сказала она.

– Теперь ты правильно себя ведешь с мужчинами.

– Надеюсь, ты мне не льстишь.

– И хоть ты все делаешь правильно, но меня совсем это не радует, – грустно добавил Векшин.

– Говоришь загадками, Павлуша!

– Как-как ты меня назвала?

– Павлуша. Так называла Павку Корчагина его мама в фильме «Как закалялась сталь», – ответила Елена.

– И ты меня так называла когда-то, нет?

– Да, кажется. Слушай, музыка уже кончилась, а мы с тобой все топчемся.

– Ну и что. Потанцуем еще. В конце концов, чем я хуже Катайцева, – сказал Векшин.

Вновь зазвучала музыка. Как по заказу медленная. «Наверняка Кульман проконтролировал».

– Ты не хуже, ты лучше. Как жаль, что я не могу назвать тебя своим мужчиной…

– И в кино я тебе не предлагаю сниматься, – проговорил Паша.

– Почему кстати? Ты ведь не последний человек в этой компании, сам сказал, – поинтересовалась Лена.

– Знаешь, у меня когда-то был один знакомый. Он знакомился с девушками таким образом: «Здравствуйте! Не скажите сколько времени? А я работаю в кино!..»

– И что дальше?

– Дальше – дело техники. В девушке просыпался, а потом и нарастал интерес то ли к кинематографу, то ли к моему знакомому. Но мне всегда такой способ знакомства казался пошловатым.

– А если меня и в самом деле заинтересовало предложение вашего режиссера?..

– Елена, не сходи с ума. При всем моем уважении, так растаять перед перспективой обнажить задницу перед миллионами зрителей может только…

– Кто?! А ты можешь быть резок со мной! И подумай все же, а если мое скромное участие и впрямь пойдет на пользу вашему фильму? Разве режиссеру фильма не видней? Рассуждай как профессионал! – обратилась Елена к мужской логике.

– А я и рассуждаю как профессионал, который не путает личную жизнь с профессией. И вообще, что-то я раньше не замечал, чтобы ты интересовалась кино, – отвечал Павел.

– Ты вообще раньше мало что замечал. Итак, ты мне запрещаешь попробовать? – чуть повысила голос Елена Николаевна.

– Как я могу тебе что-то запретить? Я ведь не твой мужчина, – склонил голову Векшин.

– Вот и отлично. Теперь-то я знаю, как проведу свой отпуск.

– Обнажайся на здоровье. Могу даже устроить тебе сцену в стиле мягкого порно, – продолжил в том же духе Паша.

– Я подумаю, спасибо, – ответила Елена.

– Меня всегда живо интересовал поголовный женский эксгибиционизм. Что это: врожденное или благоприобретенное?

– А меня всегда мучил другой вопрос: отчего за благообразной личиной каждого мужика обязательно кроется ревнивый самовлюбленный самец? – оставила за собой последнее слово уже не на шутку рассерженная Елена.

… К столу они подошли быстрым шагом, порознь и не дождавшись окончания музыки. Лена натянуто улыбнулась, когда Никола предупредительно отодвинул ей стул. Павел наполнил рюмку и постучал по ней ножом.

– Дорогие мои! Предлагаю выпить за мастеров своего дела – за нас с вами, коллеги! – Векшин поднял рюмку повыше. – Выпьем за то, чтобы каждый из нас занимался своим делом и делал его как можно лучше. Дилетанты погубят эту страну. Да здравствует профессионализм!

«Какую базу подвел!» Елена покусала губы и пододвинулась к Векшину ближе.

– А, по-моему, из меня получится недурная актриса. Я сейчас ощущаю в себе небывалый душевный подъем. И, кроме того, я дама в самом расцвете сил, не находишь? – вкрадчиво произнесла она.

– Я нахожу, что вы с Катайцевым окончательно заморочили мне голову, – сквозь зубы ответил Векшин.

– Сергей, можно вас на минутку, – Елене Николаевне явно понравилось во всем брать инициативу в свои руки.

Катайцев, терпеливо объясняющий актрисе Валентиновой какую-то сверхзадачу, оглянулся. Подошел к ним.

– Сергей, как вы думаете, почему господин Векшин не верит в мою фотогеничность?

Катайцев прищурился и подергал себя за ухо. Векшину захотелось пнуть его в худую лодыжку.

– Мне кажется, что прежде всего в нем говорит чувство собственности. И по правде говоря, я его понимаю. Я сейчас, конечно, рискую своей шеей и, что еще более ужасно, своим блестящим будущим, но погрешить против истины не могу… Павел Артемьевич, категорически заявляю: Елена Николаевна нужна мне… в смысле нам! Я уже поговорил с Инессой, нашей главной героиней, дочь которой вам, Елена, предстоит сыграть.

– Дочь?! – в один голос воскликнули оба собеседника Катайцева.

– Да. Это будет такое воспоминание о будущем. На грани смерти, на грани безумия наша героиня увидит своего ребенка, еще не рожденную дочь, – заявил режиссер.

– И вы думаете, мне по силам изобразить девочку? – спросила Елена Николаевна.

– Почему же обязательно девочку? Мать ведь не обязательно должна представлять свою дочь девочкой. Она увидит ее в том самом возрасте расцвета, в котором находится сама. Это будет такое видение. В нашем фильме это возможно.

– Да-да, у нас ведь авторское кино, – изрек Векшин.

– И конечно, вам надо будет поближе познакомиться с Инессой, вашей мамой по фильму. Секундочку… Иннокентий Михалыч! Когда мы снимаем эпизод «Видение»?

– Ровно через месяц, – сказал Артшуллер.

– Сергей, предположим, я соглашусь, но вот через месяц для меня это никак невозможно. Меня дети ждут, – развела руками Елена.

– Дети? Какие дети? – удивился Катайцев.

– C четвертого по девятый класс. Школьники из города Ханты-Мансийска.

– А разве вы не…

– Нет. Я издалека.

– В таком случае вас послал нам сам господь бог … в лице Павла Артемьевича (Паша любезно поклонился). И мы снимем этот эпизод в ближайшее время, правда, гражданин начальник?

– Разумеется, я далек от мысли в чем-то препятствовать творческому полету режиссера, но, могу спорить, ни фига у вас не выйдет из этой затеи, – сказал Векшин.

– Заметьте, не я это предложила, – тут же протянула ему ладошку Елена. У нее блестели глаза и подергивались уголки губ. – На что спорим?

«Ну ладно, секс-бомба!»

– Предупреждаю, я буду весьма и весьма пристрастным судьей вашему опыту. – Он тоже протянул руку. – Спорим на любое мое желание!

– Скорее на исполнение моего! Я намерена выиграть, – сказала Елена.

– Ну, вот и хорошо, – заключил Катайцев. – А теперь я бы предложил вам еще один танец, Елена Николаевна. С вашего разрешения, Павел Артемьевич.

Векшин чертыхнулся и пошел курить, прихватив с собой Кульмана.

Марина Аркадьевна проводила его злым взглядом. «Тоже мне мужик!». Потом подняла бокал в сторону пары «стажерка-режиссер». «А ты и в самом деле не так проста, голубушка. Если так пойдет, то на следующих выборах моей соперницей можешь стать. Только этого мне не хватало!». Марина притянула к себе Веронику, крепко поцеловала в губы и, отстранив ошарашенную гримершу, вышла из зала походкой человека, принявшего важное решение.

Вот также, стремительно и безвозвратно, Марина принимала решение лет пятнадцать назад, когда ее подкосило совершенно неожиданно возникшее чувство к одному интересному человеку противоположного пола. Кто бы мог подумать, что с Настоящей женщиной может случиться что-то подобное! Правда, коллеги из Сообщества ее предупреждали, что один раз в тысячу лет каждой из них посылается такое испытание, так сказать, проверка на прочность. И не кем-нибудь посылается, а… впрочем, не надо имен. Проверку Марина выдержала. Но однажды, когда этот мужчина горячо целовал ее и рассказывал о том, как все у них будет хорошо, Марина замечталась… В общем, килограммов семь она в том апреле сбросила, то ли от душевных переживаний, то ли от авитаминоза… Но в один прекрасный день, нет, в одну прекрасную ночь она все-таки приняла правильное решение. И на утро ее избранник, уже бывший, проснулся один. Однако таинственный и могущественный Куратор Сообщества Лояльных ведьм иногда разрешал себе пошутить. При этом весьма своеобразно. Да и кто мог ему запретить?! Поэтому Марина не очень пеняла на свою ведовскую судьбу, когда узнала, что в качестве наживки для тестирования очередной кандидатки предлагается использовать ее бывшего возлюбленного – Павла Векшина. Она только быстро-быстро постаралась изменить собственную внешность: походку, голос, форму носа, ягодиц и даже мочки ушей – благо это было распространенной практикой в Сообществе. Вот только со своим внутренним голосом, обостренным голосом собственницы, она так и не смогла найти общий язык.

XI. Что дальше?

Как и подавляющее большинство граждан, Елена Тихонова бессчетное количество раз начинала вести дневник. Но одно дело вести оживленную переписку с десятком друзей и знакомых, а другое – оставаться наедине со своими мыслями и, более того, откровенно и объективно доверять их бумаге. Бр-р… Дневниковые записи – дело ответственное. И ведут их либо по великой потребности, либо по великой глупости, либо по великой впечатлительности. Судя по начальной записи в дневнике Елены Тихоновой: «Кто я?..» – она тяготела к первому.

В последующих заметках немного сбивчиво и занудно она пыталась найти ответ на вопросы: почему ей так не везет с мужиками и почему все они, в основном, сволочи. Неоднократно возвращалась Елена и к вопросу собственного самоопределения. Как и к вопросу дальнейшей реализации контракта с Сообществом. После первого успеха в ресторане «Мефисто» она честно пыталась что-то придумать. Но… В своих мыслях она доходила даже до того, чтобы… Впрочем, этично ли разглашать интимные мысли молодой незамужней дамы? Стоит, пожалуй, только обратить внимание на глаголы, которыми пользовалась Елена Николаевна, перебирая варианты взаимоотношений со своим подопечным: напоить, соблазнить, украсть, заговорить, наслать, ухайдакать(!), а также поймать, ублажить, накормить, зареветь, стукнуть, напасть. И еще: замурлыкать, пообещать, поцеловать, затащить… В общем варианты были. Но единственно верный пока не просматривался.

XII. Успех

…Она стояла у окна в белом платье. Лил дождь. Мокрые разводы на окне делали лицо этой женщины печальным, даже скорбным. Время от времени она поправляла волосы и проводила рукой по лицу. Кажется, она, как и погода, была не в лучшем настроении. Плакала? Вспоминала? Просто грустила? Иногда вспышка молнии резко освещала все вокруг, и в одном из стекол большого окна можно было заметить еще одно женское лицо. Этой дамы, судя по всему, не могло быть внутри помещения. Ее лицо возникло ниоткуда и было не чем иным, как отражением каких-то глубоко личных мыслей женщины у окна. Но в отличие от нее дама-отражение не казалась потерянной. Более того, она выглядела удивительно солнечно в сумраке ливневой ночи. Ее лицо можно было бы назвать юным, чистым и даже невинным: полуоткрытые губы, пушистые ресницы, тень от которых падала на высокие скулы, лоб без единой морщинки, безупречная линия изогнутых бровей… Да, она выглядела бы вполне наивным созданием, если бы не ее глаза. Глаза выдавали в ней обладательницу знания. Немного с лукавинкой, они, казалось, обещали тому, кто рискнет в них заглянуть, открыть какую-то тайну о самом главном в жизни. Глаза звали, упрекали, смеялись и прощали. Глаза светились. Да-да, вот и в эту секунду, при новой вспышке молнии, в них опять возникло и несколько мгновений пульсировало необыкновенно притягательное сияние.

…В просмотровом зале зажегся свет. Этот эпизод представлял собой значительную часть материала, который Векшин с группой отсмотрел в этот день. Большую часть пленки он видел впервые. К его радости, фильм, кажется, получался. Картина без внятной драматургической основы всегда рискует оказаться плодом трепетного самовыражения авторской группы – и только. Но «Другая жизнь» и в незаконченном виде постепенно обретала черты очень интересного кино, «атмосферного», как выражался Векшин в таких случаях. Помимо всего прочего, к приятным впечатлениям исполнительного продюсера добавлялось еще одно: эпизод с участием дебютантки Тихоновой смотрелся очень прилично. Уже на съемках Векшин увидел, насколько органично и уверенно Елена держится на съемочной площадке, а ее природное обаяние помогает ей успешно справляться с решением поставленной режиссером сверхзадачи: создать образ молчаливой девушки-загадки.

Самой дебютантки на просмотре не было. Накануне она говорила с Векшиным по телефону хриплым голосом и, сославшись на плохое самочувствие и распухший нос, отказалась «вставать с кровати и куда-нибудь идти, а также принимать кого бы то ни было, а тем более невоздержанных мужчин» и «собиралась холить и лелеять свою замечательную приморскую простуду».

– Павел Артемьеич, как тебе?! – Никола стоял прямо перед ним и глаза оператора сияли, от лица всей группы он уверенно ждал заслуженной похвалы. Режиссер Катайцев, сидевший на первом ряду, обернулся, элегантно откинув руку на кресло, и внимательно смотрел на представителя Центра. Остальные – человек шесть – не шевелились. «Е-мое, если бы вы еще поменьше раздолбайствовали и собачились между собой…». Векшин молча подошел к выходу. Открыл дверь, обернулся и показал большой палец.

– Материал недурственный, коллеги. Я вас поздравляю, и себя, конечно, тоже!

– Актрисы в последнем эпизоде, кажется, действительно хорошо работают, – невинно произнес режиссер-постановщик – главный свидетель нелепого пари, о котором вот уже неделю с легким раздражением вспоминал Павел.

– Но, расслабляться нельзя, уважаемые. Сегодня до конца дня у нас объявляется выходной – в качестве поощрения. Но через пятнадцать дней съемочный период в Одессе должен быть закончен, ю андэстенд? Завтра в 9.00 дирекции совместно с творческой группой предоставить мне подробный план съемок по объектам. Администратору взять авиабилеты на…. четырнадцатое ноября для всех членов съемочной группы.

– А на актрису-дебютантку билет брать? – не смогла удержаться администраторша Женечка.

Векшин дернул носом и смерил ее взглядом.

– До завтра, – сказал он и закрыл за собой дверь. Большая часть группы не знала, куда он сейчас направлялся. Хотя кое-кто догадывался.

… – Мама! Ну, кто тебя просил!

– Лена, друг мой, ничего с тобой не случится, если ты разочек с ним встретишься и прогуляешься по пляжу.

– А другой разочек что мне с ним сделать?! И потом пляжный сезон в Одессе давно закончен!

– Не могу понять, чего тебе еще надо от жизни.

– Я точно не знаю, но уж не твоего Сережу Неволина в попутчики.

– Глупая ты и капризная, Елена Тихонова!

– Интересно в кого это я такая уродилась?

– Лена! Считай, что это моя личная просьба! В конце концов, он же не чужой тебе человек. Повидаетесь с ним, в кино сходите, в театр…

Лена помолчала в трубку.

– Хорошо, встречусь я с твоим Сережей.

– С нашим Сережей, доченька, с нашим.

– Хорошо, я встречусь с нашим Сережей и … раскручу его на ужин в ресторане. Привыкла я последнее время к ресторанам.

– Раскрути, доченька, раскрути. Потом расскажешь… Тут ко мне люди пришли, Ленок. Я тебя целую…

– Мама, а я в кино теперь снимаюсь…

– Да-да-да… Ну, пока, милая. Поздно не гуляй. А если гуляй, то только с Неволиным. Пока.

– Мама…

Гудки в ответ. Примерная дочь разочарованно бросила трубку.

Звонок из родного города ее окончательно «сбил с панталыку», как говаривала бабушка Лены. Вот уже третий день Елена пребывала в состоянии глубинного погружения в себя и выбиралась во внешний мир, то есть из номера, только купить кефира с булочками и подышать ночным воздухом на балконе. Предмет ее исследований – собственное «я» – пока не поддавался анализу. В принципе, такого рода неудачи были, к счастью или к несчастью, обычным делом для Елены. Но на этот раз ей было вообще непонятно, что происходит. Если она проходит стажерский минимум на звание «ведьмы тире настоящей женщины», то, по словам ее экзаменаторов, не может оперировать ничем сверхъестественным в течение целого месяца. По крайней мере, с подачи и при помощи этого самого Сообщества лояльных ведьм. Тогда как же следует толковать недавние гром и молнии в ее собственном исполнении? Честно говоря, она даже пробовала повторить свой «грозный и грозовой» опыт. Ночью, конечно. При полном отсутствии людей. Ничего не вышло, хотя она и старалась действовать по системе Станиславского, насколько она ее себе представляла. C другой стороны, когда она дала мысленного пинка нетрезвому мужичку вульгарного вида, который похлопал пониже спины проходившую мимо него красивую и хрупкую девушку (вид с балкона), тот действительно как-то нелепо подпрыгнул и шлепнулся на асфальт с самым бессмысленным видом… Что происходит, товарищи женщины? Кстати говоря, сегодня истекала ровно половина срока, отведенного ей для выполнения условий контракта.

«Надо бы форсировать события…» Но апатия, ипохондрия, хандра и мизантропия навалились на будущую ведьму с нечеловеческой силой, и работать со своим «подопечным» пока не было никаких сил.

А тут еще мамочкин сюрприз: «К вам едет ухажер!» Перспектива встречи с давнишним знакомым и даже чуточку бывшим любовником (если принимать в расчет одну ночь, проведенную вместе на заре туманной юности лет семь тому назад) не то чтобы удручала, но совсем не радовала. Особенно сейчас.

Сергей Неволин, большой человек (в прямом смысле этого слова: рост 195 см, вес 120 кг), спортсмен, юрист, работник каких-то там спецслужб, объявлялся в ее жизни регулярно, невзирая на полное равнодушие и ярко выраженное раздражение избранницы. Очень настойчивый и душевно здоровый человек. Союзнические отношения с Еленой Сергеевной практически всегда помогали Неволину в течение очень короткого времени определить местонахождение, умонастроение, степень голода и раздраженности ее дочери После того, как Неволина перевели служить в один из крупных уральских городов, он писал ей еженедельные письма, приезжал несколько раз и всегда очень спокойно, без нажима, но настойчиво толковал о замужестве и счастливой совместной жизни. Лена пыталась это прекратить, но, видимо, в неволинской голове раз и навсегда поселилось желание жениться на ней, и никакие намеки, прямые отказы и даже оскорбления в данном случае не действовали. Впрочем, вел он себя всегда очень корректно, даже бесстрастно, к тому же в милицию ей жаловаться все равно не имело смысла.

Вот и сейчас выяснилось, что майор Неволин в Одессе по каким-то своим служебным делам, и он, совершенно случайно узнав от Елены Сергеевны, что ее дочурка проводит отпуск в Одессе, не преминул разузнать ее адрес и телефон и обещал обязательно навестить и развлечь(!) скучающую Елену. «Нет, все-таки в Книге рекордов ГИНЕСА вполне может зарегистрироваться еще один рекордсмен. Чемпион непосредственности! Извольте радоваться, самолет с майором Неволиным прилетает завтра!»

Стоп. И тут ее осенило: «А ведь Сережа Неволин, пожалуй, действительно может мне помочь своим появлением здесь. Мужская ревность – прекрасный катализатор чувств и в литературе, и в кино, и в жизни».

В дверь тихонько постучали. Лена, от нахлынувших мыслей засунувшая голову под подушку, прислушалась. Стук повторился. Желание видеть кого-нибудь отсутствовало напрочь. Но она все же подошла к двери и прислушалась. Там кто-то явно топтался в нерешительности.

– Кто там дышит так тяжко? – спросила Лена строго.

– Елена Николаевна, это Катайцев. Пришел поздравить вас и засвидетельствовать свое почтение.

Лена чуть приоткрыла двери.

– Сергей, дело в том, что я плохо себя чувствую и сегодня…

Она осеклась. В коридоре, помимо режиссера с букетом цветов, стояли еще два человека, в которых она узнала оператора Николу и что-то жующего Иннокентия Михалыча.

– А с чем поздравить-то?

– Как с чем, Леночка! C твоим блестящим дебютом! – выступил на передний план Никола.

– Да, Елена. Мы сейчас посмотрели материал. Вы прекрасно справились со своей ролью. Вашу работу одобрил даже высокий чин из Москвы. И вот мы взяли на себя смелость навестить вас и поздравить с этим событием, – сказал Катайцев.

Лена, наконец, вспомнила про свой весьма открытый халат, прическу и сразу забыла об ипохондрии и мизантропии.

– Я не ждала гостей… Но вы проходите, пожалуйста. Я сейчас.

Она пропустила делегацию в комнату, а сама проскользнула в ванную переодеться. Очень скоро гости, соврешенно разные по характеру и комплекции мужчины, уже провозглашали тосты в честь героини вечера. Лена с интересом наблюдала за ними со стороны. После умывания и переодевания душевные недомогания отступили, и Елена Николаевна вполне соответствовала сегодняшнему роли – роли женщины, за которой ухаживают сразу несколько мужчин под видом почитания ее артистического таланта.

«Площадку держал», конечно, Никола. Хотя, по наблюдениям хозяйки, самое страстное влечение по к ней испытывал внешне молчаливый и сдержанный режиссер. Флюиды, испускаемые им, заставляли поеживаться. Причем от тоста к тосту господин Катайцев не становился разговорчивее. Он поднимал бокал, выпивал, курил сигареты одну за другой и молча наблюдал за начинающей актрисой.

– Елена! – Иннокентий Михалыч, встал, немного сдвинув низенький стол-тумбу. – Не слушайте никого, вам не следует увлекаться этой греховной профессией. – Косые взгляды коллег его не смущали. – Вы такая!.. Был бы я не я… Как Пьер Безухов… Лена, выходите замуж скорее, рожайте детей, штук пять-шесть. Россия нуждается в вас!

– В чем нуждается Россия, так это в заботах Иннокентия Михалыча Артшуллера! – не удержался Никола. – Елена Николаевна, можно я буду вашим личным оператором?

Иннокентий Михалыч набрал в грудь воздуха… но Лена успела тронуть его за рукав. «Все-таки странную компанию объединила я своим дебютом… или своей неземной красотой?»

– Дорогие мои мужчины, спасибо вам за искреннее участие в судьбе скромной девушки, но, кажется, у меня другие планы на ближайшие лет пятьдесят. И все-таки я очень…

Елена Николаевна замолчала и обернулась к окну. В наступившей тишине стали явственно слышны звуки, абсолютно несвойственные курортно-гостиничной зоне отдыха: внушительный рев и вибрация какого-то мощного механизма. Елена раздернула шторы и открыла дверь на балкон. Вышла наружу. Мужчины потянулись за ней.

Векшин возникал постепенно: сначала шляпа, потом глаза и подбородок, потом расстегнутый ворот рубашки и что-то мягкое, пушистое, попискивающее в его руках.

Не сказать чтобы Елена Николаевна и ее гости были поражены, но все же удивление коснулось их сознания, слегка замутненного коньяком и шампанским. Для кого непосредственный начальник, а для кого и «подопечный», медленно поднялся откуда-то снизу и теперь стоял перед ними за ограждением балкона на уровне четвертого этажа.

Первой поздоровалась с Векшиным Елена и, перегнувшись через перила, с облегчением убедилась, что ничего сверхъестественного в его появлении нет. Никола, просветлев ликом, заорал: «Ура! Артемьич! Ты как раз вовремя!»

– А вы-то что здесь делаете? – подал голос «пришелец», не ответив ни на одно приветствие.

Елена Николаевна сделала приглашающий жест рукой. Векшин нахмурился, протянул ей пушистый комок, оказавшийся большим и толстым щенком, и перебрался из своего подъемного «стакана» на балкон. Потом, нагнувшись вниз, свистнул и махнул рукой водителю автокрана: «Свободен!». Наконец обернулся к Елене.

– А я думал, вам нездоровится, Елена Николаевна! Решил навестить больную, а тут пир горой и никто не болеет. Даже наоборот…

Елена Николаевна уткнулась носом в мягкую, отливающую золотом шерсть щенка.

– Как ее зовут?

– Его зовут Цезарь. Это подарок и одновременно лекарство от депрессии, – сказал Векшин, придирчиво осматривая стоявших рядом коллег. Мужчины потянулись обратно в номер.

– Спасибо. Я чувствую, как мне хорошеет и хорошеет…

– Вижу, – сказал Паша.

– Вы проходите, Павел Артемьевич… У меня сегодня гости нежданные, но приятные… – радушно пригласила Елена.

– Я понял.

– И как это вам пришло в голову навестить меня. Да еще таким способом! Да еще с подарком! Вы настоящий романтик, Павел Артемьевич! Кто бы мог подумать! – защебетала хозяйка номера с балконом.

Паша смерил Елену взглядом и придвинулся вплотную.

– Очень хочется тебя ущипнуть. Или поцеловать.

– Я догадалась, – попыталась отодвинуться Елена и уперлась спиной в стену.

– Какого черта делает здесь вся эта гоп-компания?! – наседал Векшин.

– У меня, между прочим, сегодня дебют. И мои друзья и коллеги пришли меня поздравить, – загородившись мирно посапывающим щенком, заявила Елена.

Коллеги не замедлили о себе напомнить:

– Елена! Павел! Вы еще с нами? Идите же сюда!

Павел отодвинулся, пропуская даму вперед. Щенок открыл глаза, зевнул и лизнул Лену в нос.

– Ну что, Цизик! Пойдем, у тебя сегодня тоже дебют.

Через пять минут Векшину был торжественно вручен план работы съемочной группы. А еще через четверть часа режиссер-постановщик при молчаливом соучастии остальных коллег задал ему сакраментальный вопрос: «Так как же насчет пари, Павел Артемьевич?»

Паша пожал плечами.

– У тебя, Сергей Альбертович, не только выдающийся талант, но и прекрасная память на пари, в которых не участвуешь ты сам.

Лена перестала есть апельсин.

– Так ведь справедливости хочется. Насколько я помню, некоторое время назад ты высказал недоверие нам с Еленой Николаевной, – сказал Катайцев.

– «Нам»? Пожалуй, ты прав. Справедливость должна восторжествовать, – согласился Векшин.

– И…

– Я думаю, что участие Елены Николаевны в нашем фильме делает нам честь. Я считаю, что ее ждет большое будущее на актерском поприще. Уверен, что ты, господин Катайцев, открыл новую звезду на кинонебосклоне. Поздравляю тебя, Елену, всех поздравляю. Ну и себя, конечно.

– Ура! – воскликнул Николай.

– Аминь! – провозгласил Катайцев.

– Те-те-те, – с сомнением протянул Иннокентий Михалыч.

Елена вздохнула. Паша ничего больше не сказал.

Вечер продолжался не более получаса, поскольку Векшин, приняв строгий и начальственный вид, скоро напомнил присутствующим о долге перед кинематографом и зрителем. Начали прощаться. Сегодня особенно задумчивая, Елена не стала никого удерживать. Когда режиссер с директором уже были в коридоре, в дверях произошла небольшая заминка. Никола Губанов, с самым лукавым выражением лица, на которое был способен, не удержался-таки:

– А желание? Елена Николаевна, ты уже решила, чего будешь желать? Могу посоветовать, если что…

Векшин плюнул с досады. Отвертеться не получалось. Щенок, устроившийся в ногах у стоявшей рядом Лены, тявкнул на него и припал на передние лапы.

– Говорите, Елена Николаевна. Только держите себя в руках. Я все-таки мужчина уже в возрасте.

Лена присела на корточки и почесала лобастую башку юного лабрадора. Снизу вверх посмотрела на проигравшего спор мужчину и обратилась к веселому оператору:

– Что пожелать я знаю, Коля. Но сейчас это не совсем уместно. Я немного погожу и через недельку господину Векшину все подробно изложу.

– А я… тебе, Никола, доложу и покажу. Потом. Если захочешь, – добавил Векшин.

Николе ничего не оставалось делать, кроме как поддержать рифму-импровизацию:

– Ну, что же, очень рад. А теперь я ухожу, ухожу, ухожу…

Векшин оторвал галантного Губанова от руки Елены и подтолкнул вслед остальным. Сам также поцеловал руку хозяйки (и не более!), надел шляпу и кивнул в стиле «Честь имею!». Дверь за собой закрывать не стал.

«Итак, пункт номер два. Какая я молодец!». Цезарь сделал на полу приличную лужу и победоносно смотрел на хозяйку. «Так-с, еще один подопечный на мою голову. Придется обеспечить ему кормежку и легальное существование в гостинице. Ладно, обэтом я подумаю завтра». А сегодня, убирая за Цезарем лужу, и моя в ванной бокалы, Лена думала о другом. И мысли были весьма противоречивые. Во первых, Векшин вырисовывался, хоть и не всегда идеальным, но вполне симпатичным мужиком. Собачку вот принес, и в кино, несмотря на ревность, все же снял. Да и ревность – вполне человеческое чувство. «Интересно, если бы не вся это ведьмовщина, а я бы в отпуске здесь оказалась – все бы так же вышло? И чем бы закончилось? И стала ли бы я из-за него так стараться, если бы не сладкая месть в конце? Он-то, сам как этот щеночек, и не подозревает за мной задних мыслей. Наивный! Прямо жалко будет его так расстраивать!»

Векшин у себя в номере вскоре оставил попытки уснуть. Его «проклятые вопросы» сводились сегодня, в основном, к ромашковой дилемме: «любит – не любит».

XIII. Если друг оказался…

– Слушай, Кульман, ты женщин любишь?

– Конечно. Очень. И давно.

– Да не об этом, Илюха. Я не либидо имею в виду. Можешь ли ты им верить и прощать их?

Разговор проходил в конторе у Кульмана в самом начале рабочего дня. Илья Семенович, далеко не впервые «исповедующий» своего младшего товарища, поудобнее устроился в кресле.

– Ну, во-первых, Паша, любить надо Родину и Бога, а во-вторых, я все это уже где-то слышал.

Векшин то ли хмыкнул, то ли вздохнул. Он ввалился к сыщику с решительным выражением лица и заявил, что ему, как всегда, срочно нужна квалифицированная помощь. А потом предался отвлеченным рассуждениям.

Дело в том, что накануне вечером, когда усталый и недовольный прошедшим съемочным днем Векшин подъезжал к гостинице, ему было видение. Из дверей «Аркадии» выходила замечательная пара. Он, высокий, представительный и, судя по всему, очень крепкий физически мужчина, – и она, красивая молодая женщина, на которую нельзя было не обратить внимания. Векшин и обратил. После наведения фокуса, ему стало совершенно ясно, что эта эффектная дама ему хорошо знакома. Елена Николаевна, очевидно, собралась провести вечер вместе со своим спутником. Она была в самом прекрасном расположении духа и весьма изящно держала под руку сияющего довольством и благополучием мужчину. А тот что-то с улыбкой ей оживленно рассказывал. Векшин вышел из машины только тогда, когда эта красивая пара уже повернула за угол.

– Семеныч, можешь разузнать, откуда взялся этот детина? Кажется, в твоей конторе такие дела принимаются к производству… – наконец сформулировал свой заказ Векшин.

– Да-с, Павел, и думать не думал, что моим клиентом в таком деле когда-нибудь станешь ты. Большая честь! – сказал Кульман.

– Да пошел ты… – сказал Паша.

– Ладно-ладно, вечером позвоню тебе, ты только не суетись!

В последние дни Векшин почти не видел Елену. Разумеется, здесь сказывался и накал последних съемочных дней, но, самое главное, Паша пока не мог решить окончательно и бесповоротно, в какой же все-таки тональности ему следует общаться с этой «незаурядной» (определение Кульмана) женщиной. А поскольку Павел Артемьевич Векшин терпеть не мог любые двусмысленные положения… Елена Николаевна, впрочем, на встрече не настаивала.

Звонок Кульмана застал его в гостинице. К этому времени Паша взял у своего приятеля, обладателя хорошего вкуса и спорной профессии несколько кассет со старыми фильмами. Кинокритик Лева Шульгин, также как и он, любил советское кино времен оттепели и американскую классику с Хэмфри Богартом. Векшин уже встретил «Весну на Заречной улице» и как раз собирался в «Касабланку».

– Интересная композиция получается, господин продюсер. Так, кажется, в вашей конторе выражаются? – загудел в трубку Илья Семеныч.

– Твоя эрудиция принуждает меня заняться самокритикой. Чем хочешь удивить, господин сыщик? – в тон ему ответил Векшин.

– Надеюсь, ты не забыл еще недавнего дела по раскрытию похищения века под кодовым названием «из сейфа в сейф»?

– Остришь? – спросил Паша.

– Ни в коем разе. Ты помнишь, на работников какого заведения ты тогда грешил в первую очередь? А через тебя и я увлекся мистической, прямо-таки мефистофельской версией дела.

– Еще бы… – сказал Векшин.

– Так вот. Воистину неисповедимы пути… Впрочем, это не тот случай. Елена Николаевна и тот человек, о котором ты расспрашивал, сейчас ужинают и разговаривают не где-нибудь, а в клубе-ресторане «Мефисто». Мужчина производит впечатление человека малопьющего, что, впрочем, обычное дело для человека с его родом занятий… – рассказывал Кульман.

«Итак, майор ФСБ. Издалека. Служебная командировка. Случайное знакомство? Предварительная договоренность? В самом деле интересная композиция, господин Векшин. Интрига как в телесериале про шпионов». Выслушав рассказ Кульмана, Павел отхлебнул из заветной фляжечки. «А почему бы, собственно, и мне не перекусить сегодня в хорошем местечке?!».

За что Павла Векшина ценило начальство, так это за твердое следование сказочному принципу «сказано-сделано». Векшин взялся за телефон. Трижды до кого-то дозвонился. Но во всех случаях женские голоса на другом конце провода отвечали ему не только отрицательно, но и нелицеприятно. Одним словом, идти в «Мефисто» ему пришлось все-таки одному.

Лилипута на входе не было («выходной?»), и дверь ему открыл мрачноватого вида широкоплечий малый, чем-то неуловимо напоминавший мужчину, который сейчас интересовал Пашу больше всего на свете («тоже из конторы?»). Внутренняя атмосфера заведения сразу же настроила Векшина успокоиться, он медленно досчитал до десяти. Предупредительный официант возник тотчас же, и Паше был предложен столик. Векшин заказал кофе («для начала») и осмотрелся. Нынче зал пустовал. Звучала умиротворяющая итальянская музыка. Векшин получил свой кофе, добавил в чашку армянского и начал смаковать напиток, наблюдая за плотно задвинутыми шторами одного из кабинетов.

Ждать пришлось недолго. С последним глотком кофе бархатные портьеры раздвинулись, и в зал вышла Елена, за ней – майор («Сергей Неволин, кажется?»). Она направилась к выходу, не замечая сидящего в трех метрах Векшина, но майор нагнал ее и умоляюще приложил руку к сердцу. Елена Николаевна покусала губы («все-таки она на удивление хороша… зараза») и пожала плечами. Он полуобнял ее за талию, и они уже вместе подошли к небольшой танцевальной площадке.

Паша откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и набрался терпения. Танцевали. Разговаривали. Спасибо, хоть не целовались. Векшин встал («А что тут думать – прыгать надо!») и медленно приблизился к единственной танцующей паре. За мгновение до этого музыкальная композиция подошла к завершению, и Тото Кутуньо сменили «Скорпионс».

– Вы разрешите пригласить вашу даму?

Елена оглянулась. Кажется, она все-таки его заметила немного раньше. Или у нее такая прекрасная выдержка? Исполнительный продюсер не знал и не мог знать, что Елене Николаевне больших трудов стоило показаться ему на глаза вместе с настойчивым и упрямым майором.

– Как интересно! Сергей, это Павел Артемьевич Векшин. Именно благодаря ему я смогла увидеть себя со стороны. Впрочем, я тебе, кажется, рассказывала. Павел Артемьевич, это Сергей Неволин, мой старинный знакомый, – легко и мило она представила мужчин друг другу.

– Нет, ты мне ничего не рассказывала об этом человеке. Ни одного слова, ни одного намека, – Векшин в отличие от Елены не был настроен по-светски.

Неволин прищурился и подал Паше широкую ладонь. Мужчины обменялись рукопожатием.

– Так как же насчет… вашей дамы? – повторил Векшин.

– Вообще-то мы уже собирались уходить… – Сергей посмотрел на Елену.

Но та взяла Векшина за руку и положила ее себе на талию. Неволину ничего не оставалось, как удалиться в кабинет. Наступала его очередь устраиваться на наблюдательном пункте за своим столом.

Они вышли из ресторана заполночь. За это время мужчины как следует познакомились, несмотря на отчаянные попытки Векшина завязать ссору и благодаря отменной вежливости Неволина, способного перевести в шутку даже откровенную грубость,

Лена с удивлением обнаружила, что ее первый возлюбленный может быть при желании склочным, грубым и взбалмошным человеком. На протяжении всего вечера ее обуревали противоречивые желания. Первое: встать и уйти, оставив обоих оппонентов. Они, увлекшись беседой на повышенных тонах, почти забыли об основном предмете дискуссии, который сидел рядышком, и налегали на коньяк, особенно Векшин. Второе: остаться и досмотреть шоу «Метаморфозы ревности» до конца. В конце концов, она, похоже, добилась, чего хотела. А теперь можно было, и поразвлечься немного.

– Вот скажите-ка, майор, вам нравятся своенравные сероглазые женщины, не лишенные артистизма? – задавал очередной вопрос Павел.

– А откуда вы знаете о моем звании? И с чем связан ваш интерес к моим личным вкусам? – в очередной раз отвечал вопросом на вопрос Неволин.

– Ваше здоровье! Во-первых, я снимаю мистический детектив, во-вторых, у вас на лице написано, что вы из органов, причем отнюдь не из подразделения ДПС, а в третьих…

– А в третьих…

– Вы пригласили сегодня в ресторан женщину, которая мне нравится. Причем давно нравится, – закончил свой короткий спич Паша.

Елена Николаевна закашлялась. Неволин посмотрел на нее и ободряюще улыбнулся.

– Мне тоже. И тоже давно, – сказал он.

– Зачем же вы сюда приехали, майор?! Неужели только ради нее? Не находите, что использовать служебную командировку для встреч с женщиной – это свинство?!

– Я нахожу, уважаемый, что ваша осведомленность наводит на размышления. Во-первых. А во-вторых, какого… вы вмешиваетесь в мои личные дела? В наши с Еленой Николаевной дела.

– Так-так-так, – Векшин метнул бешеный взгляд в сторону Елены. Она фыркнула, подавила улыбку и, чтобы перевести дух, встала и отправилась «попудрить носик».

Когда вернулась, обнаружила, что мужчины молчат и сосредоточенно едят и пьют. В молчании ужин и закончился. Естественно, провожать ее вызвались оба. Чтобы не искушать судьбу, Елена Николаевна решила все-таки прекратить эксперимент. А поскольку пригласил ее Неволин, она решила проститься с Векшиным.

– Павел, в конце концов, тебя я вижу почти каждый день (что было неправдой), а с Сергеем мы не виделись месяцев восемь (что, впрочем, также было неправдой)…

– Тринадцать месяцев, Леночка, – мягко поправил Неволин. – Павел Артемьевич, а вы далеко проживаете? Хорошо бы нам увидеться в ближайшее время. Уж очень вы меня заинтересовали как человек. И вообще.

– К вашим услугам. Елена знает, как меня найти, – поклонился Векшин.

Несмотря на все старания, Паша уже второй раз сегодня попадал в дурацкое положение. Сейчас половина второго. Чтобы попасть в кровать, ему сейчас нужно было идти в ту же сторону, куда провожали женщину, которую… В ту же сторону, в тоже здание, на тот же этаж… Как прикажете себя вести?

Векшин подумал-подумал, смачно плюнул далеко в сторону, засунул руки в карманы и пошел … в том же направлении. Он выбрал путь подлиннее и подольше, но к своей досаде, подойдя к гостинице, обнаружил все ту же парочку, стоящую у входа. «Все не наговорятся!»

– Слушай, сержант, можно тебя на минутку! – обратился Векшин к охраннику, докуривавшему сигарету на углу гостиницы. – Вон видишь мужика у входной двери? У меня такое ощущение, что я сегодня видел его фотографию на стенде «Их разыскивает милиция». Уж очень он похож на маньяка, который нападает на одиноких женщин… Что делать-то, сержант?

– Щас разберемся! – невысокого росточку коренастый милиционер приосанился, потрогал кобуру и направился к входу. В кои-то веки у него нашлась возможность проявить себя!

И уже через мгновение майор Неволин, с удивлением услышал откуда-то снизу и сбоку официальное обращение:

– Гражданин, предъявите документы!

Естественно, красная книжечка гражданина возымела на сержанта нервно-паралитическое действие. Он молча взял под козырек и удалился. Неволин беззвучно выругался, а Елена, окинув взглядом округу, чему-то улыбнулась. Прощание вышло несколько скомканным. Неволин наклонился с явным намерением поцеловать ее, но Елена привычным движением отстранилась и, открыв дверь гостиницы, махнула майору рукой.

Последний порыв человека с красной книжечкой был замечен по-прежнему подглядывающим из-за угла Векшиным. Чаша его терпения переполнилась. Последний раз он сходился в рукопашной лет шесть назад и, кажется, тоже из-за женщины. Но столь длительный перерыв ни в малой степени не поколебал его решимости. Дождавшись, когда Елена уйдет, Векшин рысью направился к Неволину.

Тот стоял в задумчивости и очень удивился второй раз за последние пять минут, когда Векшин тронул его за рукав и произнес сакраментальную фразу:

– Пойдем выйдем! – и направился за угол гостиницы. Неволин пожал плечами и пошел за ним. Паша привел его во внутренний двор гостиницы «Аркадия», где над скамейками высились каштаны и было разбито несколько клумб.

– Слушай, майор, ехал бы ты к себе за Уральские горы!

– Так я же только что оттуда! – скрестил руки на груди Неволин.

– Вот-вот, и если я тебя еще раз увижу с известной нам обоим дамой, я тебя … я тебе… – в конце концов, Векшин решил обойтись без особых изысков. – Я тебе сильно набью морду!

– Увидишь, Павел, увидишь. Поэтому, чего откладывать: мужик сказал – мужик сделал.

Паша ударил. Вернее попытался ударить. Вернее хотел попытаться ударить. И через секунду обнаружил себя лежащим на клумбе и полностью обездвиженным и в нескольких сантиметрах от собственной физиономии увидел безмятежное лицо чекиста. Паша Векшин был не только ревнивым, но и умным человеком. И поэтому в этот момент был вынужден отказаться от намерения набить морду парню, который флиртовал с его женщиной. По крайней мере, на сегодняшний день.

– Ты пить будешь, Павел Артемьич? – вечер сакраментальных вопросов продолжил на этот раз Сергей Неволин.

– Я не пью… в принципе, – произнес отпущенный на свободу Векшин, поправляя шейные позвонки энергичным покручиванием изрядно отяжелевшей от коньяка головы.

Шутка была древней, но заставила лица мужчин потеплеть. Крупномасштабной оттепелью это вряд ли можно было назвать, но искра взаимной симпатии уже сверкнула меж двух сидящих на земле соперников.

– Так, что здесь происходит?! А ну встать! – как черт из табакерки возник на лужайке маленький сержант.

– Все нормально, сержант, – подал голос Неволин и поднялся. – Скажи-ка, в гостинице ресторан работает еще?

– Товарищ майор, а что вы здесь делаете? – впал в прострацию милиционер.

– Товарищ сержант, у нас только что завершилась спецоперация. Успешно завершилась. И теперь нам необходимо обсудить ее итоги. Разбор полетов, понимаешь?

Ресторан в «Аркадии» уже не работал, конечно. Но при помощи сержанта они, подняли дежурную и раздобыли в буфете выпивку и закуску. А потом поднялись к Векшину в номер.

– Ты здесь живешь? – скорее констатировал, чем задал вопрос Неволин.

– Я здесь ночую.

– Ну, тогда давай стаканы, Павел Артемьевич.

Часа через три им уже ничто не мешало стать друзьями.

А маленький сержант подошел к ярко-красной «Ауди», стоявшей на другой стороне улицы и почтительно доложил:

– Марина Аркадьевна, все в порядке. Они теперь нескоро расстанутся. Коньяку взяли пол-ящика.

Стекло автомобиля поднялось, и «Ауди» с визгом рванулся с места.

XIV. А я в Россию, домой хочу…

Пушистый и мягкий комок выкатился ей под ноги, тявкнул пару раз. Лена взяла его на руки, и он обезумел от счастья и зашелся в приступе облизывания.

– Любишь меня, Цизик?

Щенок в доказательство любви немножко подвыл и собрался описаться. По внезапной остановке хвоста и некоторой общей сосредоточенности Цезаря Лена уже научилась распознавать этот грешок заранее и успела опустить щенка на пол.

За время общения с юным псом Елена Тихонова с удивлением начала обнаруживать в себе немало новых способностей и инстинктов. «А в принципе пора, Елена Николаевна, – размышляла она, когда кормила, выгуливала и тискала довольного жизнью Цезаря. – Мамочка моя в эти годы имела уже пятилетний родительский стаж. Может быть, Векшин подарил мне этого детеныша не зря? Кто их разберет с их хваленой мужской логикой? Вместо того, чтобы забрать с собой, жениться и нарожать со мной кучу детей, он, спустя сто лет, дарит мне щенка… Очень симпатичного, надо признать. Ну и ладно! Векшин Векшиным, а Цизик по крайне мере будет моей генеральной репетицией».

Благодаря этому настроению, Лене удалось довольно просто и без затей устроить Цезаря на проживание в гостинице. Хотя первой реакцией на вселение нового жильца был административный гнев и полное непонимание. Однако после длинного разговора с директором гостиницы, сорокапятилетней разведенной женщиной, явившейся в номер к Елене на «стук» дежурной по этажу, ситуация нормализовалась. Правда, сначала Елена в эмоциональном порыве разбила надоевшую ей уродливую настольную лампу ядовито-желтого цвета. И не взглядом, а вполне традиционным способом – сбросив абажур на пол. А потом также искренне разревелась и рассказала Ангелине Павловне про свою нелегкую жизнь. В ответ пришлось выслушать не менее содержательную историю, в которой, кстати, также фигурировал роман с кинематографистом. «Ну, слава богу! Значит, не одна я такая … киноманка!».

Дело довершил Цезарь, который выбрался из-под кровати, почувствовав, что гроза миновала, и с урчанием подтащил к директрисе один из шлепанцев.

– Две недели, милочка! И то только из уважения к вашей новой профессии (Лена не стала разубеждать Ангелину Павловну в ее заблуждении) и к памяти моего Константина, советского режиссера, а нынче нью-йоркского таксиста… Бедная, бедная Геля!.. – директриса имела привычку говорить о себе в третьем лице. – И чтобы никакого запаха, и чтобы сухо, милочка!

На следующее утро после ужина в обществе двух настоящих мужчин, Елена как всегда проснулась оттого, что «жаворонок» Цезарь предложил ей поиграть. Но Елена Николаевна не нашла в себе сил для зарядки, отмахнулась от него и накрылась второй подушкой. Щенок скоро отступил от пассивной хозяйки и решил развлечь себя сам.

Задремавшая было Елена снова проснулась от громкого поскуливания. Она привстала на кровати, но Цезаря не было в пределах прямой видимости. Позвала. Скулеж донесся из тумбочки. Оказывается, пес забрался в приоткрытый нижний ящик и умудрился там закрыться.

Лена поспешила на выручку. Цезарь обратил на нее невинный взгляд и поспешно ретировался в ванную, так что Елена Николаевна даже не успела его шлепнуть вдогонку. О чем и пожалела, когда увидела, что устроил задорный пес в тумбочке, смешав косметику, документы и разные гигиенические предметы.

Елена уселась на пол и начала наводить порядок. Чуткий Цезарь неслышно подошел сзади и ткнулся носом ей в бок.

– Пришел, башибузук! А ну-ка отдай! – из пасти Цезаря торчала какая-то надорванная бумага.

По ближайшему рассмотрению бумага оказалась хорошо знакомым листочком. «Техзадание» от «Сообщества лояльных ведьм» теперь приняло вид замусоленный и потертый. Но текст по-прежнему можно было прочесть без всяких затруднений. Лена расправила лист. Разгладила. И что вы думаете! Помимо изменений внешних в документе появились и кое-какие содержательные дополнения.

Рядом с теми пунктами в списке, которые были воплощены в жизнь, стояли большие галочки. «Гм… Как мило и как аккуратно!»

Но что это? Помимо выделенных пунктов, в которых «Наш Друг впервые в жизни должен: 1. Допустить оплату ресторанного счета женщиной и 2. Признать ошибочность своих суждений в споре с женщиной в присутствии свидетелей», галочкой был отмечен и еще один пункт: «3. Отказаться от намерения нанести побои человеку, ухаживающим за женщиной, которая ему нравится».

«Это что же выходит, товарищ Векшин добровольно отступил от своих правил? Что-то тут не так…». Но свернуться клубочком и поразмыслить об этом удивительном факте у Елены не получилось, поскольку более жизнерадостно настроенный жилец номера затребовал своей порции внимания, а также еды и прогулки.

Она уже несколько дней выводила Цезаря на одну и ту же набережную, ближайшую к гостинице. Немногочисленные в это время года посетители кафе и забегаловок со временем начали привыкать к «даме с собачкой» в современной вариации.

Хотя правильнее было бы сказать – к «собачке с дамой», поскольку главным в этой парочке был, конечно, Цезарь. О командах «рядом!» и «фу!» юный пес уже имел понятие, но относился к их исполнению весьма избирательно. Гораздо больше его привлекали подвижные игры, заигрывание с хозяйкой и лакомство, полученное из ее рук, чаще всего за красивые глаза.

Сегодняшняя прогулка не была исключением, и Цезарь почти сразу занялся собственным поводком, пытаясь вырвать его из рук Елены Николаевны. Та, в свою очередь, тоже увлеклась перетягиванием. Дело происходило возле самого берега в небольшом парке, на краю которого стояло несколько свежеокрашенных скамеек, вчера синих, сегодня зеленых. На одной из них расположились два гражданина, увлеченные разговором и пивом. Лену, наконец, одержавшую победу в перетягивании поводка, разобрало любопытство: не появились ли следы краски на темной одежде утренних выпивох? Цезарь, похоже, также не возражал против новой забавы. Но в нескольких шагах от мужчин в свежевыкрашенных куртках Елена Николаевна поняла, что знает их обоих. Более того, и Цизик, кажется, их опознал и рванулся поздороваться. Лена еле-еле успела перехватить его. «Ничего себе. Они еще и пьянствуют вместе. А как же мои коварные планы? Прости господи, как мне все это надоело. Мама, мама забери меня отсюда. А лучше роди меня обратно».

XV. Если бы парни всей земли…

Векшин и Неволин за ночь окончательно настроились на одну волну и теперь, прекрасно устроившись на удобной скамье с видом на море, полировали настройку пивом, перейдя от вопросов личных, пока не разрешенных, к проблемам более общего характера.

– Что-то я в толк не возьму… А с чего ты взял, что даму, которая так интересует тебя и твою контору, нужно искать именно здесь?

– Ниточки, за которые нам удалось уцепиться, вели не только в Одессу. В Москву, Питер и Владивосток вылетели еще трое моих коллег. Все мы действуем неофициально, поскольку обстоятельства, послужившие причиной этих командировок, мягко сказать, нестандартные.

– Так-так-так. А что за ниточки-то?

Неволин помялся, но, взглянув в незамутненные ничем, кроме пива, глаза Векшина, достал из кармана бумажник, вынул оттуда черную визитку и подал товарищу. На ней витиевато значилось: «Клуб-ресторан „МЕФИСТО“. ОАО „СЛВ“. Дейнеко Марина Аркадьевна».

– Твою мать! Опять этот «Мефисто»! А что это за аббревиатура такая – «СЛВ»?

– Неясно пока. Эту карточку мы обнаружили в квартире, которую интересующая нас особа снимала до своего неожиданного исчезновения…

Чтобы «исчезнуть» из N-ска, кстати, Марине пришлось связаться со своей прабабкой, руководительницей тамошнего отделения Сообщества. С большим трудом Марине удалось уговорить ее оставить на время занятия фитнесом и походы в солярий перед поездкой на Средиземное море, чтобы устроить маленькую и изящную провокацию мужчинкам из местных органов, которые уже давно бродили вокруг да около N-ских активисток Сообщества.

– Естественно, мы сразу постарались пробить этот кабак, – продолжал Неволин. – Поскольку телефонный номер на визитке явно не принадлежал нашему городу, начали искать по всем крупным городам бывшего Союза. Нашли четыре одноименных ресторана. Подожди-подожди, а ты почему маму вспомнил, узнав про «Мефисто»?

– Да так, с этим заведением мне уже приходилось иметь дело. И не только вчера вечером. – Векшин покрутил карточку в руках и на обороте вдруг обнаружил: «Тихонова Елена Николаевна. Обратить внимание!». Он с недоумением посмотрел на Неволина. Майор крякнул, отобрал визитку.

– Пока не могу сказать, что это все это значит… Есть у меня кое-какие мысли, но пока рановато об этом. Рассказывай, Паша, рассказывай. Чувствую, что мне будет тоже очень интересно тебя послушать.

Векшин не имел оснований не ответить откровенностью на откровенность. Тем более что часом раньше из уст чекиста Паше довелось услышать весьма захватывающую историю.

…Население N-ска, крупного промышленного и культурного центра, никогда не испытывало недостатка во внимании различных религиозных, политических, молодежных, музыкальных, андеграундных и прочих движений и сект, как внутреннего, так и международного производства. Различного рода «Общества в защиту девственности» и «Движения по запрету истребления крупного рогатого скота», в свою очередь, также вызывали постоянный профессиональный интерес у соответствующих городских органов.

Несколько месяцев назад в городе начала действовать еще одна «духовная инициатива». Общественные агитаторы, регулярные собрания активистов с приглашением и угощением всех желающих конфетами и специальной литературой, организация разрешенных властями митингов и пикетов – были задействованы все способы привлечения сторонников в эту новоявленную партию с вполне нейтральным названием «Женский вопрос».

Эта общественная организация вела себя в городе на удивление активно и очень скоро на собраниях по «женскому вопросу» можно было увидеть тысячи посетителей. И что самое замечательное, количество лиц мужеского пола в районных Домах культуры и конференц-залах НИИ также было впечатляющим.

Остается только догадываться, как на сугубо дамских посиделках оказывались мужчины самых разных возрастов и профессий.

– Побывал я на одном из этих съездов, – рассказывал Неволин. – Обыкновенная феминистская дребедень. «Женщина – она тоже человек!». «Все мужики сволочи!». «Как можно больше баб в правительстве!». «8-е Марта – каждый день». «8-е Марта – отменить!». В общем, без особых неожиданностей. Я уже было пожалел, что пришел на это шоу по приглашению одной моей знакомой. Но через несколько минут на сцене появилась высокая брюнетка. Эта была роскошная тетка, Паша. Но на нее было не только приятно посмотреть, но ее хотелось и слушать тоже, дружище. И хотя ничего сверхъестественного она не произносила своими пухлыми губками, зал замер. Зал затаил дыхание. В том числе и я, Паша.

– Увлекающийся ты мужчина! – не преминул заметить Павел.

– Это без сомнения. Но в данном случае дело было не только в моем неравнодушии. Наши эксперты потом мне все разъяснили, – сказал Неволин и, найдя взглядом урну, стоявшую от них метрах в двухстах, отправился к ней выбросить пивную бутылку.

– И что же тебе рассказали компетентные люди из компетентных органов? – нетерпеливо спросил Паша, дождавшись аккуратиста.

– Понимаешь, Паша, общаясь с залом, эта дама явила себя не только как блестящий оратор и харизматический лидер… Софья Михайловна Кагарлицкая (а как выяснилось позже, именно так звали эту «тургеневскую барышню»), обладала к тому же всеми достоинствами гипнотизера очень высокого уровня.

– Не хило. И что же, она усыпила весь зал вместе с тобой? – спросил Паша.

– Да нет, все здесь было совсем не по-кашпировски. Сонечка Кагарлицкая – занималась другого рода вмешательством в мозги сограждан. И по форме, и по содержанию… Впрочем, выяснилось это все несколько позже.

– Пугаешь ты меня, майор.

– Так вот, на вечере ничего криминального я тогда не обнаружил. Но ночью мне приснился сон, который поверг меня в ступор. Дело в том, что я, здоровый, умный и крепкий мужик был в этом сне …женщиной. Я гулял по лесу, разговаривал с подругами, летал по воздуху, ощущал себя женщиной, или даже девушкой, довольно красивой, кстати. И, самое главное, мне это очень нравилось…

В этом месте рассказ Неволина прервался. Он замолчал на какое-то время. Паша не посмел его тормошить.

– Как ты понимаешь, со мной такое произошло впервые в жизни. До сих пор мороз по коже!

– Сочувствую, Серега! – сказал Векшин.

– Так вот, те, без малого, семь тысяч мужиков, обратившихся в больницы города с заявлением о перемене пола, сразу же после посещения собраний «Женского вопроса», наверное, видели примерно такой же сон, – сказал Неволин.

– Семь тысяч… Откуда ты?.. А, ну да! – воскликнул Паша.

Неволин пожал плечами.

– Разумеется, прояснилось это только спустя несколько месяцев. Сопоставлять факты мы начали немного запоздало. Представляешь, вполне добропорядочные граждане, интеллигенты, бизнесмены, спортсмены, весьма достойные люди в большинстве своем, вдруг решают совершить столь радикальный шаг в своей мужской биографии! Каково!

– И ты считаешь, что именно твоя Софья виновата в возникновении этого трансвет… транс… причинно-обрезного синдрома? – хрипло спросил Векшин.

– И она тоже, Паша. Уж если даже я испытал на себе воздействие ее гипнотического очарования, то, что говорить об обыкновенных гражданах мужского пола, – сказал Неволин.

– И ты тоже? – восхитился Векшин.

Неволин сердито хмыкнул в ответ.

– До заявления на приобретение набора женских прелестей я не додумался, конечно. Но этот чертов сон я видел потом еще несколько раз.

– Итак, вы выяснили, что позыв переменить пол овладевает лицами мужского пола с подачи таинственной дамы из движения «Женский вопрос»… – подытожил Векшин.

– Вопрос заключался ведь не только в том, с чьей подачи начали происходить эти «чудеса». Вопрос состоял в количестве страждущих. За четыре месяца – семь тысяч, Паша. Причем, за последние четыре недели – около полутора тысяч человек подали заявления о замене буквы «МЭ» на букву «ЖО». Почти геометрическая прогрессия получается! И если бы, не дай бог, запросы всех желающих удовлетворялись, то через пару-тройку лет все мы бы были в полном …матриархате.

– Хм… А как ты себе это представляешь? – спросил скептик Векшин.

– Я не историк, и не фантаст, конечно, но могу сказать, картина получилась бы печальная. Представляешь себе бизнес-вумен с политическими амбициями, а также чемпионку мира по тяжелой атлетике в звании полковника и, кроме того, доктора физико-математических наук со знанием семи языков – и все это в одном лице?

– Нет.

– Вот и я нет. Но я думаю, что для моей Софочки Михайловны именно такой идеал женщины является главной целью и руководством к действию, – сказал Неволин.

Векшин попробовал поерничать.

– Слушай, Серега, ну а в самом-то деле, что плохого в такой роскошной бабе? —

Неволин задумчиво посмотрел на собеседника.

– Ничего плохого. Вообще ничего. От женщины. Представь, что тебя в ближайшем будущем окружают в жизни только подобные совершенства. Если ты, к этому времени сохранишь, конечно, свой первозданный физиологический облик. Представил? И причем выбирать будешь не ты, выбирать будут тебя, Паша. И в жизни, и в сексе, и в работе. И по очень многим критериям.

– Ой, майор, что-то ты краски сгущаешь! А говорил, что не фантаст, – не сдавался Векшин.

– Нет, Паша, это я про себя в бюстгальтере и в чулках фантазировал. А то, что касается, будущего особей мужского пола, которые в небольших количествах будут оставлены для воспроизводства, я об этом самолично читал в документах движениях «Женский вопрос» под грифом «для служебного пользования».

– Да-а. Холодную войну мы уже проиграли. А теперь еще и феминизм крепчает… Слушай, майор, а ты в детстве польский фильм «Новые амазонки» не смотрел часом? Там примерно такая же история показана.

Неволин кивнул головой, а потом встал и потянулся во весь рост и вдруг, как ни в чем не бывало, встал на руки. Прошелся по дорожке. Вернулся в исходное положение.

– У меня никогда еще не было знакомых кинематографистов. А теперь вот сразу два. Кто бы мог подумать!.. Твои, Паша, знания не умножают печали, как я вижу. В давнем польском фильме женщины будущего, избавившись от мужского влияния, оказываются круглыми дурами. Таковы условия комедийного жанра. Но вот из конфискованных бумаг «Женского вопроса», которые мне довелось пробежать глазами не так давно, подобного вывода относительно лиц, их написавших, я бы не сделал. Это, во-первых. И, кроме того, я, Паша, человек служивый. И то, что предполагают сотворить эти целеустремленные гражданки в обозримом будущем, ни много, ни мало угрожает безопасности государства, мужского государства, если хочешь. А это уже феминизм с приставкой ультра и с прилагательным воинствующий!

… Время уже близилось к полудню, когда оба собеседника, наконец, утомились и замолчали. Векшину, который, благодаря богатому воображению, уже начал представлять себе, как будут обстоять дела в стране и кинематографе после государственного феминистского переворота, и какой можно по этому поводу написать сценарий, пора было двигаться на студию. Майор Неволин, ощутив всеми своими ста двадцатью килограммами накопившуюся усталость, почувствовал острую необходимость в отдыхе без всяких сновидений.

Договорились встретиться вечером. Неволин склонялся к тому, чтобы еще раз посетить уже хорошо знакомое им обоим, но от этого не ставшее менее таинственным клубно-ресторанное заведение и попросил никому пока не рассказывать об их знакомстве и уж тем более о цели его приезда в Одессу. Векшин же предложил свою помощь или, по крайне мере, сопровождение. Они пожали друг другу руки, посмотрели друг другу в глаза и, кажется, только теперь еще раз вспомнили о главной причине их знакомства. Но и по этому поводу каждый из них решил взять тайм-аут. Хотя бы до вечера. Разошлись в разные стороны. Не оглядываясь, как и подобает настоящим мужчинам.

XVI. Женщина в белом

Несмотря на относительно юный возраст, Цезарь уже научился распознавать временные паузы, в течение которых его хозяйка находилась не лучшем настроении. Вот и на этот раз нагулявшийся пес слопал сосиски и, умерив темперамент, не стал заигрывать с Еленой, а забрался под кровать и засопел там на своем коврике.

«Господи, боже мой! Я уже ничего не понимаю! – шлепала тапками по ковру Елена Тихонова. – Они что, уже пьянствуют вместе?! Выходит „спасибо мне за то, что я у них есть“?! А я? А со мной кто пива выпьет и поговорит, встречая рассвет? Бедная Лена… Никому ты не нужна, никто тебя не любит!»

Елена Николаевна остановилась перед зеркалом. Отражающая поверхность трельяжа с готовностью предложила на рассмотрение еще один вариант женщины в гневе. Правда, ее костюм, состоящий из одной белой блузки и шлепанцев (юбку Елена уже успела сбросить) вряд ли был уместным для проявления подобного рода эмоций. Румянец на щеках, волосы, разметавшиеся по плечам, недобрый огонек в сузившихся глазах – все это в сочетании с таким нарядом наверняка развеселило бы и саму Елену, не будь она в эту минуту занята на редкость прагматическими соображениями.

«Ну все, Елена Николаевна, конец самоанализу и лирическим отступлениям. Пора выходить в передовые ведьмы. Где тут у меня был календарик…»

До конца срока, отведенного на выполнение условий контракта с коллективом, где ее ждут и будут если не любить как человека, то уважать как личность, оставалось четыре дня. «Дура, хватит играть в кино и томно вздыхать по прошлому. Впереди вечность и упоение собой!»

Она устроилась в кресле и решительно позвонила на киностудию.

– Могу я услышать Павла Артемьевича?

– Здравствуй, а ты так и не научилась меня узнавать по телефону… Постой, я что-то не припомню, чтобы ты звонила мне первой, – откликнулся Векшин.

– Ты как вчера добрался? – спросила Елена.

– Нормально. Мне даже понравилось, – ответил Паша.

– Чувствую недосказанность в твоих словах…

– Чувственная женщина… Выходи за меня замуж!

– Векшин, ты в своем репертуаре. Делать предложение по телефону! А если я соглашусь?

Последние ее слова потонули в препротивной трескотне и жужжании. Работники местной АТС наверное были ярыми противниками института брака.

– Алло? Алло! Что ты сказала, я не расслышал? – заволновался Векшин.

– Павел, я тут много думала… – медленно заговорила Елена.

– Молодец! – одобрил Паша.

– Не перебивай меня, пожалуйста! Я собираюсь совершить поступок, противоречащий моей скромности.

– Так-так-так, – поощрил Векшин.

– Что, если мы сегодня поужинаем вместе? – предложила она.

В трубке послышался свист.

– Эй, Векшин, ты что это там?

– Я растерян, – сказал Векшин, помолчав.

– Понятно. Ну так как?

– Что? – спросил Паша.

– Векшин не выводи меня из себя, предупреждаю!

– Видишь ли, Елена!.. На самом деле, я вне себя от радости и приятного возбуждения… – подбирал слова Паша.

– Ну, давай, рожай уже, Паша!

– … и очень хочу вкусно поесть в твоем обществе. Но, понимаешь, именно сегодня я иду в хорошо известный тебе ресторан с одним человеком. – Векшин, признаться, не отказал себе в удовольствии именно так закончить эту фразу. – А вообще, я тобой восхищен, Елена Прекрасная. Ты даже перерывов не делаешь в посещении ресторанов, причем с разными сопровождающими. Извини, меня зовут, надо поработать немного. Созвонимся.

В трубке послышались гудки.

В детстве Елена часто видела сны. По всем канонам, сны эти были сказочными или, по крайней мере, фантастическими. Но маленькая Лена воспринимала все необычайные «сонные» события как должное и охотно рассказывала о них родителям, подругам и всем, кто соглашался послушать. Эти сказочные видения с вкраплениями подробностей настоящего быта обычно выводили из себя педантичную маму, заставляли отмахиваться самоуглубленного папу, не говоря уже об учителях, попадавших в неловкое положение. Сны Лена-маленькая воспринимала как часть своей повседневной жизни лет до четырнадцати.

Правда, в период бурного взросления рассказывать о своих сновидениях она уже никому не спешила. В своих «взрослых» снах Елена уже и вела себя соответственно: даже целовалась иногда с мужчинами, делая это так, как она себе представляла. Только своему дневнику с некоторых пор она поверяла теперь содержание наиболее захватывающих снов. И все чаще и чаще в этой толстой черной тетрадке стали появляться строчки, посвященные главной героине ее потусторонней жизни. Собственно, героиня эта была она сама, Лена Тихонова. Но, если в седьмом классе средней школы она была угловатым подростком, стесняющимся учителя физкультуры, то во сне она представала красивой девушкой в белом платье, у которой все получается в жизни.

И хотя мечта о превращении «гадкого утенка» в «прекрасного лебедя» достаточно традиционна для впечатлительных девочек подросткового возраста, в случае Елены все было немного иначе.

Во снах она была потрясающей красавицей, которая путешествует по суше, воде и воздуху и вступает в единоборство с драконами, маньяками-насильниками и второгодником Никишиным из параллельного класса, который не упускал случая прижаться к ней в школьном буфете. Но, самое главное, во сне Елене было невозможно было перечить. Вернее, не было смысла. Даже если кто-то и пытался ей возражать или навязывал свою волю, это продолжалось недолго. В конечном итоге неразумный покорялся ей безоговорочно. Вроде того маньяка, который в одном из сновидений похищал Елену и собирался продать неграм в Африку, а потом перевоспитывался и начинал поставлять неграм копья и стрелы для освободительной борьбы за независимость всего континента.

Эту девушку из сна только подзадоривало любое несогласие с ее собственным мнением и желанием. Хотя надо отдать ей должное, желала Елена Тихонова исключительно только добра всем хорошим людям, а также родственникам и знакомым. Но яростное упрямство в случаях, когда ей перечат, противодействуют или, не дай бог, надсмехаются, было настолько непреодолимым и захватывающим, что иногда она даже просыпалась с бьющимся сердцем и до боли закушенной губой. В реальной жизни таких вспышек почти не было: все-таки Лена Тихонова была в основном послушным ребенком. Но иногда… на нее что-то находило, и тогда родители вместе с педагогами впадали в прострацию и бежали советоваться друг с другом.

«Елене в белом» давненько уже не случалось проявляться в характере «Елены в повседневной одежде». Она даже сниться ей перестала. Но сегодня, после того, как Векшин во всем великолепии мужского шовинизма, наговорил ей дерзостей и бросил трубку, Елена вновь почувствовала себя на грани взрыва, как в девические годы.

Из-под кровати тревожно тявкнул Цезарь. Елена, против обыкновения, не стала успокаивать своего любимца, а открыла шкаф. Она убедилась в недостаточной роскоши своего гардероба и решила срочно потратить оставшиеся деньги на его обновление. Не просто срочно, а прямо сейчас.

XVII. Два бойца

На днях Павел Артемьевич Векшин, засыпая под утро после ночных съемок, вдруг понял, что вот уже несколько недель во вверенной ему съемочной группе, не происходит никаких скандалов, склок и уж тем более пьяных выходок. Весь коллектив трудится с полной самоотдачей.

Другой на месте Паши обрадовался бы собственным организаторским способностям. Но Векшин что-то затревожился. Многолетняя готовность к неприятностям даже там, где их, казалось бы, ничто не предвещает, до предела развила в нем чутье. Теперь именно интуиция подсказывала Векшину, что в ближайшее время ему предстоят какие-то неприятные волнения и переживания.

Вот и сейчас, собираясь на встречу со своим новым товарищем, он упорно боролся с приступом дурного настроения. Векшин был недоволен собой: в очередной раз он, кажется, впрягался не в свою повозку.

«Хороший мужик, конечно, этот майор, но мне-то на хрена эти „мефистофелевы“ забавы?!». Сердитый Векшин начистил ботинки, оделся, позвонил на студию и осведомился, как там идут дела. Дела шли нормально. А внутренний голос тем временем безостановочно талдычил ему об осторожности и невмешательстве в чужие проблемы.

Особенностью векшинского характера было наличие в его внутреннем мире двух равных по значимости «я». Одно «я» было против всяких неожиданностей и импровизаций. Другое – совсем наоборот. Сегодня внутренний оппонент благоразумного «альтер-эго» также не преминул высказаться. «Ну, что же ты, Паша! Ты же чувствуешь, что здесь не только неприятности на кону, но и разгадка какой-то сногсшибательной тайны, или аферы, или преступления… Паша, ты же искатель, Паша!»

Обычно, когда аргументы у внутренних голосов противоречили друг другу, Векшин прибегал вовсе не к методу «орел-решка», а к логике, сведенной к элементарным силлогизмам.

«Так. Я Сереге обещал сопроводить его в злачное „Мефисто“? Обещал. Я нормальный мужик? Нормальный. А как поступают нормальные мужики?..»

Решение было принято, и в положенное время Векшин подъезжал к условленному месту встречи с Неволиным. Он был сосредоточен и уверен в правильности принятого решения, как и в том, что в его положении разумно быть по возможности рядом с человеком, которому нравится та же женщина, что и ему,

Майор был пунктуален, и они, молча пожав друг другу руки, направились к дверям заведения, у которых сегодня скопился народ.

– Закрытая вечеринка, господа! Вы по чьему приглашению? – вежливо обратился к ним безупречно одетый верзила, как только они вошли в фойе.

Вперед выступил Неволин:

– Нас пригласила Софья Михайловна!

– Странно. А когда она вас пригласила? Вот уже две недели она в командировке и возвращается только завтра, – сказал метрдотель, уже не так дружелюбно рассматривая их с ног до головы.

– Мы с ней старые знакомые. И как раз созванивались вчера, – сказал майор.

– Ваше имя?

– Неволин. Сергей Неволин. Люблю мартини с водкой, кстати.

Векшин с интересом следил за развитием диалога и думал, что в компетентных органах работают весьма артистичные люди. Вероятно, много актерских талантов загублено в рядах их сотрудников.

А тем временем метрдотель удалился и, вернувшись через мгновение, пригласил их войти. Но вдруг входная дверь распахнулась и верзила, забыв о «лже-гостях», расплылся в любезной улыбке.

– Софья Михайловна! Вот это сюрприз! А мы и не ждали вас сегодня! – пророкотал он, сделав шаг навстречу высокой даме и подхватив ее плащ.

– Здравствуй, Артур! А я управилась пораньше и решила приехать на сегодняшний вечер. Соскучилась по дому, – белозубо улыбнулась она. Ее полупрозрачное вечернее платье на бретельках, украшенное ниткой жемчуга привлекло внимание Векшина, и он чуть было не разразился комплиментом. Но в это же мгновение почувствовал, как его сильно ухватили за плечи и рванули куда-то назад за огромные малиновые портьеры.

– Тихо, Паша, тихо. Постоим здесь. Я пока не готов к свиданию с этой красоткой, – прошептал Неволин ему на ухо.

– Это она? – догадался Павел.

Неволин кивнул. Векшин этого не видел, но почувствовал, как напряжение товарища передается и ему. Они слышали:

– Софья Михайловна, вы пройдете в офис или сначала выпьете чего-нибудь?

– Нет-нет, я сегодня на работе. Спасибо, Артур. А что у нас уже много гостей? По-моему приглашению кто-нибудь пришел? – Последние ее слова были уже едва слышны.

Ответ на последний вопрос, не очень приятный для обоих укрывшихся компаньонов, скорее всего, не достиг ушей стремительной дамы, скорым шагом прошедшей в зал. Вышколенный Артур понимал, что кричать вслед не имеет смысла, и обратился тем временем к вновь прибывшим гостям.

Паша вопросительно оглянулся на Неволина. Тот кивком головы предложил двинуться дальше. Но вечер неожиданных встреч, видимо, только начинался. Дверь дамской туалетной комнаты, рядом с которой нашли убежище Павел с Сергеем, открылась. Появление еще одной дамы, на этот раз знакомой обоим сыщикам, вызвало немую сцену.

– Здравствуйте, господа, хорошие! А вы что здесь делаете? – опомнившись первой, вполне резонно осведомилась Елена Тихонова, сногсшибательно выглядевшая в белоснежном платье.

Чекист сориентировался быстрее и в конспиративных целях сказал чистую правду.

– Понимаешь, я тут решил встретиться со старыми знакомыми, дела кое-какие закончить, а Павел Артемьевич согласился мне помочь.

– Странно, Сергей, а я почему-то думала, что ты со мной увидеться приехал, – тихо и без укоризны произнесла Елена.

– Но ты же сама сказала, что будешь занята целую неделю, – искренне возмутился тот.

– Елена Николаевна! Так это вы для меня эту неделю выделили? – с умеренным сарказмом подключился к разговору Векшин.

– По крайне мере, сегодняшний вечер я, действительно, хотела провести с тобой, Павел Векшин, – парировала Елена Николаевна.

– Постой-постой, а ты-то как здесь оказалась? – почти одновременно и запоздало среагировали мужчины.

Женщина в белом поджала губы и повела плечами.

– А у меня сегодня День рождения!..

Мужчины переглянулись.

– … вернее, День пробуждения моей собственной личности! – заявила Елена Николаевна.

Векшин закашлялся. Елена пристально посмотрела на Павла и приблизилась к нему вплотную. Платье шуршало, глаза блестели, пламя свечей в настенных светильниках подрагивало. Векшин начал забывать, где он и зачем сюда пришел. Елена Николаевна низким бархатным голосом спросила его:

– Ты уверен, что не хочешь провести со мной немного времени? («О, господи, сейчас даже мама назвала бы меня последней стервой!»). Мне так много нужно тебе сказать…

– Лена, дело в том, что мы с Сергеем…

– Слушайте, друзья мои, а не пора ли нам уже покинуть этот закуток? – как можно тактичнее прервал его Неволин.

Они вышли в ярко освещенное фойе, где рослого Артура сменил другой «мефистофельский» сотрудник маленького роста, в котором Елена узнала своего давешнего знакомого, одетого сегодня в смокинг с бабочкой. Не оглядываясь больше на мужчин, гордая Елена направилась в зал.

– Слушай, Серега, ну не может же она, в конце концов, войти в зал одна. Неприлично это. Я ее только провожу до столика и потом сразу к тебе присоединюсь, – быстро и едва слышно сказал Векшин своему товарищу. Увы, когда женщина предпочитает тебя твоему товарищу, трудно остаться равнодушным. Дал, дал слабину Паша Векшин. Но кто бросит в него камень? Разве что евнух или гомосексуалист. Так успокаивал себя Векшин, нагоняя идущую впереди Елену. Он предложил ей руку. Она приняла ее как должное.

Сегодня в «Мефисто» был аншлаг. Звучала музыка, ее перекрывал оживленный говор сидящих за столами мужчин и женщин. Векшин начал оглядываться, высматривая свободное местечко, но маленький человек во фраке уже был рядом. Неожиданно густым басом он произнес какую-то любезную фразу на чужом языке и жестом пригласил идти за ним. Карлик быстро нашел для них свободный столик рядом со сценой, переходящей в небольшой подиум.

Через секунду рядом с ними оказался официант. Елена в двух словах изложила свои пожелания. Потом она замолчала, но и Векшин не начинал разговор. Они сидели друг против друга, не говоря ни слова. Елена рассматривала Пашу в упор и загадочно улыбалась. Векшин засопел и начал потирать подбородок, что, по наблюдениям хорошо знавших его людей, являлось признаком крайнего раздражения.

– Дорогие друзья! Мы рады приветствовать Вас на нашей традиционной клубной вечеринке. Сейчас глубокая осень, краски вокруг тусклые, море холодное, но все это не повод, чтобы проводить время в спячке. Давайте сегодня как следует встряхнемся, послушаем музыку и между делом поговорим о том, что нас волнует и заботит. Мы приветствуем вас на вечере с прекрасным и значимым названием. Вечеринка «ПРОБУЖДЕНИЕ» начинается! – раздался со сцены хорошо поставленный голос массовика-затейника. Векшин обернулся к сцене и убедился, что голос принадлежит той самой женщине, которая так заинтересовала его товарища, а теперь и его самого.

И все же дама, которая сидела напротив, интересовала Павла еще больше. Он решил первым сделать шаг навстречу, но осекся, посмотрев на свою «визави». Елена наблюдала за конферансье, выражение ее лица при этом было весьма необычным. Она была похожа сейчас на кошку, поймавшую мышь и внезапно обнаружившую, что та мяукает и шипит не хуже ее самой.

– Что случилось, Елена Николаевна? – не мог не спросить Векшин.

– Похоже, что «пробуждаюсь» сегодня не одна я… Надо же какое совпадение!

– А разве ты не в числе приглашенных на сегодняшний вечер? – удивился Павел.

– Нет, я по собственной инициативе. А ты? И где, кстати, Неволин, с которым ты пришел и от которого я с таким трудом тебя оторвала?

– Вот именно, у тебя действительно получилось «оторвать», а вот я вчера так и не смог вас разлучить. Он подойдет чуть позже, не тревожься, – сказал Векшин.

В это время на сцене-подиуме, как и было обещано, начался «акт пробуждения». «Первая часть марлезонского балета» началась с появления перед публикой танцевального коллектива в ярких и пестрых костюмах, напоминающих флаг какой-нибудь банановой республики.

Это был канкан. Семь стройных танцовщиц взмахами безупречных ног мгновенно вызвали восхищение зала. То тут, то там раздавались аплодисменты, поощрительные возгласы, свист. Векшин вздрогнул от неожиданности, когда один их свистунов обнаружился прямо за его спиной. Он оглянулся. Свистун оказался полной дамой в дымчатых очках и капельками пота на широком, почти африканском носу. Она вынула пальцы изо рта и подмигнула Векшину. Он передернул плечами и посмотрел на Лену. Та в ответ безмятежно улыбнулась и перевела взгляд на сцену.

Канкан был открытием танцевального попурри. Танцовщицы, несколько раз менявшие костюмы, были бесподобны. Векшин покосился на Лену. Все-таки не в своей тарелке себя чувствуешь, когда в присутствии одной женщины, кроме нее самой, ты желаешь еще одну даму, а то и нескольких сразу. Паша сказал себе, что это всего лишь рефлекс, и положил свою ладонь на руку Елены Николаевы. Она как раз поставила на стол бокал с шампанским. Вопросительно подняла брови, не убрав руки. Павел нахмурился.

– Зачем же ты хотела меня видеть, Елена Николаевна? – солидно осведомился он.

Елена Николаевна не успела ответить, потому что танцующие прелестницы закончили свой номер, и на сцене вновь появилась эффектная ведущая.

– Надеюсь, дамы и господа, шоу-балет «Эпатаж» пришелся вам по вкусу. Тем более что для некоторых из вас следующее его появление на этой сцене будет настоящим откровением. Откровением, ведущим к пробуждению чувств, эмоций, переживаний! Наполним бокалы, друзья мои!

Под звуки джаза на сцене в клубах дыма возникли уже знакомые публике «эпатажные» участницы. О, великий Сачмо остался бы доволен таким сопровождением собственной музыки! Семеро в черных костюмах, широкополых шляпах и белоснежных рубашках импровизировали на тему Чикаго 20-х годов. Филигранная пластика танцующих заставляла зрителей задерживать дыхание. Векшин бы потрясен таким перевоплощением балета и мысленно зааплодировал, а потом и как следует свистнул. Елена, голос которой был едва слышен из-за громкой музыки, склонившись к нему через стол, удивленно спросила.

– По-моему, лет шесть назад ты совсем не умел свистеть?!

– Видишь ли, Елена, с тех пор я многому научился. Можешь мне поверить, – сдержанно отвечал Павел.

– Могу я узнать, чем ты еще овладел в совершенстве?

Векшин задумался и выпрямился. Точеные фигурки танцовщиц сейчас не мешали сосредоточиться, а даже, наоборот, способствовали пробуждению красноречия. Но что это? В распахнутом вороте самой соблазнительной балерины Векшин увидел богатую растительность. Определенно, у неё была волосатая грудь! Паша опешил. Елена, тщетно ждущая ответа от «подопечного», заглянула ему в лицо. Видимо, ничего хорошего для себя она там не обнаружила, потому что сердито хмыкнула и взяла бокал.

Павел беззвучно выругался: «участницы» шоу-балета последним эффектным движением сорвали с себя одежды и оказались молодыми мужчинами с ярко выраженными половыми признаками. Векшин плюнул и пересел на другой стул, спиной к сцене, лицом к Елене.

– Чудны дела твои, господи! – пробурчал он и попытался опять ухватить Елену за руку.

Безуспешно.

– Ты не ответил на мой вопрос, Векшин… – заставила себя повториться Елена.

Но их опять перебили. На этот раз ведущая не стала блистать красноречием и остроумием, а просто сообщила:

– А теперь у нас в гостях иллюзионист высшей пробы. Он не только позабавит вас своим искусством, но и постарается пробудить в вас чувства, о которых, быть может, вы и не подозревали.

В зале раздались аплодисменты. Похоже, объявленного артиста здесь уже знали. Сцена и зал утонули во мраке. Затем приглушенный свет появился в зале снова, иллюзионист уже стоял на сцене. Векшин оглянулся. Мужской костюм артиста на этот раз не ввел его в заблуждение. «И чего у них тут все не как у людей?!»

– Мы с тобой не поговорим никак, Ленка!

Она удивленно взмахнула ресницами.

– Елена Николаевна, а может, пойдем отсюда? У меня в холодильнике водка есть. И шампанское найдется… – добавил растерявшийся Векшин.

Елена проложила палец к его губам.

– Давай подождем. Тут, кажется, что-то интересное затевается.

Паша надул щеки и вздохнул. Впрочем, он тотчас же вспомнил, что пришел в это место помочь в проведении оперативно-розыскных мероприятий и уходить отсюда прямо сейчас ему никак не с руки.

Молодая женщина в мужском костюме с чемоданом, похоже, уже начинала фокусничать. Она сбросила с себя пиджак и шляпу, открыв короткую стрижку с четким пробором, и закатала рукава белоснежной прозрачной рубашки (наметанным глазом Векшин не приметил под ней бюстгальтера). Иллюзионистка показала залу абсолютно пустой чемодан, ловко перехватила его и, повернув к себе, опустила на неизвестно откуда взявшийся столик и вынула оттуда … кролика.

Он затрепыхался, но волшебница крепко держала его за уши, и кролик быстро успокоился, только косил на публику глазом и поводил ноздрями. «Ой, какой хорошенький!» – воскликнула какая-то любительница животных. Фокусница опустила животное на пол и почесала его за ушами. Кролик тут же запрыгал от нее по сцене. Тогда иллюзионистка снова заглянула в свой бездонный чемодан и вытащила оттуда еще одного длинноухого зверя, немного поменьше. На этот раз зал отнесся к появлению представителя фауны более равнодушно. Раздались резкие хлопки и раздраженные голоса. Кто-то даже свистнул, правда, совсем негромко. Кролик № 2 был также отпущен на свободу. Кролик № 1, к этому времени уже допрыгавший до края сцены, остановился, потянул носом воздух и повернул обратно. Он скоренько добрался до самки (а это была самка, как выяснилось сию же секунду), быстренько взобрался на нее и совершил акт совокупления.

Смех, подбадривающие восклицания и аплодисменты стали сопровождением этой части «фокуса». Артистка-иллюзионистка накрыла зверьков покрывалом и снова обратилась к чемодану.

Из бездонного чемодана публике было предъявлено что-то неопределенно-орнитологическое. И лишь когда эта птичка распустила хвост, все поняли, что перед ними павлин. «Да что мы в зоопарк пришли, в конце концов?!» – громко возмутился белокурый джентльмен за соседним столиком. Елена оглянулась на возглас и, улыбнувшись, посмотрела на Павла. Паша тоже оглянулся.

Надо признать, вид у этого скептика был очень даже ничего себе. Безупречный смокинг, галстук-бабочка, трубка в зубах, набриолиненные волосы, прикрывающие совсем небольшую плешь, золотые часы на запястье. Запах его одеколона настойчиво обволакивал все вокруг. Своим длинным заострившимся профилем и манерой держать бокал – отведя локоть и оттопырив мизинец – он кого-то неуловимо напомнил Паше. Джентльмен вытер губы салфеткой, достал из кармана зеркальце… Подправил усы, осмотрел зубы. Отдалил зеркальце, приблизил к себе. Достал расческу. Сидевшая рядом с ним дама, что-то сказала ему. Джентльмен махнул на нее рукой, но причесываться все же не стал. Он медленно поднялся из-за стола и, покачивая бедрами, направился к выходу из зала.

Векшин проводил его взглядом. «Эффектный мужчина. Был бы я женщиной…». Павел неожиданно поймал себя на этой мысли и ужаснулся. «Твою мать, неужели это мне сейчас пришло в голову?!. Так-так-так…». Он внимательно осмотрел зал. Мужчин, в нем было достаточно. Сложно было обнаружить среди них потенциальных …трансвеститов. «О, господи! Я мужик, я му-жик! Я – мужчина!» Векшин перевел взгляд на Елену, которая как ни в чем не бывало, очищала апельсин, откинувшись на спинку стула, отчего под платьем красиво обозначилась грудь. Паша усилием воли попытался вызвать в себе вожделение.

Вдруг Елена расхохоталась. Векшин вздрогнул. Со сцены раздалось поросячье хрюканье, переходящее в настоящий визг. Он оглянулся. Так и есть. Иллюзионистка вновь перешла к домашним животным. Поросенок, вынутый из чемодана, рьяно пытался вырваться из рук зоологической фокусницы. Но когда та все же отпустила его, поросенок не ломанулся прочь, а поднял пятачок на хозяйку и требовательно хрюкнул. Перед ним появилась миска, и животное удовлетворенно зачавкало. Дальше – больше. Из чемодана появился индюк, за ним – петух, потом – огромный жирный кот, затем – экзотический дикобраз… Вскоре вся сцена была похожа на миниатюрный зоопарк, с той лишь разницей, что живность находилась не в клетках и загонах, а прямо на сцене. Звери и птицы вели на удивление спокойно. Каждый занимался своим делом. Кролик совокуплялся, поросенок ужинал, павлин красовался, индюк пыжился, а петух на него воинственно нацеливался.

– Лена, ты думаешь это «шоу» можно назвать занимательным? – осведомился Векшин у своей дамы, которая с живейшим интересом наблюдала за происходящим. Она была очаровательна сегодня. Векшин отметил про себя, что очарование становится ее обычным состоянием, к которому, к счастью, невозможно привыкнуть. Стоп. Кажется, есть! Векшин с большим облегчением почувствовал, что способность к эрекции не покинула его даже на этом непонятном и дискомфортном вечере.

– А ты считаешь, здесь скучно сегодня? – спросила Елена. – Посмотри-ка по сторонам!

Паша был теперь в бодром расположении духа, и с интересом огляделся окрест себя. Действительно, общее настроение присутствующих на вечеринке «Пробуждение» нельзя было охарактеризовать как безразличие и скуку. Совсем наоборот. Особенно оживленно вели себя дамы. Они… как бы это сказать поточнее… перешептывались. Так женщины частенько делятся впечатлениями или колкостями, не предназначенными для чужих ушей. Но в данном случае процесс взаимного общения был более открытым. Юные девушки и дамы в расцвете сил, эффектные блондинки и обаятельные шатенки, красивые, очень красивые и умные дамы не только шептали друг другу что-то на ушко, но и смеялись, жестикулировали, восклицали и даже показывали пальцем на находившихся рядом или несколько поодаль … мужчин. Что происходит? Паша даже привстал со своего места. Богатый жизненный опыт подсказывал ему, что стихийная женская солидарность – нечто тревожное и заслуживающее пристального внимания – во избежание неконтролируемых последствий, разумеется.

Векшин проследил взглядом за женскими пальчиками. Ну что тут сказать? Многое Паша повидал в жизни. Не без этого. Но с памятного дня подглядывания в окно женской бани в компании дворовых пацанов, ему не приходилось испытывать подобного потрясения.

Дело в том, что представители мужского пола, находившиеся в этом заведении, были явно не в себе. Паша сначала не мог понять, в чем дело, но, приглядевшись, обнаружил во внешности – физиономиях и фигурах – почти всех мужчин качественные изменения.

Вон там, в большой компании за длинным столом и под шикарной люстрой сидел довольно полный парень и отдавал должное выпивке и закуске. Вернее сказать, уже все отдал. Последнюю рюмку он осилить не смог, вяло улыбнулся и, обведя тяжелым взглядом присутствующих, упал лицом на скатерть. Сидевшая рядом дама чудом успела убрать тарелку. «Уставший» гость почмокал губами и захрапел с присвистом – должно быть оттого, что воздух он втягивал через розовый свиной пятачок, появившийся вместо носа на его широком румяном лице.

Свиное рыло задремавшего мужчины чрезвычайно гармонировало с петушиными хохолками двух молодых людей в пестрых рубашках и ярких галстуках, ссорившихся за этим же столом. Ссора быстро вышла за рамки приличий. Оба спорщика вскочили. Шум отодвинутых стульев и словесные прения заглушала музыка. Парни жестикулировали со все большей аффектацией по мере того, как музыкальный темп нарастал. Два недруга уже начали толкаться и расшаркиваться, как завзятые бойцовые «петушки». Но «клюнуть» друг друга они не успели: элегантные официанты с фигурами борцов поспешили к ним с двух сторон.

Когда забияки вняли убеждениям и, позвякивая шпорами, покидали зал, скорее всего, чтобы продолжить общение без помех где-нибудь на воздухе, навстречу им вошел тот самый надменный джентльмен, который еще несколько минут назад вызвал приступ холодного ужаса в душе Паши Векшина. Джентльмен медленно и с достоинством возвращался за столик, сзади покачивался огромный павлиний хвост с переливами – он едва входил в проходы и был великолепен.

Векшин попробовал ущипнуть себя, с усилием протер глаза и украдкой стукнул кулаком по лбу. Но «фокус» не прекращался. Свиные, петушиные, индюшачьи, бараньи, ослиные черты в обличьях окружающих мужчин наличествовали в удручающем количестве. Паша похолодел. Бросив взгляд на искренне забавляющуюся происходящим Елену, он потихоньку начал ощупывать и осматривать себя. Он исследовал темечко и затылок, когда услышал:

– Павел Артемьевич, успокойтесь! Рогов у вас пока не наблюдается.

Пашу из холода бросило в жар.

– Да я вовсе и не … – пробурчал он невнятно.

Елена взяла его за руку и спросила:

– А ведь, правда, интересный номер у этой фокусницы? В прямом смысле слова – иллюзия.

– Что-то мне не по себе от таких иллюзий. Уж больно они жутковатые и… тенденциозные какие-то, – отнял руку Векшин.

– О чем это ты? – удивилась Елена почти правдоподобно.

Векшин весь подобрался и напружинился. «Хотите поиграть, Елена Николаевна? Давайте поиграем!» Паша Векшин относился к тому типу людей, которым для восстановления утраченного контроля над собой и ситуацией достаточно малейшего раздражителя со стороны. А уж если такой человек почувствует, что над ним иронизирует женщина!..

– Насколько я понял, моя персона не интересует твою фокусницу-натуралистку в качестве подопытного материала. Кажется, никакой зверь не пробудился во мне до этой минуты. Почему бы это?

Елена Николаевна, ответившая на приветствие Софьи Михайловны в начале представления, поняла, что лояльная ведьма узнала Векшина. И теперь, догадываясь о причине исключения своего подопечного из парада звероподобных мужчин, Лена отвечала дипломатично:

– Наверное, твой звереныш крепко спит или еще слишком мал для того, чтобы показываться на людях.

– Тебе со стороны видней. Еще вопрос. Почему объектами для приложения таланта этой мастерицы стала только мужская половина зала? – продолжал допытываться Векшин.

– А ты не думаешь, что зверь, выпущенный на свободу из глубины женской натуры, гораздо более опасен и даже кровожаден? – предположила Елена Тихонова. – И потом, по большому счету, этот вопрос не ко мне.

Она кивнула на сцену. Там иллюзионистка, которую так и не представили публике, благосклонно принимала аплодисменты женщин. Мужская половина зала продолжала заниматься своими делами: кто ел, кто пил, кто громко и задиристо разговаривал, кто лежал лицом в салате, кто лез под юбку к своей спутнице, кто с налитыми кровью глазами вступал в межличностные конфликты. Затмение нашло на представителей сильной половины человечества.

– А вот я сейчас подойду и спрошу, что она хочет этим сказать! – возбудился Векшин окончательно. – Как ее, бишь, зовут?

Но спросить выступавшую артистку о ее творческих принципах Павел не успел, потому что в эту минуту в зале раздался сильный шум, звон разбитой посуды и хриплый баритон Неволина:

– Да вы что, козлы, охренели! Я вас щас на куски раздербаню!

Векшин с Еленой среагировали одинаково: поднялись и вместе подбежали к центру разгорающегося скандала.

Сергей Неволин «держал всю площадку». Под ногами чекиста лежал один, а рядом, согнувшись и держась руками за живот, стоял второй его оппонент. Паша помимо своей воли внимательно присмотрелся к разгоряченному конфликтом Неволину. Вроде бы все в порядке: никаких гребешков и рогов с копытами. Разве что взгляд Сергея напомнил Векшину сейчас глаза кавказской овчарки, которую он видел на съемках фильма о советских пограничниках.

– Представляете, – возмущался Неволин, – эти мудаки собрались меня подснять! Какая гадость! А этот педераст меня еще и поцеловать попытался! – кивнул он на хныкающего рядом человека.

«Интересно, а в этих мужчинках особи какой породы проявились?» – подумал Векшин, рассматривая потерпевших.

– Что здесь происходит? – в образовавшийся круг свидетелей только что свершившегося возмездия вошла ведущая вечера, являющаяся одновременно и представителем администрации клуба. Один из пострадавших промычал что-то нечленораздельное, и Софья Михайловна холодно посмотрела на Неволина. Их взгляды встретились, и они несколько секунд молча смотрели друг на друга. Векшин показалось, что он присутствует на сеансе гипнотического воздействия. По крайне мере, со стороны дамы. Но, судя по всему, психика сотрудников службы, к которой принадлежал майор Неволин, была абсолютно устойчива к любого вида внушениям со стороны. По крайне мере, здесь и сейчас.

Уже абсолютно спокойный, Неволин ответил вопросом на вопрос:

– У вас что здесь вечеринка для представителей сексуальных меньшинств?

– Любезный, потрудитесь покинуть клуб. Это закрытое мероприятие. И не забудьте принести свои извинения этим господам!

Неволин пропустил эти слова мимо ушей. Преследуя какие-то свои цели, он продолжал настаивать.

– Я что-то не заметил на дверях вашего клуба таблички с надписью «только для голубых и розовых». Это же нарушение прав человека, любезная!

– Чьих прав? Послушайте, вы в своем уме? Кто вас вообще сюда пригласил? – потихонечку втягивалась в дискуссию черноглазая фурия. – Охрана!

– Не надо. Зачем же срывать ваше закрытое мероприятие? Ваша специфическая публика ведь ни в чем не виновата. Даже в том, что вести сегодняшний вечер доверено такой некрасивой и пожилой даме.

Глаза обольстительной брюнетки вспыхнули. Очевидно, специалистов высокого уровня, каким был Сергей Неволин, хорошо обучают приемам быстрого и стопроцентного выведения из себя любой женщины. Лена даже мысленно зааплодировала своему перманентному ухажеру. Хотя в глубине души испытала все-таки чувство корпоративной солидарности с особой, которую он так эффектно царапнул. Но сейчас она с тревогой она ждала ответного слова: все-таки Неволин не до конца понимал, с кем вступил в дискуссию. Член совета директоров «Сообщества лояльных ведьм» не заставила себя ждать. Для начала рассерженная Соня погасила в зале свет. На одно мгновение. Свет зажегся вновь и явил залу другого Неволина. Сергей стоял на том же месте в облегающем вечернем платье, на высоких каблуках, в парике и чулках. С накрашенными ресницами, губами и ногтями. Майор Неволин все-таки не был штандартенфюрером Штирлицем и немного растерялся. Он безмолвно таращился на свои туфли и ногти, а все присутствующие в зале, к этому времени уже находившиеся за своими столиками, восприняли это явление как новый эффектный трюк в рамках сегодняшнего шоу и разразились аплодисментами.

– Да, вы правы, охрана нам действительно не нужна, потому как вы, кажется, собрались уходить? Кстати, эта помада вам очень к лицу, – светским тоном произнесла Софья Михайловна.

Дальше… А дальше Неволин совершил ошибку, во многом повлиявшую на ход дальнейших событий, не очень благоприятных лично для него. Он не нашел ничего лучше, как попрощаться со своей обидчицей следующим образом:

– Да. Один ноль в вашу пользу. Но не думайте, гражданка… как вас там… что вам когда-нибудь удастся увеличить счет. Я пойду переоденусь, а потом всерьез подумаю о вас и вашем заведении. Очень вы меня рассердили сейчас.

Софья Михайловна выслушала эту тираду, нисколько не изменившись в лице. Векшин ругнулся про себя… Майор, кажется, выдал себя с головой. «Гражданка»! Он бы еще документы у нее потребовал! И если эта бестия не полная идиотка, то понять, что перед ней за человек очень просто. Оговорочка-то по Фрейду! «Хотя… Может, и стоило припугнуть ее таким макаром. Совсем бабы распоясались!» – непрофессионально рассудил сыщик-любитель Павел Векшин.

Неволин развернулся на каблуках через левое плечо и зашагал к выходу.

– Ленка, мне тоже надо срочно уйти. Я тебе позвоню через пару часов. Будь у себя в номере, – тихо сказал Павел Елене и быстро поцеловал ее в губы впервые почти за шесть лет (та не запротестовала), а потом постарался незаметно исчезнуть с места происшествия вслед за компаньоном.

– А теперь уважаемые гости, мы предлагаем вашему вниманию выступление еще одного интереснейшего артиста. Если вы, конечно, не устали… – тем временем обратилась к залу Софья Кагарлицкая. Одобрительный гул был ответом ей.

А Елена… Елене здесь было уже неинтересно. Чувства, мысли, образы и комментарии к ним гнездились у нее в голове хаотично. Надо было разобраться со всем этим. Скоро она входила в свой гостиничный номер. И не одна, а с большим пакетом всяческих вкусностей для единственного своего любимца – лабрадора с ярко выраженными человеческими чертами.

XVIII. О бедном майоре замолвите слово

– Черт возьми! А документы и оружие!!! – воскликнул Неволин, когда Паша догнал его на улице.

Майор сорвал с себя парик (благо на улице уже стемнело) и осматривался кругом в поисках урны. Паша толкнул его и молча показал на элегантную сумочку, висевшую на неволинском плече. Тот удивленно посмотрел на Векшина, на сумочку и, чертыхнувшись еще раз, открыл ее и достал оттуда красную книжечку и пистолет.

– Да… – глубокомысленно произнес Векшин. – Теперь они уж наверняка знают, из какой ты конторы.

– Это точно, как точно и то, что мои худшие подозрения подтверждаются, – сказал Неволин и поправил сползшую лямку бюстгальтера.

– По-моему, в этом деле есть то, чего я не знаю, – стараясь не рассмеяться, нарочито сварливо заметил Паша.

Какое-то время шли молча. Когда приблизились к гостинице, Векшин спросил:

– Ты где остановился?

– Не хотел я тебя впутывать в эту историю, Паша. Но как-то все уж очень резко закрутилось. Я тебе всего не стал говорить поначалу, надо было кое-что уточнить. Собственно говоря, теперь ты и сам все видел… А остановился я в «Аркадии» в 615 номере. Елена Николаевна настояла, – раздумчиво проговорил Неволин.

Векшин фыркнул.

– Это на нее похоже. Так ты не договорил. Что я видел? Что ты уточнил?

– Не надо тебе лезть в это дело, Павел Артемьич! Что-то уж очень странное назревает во всей этой цепи событий.

– Ну, положим, я уже по уши увяз в этом предприятии. А в кинематографе и сексе остановка на полпути приводит к плачевным результатам. Разве у вас в конторе не так?

– Гм… А ты ведь киношник, Паша. Это хорошо. Это очень хорошо. У тебя выпить что-нибудь найдется?

Они зашли в гостиницу вместе, причем Паша заставил Неволина надеть парик и взял его под руку. Неволин с неудовольствием согласился, и сразу же побежал к себе снимать чулки и платье, как только они миновали портье.

– Надо отдать им должное: в воровстве эту компанию упрекнуть нельзя, – сказал Неволин, входя к Векшину в номер. Костюмчик-то мой на вешалке в шкафу висит. Причем отутюженный, как я люблю.

– Значит, платье и туфли останутся на память?

Не отвечая, майор уселся в кресло, закрыл глаза и запрокинул голову к потолку.

– Слушай сюда, Паша, как говорят в Одессе. Или не говорят? Что-то я пока не слышал здесь подобного выражения. Так вот, движение «Женский вопрос», клуб «Мефисто», «Сообщество лояльных ведьм» – все это звенья одной цепи, как пишут в детективных романах. И цепочки непростой, а хитро сделанной…

– Что? Общество? Впервые слышу, – наморщил лоб Векшин.

– Да я и сам недавно о нем узнал. Помнишь, я тебе визитку показывал? Инициалы «СЛВ» там были начертаны? Вот это и есть – «Сообщество лояльных ведьм».

– Е-мое. Это что еще за ведьмы?

– А вот это и есть те милые дамы, с которыми мы, и в особенности я, познакомились сегодня поближе. Мне важно было проверить информацию, которую удалось получить ранее.

– Ну и…

– Ну и ты же сам все видел. Эти тетеньки владеют не только гипнозом, но и другими, еще более сверхъестественными способностями. Короче, они очень многое могут. Даже одеть офицера службы безопасности в трусики «танга».

Векшин не сдержался и фыркнул. Неволин открыл глаза и взял рюмку в одну, а огурчик в другую.

– Смех смехом, Паша, а я должен досконально разузнать, что это за ведьмы такие и чего они хотят.

– И у тебя есть план, майор? – спросил Векшин.

– Ведьмы, если принимать обозначение этих дамочек всерьез, особы серьезные. К ним вот так просто, даже с моим удостоверением, не подкатишься. И уж тем более ничего серьезного не узнаешь, а потом и не докажешь. Кроме того, мы пока не знаем всех их возможностей. Но… Мне стало известно об одной их маленькой человеческой слабости.

– Откуда, Серега?

– Обижаешь, гражданин начальник. Моя контора тоже кое-чем сверхъестественным обладает. Так вот. В течение 10–15 минут после совершившегося оргазма наша ведьма теряет свою сверхъестественную силу и находится в состоянии покладистости и доверчивости. Любая просьба или приказ будут исполнены ею немедленно. Это – как раз для нас, – сказал Неволин.

– Так-так-так…

– Хочу тебя, Паша, попросить об одолжении. И от себя лично, и от всей мужской половины человечества…

– Да ты что, майор, я не могу, мне другая женщина нравится, – возмутился Векшин.

– Я тоже люблю другую женщину, Павел Артемьевич, – сухо произнес Неволин. – Речь идет о работе и ни о чем более.

– Да знаю я, о чем идет речь! – сказал Паша. – Слушай, Серега, все-таки переспать с ведьмой – это поступок в стиле настоящего мужчины. А я слышал, у вас в конторе работают только такие ребята.

– Вот ты заладил. Забудь о моей конторе. Не насовсем – на время. Да и потом вам, кинематографистам соблазнить женщину гораздо проще. Фильмы, фестивали, актеры, премьеры… – высказал Неволин свое мнение.

– У тебя любительское представление о нашей работе, – возразил Павел.

– А у тебя вполне профессиональное представление о том, как нужно ухаживать за чужими женщинами!

– Да кто бы говорил, – разозлился Векшин.

– Ладно! Мы немного отвлеклись. В таком случае я предлагаю бросить жребий, – примирительно сказал майор.

Оба помолчали, прикидывая оптимальный способ выбора того, кто принесет себя в жертву, вызовет огонь на себя, грудью бросится на амбразуру и спасет человечество. После недолгих препирательств было решено испытать судьбу с помощью дежурной по этажу.

Они подошли к ней вдвоем и встали по обе стороны от стола.

– Девушка, мы тут поспорили, что привлекательнее для женщины в мужском характере: сила или ум? Как на ваш взгляд?

Дежурная, грудастая дамочка лет тридцати, хохотнула и поочередно оглядела симпатичных мужичков, оказывающих ей недвусмысленное внимание. Остановилась взглядом на широких плечах мастера спорта Неволина.

– В мужчине я люблю силу. Чтобы обнял, так до хруста в косточках. – Сказала и зарделась. – А вы надолго у нас остановились? – обратилась она к Векшину, поглядывая на Неволина.

– Надолго. Времени у нас на все должно хватить, – ответил Павел и подмигнул хмурому чекисту.

– Ты справишься, Серега, я уверен. А Лена… она ни о чем не узнает. По крайне мере, от меня, – сказал ему Векшин, когда они вернулись в номер.

– Значит, делаем так. Ты приглашаешь Софью сняться в кино, а заодно и меня. Причем в эротической сцене. Выгонишь всех лишних и сам, кстати, тоже уйдешь. А я… постараюсь.

– Стоп-стоп-стоп. Хватит, я уже снял одну красивую женщину в кино.

– И как?

– Что «и как»? Хорошей актрисой оказалась. Но на этом – все. Давай-ка лучше я твою Софью приглашу на наш фильм в качестве консультанта по какому-нибудь вопросу. Должность солидная для знающих людей, а также ведьм, чертей и домовых. И тебя в консультанты определю. Вот и переговорите с ней в укромном уголке как консультант с консультантом.

– Как ты себе это представляешь? Нет-нет, тут надо еще подумать, – сказал Неволин.

– Слушай, майор, в операции, где ты играешь первую скрипку, главное вовсе не холодная голова, а горячее сердце. Ну и чистые руки по возможности.

Неволин недовольно засопел.

– Давай-ка, мы сначала вытащим нашу Соню на встречу, а там будем, вернее, ты будешь импровизировать, – предложил Векшин. – Как у вас говорят, займешься «разработкой объекта». Так кажется?

– А у вас как говорят? – полюбопытствовал майор.

– А у нас… В данном случае я бы назвал эту комбинацию «вызовом на пробы».

XIX. Вопросы-ответы

Через два часа раздался звонок. Но это был не Векшин, из телефонной трубки донесся какой-то очень знакомый женский голос.

– Елена Николаевна?

– Да, это я.

– Отчего же вы так быстро ушли с нашей вечеринки? Софья Кагарлицкая вас беспокоит в ночи.

– Да вы знаете, голова что-то разболелась, – соврала Елена.

– Я очень надеюсь, что причина не в том незначительном инциденте, который произошел по вине наших охранников, пропустивших на вечер постороннего человека?

– Нет, конечно. Просто я плохо спала накануне.

– Ясно… Скажите, Елена Николаевна, а вам знаком человек, который вступил со мной, а значит и со всей нашей организацией в открытый конфликт?

Елена лихорадочно соображала. «Сережа Неволин, конечно, мне порядком надоел, а я кандидатка в эти самые ведьмы, и скрыть от них, кажется, ничего невозможно, и…»

– Говорите, Елена Николаевна, прослушивание нашего разговора полностью исключено.

– Да, я знаю этого человека. Он примерно раз в месяц признается мне в любви и зовет замуж.

– Вот как. Дело в том, что он в каком-то смысле бросил всем нам вызов. И поскольку он является членом тоже довольно серьезной организации, то ваш Сергей становится для нас очень опасным человеком, – сказала Софья Михайловна.

«Ну уж, фиг вам, тетки на метелке! Неволина, хоть он и зануда, я вам не отдам».

– Софья Михайловна, я настоятельно прошу вас ничего не предпринимать, пока я с ним не переговорю. Слышите?

– Хорошо. И постарайтесь не откладывать этот разговор. А как идет работа с вашим подопечным? – спросила Кагарлицкая.

«Черт! „Подопечный“ – это ведь мое словечко. Им что и мысли мои известны?!»

– Дела идут в точном соответствии с нашими договоренностями. Скоро я смогу предоставить вам полный отчет.

– До свидания, Елена Николаевна.

– До свидания, Софья Михайловна.

Положив трубку, Елена немного посидела неподвижно, глядя в одну точку на стене. Прилегла. А Цезарь, сытый и игриво настроенный, в это время уже обхаживал ее. Он уже и тапочки, и мячик притащил, и даже ту бумажку, которую так любила разглаживать и перечитывать хозяйка, расстарался вынуть из-под подушки.

– Ого! Цезарь, а ты случайно не заодно с моими кураторами? Тоже мысли мои читаешь, – сказала Елена и взяла у него потрепанный документ.

Она удостоверилась, что рядом с пунктом «Сделать выбор между друзьями и женщиной в пользу последней, когда речь зайдет о том, как провести вечер» стоит галочка.

«Ну что ж, я тебя поздравляю, Елена Николаевна! Все идет так, как ты этого хотела, – подумала она, не испытывая, впрочем, особого воодушевления. – Чего же мне так не радостно на душе? Может быть легкая хандра – это вполне естественное недомогание при превращении просто женщины в настоящую женщину? То есть в ведьму. Интересно, а настоящие мужчины, это кто? Тоже какие-то ведьмы… ведьмаки… черти полосатые…»

Мысли у Елены начали путаться. Цезарь, не дождавшийся на сегодня подвижных игр, заворчал и забрался к засыпающей Елене под руку. Векшин в это вечер так и не позвонил. Не позвонил он и ночью. Как и на следующее утро.

XX. О бедном майоре замолвите слово – 2

Софья Михайловна если и удивилась предложению Векшина, то не подала виду. Оставалось догадываться, польстило ли оно ее самолюбию: все-таки кинематограф… Далеко не всякого профессионала здесь попросят о совете. И уж тем более не каждую ведьму.

Примерно так размышлял Павел Векшин, ожидая у себя в кабинете на студии Софью Михайловну Кагарлицкую. Он позвонил ей сегодня утром, с благодарностью отозвался о накануне проведенном вечере и коротко рассказал о своем предложении.

– Консультации какого плана вам требуются? – спросила Кагарлицкая.

– Софья Михайловна, это не телефонный разговор. Может быть, вы согласитесь уделить мне полчаса для личной беседы?

– У нас в клубе затевается небольшой ремонт, а дома я не принимаю, – сказала Софья Михайловна.

– Так может быть у нас на студии? Часика в четыре?

– Я буду.

Вроде бы все складывалось хорошо. Оставалось только предупредить другого, уже утвержденного им консультанта с майорскими погонами. А также внести кое-какие поправки в сценарий фильма, переговорив с режиссером-постановщиком. Это было сравнительно легко, потому что почти с самого приезда Векшина в Одессу Катайцев намекал ему об острейшей необходимости снять еще один мистический эпизод в их и без того мистической картине. Векшин все время делал вид, что не понимает намеков. Но сейчас он решил воспользоваться карт-бланшем, который ему дали в Москве, и продумать, как быстро и недорого снять еще один мистический эпизод, спасая мужскую половину человечества. При этом, само собой, не навредить фильму в целом, потому что все преходяще, а музыка и кинематограф – вечны!

Она вошла к нему ровно в 16.00. Строгий деловой костюм, юбка ниже колен, убранные назад волосы. Кто бы мог распознать в этой деловой женщине мегеру с ангельской внешностью, которую Векшин лицезрел совсем недавно. По ее взгляду он понял, что светская преамбула здесь ни к чему и перешел сразу к делу.

– К сожалению, наш главный выдумщик и режиссер фильма сейчас на съемках, но я думаю, мы с вами поймем друг друга и без него. Чай? Кофе?

Софья Михайловна отрицательно покачала головой. Векшину показалось, что она смотрит на него каким-то оценивающим взглядом, причем чисто в женском смысле. Поэтому он немного стушевался, но, закинув ногу на ногу, справился с волнением и начал излагать тщательно продуманную причину приглашения Софьи Михайловны Кагарлицкой в качестве консультанта картины «Другая жизнь».

– Это должен быть последний эпизод в съемках нашего фильма. Не по содержанию, а по времени съемок. Так часто бывает в кино. Эпизод этот должен сниматься здесь, в студийном павильоне, он представляет собой встречу главного героя фильма с медиумом, который общается с потусторонними силами. Главный герой – это молодой человек с темным прошлым, неясным настоящим и еле различимым будущим. Он ищет свою исчезнувшую возлюбленную, но поскольку находится в данный момент под следствием, то на встречу с гадалкой его сопровождает хороший и добрый следователь, решивший пойти навстречу подследственному.

Рассказывая эту историю, Векшин следил за реакцией «консультанта», но лицо ее было непроницаемо.

– А что конкретно требуется от меня? – спросила Кагарлицкая, когда он закончил.

– От вас зависит очень многое, Софья Михайловна. Вот вам сценарный текст этого эпизода. Посмотрите, пожалуйста, правильно ли изъясняется медиум в нашем эпизоде. Посоветуйте нам, какой антураж должен быть у предсказательницы в рабочем кабинете, как она должна быть одета, какие сигареты предпочитает курить…

– А как одета я? – пожала плечами Софья Михайловна, пролистывая сценарий.

– Так вы тоже? – воскликнул Векшин после паузы. – Вот здорово! (Хорошо, что Станиславский отсутствовал при этой реплике).

– А сигареты в данном случае совершенно излишни, – продолжала она, и посмотрела на пачку «Мальборо», лежащую на столе у Векшина.

– Да?.. Это не мои, – совершенно не по делу смутился Паша. – Слушайте, а может быть, нам и не мудрить с подбором артиста на эту небольшую по метражу, но очень важную для сюжета роль?

– То есть? – потребовала ясности Софья Михайловна.

– А что если вам, госпожа Софья, дебютировать в кино?! В роли медиума. В нашем фильме. Я уверен, что режиссеру такая идея придется по душе, как только он вас увидит. Кто еще органичнее, чем профессионал сыграет эту роль? И такой красивый профессионал, – разошелся Паша.

– Это интересно. Кстати, дебют мой состоялся несколько лет назад. На студии Горького.

– Елки-палки, так вы актриса? – восхитился продюсер.

– Я заканчивала ВГИК, и уже на четвертом курсе сыграла небольшую роль в кино, – сказала Софья Михайловна.

– А чью мастерскую вы заканчивали?

Тут в дверь постучали, и Векшин не успел узнать, из-под чьего крыла в Институте кинематографии выходят такие очаровательные ведьмы.

– Павел Артемьевич, к вам человек пришел. Сказать, чтоб подождал?

– Нет-нет, пригласите нашего эксперта сюда, – сказал он администратору и обратился к Софье Михайловне:

– А вот, кстати, подъехал ваш коллега и наш советчик по уголовно-процессуальным вопросам. Вы с ним будете работать по одному и тому же эпизоду.

В кабинет вошел Неволин. Вряд ли можно было назвать растерянностью, реакцию Кагарлицкойна его появление, но, кажется, некоторое напряжение в крыльях носа и пульсирующей жилке на виске, Векшин все же усмотрел.

– Добрый день! – поздоровался Неволин и заглянул в глаза выпускнице ВГИКа.

– Знакомьтесь, господа!

Неволин подошел к Софье. Он был хорош сегодня! Паша, знающий толк в запахах, влияющих на симпатии женщин, одолжил ему свой одеколон, а также итальянский галстук. В сочетании с галстуком атлетическое сложение и смеющиеся карие глаза светловолосого мужчины в расцвете сил были неотразимы.

На мгновение Векшину показалось, что в лице госпожи Софьи мелькнули черты шестнадцатилетней Сонечки, которая еще умела смущаться и краснеть. Впрочем, иллюзия рассеялась через мгновение, когда она поднялась навстречу майору, подала ему руку и сказала:

– А в парике вы действительно выглядите немного хуже.

– А вы, кажется, уже знакомы! – невинно воскликнул Павел, продолжая глумиться над принципами основоположников реалистического театра.

– К сожалению, наше знакомство вышло несколько скомканным. Надеюсь, мы сможем теперь получше узнать друг друга, – Неволин счел нужным поцеловать Софье руку, и, когда он наклонил голову, она задала резонный вопрос, адресованный, скорее всего, обоим мужчинам.

– Скажите-ка, а почему именно офицер Федеральной службы безопасности консультирует ваш фильм? Да еще и приехавший из другого города.

Пауза была очень короткой. Ответил Векшин:

– Так у нас же главный герой подозревается в связях с организованной преступностью. И вот Сергей Ильич любезно согласился потратить несколько дней своего законного отпуска на наши кинозабавы. Надеюсь, и вы согласитесь нам помочь. Все-таки мы не чужие люди. Я ведь тоже когда-то ВГИК заканчивал.

Софья Михайловна помолчала, разрушая стереотип о легкомысленности молодых и красивых актрис. Альянс «Векшин-Неволин» был для нее немного неожиданным. Дело осложнялось и тем, что проникнуть в мысли этих двоих мужчин для нее не представлялось сейчас возможным. Киношник был «подопечным» Елены Тихоновой, сдающей кандидатский минимум, и вторгаться в его мозговую деятельность было категорически запрещено. Что же касается чекиста, то это было невозможно в принципе. Кагарлицкая решила действовать на свой страх и риск без санкции руководства (Лариса Андреевна была сейчас в Соединенных Штатах в командировке по обмену опытом). Софья поняла, что ей нужно сблизиться с этими мужчинами, с тем чтобы выведать, не готовят ли они, и в особенности этот двухметровый хлыщ с красивыми глазами, какую-нибудь каверзу для нее, для ее фирмы и для всех настоящих женщин.

– Хорошо, я согласна поработать с вами, но только при одном условии, – сказала она.

Мужчины переглянулись.

– Я весь – внимание, – заявил Векшин.

– Господин Неволин должен дать мне слово не посещать клуб «Мефисто», по, крайней мере, в дни проведения там массовых мероприятий.

– Разумеется, коллега. Кстати, когда я могу вернуть вам платье, туфли и другие предметы туалета, за исключением колготок? – спросил Неволин.

Софья Михайловна взглянула на него с видимым интересом: мужчина не стесняется вспомнить о происшедшем с ним конфузе!

– Отдайте это в музей ФСБ, если таковой имеется, – ответила она.

– Спасибо. Это будут первые экспонаты из серии «Отпуск чекиста», – поклонился Неволин.

Соня впервые за все время разговора улыбнулась.

– Я вижу, атмосфера становится вполне доброжелательной. Очень рад, тем более что это в моих интересах, – Векшин пожал руки обоим консультантам. – Через час освободится режиссер. Софья Михайловна, может быть, вы переговорите с ним уже сегодня?

Та кивнула.

– Тогда такое предложение: поскольку отпускник Неволин сейчас вполне свободен, то я попрошу его сопровождать вас в студийное кафе, где дают прекрасный кофе с пирожными. Как вы?

Софья ответила утвердительно, и Неволин, сопровождая ее к выходу, как бы невзначай положил ей руку на талию.

«Ничего себе! Да ты еще тот ходок! И еще за моей Ленкой волочится… Ну вот уж, хренушки! Ладно… Реплики потом». Паша попрощался с посетителями и обратился к должностным обязанностям исполнительного продюсера.

Съемки назначили на вечер следующего дня. Векшин позвонил Елене около полуночи и попросил разрешения пересечь ковровую дорожку, разделяющую их номера. Она запретила ему это делать и сказала, что ей нельзя мешать сейчас: она рассматривает вопрос о его прижизненной реабилитации. Счастливый Векшин распушил хвост и доверительно поделился с ней последними новостями, рассказав, в том числе, и о завтрашнем участии в съемках новой актрисы, и о работе вновь принятых на работу консультантов.

– У вас просто не фильм, а программа «Алло, мы ищем таланты», – заметила Елена и непременно захотела быть на завтрашней смене.

Впервые за свою одесскую командировку Векшин так сладко спал. У него наконец-то появилась реальная надежда. Впервые за свой отпуск так беспокойно спала Елена. Ей снились, прямо скажем, нехорошие сны.

…К изумлению Неволина, квартира, построенная для съемок эпизода, к которому он имел непосредственное отношение, оказалась состоящей только из двух стен. Выгородку поставили в самом маленьком студийном павильоне. И сейчас здесь царил нормальный предсъемочный бедлам. Носились ассистенты, с кем-то ругался режиссер, привередничали осветители и таращили глаза случайные зеваки. Было тесно и весело.

По крайней мере, для Неволина, впервые в жизни очутившегося на съемочной площадке. Паша куда-то отъехал, пообещав вернуться через полчаса. Время шло, а Векшина все не было. Но вот Сергей заметил только что появившуюся в павильоне Софью Кагарлицкую. Вошедшая с ней серьезная ассистентка в куртке без рукавов громко сообщила режиссеру, что привела актрису с грима. К Софье подошел Катайцев и стал о чем-то тихо с ней говорить. Может быть, здесь и сказалось мастерство гримера, а может, в этом было виновато освещение, но Неволин в эту минуту поймал себя на мысли, что представительница «Сообщества лояльных ведьм» выглядела сейчас очень сексуально. Разумеется, майор был готов к различным проявлениям хитрости и коварства со стороны своей «коллеги-консультантки», но не залюбоваться ей сейчас он не мог.

– Черт, какая аппетитная колдунья! – вполголоса сказал из-за плеча Неволина, только что подъехавший продюсер.

Солидарность с этим мнением проявило и большинство мужчин, находящихся в павильоне. Кто исподволь, а кто и в упор разглядывал вновь появившуюся на площадке брюнетку с прекрасной фигурой.

– Тишина на площадке! – провозгласил режиссер, и в двухстенной «квартире» началась первая репетиция. Актер, играющий главного героя – невысокий крепкий парень лет двадцати пяти – обладал абсолютно неартистической внешностью: нос картошкой, соломенная челка, веснушки и тяжелый квадратный подбородок. Его нашли в одном из московских профтехучилищ, и режиссер предрекал ему большую экранную судьбу. Векшин, посмотрев отснятый материал с его участием, полностью согласился с Катайцевым, правда, усомнился в возможности страстной любви главной героини фильма к персонажу с такой внешностью.

Но Катайцев все-таки убедил его, что, во-первых, такое случается в жизни, а во-вторых, по сценарию фильма она все же от него сбегает, прихватив совместно нажитые нечестным путем деньги и драгоценности. Векшин, помнится, удовлетворился таким объяснением, поскольку достаточно хорошо знал женщин, и просто ощутил профессиональный азарт, связанный с открытием новых, никому не известных до поры актерских имен. Актера-дебютанта звали Иваном, это имя ему очень подходило. Как и имя Софья – актрисе, работающей с ним в кадре. Решено было даже сохранить его в фильме.

«Ясновидящая Софья решит ваши проблемы». На актрисе, ведьме и консультантке было бирюзовое с черной нитью шелковое платье, огромные серьги такого же оттенка покачивались в ушах, волосы были убраны на затылке в хвост а ля Бриджит Бардо. У этой гадалки не было ничего общего с толстыми тетеньками, загадочно таращащих глаза с экранов телевизоров и газетных реклам под вывесками экстрасенсов и ясновидящих государынь Лилиан, Прасковий и Пелагей и проч.

Сексапильная внешность ясновидящей полностью совпадала с концепцией режиссера-постановщика фильма, заключавшейся, в основном, в разрушении всяческих стереотипов. И в самом деле, молодая и привлекательная женщина по имени Соня в роли медиума была похожа скорее на студентку или библиотекаршу, подрабатывающую фотомоделью. Так могли бы подумать и Векшин с Неволиным, наблюдая за первыми дублями с ее участием, если бы не были знакомы с Софьей Михайловной уже достаточно хорошо. Они продолжали узнавать ее и сейчас, изредка обмениваясь впечатлениями.

Именно это и бросилось в глаза Елене, когда она тихонечко вошла в павильон и поздоровалась со знакомыми девчонками из съемочной группы. Одна из них и указала на наблюдательный пункт, где тешили свое либидо сразу два ее ухажера, во все глаза, рассматривая смазливую брюнетку и не замечая, мстительно отметила про себя Елена, намечающегося второго подбородка и довольно короткой шеи. Разумеется, скоро Елена узнала Софью Михайловну и поняла, что события в этом «кино» начали развиваться совсем не по ее сценарию. Кандидатка в «Сообщество» совсем забыла, что импровизация – главный принцип игры, в которой она согласилась участвовать. Впрочем, если уж быть до конца откровенной, именно этот принцип лежал в основе всей предыдущей жизни Елены Тихоновой. А теперь извольте видеть, как двое «ее» мужчин в порыве импровизации поедают глазами постороннюю женщину!

… Инстинкт собственницы – предмет для отдельного масштабного исследования. Елена Николаевна не стала сейчас об этом думать, она досчитала до десяти на десяти разных языках (так учила мама) и решила начать свою импровизацию: «В конце концов, я тоже не из массовки».

Режиссер Катайцев, по всему видать, был доволен, как работают артисты. Поэтому нервозности и напряженности на площадке не было в помине, и члены съемочной группы могли свободно перекинуться парой слов и даже перекурить. Беседовали о чем-то своем и два идейных борца с воинствующим феминизмом.

Софье Михайловне были недоступны мысли этих мужчин. Но разве кадровые сотрудницы «Сообщество лояльных ведьм» не умеют виртуозно работать со слухом?! Это ведь гораздо проще и безопаснее: как следует прислушаться. Тот, кто вымолвил слово, обречен быть услышанным – если не ближним своим, так уж ближайшей ведьмой точно. Тем более что подслушивающих устройств, всяких микрофонов и других устаревших штучек в данном случае вовсе не требуется. Просто нужно как следует настроиться и услышать то, что очень хочется услышать. Можно немного подогреть объект прослушивания сексуальными импульсами.

– Интересно, а молодая и красивая актриса обязательно спит с режиссером? – задумчиво спросил Неволин, глядя на то, как Катайцев кружится вокруг единственной на площадке красивой актрисы: то прикоснется к ее плечу, то пожмет ручку, то шепнет что-то на ушко.

– Выдумки все это! Вы-дум-ки. Да и потом, почему обязательно с режиссером? – отвечал Паша.

– Да-с, прекрасная у вас профессия, господин Векшин, – сказал Неволин.

– Если принять во внимание то, что тебе предстоит совершить в ближайшее время, то и в вашем департаменте неплохо живется, господин Неволин, – не замедлил с ответом Векшин.

– Да… – произнес один.

– М-нда… – вторил другой.

– И все-таки жаль, что наша Сонечка не участвует в какой-нибудь эротической сцене вашего фильма! – сказал Неволин.

– Но-но, ты не забывай, что мы не порнушку какую-нибудь снимаем, а мистический триллер.

– Я понимаю. Но все-таки… Представляешь, сейчас этот парень… Ваня его зовут, кажется? Сейчас это парень подходит к Софье Михайловне вплотную, расстегивает брюки… – начал фантазировать майор, в тайниках души которого, оказывается, затаился сексуальный террорист.

– Нет, пусть лучше она ему расстегивает, – поправил Векшин.

– Ну да. А сзади к ней подходит другой парень. Кто он? Cледователь? Замечательно. И вот следователь с подследственным берут эту колдунью … Жалко, конечно, что артисты у вас не такие высокие и мускулистые, как герои древнегреческих мифов. Тут нужны Гераклы, Голиафы, Атланты!

Векшин покосился на увлеченного чекиста.

– Смотрю я на тебя, Сергей Ильич, и думаю, что бесконечно сублимировать сексуальную энергию в работу по обеспечению безопасности государства все-таки невозможно… Так-так-так. И берут они ее значит за…

– Почему «за». Они просто ее берут. Один сзади, а другой спереди. А потом на столе. По очереди. И вместе. А она стонет, кричит, пытается вырваться. Но их же двое. Кстати, а может, и мы попробуем вдвоем?

Векшин ошалело посмотрел на собеседника.

– Да ты знаешь, я традиционалист в этом отношении. Хотя…

– Но сначала Сонечка показала бы нам стриптиз. Насколько я знаю, на своих собраниях… вернее, шабашах, ведьмы танцуют голышом. Так что, наверняка хореографическая практика у нашей знакомой имеется.

Разнузданные фантазеры замолчали, глядя на Кагарлицкую, которая по сценарию должна была войти в колдовской транс для разговора с духами. Она ответила взглядом полным неги и страсти. Это была эмоциональная мощь русалки и обольстительное притяжение сирены. Коллеги Софьи Михайловны по работе в Сообществе сразу бы поняли, что она находится при исполнении.

…Монтажный стык. Без него абсолютно невозможно представить себе любой мало-мальски современный фильм. Вот в одном из эпизодов героиня занимается любовью, а через секунду она уже сидит в офисе и пьет чай с конфетами. «Монтажный стык» – именно такое определение покажется потом наиболее подходящим Павлу Артемьевичу Векшину для описания того, что с ними произошло в следующее мгновение.

Мало что изменилось в мизансцене. Павел так же стоял, скрестив руки на груди, чуть отставив ногу вперед, а Неволин так же покачивался с носков на пятки, заложив большие пальцы рук за пояс. Но только стояли они уже в мерцающем полумраке, в потоках направленного на них света. А вокруг грохотала музыка и бесновалась толпа. И, похоже, причиной ее возбуждения были именно они. Толпа состояла практически из одних женщин, а Векшин и Неволин стояли в одних трусиках-ниточках на подиуме стриптиз-клуба «Нирвана». Это явствовало из светящейся надписи высоко под потолком. Компаньоны ошеломленно взглянули друг друга. Оба прочли на лице собрата по несчастью одну ясную мысль: провалиться бы сейчас сквозь землю. Или хотя бы убежать. Но куда там! Подиум заканчивался глухой стеной с одной стороны, а другой его конец уходил прямо в центр зала. А со всех сторон кричали, смеялись и свистели дамы самых разных возрастов и комплекций. Они требовали зрелища и размахивали деньгами. Музыкальный ритм сменился. И к ужасу Векшина, он увидел, что майор службы безопасности ритмично двигается под музыку, подчеркивая все достоинства своей прекрасной фигуры. Более того, Паша внезапно почувствовал, что и он начал игриво двигать бедрами и улыбаться. Толпа взревела.

Неволин с округлившимися глазами подскочил к краю подиума и оттянул резинку трусов. Ближайшие к нему дамы не замедлили протянуть к нему руки с купюрами. Векшин попытался что-то крикнуть, но вместо этого упал на колени перед какой-то теткой с широким толстым носом и бисеринками пота на лбу. «О, господи, я где-то ее уже видел!» – пронеслось у него в голове.

Вдруг, к облегчению Векшина, свет погас. И он обнаружил себя на огромной кровати, теперь уже абсолютно голым. Из динамиков музыкального центра стоящего рядом, раздавалась абсолютно сюрреалистическая в данной ситуации песенка про тореадора, который должен смело идти в бой. Дверь спальни (ничем иным эта комната не могла быть) была плотно закрыта, но через щель между дверью и полом пробивалась полоска света. Векшин завернулся в простыню и медленно поднялся. Но тут дверь резко распахнулась и Паша от неожиданности сел обратно на кровать.

– Заждался меня, пупсик! – воскликнула огромного роста женщина в черных колготках. Баскетбольные мячи под бюстгальтером, рубенсовские складки на животе и кобыльи ляжки указывали на то, что перед Павлом Векшиным явилась дама, не привыкшая комплексовать в вопросах еды и секса. В руках у нее он разглядел предметы, напоминающие розги и наручники, на голове – чуть сползший белый парик. В фальшивой блондинке Векшин опознал свою старую знакомую с негритянским носом. Она бросила затейливые вещицы на кровать и, схватив бедного Павла за ногу, рывком притянула к себе. Потом (о господи!) высунула язык и приблизила свою физиономию к лицу Векшина. Он заорал благим матом, с невероятным усилием отбросил многопудовое тело «блондинки» и выскочил из комнаты.

И оказался уже не в квартире, а прямо на свежем воздухе. Слава богу, за ногу зацепилась простыня. Паша судорожно в нее завернулся и осмотрелся по сторонам. Вечер был прохладным, и Векшин, одуревший от происшедших за последние минуты событий, потихоньку начал приходить в себя. Редкие, слава богу, в этот поздний (или ранний?) час прохожие шарахались от него в стороны. Он зябко ежился и лихорадочно соображал, что же делать дальше. Но вот рядом с ним остановился милицейский УАЗик. Он обреченно вздохнул, запахнулся поплотнее в простыню и молча забрался в услужливо открытую заднюю дверь. УАЗ тронулся, а Паша прислонился к холодной решетке и, зажмурившись посильнее, резко открыл глаза: он все еще надеялся проснуться.

Милиционеры впереди о чем-то громко спорили высокими голосами. Автомобиль увеличил скорость и не останавливался на перекрестках. Векшин пытался разглядеть улицы, по которым они ехали, но из этого ничего не вышло – скорость была огромной. Вдруг он почувствовал, как УАЗик сильно тряхнуло, и с ужасом увидел в зарешеченное окно, как машина оторвалась от земли.

Векшин изо всех сил начал колошматить в перегородку, пытаясь сообщить блюстителям порядка о грубом нарушении правил дорожного движения. Там, впереди, зазвучала музыка, напоминающая вагнеровский полет валькирий. Векшин изо всех сил заорал охрипшим голосом. Водитель, наконец, соизволил оглянуться. Глаза уже привыкли к полумраку, и Векшин убедился, что на водительском месте сидит его знакомая с раблезианскими формами. Чудовищная женщина в милицейской форме плотоядно облизнулась и подмигнула ему. Он с отвращением откинулся назад. Каким-то образом дверца открылась, и Паша вывалился из машины. Он камнем полетел вниз. «Ну и пусть! Чем так жить…» – смиренно подумал Векшин и закрыл глаза.

Но скоро почувствовал, что уже не падает. Он открыл глаза и обнаружил, что его руки, теперь больше не руки, а крылья. А вместо носа у него теперь клюв, а вместо… В общем, от превращения в мешок с костями его спасло превращение в обыкновенного городского голубя. Паша не ощутил особого восторга по поводу своей способности летать и стал осторожно снижаться.

Преодолевая тошноту, он опускался в район Приморского бульвара. Приблизившись к памятнику основателю города, он услышал знакомый голос:

– Эй, вы там! Поосторожнее! Ох, доберусь я до вас, всем бошки посвертываю, засранцы!

Векшин сделал круг над площадью и увидел, что ему грозит кулаком памятник Дюку Ришелье. Но нет, памятники угрожать не могут! Вместо отца-основателя на постаменте стоял и ругался загримированный под Дюка Неволин. Голубь Паша спланировал к нему на плечо.

– А, это ты! А я думал опять сизари проклятые меня обосрать норовят. Это же стихийное бедствие для нашего брата-памятника!

– Очнись, Серега! Что происходит? – проворковал-проорал ему в зеленоватое ухо Векшин.

Подобрав полы такого же зеленовато-бурого плаща, Неволин в образе Дюка криво ухмыльнулся.

– А ты что, до сих пор не понял, Павел Артемьич?

– Что я должен понять? – всплеснул крыльями Векшин.

Услышать ответ он уже не успел, потому что от удара камнем упал на землю. Молодой человек лет семнадцати, гулявший по бульвару со своей девушкой, доказывал ей свою личную состоятельность. Девушка захлопала в ладоши и обняла «настоящего мужчину».

… Очнулся Векшин от тяжести. От невероятной тяжести и боли в правом глазу. Левый глаз был в порядке, но увиденное им не сразу дошло до сознания оставшегося в живых Векшина. Он стоял на каком-то возвышении, опять абсолютно голый, если не считать какого-то листочка внизу живота. Холода он не чувствовал, видимо, оттого, что все мускулы его были до предела напряжены. Запрокинув руки над головой, он держал огромную каменную плиту.

Одно хорошо: кажется, все его члены – по крайней мере, видимые – были снова человеческими. Векшин услышал свист и повернул голову. В темноте он с трудом разобрал, что слева, точно в такой же позе стоит его товарищ. Неволин выглядел вполне эффектно и на этом месте. Впечатляющие мускулы, бицепсы, трицепсы, пресс и так далее. Прямо античный герой. «Атлант, твою мать! Домечтался! Нам только бремени античных героев не хватало!»

Неволин усмехнулся и почесал ногу об ногу.

– Ну, теперь ты понял, с кем нам пришлось иметь дело?

– И что, долго нам здесь стоять? – помолчав, задал риторический вопрос Векшин.

– Черт его знает. Зависит от аппетита наших «подследственных», – сказал Неволин.

– Так может, бросим все к ядреной фене?! Да и пойдем отсюда, а майор?

– Нет, Паша, не получится, не дай бог, все здание рухнет, – сказал Неволин, осмотревшись вокруг. – Мы держим на себе архитектурный шедевр начала девятнадцатого века. В этот домишко, наверное, еще Пушкин захаживал.

Словно в подтверждение его слов, над головами «атлантов» раздалось то ли шуршание, то ли потрескивание, то скрипение.

– Как назло, народу никакого поблизости, – посетовал Неволин. – Придется до утра ждать.

– И все-таки чертовски хороша эта черноглазая ведьмочка! – крякнул «Атлант» слева, не отвечая на это печальное соображение.

– Интересно, у нас съемки уже закончились?.. Катайцев наверняка предложил нашей Соне выпить по рюмке чая у себя в номере, – сказал «Атлант» справа. – Как бы его к нам на подмогу не прислали.

– А мне показалось, что ты Елену Николаевну любишь, – не смог удержаться Неволин.

– А я так был почему-то уверен в твоей безответной любви, – возмущенно отреагировал Векшин.

Оба надолго замолчали. Но поскольку засыпать им было рискованно, а других собеседников поблизости не было, товарищи скоро возобновили скупой мужской разговор. Им было что рассказать друг другу.

Вставало солнце. Бледные до синевы компаньоны встречали его с надеждой на избавление. И точно, где-то в глубине площади, на которую выходил фасад удерживаемого ими старинного здания, зацокали каблучки. Векшин и Неволин почувствовали себя жителями необитаемого острова, увидевшими в море долгожданный парус. Но поскольку зажечь костер было невозможно, а призывать на помощь в неглиже было неудобно, они только напряженно всматривались в туманную даль и силились передать туда телепатический SOS-поток.

Наконец стук каблучков приблизился, и они разглядели особу, которую им меньше всего хотелось бы видеть сейчас.

… Когда Векшин с Неволиным исчезли со своего наблюдательного поста, Елена подумала, что они, наконец, занялись чем-то более важным и полезным, она решила поискать их в офисной части киностудии. Однако ни администраторы, ни ассистенты, ни даже сам Артшуллер – никто ничего не знал о местонахождении исполнительного продюсера вместе с приглашенным консультантом. Слегка встревоженная, она вернулась в павильон. Софья Кагарлицкая уже закончила свою работу. Они обменялись взглядами и довольно холодно поздоровались друг с другом. Для Елены этого было достаточно, чтобы все понять. Все-таки женщине женщину трудно обмануть, особенно если они находятся в примерно равных «ведьмовских» категориях.

– Вы же обещали ничего не предпринимать, пока я с ним не переговорю! – Елена зашла за Софьей Михайловной в туалет с твердым намерением все выяснить.

– Исключительные обстоятельства, Елена Николаевна! Господин Неволин, а вместе с ним и ваш подопечный проникли в тайну существования Сообщества!

– О, Господи!

– Совершенно неуместное замечание, дорогая Елена! – насмешливо сказала Кагарлицкая.

– Что вы с ними сделали?! – незаметно для самой себя повысила голос Елена. Софья Михайловна удивленно посмотрела на кандидатку.

– Да не беспокойтесь вы так. Ничего страшного с ними не случится. Просто сейчас нам с вами надо решить, как действовать дальше, поскольку в данном случае вы лицо заинтересованное. И даже весьма серьезно заинтересованное в благополучном разрешении этой проблемы. Но, может быть, мы побеседуем в другом месте? Решать мужские судьбы в женском туалете – что-то в этом от привычек домохозяйки, нет?

Софья рассказала Елене все очень подробно, почти буквально процитировав разговор компаньонов перед началом их ночного вояжа по глубинам подсознания. Елена выслушала ее, не перебив ни разу, хотя ей очень хотелось. Они сидели на этот раз не в «Мефисто», а небольшой круглосуточной забегаловке рядом с Приморским бульваром.

– И что теперь? – спросила она Кагарлицкую, когда та умолкла и взяла в руки чашку с уже остывшим кофе.

– А теперь, в целях безопасности нашего общего дела нам нужно решить, какие меры следует избрать для пресечения враждебной для нас деятельности… обоих ваших мужчин.

Последняя фраза прозвучала как обвинение, и Елена немного смутилась, но быстро взяла себя в руки.

– Что вы предлагаете? – спросила она.

– Наиболее приемлемыми для нас с вами являются два варианта. Первый: заставить опасных для Сообщества мужчин забыть обо всем, что они узнали. И второй: сделать господ Неволина и Векшина своими сторонниками, вернее сторонницами, то есть…

– Второй вариант исключается в принципе, – прервала ее Елена. – Не забудьте, что от проявления сугубо мужских качеств одного из них зависит мое вступление в Сообщество.

– Вы правы, господин Векшин нужен вам, а значит и нам, как мужчина. Но ведь второй деятель…

– Этот вариант исключен в принципе, – опять перебила собеседницу Елена. – Вы же сказали, что есть еще и другая возможность.

Софья Михайловна улыбнулась и провела кончиком языка по ярко накрашенным губам.

– Вы правы, но эта возможность связана с некоторыми усилиями, на которые мы с вами должны пойти. Дело в том, что мужчина, узнавший тайну существования Сообщества может забыть о ней только в том случае, если одна из ведьм или кандидаток в ведьмы переспит с этим человеком. У каждой из нас есть право применить это своеобразное оружие защиты. Но воспользоваться этим средством возможно только один раз за весь календарный год. Что касается меня, то в текущем году мне пока не пришлось защищать Сообщество таким образом.

У Елены Николаевны загорелись уши. Они просто пылали, и ей казалось, что все посетители кафе это заметили. Она поерзала на стуле и спросила:

– А что я обязательно должна участвовать в этом… в этой операции?

– Разумеется, мы можем обойтись и без вас, но насколько я помню, одним из условий благополучного окончания вашего испытательного срока является как раз аналогичное развитие событий. Так или иначе, вам все же придется провести ночь с Павлом Векшиным.

– Ну почему обязательно ночь… – почему-то придралась к словам Елена.

– Да-да, я и не настаиваю, – быстро согласилась Софья Михайловна. – Только вам придется принять решение уже прямо сейчас.

– Хорошо я согласна. Тем более что у меня, кажется, нет другого выхода, – опустила глаза Елена.

– Вот и славно, – поощрительно улыбнулась Кагарлицкая и погладила Елену по руке.

– Подождите, а что же будет с Неволиным? – тихо спросила Елена.

– А господином Неволиным мне придется заняться лично, – с видимым удовольствием, как показалось Елене, произнесла Кагарлицкая.

– А что… ему грозит? – снова спросила Елена, догадываясь об ответе.

– Вашему майору ничего не угрожает, дорогая Елена. Скорее наоборот…. – успокоила ее Софья Михайловна.

– Скажите, а нельзя ли мне…

– Нет, нельзя! – отрезала Кагарлицкая – Нам с вами пора. Наши друзья находятся недалеко отсюда. Вам нужно только пересечь площадь. Вы идите первой, а я буду немного позже.

– А как я их найду?

– Не беспокойтесь, вы их не сможете не заметить.

Елена глубоко вздохнула и поднялась.

– Должна вам сказать, что слишком много вопросов в деятельности Сообщества решается с помощью секса.

Софья Михайловна с готовностью откликнулась.

– Об чем и речь, Елена Николаевна. Мы и живем с вами в обществе, построенном мужчинами исключительно на основе половых признаков. Наша цель – разрушить такую цивилизацию. Но пока нам приходится бороться за воплощение нашей мечты тем же оружием – ничего не поделаешь! Впрочем, у нас еще будет с вами время для философских обобщений. А сейчас поторопитесь!

…Теперь она стояла перед «Атлантами» и разглядывала их со всей пристрастностью. Мужчины, последовательно испытав при ее появлении радость, смущение, возбуждение и недоумение, уже начали злиться.

– Послушай, Елена, мы устали уже здесь стоять. Позвони, пожалуйста, специалистам.

– В самом деле, сколько можно на нас глазеть. Что мы, произведение искусства что ли?.

Елена Николаевна, скрестив руки на груди, прогуливалась по гаревой дорожке рядом со скульптурной композицией «Ожившие мифы». Она уже несколько минут не могла заговорить с ними, сдерживая острый приступ смеха. Наконец усилием воли она сосредоточилась на цели своего прихода сюда и обратилась к мужчинам с коротким спичем.

– Я вижу, ребята, вы занялись настоящим делом. И выглядите вы как настоящие мужчины, – Векшин и Неволин ощутили острую необходимость надеть на себя штаны. Смущение их было велико, тем более что Елена Николаевна все-таки не выдержала и расхохоталась. Но, правда, быстро справилась с собой. Паша услышал голос Неволина.

– Павел Артемьевич, а тебе никого не напоминает наша Елена Николаевна?

Павел насколько мог, пожал плечами и посмотрел на Елену, ответившую ему долгим и немигающим взглядом.

– Ты что думаешь, и она тоже? – поразился Векшин.

И хотя Неволин не ответил, но джокондовский взгляд Елены Николаевны, убедил Пашу, что догадка чекиста имеет под собой основание.

– Не стоило бы вас освобождать, таких любвеобильных, – сухо сказала «Мона Лиза». – Впрочем, об этом – после. Господин Векшин! Давайте слазьте оттуда, а вам господин Неволин как самому отъявленному фантазеру придется еще постоять.

– Не сойду я с этого места без Сергея, – наотрез отказался выполнять распоряжение Елены Павел. – Как он все это удержит один?!

– Слазь оттуда, я говорю, – рассердилась Елена Николаевна. – Не серди меня! А за Сергея Ильича не беспокойся, с минуты на минуту ему окажут помощь.

Векшин посмотрел на Неволина. Тот кивнул ему. Паша осторожно опустил руки. Плита над ним не шелохнулась. Держась за поясницу, он спрыгнул на землю с полутораметрового постамента. Сделал шаг навстречу Елене и оглянулся. Увидел на своем обтоптанном месте каменное изваяние мускулистого бородатого мужчины с поднятыми руками. И это не вызвало в нем удивления.

Не удивился Векшин и тому, что на постаменте Неволина, рядом с ним самим, находился еще один человек. Это была женщина. И не просто женщина, а Софья Кагарлицкая. Она обвила шею Неволина руками, приникла к нему всем телом и положила голову на плечо. Глаза у Сергея были закрыты. Но, судя по напрягшимся мускулам рук и ног, вряд ли он заснул. Софья повернула голову в сторону Векшина и подмигнула ему.

Векшин сказал «тьфу!» и отвернулся. В то же мгновение он обнаружил, что находится не на городской площади, а в гостиничном номере. И, кажется, не в своем, судя по аромату духов. Из ванной комнаты слышался плеск воды. Наученный горьким опытом, Векшин на цыпочках подошел к ванной и неслышно приоткрыл дверь и увидел… женщину, кого же еще! Но разглядеть ее не успел, потому что в этот момент кто-то вцепился ему в ногу.

Сердитый и пузатый щенок вонзил зубы в штанину Векшина («Я в брюках! Слава богу!») и с увлечением вертел башкой из стороны в сторону. Паша схватил его за шкирку и приблизил к лицу. Пес сначала взвизгнул, но потом щенячий дискант перешел в рычание.

– Крестничек! Так-то ты меня встречаешь, паршивец!

– Цезарь! Иди сюда, маленький! – Лена вышла из ванной в белоснежном халате с гладко зачесанными назад волосами и была похожа сейчас на девочку-подростка с чуть оттопыренными ушами.

Она отняла у Векшина щенка, и он тут же исхитрился лизнуть ее в нос. Векшин погладил его. Почувствовав расположение хозяйки к этому человеку, Цезарь больше не рычал и даже вильнул хвостом.

– Наверное, я должен тебя отблагодарить? – спросил Векшин.

– Наверное… – прислонилась Елена к стене.

Он придвинулся к ней вплотную и потянул за пояс халата. Елена остановила его и сказала чуть более насмешливо, чем следовало бы:

– Помылся бы ты, ежик, а то ведь неизвестно, где шлялся всю ночь.

Векшин отодвинулся от нее, а память услужливо предложила картины ночных приключений.

– Ну уж тебе-то наверняка известно, где и с кем, – раздраженно сказал он.

– Жаль только, что не все твои желания в точности исполнились, – в тон ему ответила Елена.

Векшин уже давно научился преодолевать свое смущение одним усилием воли, но сейчас, под внимательным взглядом девочки-подростка, этого не получилось, и он обозлился еще больше.

– Самое главное мое желание теперь: помочь Сергею разогнать ваше осиное гнездо.

– Да-да, и чтобы уже никогда не получать по ушам за обильное слюноотделение при виде каждой мало-мальски смазливой мордашки.

– Стерва! – вырвалось у Векшина.

Ее размашистая пощечина получилась довольно звучной, и возившийся в ногах Цезарь поднял хвост и басовито залаял. Елена Николаевна ойкнула, и ее глаза еще больше потемнели.

Векшин же словно окаменел. И смотрел куда-то в сторону, мимо женщины, только что ощутимо «приласкавшей» его.

– Надо же какая ты у меня… – еле слышно пробормотал Паша. Он смотрел в большое прямоугольное зеркало, висевшее на противоположной стене, в котором отражались все присутствующие в номере. Лена подошла к зеркалу и посмотрела на себя.

– Какая?

Векшин подошел к ней и обнял. Теперь они смотрелись в зеркало оба.

– Иногда полезно взглянуть на женщину, которая тебе нравится, объективно, – сказал Векшин и зарылся лицом в волосы Елены Николаевны.

– Это как? – снова спросила она.

– Это когда ты увидишь ее со стороны, как будто впервые. И, что характерно, особенно хорошо это удается, когда она треснет тебя по физиономии.

Лена опустила голову и проговорила сквозь упавшие на глаза мокрые волосы:

– А ты не доводи до греха…

Векшин повернул ее к себе и поцеловал.

– Колючий… Решительно заявляю тебе, пока ты не примешь ванну…

– Послушай, а ты и вправду колдунья? – прервал ее Векшин – … я не буду больше тебя целовать!

– Но мне же надо знать все о женщине, в номере которой я собираюсь принять душ! – сказал Паша.

– Какой ты зануда! Мы обо всем поговорим с тобой … на чистую голову. Обязательно.

Но в ближайшие часы разговору на эту тему не суждено было состояться, как и любому другому разговору, исключая некоторые слова, восклицания и междометия. Когда запертый в ванной Цезарь уже уснул, обиженный на весь свет, Елена, лежа ничком на кровати, все-таки заговорила с Векшиным. Он глядел в потолок и гладил ее по спине.

– Векшин, а ты помнишь, что я имею право требовать от тебя исполнения желания? – вкрадчиво спросила Елена.

Он приподнялся на локте. Сквозь щели в задвинутых шторах пробивался дневной свет. И лицо Елены было выхвачено из полумрака солнечным лучом примерно так, как снимали красивых актрис кинооператоры пятидесятых годов. Широко распахнутые глаза, тени от ресниц, вопрошающий взгляд. Векшин поцеловал ее в нос:

– Конечно, помню, но об этом чуть позже, о-кей?

– Ол-райт.

Он начал целовать ее в губы, в шею, в грудь, в живот, etc… Когда она вернулась на землю с заоблачных высот, он подождал немного и солидно, насколько позволял только проделанный им «экзерсис», заявил о своей готовности исполнить любое ее желание.

– …Я. А теперь я хочу мороженого с клубникой, – потянувшись, сказала Елена.

Потом посмотрела на несколько озадаченного Пашу и добавила:

– А еще я хочу, чтобы ты никогда не ходил в клуб «Мефисто» и не разговаривал ни с кем из «Сообщества лояльных ведьм»!

– С кем не разговаривал? «Общество ведьм»? Это что, название фильма? Кто снимает?

Елена что-то пробурчала про себя, а потом вскочила на кровати и, завернувшись в простыню, несколько раз подпрыгнула до потолка.

– Так, где же моя клубника с мороженым?!

Он ухватил попрыгунью за ноги и уронил ее на кровать. Оторваться от друг друга они смогли не сразу, а потом, как-то внезапно почувствовав страшный голод, опустошили холодильник Елены Николаевны, умяв все, что только нашли: творог, минералку, сосиски и шпроты. Потом Векшин позвонил на студию, сообщил Елене об окончании съемочного периода картины «Другая жизнь» и предложил отметить это событие потрясающим сексом, потом они, насколько могли, воплотили эту идею в жизнь… Короче говоря, исполнять желание своей женщины Павел вышел уже только под вечер. Он спустился в ресторан, подошел к барной стойке и заказал себе коньяк (заветная фляжечка была пуста уже вторую неделю) и мороженое.

Он шел к лифту в превосходном настроении и даже портье – препротивной толстой даме – ему захотелось сказать что-нибудь приятное, но она окликнула его сама.

– Господин Векшин?

– Он самый.

– Вам просили передать, как только вы появитесь… «в непосредственной близости», – запнувшись, процитировала она, и довольная своей памятью, протянула Паше конверт.

Он уже несколько лет не получал ни от кого писем, кроме уведомлений с телефонной станции о просроченных платежах, поэтому удивился чрезвычайно. Это был простой конверт с краткой надписью: «П. А.Векшину. Вскрыть немедленно».

«…Паша, дорогой! Если ты читаешь это письмо, значит, моя предосторожность была не излишней. Написать его меня вынудили нешуточные опасения за судьбу расследования, к которому ты подключился на днях. Здесь два варианта: либо ты получил весточку от перестраховщика, и мы вместе посмеемся над ней через несколько часов, либо…

Дело в том, Паша, в этой командировке со мной происходят какие-то странные вещи, абсолютно несвойственные моему характеру и образу жизни. То я проведу ночь в алкогольных излияниях и встречу рассвет с бутылкой пива в руке, то дам по шее какому-то местному фраеру, который без очереди лезет в такси, то начну воображать какие-то сексуальные оргии с собственным участием и не могу остановиться в своих фантазиях. И таких странностей накопилось уже довольно много. А если вспомнить еще и мое домашнее приключение – помнишь, я тебе о нем рассказывал – то картина в целом получается удручающая.

На самом деле, Павел Артемьевич, я не исключаю того, что нахожусь под прямым воздействием тех самых сил, о которых мы с тобой не раз говорили. Не исключаю также и того, что в дальнейшем какие-то радикальные перемены могут произойти со мной в личностном плане. Я имею в виду характер, память, привычки, мироощущение… Вряд ли что-то угрожает моей жизни и здоровью. Эти дамы действуют иначе. Словом, Паша, если со мной произойдет что-то, благодаря чему я не смогу закончить дело, постарайся сделать это своими силами. Или найди людей, которые подключатся к расследованию. Уверен, ты понимаешь, как это важно…»

– Что с вами, господин Векшин? – громко спросила его портье. Векшин так и стоял, держа в одной руке вазочку с мороженым, в другой – развернутое письмо.

– Нет-нет, все в порядке… – он присел на стоящий в фойе диванчик и поставил вазочку на низкий столик с гнутыми ножками.

«Не исключаю, Паша, что и ты можешь оказаться объектом их воздействия. Будь осторожнее, дружище! На всякий случай, еще раз восстановлю для тебя общую хронологию событий. Итак, полгода назад в нашем городе…»

Векшин дочитал это необычное послание, яростно потер подбородок и резко поднялся. Не стал дожидаться лифта, а через две-три ступеньки ринулся вверх по лестнице. Он протянул Елене мороженое с самым серьезным видом.

– Что-то случилось?

– Случилось. Шесть лет назад. Видишь ли, Елена…

Она ухватила слишком большой кусок мороженого и зажмурилась от ломоты в зубах.

– …мне сейчас надо уйти по одному важному делу. И я хочу сказать тебе… Одним словом, ты очень нужна мне, Елена Николаевна!

Лена открыла глаза и закашлялась. В ванной залаял проснувшийся и требующий справедливости Цезарь.

– Надо собаку освободить, – сказала она, но когда Павел повернулся чтобы подойти к ванной, остановила его. Покусала верхнюю губу. – Подожди, значит, ты без меня не можешь?

– Я без тебя могу, но не хочу! Такая постановка вопроса тебя устраивает? – ответил Векшин.

– Меня? Устраивает!

– Значит так, вот деньги. Купи псу что-нибудь пожрать и передай ему, что я его усыновляю.

– А я?

– И тебя удочеряю. Хотя нет… Я скоро приду. Ты меня жди. И думай над моим предложением относительно Цезаревой судьбы. И своей.

– Хорошо. Я буду смотреть телевизор и думать.

– Нет, телевизор тебя будет отвлекать. Ты просто так подумай, ладно?

Лена часто-часто закивала. Он поцеловал ее в холодный нос и вышел. Задумалась Елена. «Ну, вот и все, игра окончена, кажется. Да здравствует новая жизнь и новые ощущения!.. Но от этой мысли почему-то не стало радостно, а на душе заскребли противные кошки. И очень захотелось спрятаться от своих лояльных коллег под мышку к Паше Векшину.»

ХХI. Место встречи изменять нет смысла

– «Ты мне нужна»! Но у этой фразы совершенно иной смысл. А дальше? «Я без тебя могу, но не хочу!» Это уже форменная пародия на текст нашего задания!

– Но ведь в принципе-то она своей цели достигла: он в ней заинтересован и жить без нее не может.

– Не хочет!

– Ну, да, я согласна, что это немного разные глаголы, но Елена полностью подтвердила, что она наш человек.

– Я предполагаю пригласить ее на собеседование, где мы все и решим.

Последнюю фразу и услышал Векшин, войдя без стука в Розовый кабинет, где проходило совещание Коллегиального совета «Сообщества лояльных ведьм».

– Вот и я к вам на собеседование, – заявил он, не поздоровавшись. Он закончил свое стремительное движение в двух сантиметрах от стола, по разные стороны которого расположился триумвират – белокурая, рыжая и темноволосая дамы.

– Только я без приглашения, – добавил он. – Но ничего, будем считать, что это я вас пригласил.

Несмотря на порядочный кавардак, сопутствующий ремонту в остальных помещениях клуба, Розовый кабинет полностью сохранил свою роскошь в обстановке и сервировке стола. Дамы были в традиционной униформе – открытых вечерних платьях. Никто из них не выказал особого беспокойства по поводу появления незваного гостя, хотя ему, чтобы проникнуть сюда, пришлось «убеждать» в необходимости своего присутствия карлика-швейцара, посаженного на строительные леса, и здорового парня в черном костюме, сейчас приходившего в себя от сильнейшего удара между ног.

– Где Неволин? – спросил Векшин, пододвинув к себе стул. – Что вы с ним сделали?

Это были первый и второй вопросы собеседования, которое он начал не откладывая.

– Господин Векшин, кажется? – откликнулась рыжеволосая дама. – Давненько мы с вами не виделись.

– Лариса Андреевна, я задал вам вопрос, – сказал Векшин – В ваших интересах ответить на него быстро и четко.

– Вы присядьте все-таки. Мы сейчас как раз ждем человека, о котором вы спрашивайте. Он будет буквально через несколько секунд, – мягко ответили ему.

Векшин, следовательский опыт которого равнялся нулю, немного растерялся: подозреваемые совсем не пытались отпираться и изворачиваться.

– Выпьете чего-нибудь? – участливо спросила белокурая дама. А хорошо знакомая ему брюнетка пригласила официанта.

Векшин услышал едва слышные шаги за спиной: халдей подошел сбоку и чуть позади от него. Он протянул к Паше темную бутылку и сказал знакомым голосом:

– Рекомендую. Бордо урожая пятьдесят девятого года.

Векшин поднял глаза: перед ним стоял майор Неволин. Он был одет в черный костюм и белую рубашку. Галстук-бабочка на шее делала его еще более подтянутым и моложавым.

– Твою мать! Серега, ты чем это здесь занимаешься?

– У меня новая работа, Паша. И новая жизнь, – ответил Неволин. Он отнюдь не казался смущенным. Удивлению Векшина, быстро перешедшему в негодование, не было предела.

– Сергей Ильич подал рапорт об отставке по семейным обстоятельства, и через … семь минут он будет подписан высшим начальством.

– Каким обстоятельствам? – спросил Векшин, не отрывая глаз от по-прежнему невозмутимого лица без семи минут отставного офицера. – Ты же не женат, Серега!

– Теперь мы его семья, – медленно и весомо проговорила Лариса Андреевна.

Векшин ошеломленно посмотрел на нее, снова перевел глаза на Неволина.

– Ты-то чего молчишь?

– Так вы попробуете вина? – переспросил тот. – Может быть, у вас будут какие-то другие пожелания?

– Есть одно. А не пошел бы ты…

Свежеиспеченный официант кивнул, развернулся через левое плечо и скрылся за портьерами.

– С приобретением вас, милостивые государыни! – обратился Векшин к присутствующим. – Но меня вам так просто не взять, спятившие бабенки!

Он сделал попытку подняться с места, но не смог встать. Ноги как будто одеревенели, и по всему телу разлилась вяжущая слабость.

– А ну прекратить, дьявольское отродье!

– Не любите вы женщин, Павел Артемьевич, – заметила брюнетка, пытаясь насадить на вилку, ускользающую от нее оливку.

– Вот как раз женщин-то я люблю больше всего на свете, – прорычал Векшин в ответ и почувствовал, что стало немного легче. – А ненавижу больше всего баб, переставших быть женщинами. Вы, милые дамы, совершаете тяжкое преступление, которое должно наказываться примерно и публично. Вы уничтожили женственность в себе и хотите, чтобы ее лишились все без исключения женщины на свете.

– Это за что же нас наказывать? За то, что мы отказываемся следовать чисто мужскому представлению о женской участи? «На кухню и плакать» – так, кажется, это звучит, а Павел Артемьевич? – зло и отрывисто проговорила Лариса Андреевна, отбросив светское радушие.

– Именно. Плакать и капризничать, готовить блинчики и гладить брюки, а также быть нежной, доброй и обольстительной. А не командовать спецназом, толкать ядро и поднимать штангу. Любить мороженое с клубникой, красивое белье и бордовые розы. Много всего надо, чтобы быть женщиной…

– Довольно большой список, не находите? Особенно, если учесть, что частенько такая вот идеальная женщина, проведя ночь с настоящим мужчиной, получает от него на утро прохладный поцелуй и брошенное мимоходом предложение как-нибудь увидеться… – вступила в разговор Марина Аркадьевна с уже отловленной оливкой.

Удар был точный, и Векшин почти потерял сознание от нового приступа слабости. Еле слышно проговорил:

– Я пропустил еще одно важное женское качество: умение ждать.

Дамы переглянулись.

– Мы понимаем, господин Векшин, что ваши взгляды на жизнь, ваш характер, ваш пол, наконец, вряд ли позволят вам согласиться с теми принципами, которые мы исповедуем. Но если вы найдете в себе смелость прийти к нам в воскресенье по адресу…

– Никаких сборищ под эгидой лояльных ведьм больше не будет! Хватит вам морочить людям головы! – повысил голос Векшин.

– Ну, нет, Павел Векшин, так мы с вами не договоримся, – укоризненно покачала головой Лариса Андреевна.

– А я и не собираюсь с вами ни о чем договариваться. И еще: оставьте в покое Елену Тихонову, а не то я такой шабаш устрою, что «Мастер и Маргарита» вам производственным романом покажется.

– Да-с, мы с Михаилом Афанасьевичем когда-то не поняли друг друга … А сейчас и с вами общего языка никак не найдем, – печально сказала рыжеволосая ведьма, но глаза у нее загорелись веселым огнем.

– А вам не кажется, что Елена сама должна сделать выбор, господин Векшин? – ядовито добавила ее белокурая соседка, в глазах которой также засиял необычный свет.

– Павел, да вы расслабьтесь. Скоро все закончится. Мы уже не будем казаться вам этакими злобными монстрами. И вы помиритесь с вашим товарищем, – мягко проворковала брюнетка, сидящая ближе всех к Векшину, погладила его по руке и обволокла светящимся взглядом.

Векшин снова почувствовал, как отнимаются ноги и он постепенно превращается в аморфное существо. Веки отяжелели, под перекрестными взглядами трех «настоящих» женщин он с трудом удерживал уплывающее от него сознание.

– Не сметь! – раздалось вдруг среди таинства и колдовства. Огромная люстра угрожающе закачалась, зазвенели бокалы, и самопроизвольно откупорилась бутылка шампанского. Нарушительницей спокойствия в Розовом кабинете оказалась не кто иная, как Елена Николаевна Тихонова собственной персоной. Она стояла немного позади неподвижного Векшина и, прижав подбородок к груди, с вызовом смотрела на своих экзаменаторов. После того, как в гардеробе она повстречала Сергея Неволина в его теперешнем статусе, а в Розовом кабинете замаячила векшинская спина, ее чуть ли не затрясло от желания разнести на щепки все заведение.

– А мы как раз хотели пригласить вас на собеседование, – сказала Лариса Андреевна. – Как вы здесь оказались, Елена?

– Я что-то не пойму, последний пункт все-таки пошел ей в зачет? – шепотом спросила блондинка брюнетку. Та в ответ пожала плечами.

Елена наклонилась и сбоку заглянула в лицо Векшину. Понемногу он начал приходить в себя, открыл глаза и сжал руками виски.

– Я хочу разорвать наш контракт. И не вздумайте меня уверять, что это невозможно! – безапелляционным тоном произнесла Елена.

Лариса Андреевна грустно усмехнулась. Веселые огоньки в ее глазах погасли.

– Подумай, девочка, от чего ты отказываешься. И ради кого. Он же бросит тебя очень скоро.

– Ну, это вы, положим, врете! Я без него не могу! И не хочу!.. Как я могу компенсировать вам затраченное время и энергию? – не снижала темпа и натиска Елена.

Брюнетка и блондинка потеряли к разговору всякий интерес и занялись едой и питьем из уцелевшей посуды.

– Вон твоя компенсация просыпается. Ты должна будешь не менее трех раз в неделю вступать с ним в интимные отношения.

– В интимные?..

– Ты прекрасно поняла, о чем я! И вот эдак-то в течение двадцати ближайших лет! Только в этом случае господин Векшин не сможет вспомнить всего, что с ним произошло за последний месяц и в силу природного мужского шовинизма причинить нам вред. Иначе – ты наша, а он уйдет на пенсию с должности официанта.

– А если он?.. А если у него?.. – еле слышно спросила Лена, утратив всю самоуверенность.

– Твои проблемы! Я надеюсь, что ты и сама откажешься от своей затеи в скором будущем. И в одну прекрасную ночь или день откажешь ему и захочешь вернуться к нам. Ты почти стала частью Сообщества, Елена!

– Я – часть Векшина. А он – часть меня, – было сказано в ответ.

Лариса Андреевна досадливо поморщилась.

– Ну, будь по-твоему! Я все же не буду прощаться. Ты знаешь, как вернуться к нам. А теперь закрой глаза. И ему закрой тоже. Не бойся. Ведьма глупую женщину не обидит. Откроете глаза ровно через семь секунд. Успехов в семейной жизни!

С последними ее словами свет в кабинете погас.

– Господи, а зачем глаза-то закрывать?! – воскликнула Елена.

– Традиции надо уважать! – откуда-то с потолка донесся ответ.

XXII. Жизнь – прекрасна, и каждому – свое

Три женщины, завернутые в простыни, полулежали, в комнате отдыха лучшей городской сауны. Перед ними стояло холодное пиво и пакеты с чипсами и солеными орешками. Кружек и стаканов не было. Как истинные ценители пенного напитка они предпочитали пить его из бутылок. Звучала томная музыка. Пахло древесной смолой. Современный художник, возьмись он за написание подобной картины, назвал бы ее «Три грации в состоянии релаксации».

– А может, мальчиков закажем? – сладко потянулась Марина. Но ее предложение не встретило никакой поддержки у других любительниц пива.

– И все-таки я не могу объяснить лопнувшие бокалы, выстрелившее шампанское и этот фокус с появлением почти из воздуха. Мы же только собрались обсуждать вопрос о ее окончательном вступлении в Сообщество. Откуда такие возможности у обыкновенной женщины? – спросила брюнетка со своего диванчика.

Лариса, старшая и самая опытная ведьма, поправила полотенце на голове и отпила большой глоток из бутылки.

– Сонечка, ну что ты такое говоришь! Елена Николаевна Тихонова – самородок. Может, она и обыкновенная, но и настоящая Женщина тоже. Очень жаль, что нам не удалось заполучить ее в свою компанию. Пока не удалось. А то, что бокалы и люстры… Уверяю тебя, каждая женщина в глубине сознания обладает такими способностями с рождения. У Елены этот талант проявился более ярко, да и мы помогли ей ощутить, что такое ведовство. Я уверена: то, что мы наблюдали недавно в Розовом кабинете – это далеко не все из арсенала «фокусов», которым владеет наша знакомая.

– Но вот только талант ее, как бы это сказать, – продолжила Лариса Андреевна, помолчав, – однобок, что ли… Все, что ей доступно из сверхвозможностей, связано исключительно с защита себя и своих близких от любого рода жизненных неприятностей… Да и хватит об этом! Нам с вами надо всерьез подумать о дальнейшей деятельности нашей фирмы. Я бы сказала, о координации ее деятельности в связи с новыми обстоятельствами. Вот уже девять лет никто из приглашенных кандидаток в Сообщество не отказывался от этой чести. Что-то мы делаем не так, милые дамы!

– Лариса, ну ты опять о работе. Мы же отдыхаем! – промурлыкала синеглазая Марина. Сегодня она была в приподнятом настроении. Ей очень хотелось расслабиться после того, как она, действуя на свой страх и риск, безуспешно устраивала козни своей потенциальной сопернице и неудачно разыграла козырную карту с майором КГБ. Хотя в конечном итоге все счастливо разрешилось: потенциальной соперницы на выборах уже не будет, а красавчик-майор стал одной из достопримечательностей клуба «Мефисто». Все хорошо, что хорошо кончается!

– Вот-вот, а не пора ли нам подумать об отпуске. Я лично уже лет пятьдесят не отдыхала. Работаешь, как лошадь… – поддержала Софья.

Лариса задумалась.

– А что! – сказала она после паузы. – Идея мне нравится. Давайте попробуем.

– Хочется экзотики. А не махнуть ли нам куда-нибудь в Таиланд или на Карибы, – предложила Марина.

– Фу, туристические маршруты для пузатых импотентов с кошельками, – поморщилась Софья. – Я бы съездила куда-нибудь в Рио-де-Жанейро, где футбол, мужчины-мачо и …

– … латиноамериканские сериалы, – закончила за нее Лариса. – Ох, коллеги, тревожите вы меня. Мы же русские ведьмы!

Три женщины помолчали немного. А потом блондинка воскликнула:

– Девочки, я придумала! А что, если нам провести отпуск в Арктике?! Там, где нет никого, кроме белых медведей и настоящих мужчин. Путевку я постараюсь достать через знакомых в Министерстве. Слава … феминизму, связи есть, мы ведь ведьмы лояльные. Совместим приятное с полезным?

У Ларисы и Марины заблестели глаза и порозовели щечки. Они хором взвизгнули и сдвинули пивные бутылки в центре стола.

… Когда Векшин расплатился за разбитую посуду и залитые шампанским портьеры, он тщетно попытался понять, как он мог потерять контроль над собой после такой незначительной дозы спиртного.

«Во всем виновата усталость и это легкомысленное в моем возрасте увлечение» – думал он, направляясь в фойе, расплатившись с улыбчивой официанткой.

«Ну и что! Пусть я сдурел на старости лет, но уж очень она хороша». Он дождался Елену, отпросившуюся минутой позже «попудрить носик», и когда подавал ей плащ перед огромным зеркалом, не убрал руки и поцеловал в затылок.

– Павел! Люди кругом! – строго сказала учительница.

– Да нет тут никого! Почти…

Большой и толстый мужчина в швейцарской униформе улыбнулся в бороду и вышел на улицу.

– Слушай, Ленка, я чего-то плохо стал спать без тебя. Выходи-ка ты за меня замуж – говорят, это самый простой и эффективный способ не расставаться на ночь.

Лена, попыталась высвободиться из объятий и обернулась к нему.

– Ты в своем репертуаре, Векшин! А где цветы? Где преклонение, хотя бы на одно колено? Посуду вот побил в ресторане…

– Так ты так и не ответила мне, Елена Николаевна!

Она опустила ресницы и мягко, но сильно отвела его руки. Потом отошла к выходу, и что-то сказала едва слышно. Векшин наморщил лоб:

– Что? Что ты сказала?

Но она уже выходила за дверь. Ноябрьский ветер рванул полы ее плаща, она наклонила голову и быстрым шагом двинулась по спускающейся под горку улице. Векшин бросился вслед за ней. Она ускорила шаг.

Илья Семенович Кульман, опаздывавший на торжество по случаю окончания съемок фильма своего друга Павла Векшина, был очень раздражен, когда дорогу ему преградила парочка. Мужчина держал женщину на руках, они слились в поцелуе и не обращали внимания на редких прохожих. Узкий тротуар стал непроходимым. Кульману очень не хотелось выходить на грязную дорогу в начищенных до блеска туфлях. Поэтому он собрался извиниться и попросить влюбленных, ничего не видевших вокруг, немного посторониться. Он подошел ближе и обнаружил, что они еще и ничего не слышат. Он совсем рассердился и хотел было легонько подтолкнуть их к стене дома. Но, вглядевшись в лица целующихся, старый мудрый Кульман не стал этого делать, улыбнулся и с размаху вступил в ближайшую дорожную лужу. И пошел дальше, твердо зная, что на сегодняшнюю вечеринку он придет не последним.

Москва – Туринск, 2003–2005 

Андрей Комаров 

Сообщество лояльных ведьм

Dreams – 

Андрей Комаров Сообщество лояльных ведьм

Как была она, Ева, женщина,

из ребра мужнина сотворена,

так и останется до скончания века.

Л. Толстой «Крейцерова соната»

I. Предложение, от которого не отказываются

C недавних пор Елена начала всерьез задумываться о своей личной жизни. Ее последний вялотекущий роман закончился две недели назад таким же невзрачным объяснением. Олег Валерьевич, ведущий менеджер какой-то там торгово-закупочной компании, объяснил Елене Николаевне поутру, почему он больше не может обманывать ни ее, ни себя. Обычная история…«Неужели так трудно обойтись без дурацких объяснений! „Милая, мы не сможем быть вместе, потому что…“ Уж если так невмоготу – уйди просто, молча, с достоинством!» Лена зло взглянула на встречного, интеллигентного с виду прохожего. Он с удивлением посмотрел на нее из-под очков. И наверняка еще какое-то время размышлял о том, чем же он мог вызвать такую острую неприязнь незнакомой, очень привлекательной девушки с утомленным взглядом. Лена Тихонова, обыкновенная девушка с обыкновенной фамилией, преподавательница истории средней школы № 5 города Ханты-Мансийска, изрядно вымотанная уже за первую четверть, возвращалась домой после шести уроков и двух часов дополнительных занятий для наиболее отъявленных оболтусов из девятого и двух четвертых классов. Елена Николаевна Тихонова любила свою профессию, но черная полоса в ее двадцатипятилетней жизни слишком затянулась, и воспоминания о милых сердцу Пунических войнах и реформах Петра Первого вызывали легкую дрожь. Видимо, сделали свое дело бесконечные повторы, контрольные да перманентные двойки ее учеников, более чем легкомысленно относящихся к предмету.

В булочной она уронила на пол кошелек, вызвав недовольство толстенькой, уверенной в себе продавщицы, одобрительная улыбка мужчины средних лет и средних возможностей, открывшего перед ней дверь, вызвала только неприятное злое чувство. Наконец возле самого дома ее окатила октябрьской жижей промчавшаяся иномарка, и настроение испортилось окончательно.

Лена вошла в квартиру, бросила сумку на пол, стянула сапоги и погрузилась в сеанс «самоизлечивающей терапии». Поплакав минут десять, Елена Николаевна вдруг вспомнила, что не заглянула сегодня в почтовый ящик. Природная способность улучшать упавшее настроение любым доступным способом взяла вверх, и Лена спустилась на первый этаж в надежде получить легкомысленную весточку от кого-нибудь из многочисленных знакомых. Из-за отсутствия в квартире телефона, а может быть, благодаря редкой в наше время потребности в эпистолярном общении, она вела довольно обширную переписку с друзьями, родственниками, друзьями друзей и родственниками родственников.

Вот и теперь, помимо пары-тройки газет и кучи назойливых рекламных листовок в ящике нашлось нечто обнадеживающе объемное. Писем было даже два. Первое прислал Лене ее давний воздыхатель и самый долговременный протеже матери, Сережа Неволин. Она вздохнула и отложила его в сторонку, а вот второе письмецо было забавнее… Во-первых, конверт. Лишь профессиональное самообладание удержало полувосхищенную, полуиспуганную Елену Николаевну от восклицания. Конверт был черный. В прямом смысле слова – из черной бумаги отличного качества, с золотой вязью букв на лицевой стороне. Изящностью почерка неведомый отправитель вполне мог соперничать с лучшими каллиграфами прошлого. И что было как нельзя более уместно для такого конверта – на нем отсутствовали в принципе какие бы то ни было штемпели, марки и прочие частности. Лене вдруг захотелось бросить это дьявольски красивое послание куда-нибудь в огонь. Но… поскольку камина под рукой не оказалось, она решила пойти навстречу неведомому: достала ножницы и аккуратненько отрезала краешек. Содержание письма было под стать удивительному конверту:

...

«Милостивая государыня, Елена Николаевна! Некоммерческая благотворительная организация „Сообщество лояльных ведьм“ предлагает Вам рассмотреть возможность сотрудничества с нами на добровольной основе. Наша компания с незапамятных времен ведет работу по созданию основ прекрасного настоящего и счастливого будущего для всех представительниц прекрасной половины человечества. Мы заинтересованы в пополнении рядов нашей юридически законной организации членами (не вполне подходящее определение, но в данном случае именно оно является наиболее точным), которые могли бы достойно претворять в жизнь святые для каждой женщины положения: равноправие, независимость, жизненный успех.

Коллегиальный совет „Сообщества лояльных ведьм“, обращается к Вам с предложением посетить наш офис и обсудить условия контракта. Пусть Вас не смущает некоторая необычность нашего послания, равно как и название нашей компании – поверьте, в жизни встречаются вещи гораздо более удивительные. Как только вы примете решение встретиться с нами, все необходимые формальности будут соблюдены. Вам останется только довериться своему чутью женщины и думать о хорошем. И помните: для Настоящих женщин нет преград и сомнений».

Коллегиальный совет «Сообщества лояльных ведьм» (подписи неразборчивы) .

Лена покусала верхнюю губу. «Совсем бабы сдурели! Какие еще ведьмы? Лояльные! То есть законопослушные? Или обходящиеся без метлы и ступы? Да надо мной кто-то просто издевается! Контракт какой-то… Бред!» Лена решила подумать об этом завтра, как поступила бы ее любимая Скарлетт, и направилась в ванную. Проводить время под душем она любила даже больше, чем клубнику со сливками, не говоря уже об окружающих ее мужчинах. Последние, кстати, всегда живо интересовались этим ее увлечением: «Чем же ты там занимаешься столько времени?» Но им было не понять. Лена оставалась одна, купалась, что-то напевала негромко и… мечтала. Причем, даже когда ее ждал какой-нибудь Олег Валерьевич из торгово-закупочной компании.

«Ну, зараза, только попадись мне на глаза еще!.. Я даже знаю, куда тебя пошлю. В эту… в как ее… в Караганду!… Закупать кумыс!» Лена глубоко вздохнула и развязала пояс на халате. «Все, на сегодня хватит. Буду думать о хорошем!». Но тут в дверь позвонили. «Ну, что там еще …». Лена подошла к двери и прислушалась. – Лена, ты дома? Я знаю, ты слышишь меня! Открой, пожалуйста. Мне надо тебе кое-что сказать.

Это был Олег, как всегда легкий на помине. – А разве ты еще не все сказал? – Лена решила все-таки пойти до конца. – Лен, я виноват, я не знал, что все так… Лена! Я уезжаю надолго… Надо хоть попрощаться по-человечески! – Слушай, Олеженька, видеть тебя я не желаю! Это, во-первых. А во-вторых, иди ты… – Лена, да будь ты человеком! Я за тысячи километров улетаю. Не могу я ехать в Караганду, не побыв с тобой еще немного… Ну, Леночка! Лена распахнула дверь. – Куда-куда ты едешь? Перед ней стоял уверенный в себе Олег Валерьевич. Он сделал попытку пройти в дверь и прижать к себе Елену, наткнулся на выставленный локоть и еще раз услышал вопрос: – Так куда ты едешь? Он недоуменно посмотрел на нее и пожал плечами. – Да начальство у нас что-то сумасбродничает. Вот филиал решили в Казахстане открыть. Я – руководителем. Лена! Пусти же меня, Леночка! Но Леночка не пустила, захлопнув с силой дверь.

«Надо же! Вот это совпадение! Даже как-то неловко». Лена подошла к окну: Олег Валерьевич, уже не такой уверенный, подходил к своей «девятке». «Ну, ничего, ты и в Казахстане не пропадешь, дорогой. И что я в нем нашла полгода назад?! Вот дуреха!» Лена задернула шторы и удивленно оглянулась. Против ожидания, в полностью темной комнате был еще какой-то источник света. Мягкое и немного пульсирующее свечение находилось в пространстве над столом и не исчезло даже после того, как Лена крепко зажмурилась и снова открыла глаза. Она на цыпочках подошла к столу и замерла от изумления. Светился тот самый удивительный конверт, пришедший от фирмы с таким странным названием. Надпись на нем по-прежнему была золотой. Но к удивлению Елены Николаевны, удивлению, переходившему в озноб и нервную дрожь, текст надписи теперь был другим. Вместо: «От искренних друзей, с глубоким уважением, Елене Николаевне Тихоновой, собственно в руки» тем же почерком было выведено: «Украина, Одесса, Аркадия, клуб-ресторан „Мефисто“». Елена Николаевна медленно опустилась на стул, потом вскочила и бросилась к выключателю. Свет зажегся, буквы перестали светиться, но текст со странным адресом не изменился. «Так-с, видимо я сегодня перезанималась. Или перенервничала? Все, купаться, купаться, а то не доживу до старости».Она зашла в ванную и отвернула кран. Увы, горячую воду на этот раз давали весьма экономно. «Что же это такое! Никаких моих сил не хватит терпеть эти сюрпризы! Я хочу горячей воды!».Слава богу, вода действительно начала теплеть, ее поток быстро увеличивался. И скоро Елена Николаевна забралась под душ и заурчала от удовольствия. Она была одна, всякие неприятности, загадочные послания и никчемные ухажеры были далеко. Лена зажмурилась и, как всегда, перед ней потихонечку начали возникать милые ее сердцу картины.

Если кто думает, что Лена Тихонова грезила о мужчинах, о плотских утехах и прочих интимных вещах, тот глубоко заблуждается. Хотя интимными, то есть глубоко личными, «веселые картинки» (как она сама для себя называла это вполне невинное душевое, да и душевное развлечение) все-таки были.

Закрытые глаза, богатое воображение, теплый и ласковый поток воды, струящийся по телу, практически всегда помогали учительнице истории воспарить над бесцветным настоящим и почувствовать себя женщиной из другой, неведомой, такой красивой и даже сладкой жизни. Море, солнце, яхты, рестораны, европейские города, настоящие мужчины рядом – глотками такого незатейливого коктейля частенько утоляла духовную жажду наша купальщица. Но все-таки самыми главными в этом кино были картинки ее прошлого, теперь, правда, несколько подретушированного.

…Павел подошел к ней тогда после довольно долгих переглядываний за соседними столиками в столовой санатория «Аркадия». Лена с мамой и тетушкой отдыхала тогда по «горящей» путевке, а он с товарищами из киногруппы подкреплял силы диетической пищей перед очередным съемочным днем очередной отечественной мелодрамы из иностранной жизни. Павел остановился перед ней в коридоре, улучив момент, когда ее строгие опекунши задержались у зеркала, и сказал до ужаса просто: «Девушка, вы очень мне нравитесь вот уже четыре дня. Давайте сегодня сходим на танцы. Я вас буду ждать внизу, в половине девятого, хорошо?» Она не нашла ничего лучшего, как похлопать ресницами и пробормотать: «Угу». Мужчина, улыбнулся, кивнул, как кивали на прощание гусарские офицеры в ее любимых кинофильмах, и отправился по своим киношным делам.

Из оцепенения Лену вывели мама с тетушкой. Они подошли к ней в самом благодушном настроении и предложили сходить вечером на «Романс о влюбленных», невесть каким образом оказавшийся в фильмотеке местной санаторно-курортной зоны.

– Аленка, ты чего застыла? – Тетка, бывшая с ней в прекрасных свойских отношениях, как, впрочем, и с большей частью человечества, дернула ее за рукав. – Так ты идешь? Посмотришь на мою первую и безответную любовь. Женя Киндинов… Сколько же я из-за него слез пролила… Ах, молодость-молодость!

А Елена Сергеевна внимательно посмотрела на свою дочь. Отец Аленки, человек, за которого она вышла замуж по любви и прогнала через семь лет, устав от его бесконечных исканий смысла жизни, сопровождавшихся запойным пьянством, называл ее Леной-большой. Она, в отличие от сестры, сразу уловила перемену в настроении дочери.

Общительная и живая девочка в это мгновение находилась в каком-то «замороженном» состоянии. Так и есть!.. Хлыщ-киношник из-за соседнего столика, уже несколько дней вместе с собственным обедом поедавший глазами Лену-маленькую, все-таки подобрался к ее дочурке. Сейчас он входил в лифт, пропустив вперед какую-то неторопливую старушку, и оглянулся на Аленку. В смущенном взгляде дочери Елена Сергеевна прочла упрямство и вызов.

– Алена, а у тебя, кажется, совсем не киношное настроение сегодня?

– Мама, мне уже девятнадцать лет, и, если кому-то пришло в голову назначить мне свидание, что здесь плохого?

– Да, но когда Сережа Неволин просит тебя о встрече, ты, отказывая ему, ссылаешься как раз на свою молодость и неопытность.

– Твой Сережа зануда. А мне хочется общаться с интересными людьми.

– Дочка, я твоя мать и желаю тебе счастья, но все-таки эти киношники.… Знаешь, что про них рассказывают!

На «Романс о влюбленных» Лена-маленькая все-таки не пошла. Этому предшествовали, правда, лекция о нравственном облике советских кинематографистов, заступничество тетки, перепалка в стиле «всем сестрам по серьгам», совместные слезы, примирение и т. д. Как бы то ни было, в половине девятого она была уже в фойе «Аркадии» и с некоторым замешательством поглядывала на проходивших мимо мужчин. Больше всего ее смущало, что она пришла на свидание за целых пять минут до назначенного времени.

– Здравствуйте! Какая вы молодец! – он появился внезапно и откуда-то из-за спины.

– Здрасьте…

– Вас ведь зовут Лена? А меня Павел.

Лена кивнула и с удивлением оглядела своего нового знакомого. Ее изящное открытое платьице никак не гармонировало с его драными джинсами, черной футболкой и кроссовками на босу ногу.

– Да-да, прикид у меня сегодня не для вечера в стиле «диско». Лена! А что если вам сегодня совершить еще более легкомысленный поступок?

Она вопросительно подняла брови.

– Понимаете, нашему режиссеру после ужина пришла гениальная мысль. Обычно такого рода мысли посещают Игоря Станиславовича как раз после приема пищи… Так вот, в нашем фильме, оказывается, не хватает эпизода на фоне морского заката. Представляете? Преступление совершается под шум морских волн и на фоне заходящего солнца! И вот нашему брату администратору теперь нужно ехать в одно местечко за сорок километров отсюда и готовить смену. Я думаю, мы управимся быстро, и у нас с вами будет пару часов для закрепления знакомства. Искупаемся, костер разожжем, у меня гитара есть. А к утру, мы вас в целости-сохранности доставим к матушке и тетушке. Вы согласны?

Предложение было неожиданное, но уж очень заманчивое. Санаторные будни и общество двух ближайших родственниц изрядно наскучили девушке-студентке. А тут назревало что-то новое, необычное: киносъемки, режиссеры, администраторы… Да и потом, Павел действительно производил впечатление надежного и… интересного человека.

Почувствовав, что прелестной собеседнице его предложение понравилось, Павел воодушевился:

– Лена, вы должны верить мне. Я серьезный и вполне положительный человек. Идите, переодевайтесь, спрашивайте разрешения и спускайтесь к машине. Я вас жду.

Спрашивать разрешения Лена, конечно, не пошла. Она оставила записку у портье и попросила передать ее через два часа в 127-й номер. Через несколько минут видавший виды «УАЗ» с надписью «Киносъемочная» уже вывозил за ворота санаторно-курортного комплекса «Аркадия» Лену Тихонову, впервые в жизни решившуюся на самостоятельный поступок такого масштаба.

… «Аркадия». «Аркадия»… Мама дорогая! А ведь ее лояльные отправительницы тоже из одесской «Аркадии». Лена открыла глаза и с силой провела рукой по лицу. «А здорово было бы сейчас взглянуть на те места, где была когда-то чуточку счастлива…». Она выключила воду, протерла полотенцем запотевшее зеркало и посмотрела на свое отражение. «Интересно осталась ли там столовая, где обедают приезжие кинематографисты?.. А кормят там также скверно или получше?»

Поток воспоминаний и догадок остался без продолжения, потому что в дверь снова позвонили. «Ого! Просто день посещений сегодня! Неужели Олежек еще не угомонился!» Но нет – за дверью стояла почтальонша тетя Вера и протягивала хозяйке увесистый конверт.

– Получи срочную бандероль, милая. Распишись вот здесь.

Из бандероли были извлечены следующие бумаги: билеты на самолеты Ханты-Мансийск-Москва и Москва-Одесса, карточка проживающего в гостинице «Аркадия» и тринадцать стодолларовых купюр.

Не выпуская корреспонденции из рук, Елена Николаевна зачем-то подошла к окну и осторожно отодвинула штору. Смеркалось. За окном не было ни единого человека. Огромный черный дворовый кот, откликающийся на кличку Бандит, обозревал подотчетную территорию со своего поста на близстоящем дереве. Она постучала по стеклу. Бандит повернул морду к окну и дернул хвостом. В свете уличного фонаря его глазищи зловеще блеснули. Лена еще раз взглянула на бумаги. Имя, отчество, паспортные данные – все без ошибок. Доллары. Примерно ее полугодовая зарплата.

Лена пожала плечами. В конце концов, всякое удивление тоже имеет свои границы. Она погрозила коту пальцем и пошла к соседке, чтобы позвонить директору школы. После того, как фантастическая договоренность об отпуске за свой счет в конце четверти была достигнута, Елене Николаевне осталось только собрать сумку с вещами, взглянуть на таинственный конверт, который, кстати, ни чуточки не изменился за последнее время, и немножко подумать о том, что бы сказала ей сейчас мама. Времени действительно было в обрез. Через пару часов заканчивалась регистрация на ее рейс.

II. Вот и встретились два одиночества

Главное – постараться найти в любой неприятности приятные составляющие. Но в его случае это было непросто. Когда съемочная группа вот уже вторую неделю простаивает из-за разгильдяйства администраторов, взаимная неприязнь режиссера и директора картины уже перешла в открытые столкновения, господа артисты отдают должное прекрасному вину местного производства, и все это происходит за тысячи километров от твоего продюсерского ока – ситуация довольно кислая!.. И надо ехать, разбираться, направлять, увещевать и т. д. и т. п.

Но, слава богу, все эти сложные кинопостановочные процессы происходят в славном городе Одесса, где продолжается, должно быть, бабье лето, девушки пока не надели плащи и колготки, а с парой-тройкой оставшихся еще с застойных времен приятелей всегда можно завалиться куда-нибудь в укромное местечко и за бутылочкой винца поностальгировать о былом.

Именно поэтому Павел Векшин, продюсер одной маленькой, но гордой кинокомпании, получив от своего руководства распоряжение «наладить процесс и вернуться с реальными сроками выхода фильма в прокат», был настроен сегодня весьма оптимистично. Он вылетал поздно вечером и до этого рассчитывал заехать к одной даме, не являющейся ему ни сестрой, ни дочерью, ни, тем более, матерью.

Алина Винарская, несмотря на довольно юные годы, была девушкой, ответственной, самостоятельной и много зарабатывающей. Ее бухгалтерское настоящее давало ей возможность ни от кого не зависеть и рассчитывать на блестящую карьеру в будущем – в общем, делать себя самой. Жаль только, что в последнее время в ответ на предложение встретиться Павел все чаще слышал ее аргументированные отказы.

– Алло! Привет, Алинка, ты когда заканчиваешь сегодня?

– А что?

– Как что? Очень хочется заняться исследованием твоих бесчисленных достоинств в непосредственной интимной близости. И хорошо бы прямо сейчас. Или через час.

– Павел, я тысячу раз тебе говорила, что твои импровизации на тему встреч меня совсем не устраивают. У меня много дел по работе, а вечером еще придется ехать на юбилей партнерской фирмы…

– Бедняжка!

– Опять ирония! Ты что же думаешь, я наивная девочка-припевочка, готовая броситься к тебе по первому зову? Может быть, ты считаешь себя неотразимым благодаря твоему киношному статусу? А я просто млею от одной возможности провести время с человеком искусства?..

– А что, нет? – Павел начал заводиться.

– Послушай, говорить в подобном тоне я с тобой не собираюсь.

– Алина Германовна, у меня нет и тени сомнения в ваших потрясающих качествах бизнесмена в юбке, но я вот все чаще замечаю, как говорил кот Матроскин, что вас как будто кто-то подменил…

– Кто говорил?

– … и мне все чаще приходит в голову мысль, что поговорка «бизнесмены – отдельно, юбки – отдельно» является действительно народной мудростью.

– Вот так у тебя всю жизнь: «я», «для меня», «по-моему». У меня есть один знакомый, который вообще таких слов не употребляет.

– И какой же он пользуется лексикой? Наверное: «ты», «для тебя», «по-твоему»?

– Не самые плохие словосочетания!

– Это точно. Лишь бы они, в конечном итоге, не привели к другой изящной формулировке. Что-нибудь вроде: «чего изволите?».

– Ты самоуверенный мужлан, Векшин. И вообще, я давно хотела предложить тебе подумать о целесообразности наших дальнейших отношений.

– О целесообразности, говоришь.… А что тут думать, прыгать надо!

– Что-что?

– Я говорю, передавай привет изящному знакомому и не матерись во время оргазма, по возможности… Ты можешь быть неправильно понята. Пока!

Он не стал ждать реакции на свои слова и положил трубку. Ну что ж, по крайне мере внесена необходимая ясность. Хреново же начинается его командировка… «Ах, Алина Германовна, как же мне будет не хватать твоих круглых бухгалтерских коленок! Но что делать, видимо деловая женщина и мой организм несовместимы категорически».

Паша открутил крышечку, отхлебнул из фляжечки (коньяк он, признаться, часто носил при себе) и решил провести остаток вечера в обществе своего школьного товарища, а ныне большого человека в педагогическом «бизнесе» столицы.

– Вот скажи мне, Леха, в твоем колледже для одаренной молодежи невинных девушек тоже в бизнес-вумен превращают?

Алексей Николаевич Боярский, директор и соучредитель коммерческого колледжа для одаренных детей «Премьер», налил коньяк в фарфоровые чашки (сервиз был подарен мэрией Москвы) и глубокомысленно хмыкнул:

– Понимаешь, Паша, в нашем заведении способные и талантливые детишки становятся гармонически развитыми личностями. Поэтому девчонки у нас и поют, и рисуют, и в юриспруденции разбираются, и основы маркетинга и менеджмента изучают…

Выпили.

– Свинья ты, Лешка, большого размера. Лишаешь бедных девочек радостей семейной жизни и сексуального удовлетворения в недалеком будущем.

– Да ты, брат, сердитый какой-то сегодня. Какая муха тебя… – Алексей внимательно посмотрел на критика негосударственной системы образования. – Да тут не насекомое. Тут особь более значительная, а Павел Артемьич?

– Не обо мне речь, уважаемый, о несовершенстве бытия толкую. И предлагаю ввести в твоем учебном заведении новый предмет – «Взаимоотношения полов». Себя, кстати, могу предложить себя в качестве преподавателя за символическую оплату. Все-таки полгода филфака у меня есть, – сказал Паша.

– Я надеюсь, на этом факультативе семинары и практические занятия будут иметь место?

– Обязательно.

– Я так и думал… Жениться тебе нужно, Паша. И чем быстрее это произойдет, тем безболезненнее ты перейдешь к собственным практическим занятиям по взаимоотношениям полов, – сказал Боярский.

– А что, сейчас я, по-твоему, только теоретизирую?

– А сейчас вы, молодой человек, находитесь в периоде кратковременных туристических походов и безответственных недалеких экспедиций. Это я вам как глава семьи, как муж и отец с десятилетним стажем, говорю.

– Ну, вот если бы отыскать такую, как твоя Катерина… Она ведь, небось, и в бухгалтерских документах ни в зуб ногой, и борщ тебе готовит, и после работы не задерживается? – спросил Векшин.

– Какая уж тут бухгалтерия… Только вот беда: второй такой же как Екатерина Сергеевна, видимо, уже не найти. Но, ты не расстраивайся, есть другие девушки, умеющие готовить борщ и преподавать химию в средней школе, – ответил Алексей.

– Все. Решено. Начинаю целенаправленно заниматься поисками своего идеала, – сказал Векшин.

– Это как же, опять методом проб и ошибок? – полюбопытствовал Боярский.

– Ты это оставь, пожалуйста. У тебя друг пропадает без любви и без ласки, – грустно ответствовал Векшин.

– Да по-моему, как раз наоборот – от избытка того и другого, нет?

– Вижу, совсем ты ничего не понимаешь в моих порывах и исканиях. Ладно, мне пора. А о моем предложении подумай. Может быть у меня призвание – наставлять юных девиц на путь истинный!

В аэропорту объявили задержку рейса по метеоусловиям, и Павел направился в ближайшую забегаловку взбодриться кофейком. Он уже уселся за столик, когда в дверях кафе начали один за другим возникать какие-то мрачноватого вида люди. Они жмурились на свет, вяло переговаривались, брали стандартный пассажирский набор – кофе, сосиски, салат – и молча принимались за еду. Из обрывков разговоров Павел понял, что это его товарищи по ожиданию, транзитные пассажиры рейса на Одессу. Среди них были представители обоих полов, разных возрастов и уровней достатка, но все они, как один, выглядели живой иллюстрацией к поговорке «Хуже нет – ждать и догонять».

Хотя, нет. Одна парочка в этой компании несколько оживляла картину. Огромного роста мужчина с комплекцией артиста Невинного всерьез взялся ухаживать за красивой посетительницей кафе, имевшей неосторожность сесть за столик вместе с ним. Он оживленно жестикулировал, рискуя сбить приборы на пол, громко высказывался и вообще вел себя очень активно, как и подобает подвыпившему джентльмену средних лет, пораженному женской красотой.

Дама уже начала оглядываться по сторонам, и Векшин совсем было собрался встать из-за стола, но… Он так и не успел разобраться, что же произошло буквально в считанные секунды. Третируемая толстяком женщина вдруг резко обернулась к нему, поманила пальцем и что-то сказала на ухо. Ее собеседник выпрямился, мгновенно протрезвев, покрутил головой, пожал плечами и… заторопился за другой столик.

Павел с восхищением наблюдал за маленькой победоносной акцией красоты и женственности. Тем более что эта стройная Диана показалась ему знакомой. «А впрочем, кому из нас не кажутся давно знакомыми интересные девушки с таким сногсшибательным обаянием. Интересно, что же она ему сказала…»

После трехчасового ожидания (кофе, коньяк, еще коньяк) объявили посадку, и Павел с удовольствием вышел на свежий воздух. Для человека только что расставшегося с какой-никакой любимой женщиной у него было вполне сносное самочувствие. Может быть, все дело было в коньяке, может, в предстоящей встрече с Одессой… А может быть…

Чудо было в том, что ее кресло находилось рядом с его креслом. Он зашел в салон самолета одним из последних, и его соседка уже уютно устроилась на своем месте и прикрыла глаза. «Устала амазонка…». Векшин положил в багаж куртку и тихонько сел в свое кресло. На расстоянии двадцати сантиметров она была еще более привлекательна. Длинные ресницы княжны Мэри, высокий чистый лоб, губы… Интересно, а какие у нее глаза?

А глаза у нее были как минимум сердитые.

– Ну, как, составили общее впечатление?

– Разве, что самое общее. Я вас разбудил, кажется, извините, – сказал Паша.

– Я не спала. Просто…

– …закрыли глаза, чтобы немного помечтать о будущем. Или поразмышлять о прошлом? – коньяк располагал к общению.

– Для абсолютно постороннего человека вы слишком любопытны!

– Так в чем же дело?!

– Уж не хотите ли со мной познакомиться? Вы – со мной!

К удивлению Векшина, в серых выразительных серых глазах соседки плеснулась даже не раздражение, а ярость. Он немного опешил.

В салон вышла стюардесса и пригласила пассажиров оставить, наконец, все свои дела на земле и насладиться полетом.

Векшин послушно начал пристегиваться, и когда снова оглянулся на соседку, та полулежала в кресле, прикрыв глаза. Он склонил к ней голову:

– И все-таки могу я узнать ваше имя?

– Лена меня зовут. Елена Николаевна, – ответила она.

– Что вы говорите… Какое учительское имя-отчество, просто прелесть!

Она открыла глаза.

– А я и есть учительница. Преподаю историю в средней школе.

«Ну, и денек выдался нынче. Она еще и учительница к тому же. Как там Лешка изрек: на твой век учительниц хватит?.. Паша, надо брать…»

– Очень интересно. А еще интересней для меня то, что же вы сказали давеча толстяку за вашим столиком. Наверное, это было что-то яркое и запоминающееся? – продолжал болтать Векшин.

– Какому толстяку? Ах, этому… Я ему сказала, кто он есть на самом деле.

– А что же он совсем об этом не догадывался? Ах да, я понял: вы открыли истину, выбившую его из колеи, – сказал Паша.

– Мужчины не любят и боятся правды, – сказала Елена Николаевна.

– Ну, не обобщайте, милая Диана. Есть ведь и исключения из правил…

Ответа не последовало.

– Трудно с вами. Совсем вы невнимательны к собеседнику.

– Да, пожалуй. А вы бы отдохнули лучше, чем производить впечатление на незнакомых женщин. Поспите, сейчас ведь ночь, – сказала Елена.

Теперь не ответил он. Она искоса взглянула.

Векшин спокойно посапывал себе, скрестив руки на груди.

III. Ах, Одесса, жемчужина у моря

«Он еще и уснул самым бессовестным образом! Насколько же я постарела, если меня невозможно узнать… Женат? Нет, не похоже. Интересно, помнит ли он о нашей… Дура, ты все-таки, Ленка! Интересно, чтобы сказали об этой встрече мои легальные темные силы?.. Да, Павел Векшин, не такой я представляла себе нашу встречу».

Когда она увидела его в кафе, первое, что пришло в голову: скоренько, бочком-бочком выскользнуть оттуда. Но еще до посадки в Москве к ней привязался этот нефтяной барон с огромным брюхом, и ей пришлось вступить с ним в короткую дискуссию. Ну кто бы мог подумать, что в салоне самолета их с Павлом места окажутся рядом… Что они встретятся в этом аэропорту… Что вообще встретятся когда-нибудь…

Елена Николаевна чуточку придвинулась к своему кинематографическому возлюбленному шестилетней давности и поняла, что помимо длительного поцелуя ей хочется оставить на его мужественном лице не менее горячую пощечину, а то и две. Или больше.

– Девушка, – позвала стюардессу. У вас вон там свободное местечко. Можно я…

Едва подали трап на посадке, она выскользнула из самолета и уже через час подъезжала к затейливому особнячку на окраине Одессы, так и не сумев решить, как же ей держать себя при предстоящей встрече с новыми знакомыми.

Несмотря на раннее утро, сквозь плотно зашторенные окна первого или, скорее, полуподвального этажа пробивался свет. Играла огнями вывеска. Как и было обещано, с явно потусторонним названием. Мефисто, царь тьмы, в честь которого и была названа ресторация, в своем рекламном воплощении изображался плотоядным хлыщем, без возраста и очевидных признаков ужасности. Более того, его смазливость наводила на мысль о существовании у темных сил нетрадиционной сексуальной ориентации.

Едва Лена приблизилась к особняку, двери широко распахнулись, и навстречу ей выкатилось что-то маленькое, блестящее, жестикулирующее. Елена Николаевна отшатнулась, но существо, оказавшееся лилипутом в швейцарской униформе, уже успело завладеть ее рукой.

– Ах, Елена Николаевна, ах, какая вы молодец! Надеюсь, добрались нормально?! Вы прекрасно выглядите сегодня! Впрочем, как и всегда! Ну, что же мы стоим, проходите, пожалуйста! Милости просим, же ву при, как говорится! – приветливо рокотал нагловатый швейцар таким неподходящим для него густым баритоном.

Лене удалось вырвать руку у сопровождающего только внутри особняка, где карлик несколько присмирел и чинно-благородно предложил ей оставить «манто» в гардеробе и пройти в Розовый кабинет, где «милостивой государыне Елене Николаевне была назначена аудиенция». Свое приглашение необычный швейцар должен был повторить дважды, потому как «милостивая государыня» восхищенно и растерянно оглядывалась по сторонам.

Скелеты, ящерицы, пауки, дамы с косами, джентльмены с рогами и хвостами на фоне стен, обитых красным бархатом, многочисленных зеркал и горящих факелов произвели необычайное впечатление на неокрепшее сознание учительницы, до сих пор как-то не сталкивавшейся с потусторонними силами. Вход в зал скрывали тяжелые плюшевые шторы. Перед тем, как открыть их, Елена подошла к одному из зеркал и увидела в нем прелестную брюнетку в открытом черном платье, со сверкающим на шее кулоном. Она резко обернулась. Рядом стоял только карлик и подобострастно улыбался. Елена зажмурилась, но брюнетка с кулоном никуда не исчезла. Несколько мгновений ушло на то, чтобы опознать себя, вспомнить свой более чем скромный туалет перед отъездом: юбка, блузка, жилетка, заколка – и отчаянно отмахнуться от неразрешимости еще одной загадки.

Она вошла в зал. Здесь звучала музыка, джазовая, скорее всего; приглушенный свет каким-то непонятным образом исходил от стен, потолка и даже пола. Снова красный бархат, зеркала, инкрустированная, массивная мебель. Слева – небольшой подиум, за ним кулисы, справа – барная стойка. Посетителей не было, хотя свечи на столах горели и приборы были расставлены. Елена Николаевна сделала несколько шагов и остановилась в нерешительности. Но вот уже навстречу ей спешил довольно представительный господин в черном костюме. Господин, вблизи оказавшийся удивительно похожим на Шона Конери времен бондианы, поклонился, произнес какую-то фразу, скорее всего по-французски, и сделал приглашающий жест рукой.

Только теперь Лена увидела, что в глубине зала есть еще один занавес. Она милостиво кивнула Джеймсу Бонду, отметив про себя, что шелковое вечернее платье сообщает манерам особую аристократичность, и вскоре оказалась в обещанном Розовом кабинете, где, впрочем, также никого не встретила. Метрдотель сообщил, что ее не заставят долго ждать, и откланялся. Ей же ничего не оставалось, как присесть на один четырех высоких и мягких стульев, окружавших стол, и запастись терпением.

Елена еще не успела толком рассмотреть все фрукты, цветы и винные бутылки, расставленные на столе, как женский голос с низкими воркующими интонациями произнес у нее за спиной:

– Мы очень рассчитывали на то, что вы примите наше приглашение, Елена Николаевна!

Лена резко обернулась. Дама, которой принадлежал этот голос, выглядела потрясающе. Рыжие волосы, изумрудного цвета глаза, правильные черты лица, прекрасная кожа, и, конечно, сногсшибательный туалет. Платье цвета морской волны с очень рискованным декольте и ниткой жемчуга на груди чрезвычайно убедительно сочеталось с глазами опытной сирены. Или ведьмы?

– Здравствуйте, мы рады вас видеть здесь. Меня зовут Лариса Андреевна. А это мои коллеги – Марина Аркадьевна и Софья Михайловна.

Вслед за сиреной с легкой улыбкой на устах в кабинет вошли еще две особы, выглядевшие не менее потрясающе. Одна из них была блондинкой; черные блестящие глаза и волосы другой являлись, скорее всего, свидетельством принадлежности к самой многочисленной народности в этом славном портовом городе.

Дамы по очереди подошли к поднявшейся со стула Елене и поздоровались, пожав ей руку. Лариса Андреевна предложила всем расположиться за столом, и через мгновение перед смелой учительницей, решившейся на езду в незнаемое, расселись авторы загадочного письма в полном составе. «Ну, прямо-таки иствикские киноведьмы, честное слово!» – хмыкнула про себя Елена. Рыжая, белокурая и черноволосая прелестницы переглянулись, а Лариса Андреевна обратилась к гостье.

– Нам, кстати, тоже нравится этот фильм, особенно финальная его часть, хотя в нем масса неточностей и преувеличений. Кстати, и разговор наш сегодня будет в какой-то степени касаться кинематографа. Но об этом немного позже. А для начала стоит все-таки удовлетворить ваше вполне законное любопытство и рассеять возможное беспокойство. – Определенно, это дама обладала даром не только убеждать, но поднимать расположение духа.

– С некоторых пор, Елена – вы позволите вас так называть? – мы были очень заинтересованы во встрече с вами.

– Я выиграла какой-то конкурс? – спросила Елена.

Дамы переглянулись.

– Что-то вроде этого. Наше Сообщество имеет свои филиалы почти в каждом городе страны с населением более 50 тысяч человек. Естественно, мы регулярно получаем от своих представителей сведения о появлении в том или ином регионе интересующих нас объектов – Настоящих женщин или женщин, имеющих все данные стать таковыми, – сказала Лариса Андреевна.

Лена покусала верхнюю губу.

– И что, значит я «настоящая женщина»? – спросила она.

– Вы умны, красивы, самостоятельны, очевидно, имеете внутренний стержень, не лишены чувства юмора, обладаете несомненным шармом. Вот только…

– Только…

– Как и большинство не знающих своего счастья представительниц нашего прекрасного пола, вы подвержены серьезному влиянию со стороны мужчин, – сказала рыжеволосая Лариса.

– А это плохо?

– Это неправильно.

– Нас приятно удивило и вот что: на протяжении нескольких дней все ваши желания и капризы исполнялись тотчас же, но вы не придавали этому абсолютно никакого значения, Вы принимали это как должное, а сие есть признак породы, милостивая государыня, – подключилась к разговору черноглазая Софья Михайловна.

– Попробуйте вот это. Фирменное блюдо нашего заведения. «Женское счастье», называется, – предложила белокурая Марина Аркадьевна.

Лена с наслаждением проглотила кусочек чего-то необыкновенно вкусного, фруктово-шоколадного, тающего во рту.

Марина Аркадьевна кивнула стоявшим сзади официантам, и они наполнили бокалы (Лена сначала приняла плечистых и красивых ребят, бесшумно вошедших в начале разговора, за телохранителей).

– Так вы мужчин ненавидите, что ли? – спросила она.

– Вопрос поставлен не совсем верно, Елена Николаевна. Мужчины, как и многое, что с ними связано, суть вещи необходимые для гармоничного и здорового образа жизни. Мы говорим об излишнем значении, которое придается вопросам межполовых взаимоотношений, – сказала Лариса Андреевна.

– Любви, например?

Брюнетка фыркнула.

– Насколько эфемерное, настолько и хлопотное мероприятие… На свете так много более содержательных и волшебных вещей!

Лена отпила большой глоток из высокого бокала. Вино было прекрасным. «Интересно, пить с утра в компании трех ведьм – это нормально? Или налицо тревожные симптомы?»

– Кстати, а с чем связано такое необычное начало нашего знакомства? Конверт, Караганда, исполнение капризов… Как-то слишком замысловато. Позвонили бы мне на работу, предложили бы встретиться, обсудить…

Было видно, что Лариса с трудом сдержала смех, а черноглазая брюнетка, кажется, подавилась «женским счастьем» и закашлялась.

– Во-первых, не забывайте о названии нашей организации. И потом, нам важно было дать вам почувствовать, каково это – быть Настоящей женщиной и добиваться всего, чего только ни пожелаешь…

– Да уж, звучит заманчиво!

– …и главное: ощутить себя личностью полноценной и полноправной, не зависящей от настроения никакого высокоразвитого млекопитающего по имени Олег Валерьевич.

Лена откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

– Честно говоря, название вашего общества наводит на размышления…

Лариса Андреевна улыбнулась как-то нехорошо на этот раз и хрустнула красивыми длинными пальцами.

– Да-да, наверное, «партия женщин» или «женская лига» звучит гораздо приличнее. Но, даже если не вспоминать о наших необычных возможностях, а просто чуть-чуть задуматься… Ведьма – как известно, это та, которая «ведает», то есть знает и умеет что-то особенное, согласны? Мы знаем и умеем многое, и хотим, чтобы об этом знали другие. Скажите откровенно, Елена Николаевна, вам понравилось быть чуточку волшебницей? А хотелось бы вам обладать этой возможностью всегда? Хотелось бы вам контролировать ситуацию во взаимоотношениях с мужчинами? Хотелось бы вам избежать всех неприятностей, печалей, бед, душевных и физических болей, связанных с противоположным полом?

– Поколдовать-то иногда хочется, конечно, но что я буду должна за воплощение своих капризов? Вы-то ведь взамен, наверное, мою душу захотите приобрести?

– Вы рассуждаете здраво, но оперируете несколько устаревшими категориями. Душу свою оставьте при себе и распоряжайтесь ею, как сочтете нужным. Но несколько условий выполнить вам все же придется.

– Имейте в виду, я чту уголовный кодекс, как сказал кое-кто из известных мужчин.

– Ну что вы, мы ведь ведьмы лояльные. Вам просто нужно будет заставить одного из самых мужчинских мужчин выполнить то, чего он никогда в жизни не делал и не собирался делать ни при каких обстоятельствах. Причем сделать это нужно будет семь раз.

Елена покусала губы, пытаясь сообразить, что означают последние слова хитроумной Настоящей женщины.

– Вот мы вам тут и списочек подготовили, – добавила Марина Аркадьевна, закурив тонкую ароматную сигарету, и протянула ей сложенный вдвое листок плотной бумаги.

Лена развернула «техническое задание». Брови поползли вверх.

– И зачем вам все это нужно?

– Это нужно в первую очередь вам, если конечно у вас есть желание присоединиться к нашему Сообществу.

– И кто же этот супермужчина, могу я узнать?

Лариса Андреевна помедлила.

– Его зовут Павел Артемьевич Векшин.

На этот раз покурить захотелось Елене Николаевне.

Блондинка уточнила:

– Причем, добиваться своего вам придется своими собственными силами, без какой-либо «мистики».

– Для чистоты эксперимента, так сказать, – добавила Лариса Андреевна.

– Но почему он? – «Официант» наполнил бокал Елены Николаевны. Она покрутила его на свету. Цвет, как и вкус, был великолепным.

– Другую достойную кандидатуру из вашего ближайшего окружения – Сергея Неволина – мы вам предложить не можем, опять-таки по причине нашей законопослушности, – объяснила Марина Аркадьевна. – Надеюсь, вы понимаете, что Олег Валерьевич и подобные ему экземпляры для нас неприемлемы.

– На все про все у вас один месяц, Елена. В том случае, если у вас все получится (а мы в этом уверены), в вашей жизни произойдут качественные изменения, – сказала Софья Михайловна.

– То есть я стану ведьмой, и мне выдадут соответствующее удостоверение? – спросила Елена.

– Вы станете Настоящей женщиной и сможете удостоверить в этом всех желающих самим фактом своего существования, – мягко улыбнулась рыжая Лариса.

– Да-с, все-таки странно все это. Но, предположим, я приму ваше предложение… Предположим, что мне нравятся ваши идеи… Что-то я должна подписать, наверное? Должны же быть с моей стороны какие-то гарантии, разве нет?

Лариса Андреевна, Марина Аркадьевна и Софья Михайловна обменялись многозначительными взглядами. «Прямо кино про шпионов!»

– Во-первых, нас очень радует, что мы имеем дело со столь ответственным и целеустремленным человеком, – взяла слово Лариса Андреевна. – Во-вторых, единственной вашей обязанностью в случае успеха нашего совместного предприятия, будет привилегия ни в чем себе не отказывать. В разумных пределах, конечно.

– Как-то слишком расплывчато, не находите? «Ни в чем себе не отказывать»… А нельзя ли конкретнее?! – неожиданно для самой себя заерепенилась Елена.

– Ого! И кто бы мог подумать… – не сдержалась было одна из дам, та самая, которую, как известно, предпочитают джентльмены. Но великолепная Лариса остановила ее взглядом.

– А вы меня радуете все больше и больше, Елена Николаевна, – сказала она. – Конкретнее… Во-первых, любой мужчина на целом свете будет принадлежать вам в тот же час, как только вы сочтете это нужным. Принадлежать безраздельно: и душой и телом.

– Ничего себе! Любой. И что, даже…

– И даже… Во-вторых, вы будете иметь возможность удовлетворить любое свое желание…

– Любое? – опять спросила Елена.

– Если только оно не идет вразрез с интересами Сообщества, – сказала Лариса Андреевна.

– А интересы у Сообщества, я так понимаю, весьма обширные… – задумчиво протянула Елена Николаевна. – А если я захочу, чтобы какая-нибудь женщина стала моей? – не успела она прикусить язычок.

Дамы снова переглянулись. Марина придвинулась ближе и, наклонившись к Елене, медленно провела ладонью по ее руке, от локтевого сгиба до кончиков пальцев. – Женщины бывают разные… Но для начала давайте разберемся с мужчинами.

Лариса Андреевна прикрыла глаза и помассировала себе переносицу.

– Моя коллега хочет сказать, что о третьей льготе, которая вам будет полагаться, вы узнаете сразу же после вступления в Сообщество. Всему свое время. А что до заключения контракта… Вам не придется, как бедному Фаусту, проливать собственную кровь. У нас, в отличие от мужчин, более эстетичная форма заключения контрактных взаимоотношений. Вы поймете это при выходе из «Мефисто». Кстати, а вам никогда не приходило в голову, что пол того, чьим именем называется наш клуб-ресторан, слишком однозначно трактуется как мужской. Трактуется мужчинами, кстати говоря. Нам представляется, что Он – это все-таки Она… Во всяком случае, это многое объясняет в жизни. Но это так, к слову пришлось… Так что вы решили?

– Пожалуй, я приму ваше предложение, милостивые государыни, легальные ведьмы! – решительно заявила Елена. «Господи, что я делаю!» – в тот же миг пронеслось в ее сознании.

Лене показалось, что на лицах ее собеседниц мелькнуло какое-то недоброе выражение. А Марина Аркадьевна даже что-то произнесла одними губами. Впрочем, ее потенциальные коллеги тотчас же вновь обрели прежнее благодушно-внимательное настроение.

– Думаю, что вы принимаете правильное решение, Елена Николаевна, – сказала Лариса Андреевна. Сейчас ее речь стала четкой и отрывистой.

– Что ж, теперь к делу. Интересующий вас объект – господин Векшин – через полчаса подъедет к бюро размещения гостиницы «Аркадия». Его разместят на 4 этаже, в номере 430. Номер 432 – напротив – забронирован на ваше имя. Павел Артемьевич Векшин служит на ниве кинематографа, если вы еще не забыли. Его команда снимает у нас в городе мистическую, да еще и криминальную драму с элементами эротики. Но что-то там не ладится у господ киношников. И это вам на руку, кстати.

Лариса Андреевна встала. За ней поднялись ее компаньонки. Лена поняла, что встреча на высоком уровне закончена.

– У вас есть тридцать дней, Елена Николаевна. Через месяц увидимся, я надеюсь. Желаю удачи! Вас проводят.

– Лариса Андреевна, а если…

– Дорогая Елена, в этом случае ваш отпуск закончится более тривиальным образом, и вы сможете вернуться к любимым ученикам и коллегам в среднюю школу № 57, а также к своему одиночеству по вечерам и регулярной слезной терапии, – сказала ведьма.

– А как вас…

– Если понадобится наша помощь или возникнут неотложные вопросы, вы знаете, где нас найти. – Она подала Елене визитную карточку. Фирменный стиль все тот же. Черный цвет. Золотая вязь букв и цифр. «Клуб-ресторан „МЕФИСТО“. ОАО „СЛВ“. Тел/факс 666–666».

Лена подняла глаза. Перед ней стоял давешний агент 007.

– Прошу вас, Елена Николаевна.

Через минуту Лена снова оказалась в жутковатом холле с огромным зеркалом.

«Ну вот, Елена Николаевна, тебе уже давно хотелось внести разнообразие в собственную жизнь. Кажется, ты своего добилась». Дама в зеркале смотрела на нее пристально и с интересом. Лена показала ей язык. Дама ответила тем же. «Нет, она определенно мне нравится» – подумал кто-то из них.

Лена еще немного повертелась у зеркала. И вдруг поняла, что имела в виду Лариса Андреевна, говоря об эстетике заключения контрактов. Она достала из сумочки помаду, привстала на цыпочки и присоединила свою учительскую подпись к другим помадным росчеркам в верхней части этого старинного трюмо.

Гром не грянул. Но по явственно ощутимому приливу энергии, по качественной перемене в настроении (где-то в глубине сознания мелькнуло: «Уж не напилась ли я, в самом деле?») Елена еще раз убедилась, что эта поездка в город-герой Одессу дарована ей судьбой. «Ну-с, Павел Артемьевич, так мы будем снимать кино?»

Добравшись до гостиницы, уже плескаясь в душе, Лена по привычке погрузилась в приятные размышления. Вопрос, надо ли или не надо играть в игры с ведьмами, уже не стоял, а в душе разгорался азарт. Неуверенность в своих силах плавно перетекла в желание доказать всем – лояльным ведьмам, Павлу Векшину, и не в последнюю очередь себе самой, что она достойна лучшей участи. Особенно приятно будет, завоевав трофей в виде Векшина, потом отказаться от него – так же легко и непринужденно, как когда-то сделал он. А потом – свобода, делай что хочешь, с кем хочешь и когда хочешь – это ли не счастье? И таких Павликов будет очередь стоять – выбирай любого. И третье преимущество, оно тоже интриговало и волновало. «Что бы это могло быть, интересно? Может, летать научат? Это бы здорово, как Маргарита… Но, тогда к чему такая таинственность? Может, мысли чужие читать? Я бы тоже не отказалась…»

Мечты с готовностью полились рекой, но в них вдруг вкралось соображение, что всего этого еще как-то надо добиться, и хорошо бы понять как.

Выйдя решительно из душа, она уселась по-турецки на мягкий диван и снова развернула заветный листочек. Здесь было, над чем задуматься.

«Наш Друг по собственному желанию и впервые в жизни должен:

1. Допустить оплату ресторанного счета женщиной.

2. Признать ошибочность своих суждений в споре с женщиной в присутствии свидетелей.

3. Отказаться от намерения нанести побои человеку, ухаживающим за женщиной, которая ему нравится.

4. Сделать выбор между друзьями и женщиной в пользу последней, когда речь зайдет о том, как провести вечер.

5. Оставить без ответа пощечину, нанесенную женщиной.

6. Сделать куннилингус.

7. Произнести словосочетание „Я без тебя не могу“ вслух, обращаясь непосредственно к объекту».

«С чего же начнем, Елена Николаевна?.. По крайней мере, совершенно ясно, что пункт № 6 вряд ли может быть началом всей операции… Так, что тут еще… Оплатить счет… Деньги пока есть, кажется. Признать. Отказаться. Сделать выбор… Да, дорогуша, это будет посложнее, чем убедить второгодника Баранова выучить имена вождей Французской революции. Пощечина. Это с удовольствием. Только вот как? А может попытаться совместить пункт № 5 с пунктом № 6? Идея хорошая. Я бы даже сказала замечательная… „Я без тебя не могу“… Ну, тут на совмещение рассчитывать не приходится. Интересно, а в его лексиконе подобные слова присутствуют хотя бы?.. Не пришлось бы сначала разучивать текст наизусть».

Скоро Лена почувствовала, что веки ее тяжелеют. Противиться она не стала и решила, что лучше всего ей сейчас немного отдохнуть. В ее случае вечер был действительно мудренее утра. И через десять минут, будущая ведьма уже посапывала, свернувшись калачиком под огромным одеялом. Она заснула безмятежным сном «чистокровной» женщины, так и не сумев до конца определиться с ближайшим будущим человека, который сидел сейчас перед телевизором, тупо переключая каналы, и мучительно соображал, что же ему сейчас предпринять: напиться, придушить директора его съемочной группы или самому шагнуть под одесский трамвай.

IV. Жизнь моя – кинематограф

У Павла Артемьевича Векшина возникли серьезные неприятности. Настолько серьезные, что в данный момент ему не хотелось ни есть, ни пить, ни заниматься сексом, ни смотреть советские фильмы шестидесятых годов. Проблемы, для разрешения которых один из продюсеров кинокомпании «АС-ВИДЕО» прибыл на место съемок самого многообещающего проекта фирмы, оказались гораздо сложнее, нежели представлялись в столице. Три часа назад встретивший его в аэропорту оператор-постановщик фильма Никола Губанов произнес несколько слов, от которых бывалый киношник Векшин впал в ступор:

– Паша, у нас исчезла пленка… Весь отснятый материал, понимаешь?!

Уже в гостинице, слушая сбивчивый рассказ Николы, Векшин поймал себя на мысли, что такой поворот событий был вполне уместен для сюжета самого фильма. Мистический антураж, загадочные и непонятные (судя по всему, и самим авторам) персонажи, таинственная смерть одной из героинь в фильме, внезапное исчезновение покойницы и хэппи-энд с большой натяжкой. А в диалогах – пространные рассуждения о смысле бытия, судьбе страны и возникновении оргазма… В общем, авторы самовыражались по полной. Но сейчас все это, вместе с судьбой фильма, было под большим вопросом.

Векшина перекинули на этот проект пару недель назад, после того как предыдущий его фильм был запущен в прокат и начал потихоньку собирать кассу. «Павел, мы очень рассчитываем на тебя. Фильм должен выйти на международный фестивальный уровень. Это для нашей компании будет серьезным рывком вперед», – сказали учредители «АС-ВИДЕО» и предложили ему две тысячи ежемесячно и 10 процентов с проката. Хоть и не лежала его душа к этому назначению, но отказывать доверявшим ему людям Паша Векшин не привык. Поэтому, несмотря на всегдашнее свое скептическое отношение к фестивалям, он подумал и согласился.

Теперь он имел в сухом остатке: режиссера в предынфарктном состоянии, деморализованную съемочную группу и бесследно исчезнувший материал практически снятого фильма. Полгода серьезной работы, 250 тысяч долларов, куча нереализованных творческих планов и дюжина несостоявшихся кинокарьер канули в Лету.

Никола постучался в номер ровно в десять. Вместе с директором картины – невысоким, лет пятидесяти, с тяжелым английским подбородком и щегольским бачками на одутловатом лице – они составляли скорбную группу кинематографистов.

– Паша, это невозможно, но это так. Коробки с пленкой исчезли в буквальном смысле слова. Позавчера вечером посмотрели материал после проявки и закрыли в сейфе на студии. Я лично закрывал, Павел Артемьич… Надеюсь, ты не думаешь… – заговорил Губанов.

– Никола, ты не дергайся. Сядь. Кто-то еще был с тобой?

– Ну, да… Иннокентий Михалыч в двух шагах стоял, – сказал оператор.

– Ты ничего необычного в этот вечер не припомнишь? Или чуть раньше? – спросил Векшин.

– В каком смысле?… Человека в черных очках и с деревянной ногой?

– Муля, не нервируй меня!.. Припомни лучше, не расспрашивал ли кто-то тебя или кого-нибудь из группы о съемочном материале, о фильме, о режиссере? Люди какие-то новые не появлялись на горизонте? Может быть, поссорился кто-нибудь из вашей команды с кем-то, набезобразничал?

– Да все как обычно, вроде… Обычная работа, нормальный съемочный процесс, насколько он может быть нормальным. Паша, в милицию надо заявлять! И чем быстрее, тем лучше! – заторопил Никола.

– Ну-ну, Коля, скоро только сериалы снимаются. А ты подумал, с кем, прежде всего, захотят познакомиться сыщики? А потом и допросить с пристрастием? – как всегда, немного гнусаво, проворчал директор.

– Но что-то надо делать с этими пиратами! – взвился Никола и забегал по номеру. Векшин при каждой встрече с большим интересом и удовольствием наблюдал за абсолютно уникальным для операторской профессии характером Николы. Увы, сегодня повеселиться не получалось.

– Ты думаешь, это наши «коллеги» по цеху безобразничают? Нет, дружище, по-моему, тут что-то другое.

Директор, посасывая карамельку, согласно закивал головой.

– Павел Артемьевич, прав. Какой смысл этим бандитам воровать на треть незаконченный фильм. Слишком хлопотно это. Им куда проще сделать свое черное дело прямо перед премьерой.

– Так какому же неврастенику могла понадобиться наша пленка?! – повернувшись через левое плечо, Никола едва не сбил с холодильника графин с водой.

– Неврастенику говоришь… – Векшин переставил графин на стол и силой усадил Николу в кресло. – Во всяком случае, в целеустремленности этому нервному больному не откажешь. Забрать пленку из сейфа на охраняемой студии – это надо очень захотеть.

– Но зачем?

– Никола, ты, между прочим, работаешь на фильме в жанре мистического детектива. А что говорят в детективах?

– А что говорят в детективах? – спросил Никола.

– Чтобы ответить на вопрос «зачем», надо сначала узнать «кому это надо». Вникаешь, коллега?

– Собственно говоря, и в основе нашей картины та же ситуация, друзья мои, – гнусаво добавил Артшуллер из своего угла.

– Кстати, о фильме. Что вы снимали накануне происшествия, Иннокентий Михалыч? – спросил Векшин.

– Это был эпизод в ресторане. Главные герои расстаются смертельными врагами после бурного объяснения. Режиссер импровизировал по ходу съемок, поэтому снимали в две смены. А после – сразу материал в проявку. На следующий день после этого был назначен просмотр. Так, Коля? – сказал директор.

– Точно так. Только режиссер не импровизировал, а преодолевал разгильдяйство и непрофессионализм администрации.

– Николай Александрович! – возмутился Артшуллер.

– Стоп-стоп-стоп, коллеги! Не здесь и не сейчас! Давайте-ка лучше продолжим наши размышления. Как там, кстати, режиссер?

– В больнице сказали – состояние нормальное. Сегодня собирались навестить его, – сказал Артшуллер.

– Обязательно съездим. Иннокентий Михалыч, расскажите подробнее: как называется ресторан, в котором снимали, где находится, с кем договаривались о съемках, как расплачивались, на чем расстались.

– В том-то и дело, что режиссер сам нашел и договорился с этим заведением. Находится ресторан в двух шагах отсюда. Насколько я знаю, денег с нас не попросили. В начальниках там довольно эффектная дама. Название у кабака тоже шикарное – «Мефисто», – сказал директор.

– Как-как? – удивился Векшин.

– «Мефисто». Черт, значит. Довольно специфическое место, надо вам сказать.

– Что же там специфического, уважаемый Иннокентий Михалыч? – спросил Паша.

– Это сложно объяснить, Павел Артемьевич. Как-то не совсем благополучно себя ощущаешь в тамошних пределах, – сказал Артшуллер, поморщившись.

– Да-с, про нехорошую квартиру я читал, а вот про нехороший кабак узнаю впервые, – сказал Векшин.

– Черт его знает, что вы напридумывали, Иннокентий Михалыч! Нормальный кабак, нормальная обстановка, кухня там прекрасная, кстати… Единственное в чем прав, господин Артшуллер, так это в оценке хозяйки заведения. Лариса Андреевна – действительно уникальная женщина!

На мужественное лицо Николы легла тень лирической задумчивости. Векшин усмехнулся про себя и, усиленно потирая подбородок, осторожно заметил:

– Вообще-то необременительное состояние влюбленности чрезвычайно полезно для всякого творческого человека.

Никола махнул рукой в его сторону.

– Да ты прав… Значит-ца, вот что я думаю, господа кинематографисты. Пленка исчезла по чьему-то злому и вполне определенному умыслу. И в этом, как мне кажется, виноваты мы сами. Кому-то перешли дорогу, кого-то задели, кого-то заинтересовали… У меня есть в этом городе кое-какие знакомства в департаменте частного сыска. Постараюсь подключить к делу профессионалов. А пока о пропаже – никому. Группу – в отпуск на неопределенный срок из-за болезни режиссера. С выплатой зарплаты и суточных. Ну, а теперь давайте нанесем визит нашему больному. Может статься, режиссер-постановщик мистического детектива внесет ясность в мистическую ситуацию вокруг собственного фильма. Предлагаю встретиться в фойе через час.

Провожая коллег, Векшин принял твердое решение познакомиться с уникальной женщиной Ларисой, хозяйкой ресторана с загадочным названием.

V. Ну и?

– А она мне нравится, – сказала до этого почти все время молчавшая Софья Михайловна. – Этакая тигра подросткового возраста: шипит, уши прижимает, но нападать еще не научилась.

– А вы уверены, что эта тигра из нашего заповедника? – сквозь зубы проговорила Марина. – У меня лично сегодня сложилось ощущение, что собеседование проходили мы с вами, а не наша новая знакомая из отряда сибирских кошачьих. Никакого уважения к нечистой силе, честное слово!

Лариса Андреевна щелкнула зажигалкой, медленно отвела в сторону руку с тонкими длинными пальцами.

– Ты, Марина Аркадьевна, глупости говоришь. У этой девочки большое будущее. Она будет даже поинтереснее, чем я думала сначала, хотя и не без причуд. Есть в ней что-то … харизматическое. Тьфу-ты, кто ж слово-то такое выдумал!

– Да мужики, кто ж еще! – подавила зевок Софья. – Устала я что-то за эти дни… А Елена, хоть и не Прекрасная, и, наверное, не Премудрая, но уж Обаятельная – определенно!

– Вот попомните мое слово, эта Обаятельная еще доставит всем нам немало хлопот…

– Какая-то ты раздражительная стала в последнее время, Мариночка Аркадьевна! – прервала ее Лариса. – Брюзжишь словно какая-нибудь старая ведьма. А может тебе действительно пора на пенсию?

– Ну, это уж не тебе решать!

– Девочки не ссорьтесь! Поберегите силы. Через два часа у нас общение с избирателями. Сауна, бассейн, массаж – вот, что сейчас нам нужно вместо споров и препирательств.

Лариса нажала кнопку звонка под крышкой стола. Никакой реакции. Попробовала еще раз. И еще. Ничего.

– Вечно у нас ничего не работает… Как будто ни одного мужика в доме, честное слово! – пробормотала она и громко позвала:

– Филипп! Фи-липп!

На зов явился плечистый метрдотель, и пока Лариса выговаривала ему за неполадки с кнопкой вызова, Марина Аркадьевна, повинуясь привычке бывалого комсомольского лидера, оставила последнее слово за собой. Она громко произнесла, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Вы совершаете большую ошибку!

За полвека своей работы на посту члена Коллегиального совета «Сообщества лояльных ведьм» Марине Аркадьевне Дейнеко нередко приходилось отстаивать свою точку зрения, оставаясь в меньшинстве. Впрочем, если бы можно было поспрашивать разных людей, имевших с ней дело и в Киеве времен князя Владимира, и в московскую эпоху Ивана Грозного, и в затяжной период дворцовых переворотов в Петербурге, и во времена революционных потрясений на всей территории Российской империи, то все они сказали бы примерно одно и то же. Не было еще на свете более пламенного оппозиционера, а также революционера и заговорщика, чем Марина Аркадьевна. И теперь, на 932 году своей жизни, она оставалась самой собой. Правда, нынче своеобразие ее характера усугубилось нервозностью самого разгара предвыборной кампании.

Дело в том, что три века назад в деятельности доселе консервативного Сообщества появилось нововведение: один раз в пятьдесят лет в этой организации проводились самые что ни на есть демократические выборы в Коллегиальный совет. Три достойнейшие ведьмы получали право в течение полувека решать, что можно и что нельзя всем остальным. На этих выборах не нужны были избирательные участки и урны, демократия приводилась в действие гораздо менее затратным способом. Каждая из желающих проявить себя на руководящей работе путем обыкновенной телепатической рассылки сообщала каждой избирательнице о своем намерении, биографии, целях, задачах и т. д. В ответ телепатировал электорат – побеждала кандидатка, получившая наибольшее количество ответных сообщений.

Марине Аркадьевне, надо честно признать, уже не хотелось снова становится рядовой заштатной ведьмочкой, и уж тем более не собиралась она воспользоваться третьей привилегией вступивших в Сообщество Настоящих женщин – «контролируемым бессмертием», означавшим, что только сама ведьма решает, когда и как закончить ей земную жизнь. Все, что оставалось Марине – быть в числе достойнейших. Отсюда и хлопоты, отсюда и нервы, отсюда и подозрительность… Наверное, ее можно понять: «Настоящая женщина» – тоже женщина, в конце концов! А тут еще новая кандидатка – «девочка с большим будущим»!

VI. Pretty women

Давненько Елена Николаевна так не высыпалась. Открыв глаза и сообразив, что на сегодняшний день она свободна не только от уроков, но и вообще от педагогического подхода к жизненным обстоятельствам, Лена Тихонова сладко потянулась и обнаружила себя в самом прекрасном расположении духа. Чего по утрам с ней тоже давненько не случалось.

Она прошлепала в ванную и, скинув халат, принялась придирчиво изучать себя в огромном зеркале. «Говорите, собственными силами придется обойтись?!…» Так, что тут у нас? А что? Если не принимать во внимание некоторых нюансов, то девушка-то хороша! Я бы даже сказала – «в самом соку девушка».

И в самом деле: огромные серые глаза, длинные густые ресницы, пепельные волосы, грудь, талия (чуть поплывшая, правда, за последний год), стройные ноги – исходные данные были весьма обнадеживающими. Вот только некоторая бледность да круги под глазами не украшали ее. «Ну, ничего-ничего. Надобно срочно заняться собой. Какой-нибудь салон красоты в округе, я думаю, найдется. Солярий, наверное, тоже».

Сегодня целеустремленная учительница недолго оставалась в душе, очень скоро она выходила из своего номера. Закрыв дверь, оглянувшись по сторонам, она подошла к номеру напротив и прижала ухо к двери.

Ни звука. А чего, собственно, она ожидала? Храпа, сексуальных стонов, пьяных выкриков? Елена Николаевна шепотом обругала себя любопытной курицей и спустилась к выходу, чтобы заняться качественным улучшением своей внешности.

После недолгих, но содержательных переговоров с девицей-администратором Елена уже знала, где сделать прическу и макияж, взять сеанс расслабляющего массажа, купить французское нижнее белье, немного загореть и приобрести напрочь декольтированное и разрезанное вечернее платье.

Но, как известно, скоро сказка сказывается, да не скоро женщина удовлетворяется. Особенно собственной внешностью.

…На исходе третьего дня непрерывных занятий собой довольная и совсем не уставшая, она возвращалась в гостиницу, попутно пресекая на корню любые попытки знакомства со стороны пешеходов и автомобилистов мужеского пола. Трое представительных мужчин у входа в гостиницу, в отличие от многих других, не обратили на нее никакого внимания: слишком были заняты разговором. Чуточку уязвленная, Елена Николаевна собралась процокать каблучками мимо них, как вдруг опознала в одном из беседующих своего «подопечного» Павла Векшина (почему-то она стала так его про себя называть).

Он выглядел очень даже неплохо: белая рубашка и темный костюм классически оттеняли немного посеребренную темную шевелюру. «Мы бы, наверное, хорошо смотрелись вместе… Чушь какая в голову лезет!» – одернула себя Елена Николаевна и открыла входную дверь.

Ее «подопечный» был наблюдательным человеком. Кивнув своим собеседникам, он уже сделал шаг ей навстречу:

– Здравствуйте, Елена!

– Ах, это вы… – дежурно улыбнулась Елена Николаевна. – Что вы тут делаете?!

– Если не считать некоторых попутных обстоятельств, то в основном ищу встречи с вами. Хочу пригласить вас поужинать сегодня вечером.

Паша Векшин с трудом сформулировал эту первую, пришедшую ему на ум банальность, потому что был сбит, смят и ошарашен. Вот так думаешь-думаешь о человеке, который, кажется, исчез с твоего горизонта навсегда, и хочется просто зарычать от бессилия, а этот человек в один прекрасный момент вдруг появляется прямо перед тобой. Да еще и потрясающе выглядит! И вообще, какой ужин? Какая романтика? У него фильм погибает, карьера, можно сказать, рушится, и жизнь переворачивается!

У Елены импровизация старого знакомого вызвала совсем другие соображения: «Это интересно. Похоже, есть возможность начать игру прямо с пункта № 1. Ну, что же, три-четыре…»

– Я после шести не ем ничего, – ответила она.

– Что вы говорите? Вера не позволяет?

Лена поморщилась. Остроумие от Векшина!

– Послушайте… Павел, кажется? Должна вам сказать, что вы довольно неуклюже начинаете за мной ухаживать! – сказала она.

– А разве я начинаю? И в мыслях не было! – отрекся Векшин.

Лена снова взялась за ручку двери.

– Виноват. Я не совсем удачно выразился. Эффект приятной неожиданности, знаете ли, – не сдавался Паша.

– Слава богу, ваша неожиданность из разряда приятных, а не детских! – сухо заметила Елена.

– Гм… Елена, но вам совершенно не обязательно истощать себя диетами и голоданием. У вас прекрасная фигура, поверьте бывалому человеку, – заявил Векшин.

– Бывалому?.. А я думала, что вы небывалый… Но, раз так – хорошо. Сегодня вечером я, пожалуй, устрою себе загрузочный день и съем пару салатиков. Ваше предложение в силе? – оценивающе посмотрела на него Елена.

– Разумеется, – быстро подтвердил Векшин.

– Ну, так я согласна, Павел. Но у меня два условия.

– Ну, так я согласен, Елена.

– Во-первых, мы ужинаем, там, где я скажу, – сказала Елена Николаевна.

– ?

– Этот ресторанчик находится рядышком. Называется он «Мефисто», и мне очень нравится тамошняя кухня… Эй! Вы слышите меня?

Векшин преодолел легкое оцепенение, улыбнулся и тряхнул головой.

– «Мефисто», говорите? Почему бы и нет? А второе условие? – спросил Векшин.

– А о нем я скажу вам непосредственно за ужином, хорошо? – сказала Елена.

– Идет.

– Я буду готова через полчаса.

Уходя, она улыбнулась ему. А у него наконец-то появилась возможность собраться с мыслями. Последняя мысль родилась только что. Улыбка, где он мог видеть эту улыбку? Улыбку, придающую лицу какое-то отсутствующее нездешнее выражение. Улыбку-мечту. Улыбку-желание. Надо непременно вспомнить…

VI. Пункт первый – условие второе

Самочувствие режиссера Катайцева оставляло желать лучшего. С ним разрешили говорить не более десяти минут. Сергей в двух словах рассказал Векшину о взаимоотношениях съемочной группы фильма «Другая жизнь» с клубом-рестораном «Мефисто».

– Так это еще и клуб?

– Да, Паша. Причем это не клуб в нашем нынешнем традиционном представлении: танцы, выпивка, развлечения… Хотя и это тоже. Но большую часть времени «Мефисто» – закрытое заведение.

Сергея Катайцева Павел знал еще по учебе во ВГИКе. Лет десять назад он сделал там дипломную картину, по общему мнению, относившуюся к категории авторского кино. Взаимная ирония зародилась в их отношениях уже тогда. Неприязни не было, нет. Но Сергей, своим кумиром считавший Тарковского, и Павел, клевавший носом на «Жертвоприношении», пикировались на тему «для кого снимать?» при первой возможности.

Сейчас их объединила другая тема: «где искать?».

– Как же вы на них вышли? Ты что, стал членом этого клуба? – спросил Векшин.

– Вовсе нет! Просто они заинтересовались фильмом. Прислали приглашение. Предложили помощь, – сказал Векшин.

– Интересно. А тебе не показалось это странным?

– Я тебя умоляю! Нормальный женский интерес к искусству кино, – поморщился Катайцев.

– Почему «женский»? – удивился Векшин.

– Так это же сугубо женский клуб, ты разве не знаешь?

– Так-так-так… А Лариса Андреевна, значит, президент этого клуба? Что, она действительно так хороша?

В затуманенном взгляде Катайцева блеснул огонек. Кажется, он даже сглотнул слюну.

– Необыкновенно, – подтвердил он.

– Чем же они увлекаются? Мужской стриптиз? Лесбос? Свободная любовь? – заинтересовался Векшин.

– Фу, Паша, не расстраивай меня. Мне нельзя волноваться. У них все гораздо серьезнее. Собственно, тебе самому лучше с госпожой Чайковской переговорить.

– Непременно, Серега. Ты сам-то что думаешь об этом заведении? – спросил Павел.

– Паша, чего мне о нем думать. Мне кино надо снимать. Пригласили, ну и спасибо им. Интерьер там шикарный. Прямо на наш сценарий ложится. Снимали при довольно большой массовке. Причем в съемках участвовали и члены клуба, по-моему. Так, Иннокентий Михайлович?

– Совершенно верно. Мы, разумеется, предложили им по 300 руб. за смену. Но они отказались. У них там, кажется, была какая-то своя вечеринка, – сказал Альтшуллер.

– Сергей, а ты чего-то подозрительного или странного во время съемок не приметил? Вон Иннокентий Михайлович считает, что в «Мефисто» весьма неблагополучная атмосфера, – спросил Векшин режиссера.

– Черт его знает. Я что-то этого не заметил. Бабы там шикарные – это точно. Но уж очень они… скажем так – «далекие», – сказал Катайцев.

– Не подкатить что ли? – спросил Паша.

– Не в этом суть. Просто они где-то далеко всегда, как будто не перед тобой, не здесь и сейчас находятся, а где-то в другом измерении. Смотрит она на тебя, а, кажется, будто сквозь тебя. Такая «вещь в себе», – туманно объяснил режиссер.

– Ты ничем их не расстроил, этих «нездешних» дам? – спросил Векшин.

– Исключено. Мы расстались довольные друг другом. Договорились о дальнейшем сотрудничестве. Хотели даже сфотографироваться на память.

В палату заглянула медсестра и сурово сдвинула брови.

– Серега, ешь побольше кашки и выздоравливай побыстрей, нам еще картину заканчивать, – стал прощаться Векшин.

Катайцев, криво усмехнувшись, слабо пожал им руки.

… Теперь, ожидая Елену и прокручивая в голове детали недавних событий, Павел вдруг почувствовал себя в центре какого-то неведомого, не подвластного ему сюжета. «Мефистофельский» кабак, исчезнувшая пленка, женщина, о которой он не может забыть ни на минуту и ее троекратное появление на его орбите. И что самое забавное: это ощущение неподконтрольности и абсурдности происходящего, похоже, начинало нравиться бывалому кинематографисту и пробуждало в нем азарт и интерес к жизни… А вот и она!

Елена уже стояла рядом и наблюдала за размышляющим Векшиным, глядя на него сверху вниз. Паша улыбнулся ей. На этот раз она осталась серьезной.

Ресторан, действительно, находился в двух шагах от гостиницы. Хотя Векшин и поймал себя на мысли, что теперь ему будет сложно непредвзято оценить все прелести этого заведения, его, человека до мозга костей киношного, приятно поразили интерьеры «Мефисто». Здесь действительно можно было снимать. Очень ему понравился и швейцар ресторана – чрезвычайно артистичная натура.

Их усадили за стол. Вышколенный официант с плечами Шварценеггера и манерами принца Уэльского подал меню. Надо сказать, что названия блюд Векшина весьма заинтересовали и даже повеселили. Они возбуждали если и не аппетит, то уж любопытство точно. Салаты «Эмансипэ» и «Утро девственницы», горячие закуски «Амазонка» и «Фемина», коктейли «Путь к себе» и «Железная леди» и… в том же духе страниц на десять. Павел несколько замешкался с выбором.

Елена, чуть приподняв пальцы, подозвала официанта и сказала ему несколько слов.

– Да вы здесь завсегдатай, Елена! – сказал Векшин.

– Нет, просто мне захотелось взять инициативу в свои руки, – сказала Елена.

Векшин не нашелся, что ответить и отдал должное одному за другим появляющимся на столе блюдам. Было вкусно.

– Интересно, а чья это кухня?

– Если вы имеете в виду ее национальную принадлежность, то у нее, скорее, интернациональное происхождение.

– Занятно, – пробормотал Паша.

Елена Николаевна оглянулась на небольшую сцену, где началось какое-то движение. Через минуту музыканты настроились, и зазвучал джаз.

– О, да здесь знают толк не только в кухне и современном интерьере! – одобрил Векшин.

– А вам, наверное, приходилось бывать во многих одесских ресторанах? – спросила Елена.

– Пожалуй. Но мне больше по душе трапеза где-нибудь на природе, такое, знаете ли, барбекю. Когда костер, гитара, шашлыки и хорошая компания. Особенно, где-нибудь у моря, в тихом местечке.

– Когда-то мне тоже нравилось нечто подобное… – сказала Елена Николаевна.

Она наконец-то улыбнулась и посмотрела на него в упор. Блики свечей отразились в ее глазах, непослушная прядь волос упала на лоб, она подула на нее, сморщив нос. И он вспомнил. Должен же он был вспомнить, наконец.

… В тот день ему непостижимо везло. Он познакомился с девушкой, с очень хорошей девушкой, которая понравилась ему если не с первого, то со второго взгляда определенно. Более того, она даже согласилась поехать с ним к морю, где проходила подготовка вечерней смены; директор съемочной группы был свой человек и объяснил режиссеру, что решил попробовать нового администратора из местных.

Съемочный день, а вернее, съемочный вечер сложился также удачно: режиссер не привередничал, актеры не капризничали, а погода не подкачала. К рассвету съемочная площадка постепенно превратилась в импровизированный лагерь отдыха. Кто-то с криком и визгом полез купаться, кто-то копошился у костра, кто-то бренчал на гитаре. Очень нескоро все успокоились. Назавтра киношному сообществу был объявлен выходной. Векшин и его новая знакомая были из числа тех, кто встречал рассвет, отказавшись от сна.

Они лежали на небольшом взгорье, куда забрели подальше от всех под покровом короткой летней ночи. Песок, море в двух шагах, их лица, освещенные лучами восходящего солнца… Уже все произошло, и теперь они прислушивались друг к другу и к собственным ощущением.

Она бесцеремонно взяла его за уши и притянула к себе.

– Теперь ты как честный человек обязан на мне жениться!

– Ты же умница, Елена! – сказал Паша.

– И что из этого?

– Ну, так избегай банальностей, девочка мо-о-я, – протянул Паша, зевая, и целомудренно прикрыл рот рукой.

– Ого, значит, ты отказываешься на мне жениться? – спросила Елена и ущипнула его.

Паша охнул и повернулся на живот.

– Почему отказываюсь? Сегодня же вечером приду к твоей матушке просить руки ее дочери. Интересно, что она мне ответит?.. Только сначала сделай мне массаж. Пожалуйста.

Лена уселась на него верхом, положила руки на его плечи и замерла. Он с трудом повернул к ней голову.

– Ты опять? Никогда не видел такой задумчивой девушки. Ты очень нетипичная для своих лет.

– Это точно: нетипичная. И знакомство наше нетипичное. И предложение ты мне сделал только что – очень нетипичное. Да здравствует оригинальность! – Она повернула его голову обратно и уложила лицом в песок. – И сейчас я тебе сделаю очень оригинальный массаж.

… – Да уж, мы с тобой действительно нетипичная пара, Елена Николаевна. Рад тебя видеть, сероглазая! Как там матушка с тетушкой поживают? – произнес Векшин.

– А я уже думала, у вас какой-то избирательный вид амнезии, Павел Артемьевич. Все мои живут и здравствуют, чего и вам желают! – сказала Елена.

Он отпил из бокала.

– Слушай, а тут водку не подают? – оглянулся он окрест себя.

– Так значит, я вам снова понравилась со второго взгляда? – испытующе спросила Елена Николаевна.

– Ну, на этот раз даже с первого. Лена, очень много времени прошло… – закончить фразу Векшину не удалось. К нему подошел официант и, уточнив фамилию, пригласил к телефону.

Векшин вернулся через пару минут, несколько изменившись в лице. «Точь-в-точь дворовый кот перед нападением на воробья», – подумалось Елене.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Да нет, просто много работы. Так о чем мы?

– О том, что мы необычная пара. И том, что я уже во второй раз произвожу на тебя неизгладимое впечатление, – сказала Елена.

– А ты и в самом деле сногсшибательно выглядишь, – заметил Векшин.

Елена Николаевна подняла бокал.

– Да и ты стал интересным мужчиной.

– Что значит «стал»? А раньше? – встрепенулся Паша.

– А некоторое время назад ты был симпатичным мужчиной, обещающим стать интересным, – сказала Елена.

– Н-да… Надо будет обязательно поподробнее узнать о том, по каким признакам ты делишь мужчин на категории. Но сначала о тебе. Что у тебя прекрасная профессия, я уже знаю. А как личная жизнь?

– После того как ты меня бросил, честно говоря, больше ничего интересного в этой области у меня не происходило. Наверное, по молодости я испытала слишком сильное чувство к тебе, – Лена опустила глаза и поправила непослушную прядку волос.

– Странно. У меня лично сложилось противоположное мнение относительно инициатора нашего расставания. Я же звал тебя с собой! – горячо возразил Векшин.

– Значит, мы друг друга не поняли… А ты по своим киношным делам здесь? Над чем работаешь на этот раз?

– Да так ничего интересного… – сказал Павел. – Елена Николаевна!

– Да, Павел Артемьевич.

– Видишь ли, Елена!.. – повторился он.

Лена принялась любоваться цветом вина, обратив бокал к свету. Но поскольку сидевший напротив Павел отчего-то замолчал на полуслове, она подняла на него взгляд и увидела, что ее собеседник пристально смотрит куда-то в глубь зала, а точнее – в чуть приоткрытые портьеры Розового кабинета.

Елена Николаевна обернулась. Чтобы взглянуть в просвет между тяжелыми шторами, ей пришлось немного наклониться вправо и вытянуть шею. Так и есть! В глубине души Елена Николаевна, конечно, предполагала, что, придя в это заведение, Паша наверняка обратит внимание на ее новую знакомую. Но вполне сознательно пошла на это. Почему? Ответить на этот вопрос она сейчас не могла, да пока и не стремилась.

Лариса Андреевна, по всей видимости, была увлечена светской беседой со своими гостями, вернее, гостьями. Почувствовав на себе пристальный взор сразу двух человек, шикарная женщина ответила им обоим не менее изучающим взглядом. «Интересно, а что она обычно делает с мужиками, которые ее добиваются?» – спросила себя Елена и не нашлась с ответом.

Вряд ли это столкновение взглядов высекло сноп искр, но в воздухе явственно запахло паленым. Лена насторожилась.

– Павел Артемьевич, что происходит? – строго посмотрела она на ценителя женской красоты.

– Лен, как ты думаешь, вон та рыжеволосая дама замужем? – невинно спросил Павел.

– Вот это да! В моем присутствии интересоваться семейным статусом другой женщины… Ну и манеры у вас, мужчина! – возмутилась она.

Векшин взял ее левую руку, лежавшую на спинке стула, и поцеловал кончики пальцев.

– Лена, хочешь верь, хочешь нет, но я действительно был очень расстроен и даже страдал, когда у нас с тобой не сложилось пять лет назад, – сказал он тихо.

– Шесть с половиной…

– А сейчас, наоборот, чувствую себя счастливым человеком. Теперь, когда вновь обретаю…

Лена сделала нетерпеливое движение. Он прижал ее ладонь к своей щеке.

– … надежду быть с тобой вместе.

– Как у тебя все просто получается! – высвободила она руку.

– Леночка! Ведь все действительно просто: из очаровательной девушки ты превратилась в роскошную женщину и нравишься мне как никогда. Ты нужна мне, Ленка! – заявил Векшин.

– А не пошел бы ты куда подальше! – отреагировала учительница старших классов.

– Так-так-так. С тобой еще надо работать и работать. Я намерен начать за тобой серьезно ухаживать с этой минуты, и собираюсь добиться своего, – твердо сказал он и сделал попытку снова завладеть ее рукой, на это раз правой. Но она взяла в руки вилку с ножом, и начал резать эскалоп «Печальный мачо».

– Интересно, чего же ты намерен добиться?

– Хочу сделать тебя самой счастливой женщиной на свете своими собственными силами, – сказал Векшин.

– О-хо-хо! Каким ты был, таким ты и остался! Я пока что вижу, что ты готов сделать счастливой любую смазливую дамочку. Вот и на Ларису Андреевну глаз положил, – запивая «мачо» вином, сказала Елена.

– Так ты знакома с этой особой? – спросил Паша.

– Так, немножко.

– Ты должна меня с ней познакомить, Ленка! Это очень важно.

– Слушай, Векшин! Хочешь, иди и знакомься. Я-то тут причем? Я мясо доесть хочу! – сказала Елена.

– Лена-Лена-Леночка. Не могу сейчас тебе всего рассказать. Но поверь, здесь нет ничего личного. И, кроме того, ты совершишь благое дело… Кстати, а откуда ты знаешь эту Ларису Андреевну? И вообще, что ты делаешь в этом городе?

– Не могу сейчас тебе всего рассказать … – сказала Елена.

Снова в разговоре возникла пауза. Но теперь она принадлежала только им одним. Они смотрели друг другу в глаза, но… думали каждый о своем. Лена, например, ухватилась за первую пришедшую в голову мысль: «А ведь это шанс! Я его знакомлю со своей будущей… коллегой, а он… Услуга за услугу. Интересно, все-таки, зачем она ему понадобилась?»

– Хорошо, я тебя представлю этой даме. С ней действительно лучше начинать общение по чьей-то рекомендации.

– Умница моя! – облегчено вздохнул Векшин.

– Но я – тебе, а ты – мне, – сказала Лена.

– Гм… Не понял.

– Помнишь об условиях нашей встречи?

– Да, милая, я весь – внимание, – сказал Паша.

– Я бы хотела заплатить за ужин сама, – сказала она.

– Что за глупости! Что за женский шовинизм! Давай лучше я пронесу тебя на руках до гостиницы, – предложил Векшин.

– Иди, знакомься! – услышал Паша в ответ. Интонация Векшину не понравилась. Елена улыбнулась ему очаровательнейшей из своих улыбок. Раздосадованный, он посмотрел в сторону Розового кабинета. Встреча там, по-видимому, уже заканчивалась, и интересующая его дама поднялась из-за стола.

– Ладно, пусть сегодня будет 1:0 в твою пользу, но все равно будет 21:1 – в мою. Идем, моя хорошая!

Лена подозвала официанта и достала из сумочки кошелек.

VII. Надо быть спокойным и упрямым

Звонок, заставший Векшина в момент опознания в очаровательной девушке своей давней знакомой, был от Ильи Кульмана, когда-то сотрудника ОБХСС, а ныне владельца собственного детективного агентства. Они знали друг друга со времен социалистической собственности, когда Кульман, будучи владельцем только жены, двоих пацанов и «Москвича-412», консультировал картину его студии, снимавшей в Одессе скучный детектив из жизни честных советских сыщиков (был такой жанр в советском кино). Москвичи тогда очень любили снимать именно в Одессе. С тех пор Павел и Илья время от времени оказывали друг другу кое-какие услуги, если возникала необходимость, или просто выпивали, когда была возможность.

Поэтому именно Илья Семенович Кульман был первым, кто узнал от Векшина о происшествии на киностудии. Старые знакомые встретились у Кульмана дома, в огромной, переделанной из коммуналки квартире, окна которой выходили в типичный одесский двор с лестницами и сохнущим бельем. Здесь Илья жил с рождения, сюда привел жену, черноглазую и веселую Лизу, здесь выросли их дети и подрастали внуки: двухлетний Сашка и полуторагодовалая Танька.

– Я смотрю, дружище, твое семейство все увеличивается. Стоит пару лет не увидеться, и ты уже дедушка!

– Хорошего семейства должно быть много, молодой человек! – довольно заявил Кульман, попыхивая трубкой. Завел он этот атрибут частного сыщика заодно со своей новой профессией и полюбил его необычайно.

Лизавета Зиновьевна накрывала на стол, искоса посматривая на беседующих мужчин.

– Ладно-ладно, старый хрыч, хватит дымить. Зови гостя обедать. Не женился еще, Павел? – спросила она Векшина, пододвинув ему большущую тарелку своего фирменного украинско-еврейского борща. Векшин втянул умопомрачительный аромат и сглотнул слюну.

– На ком же мне жениться, Лизонька?! Такие, как ты, давно уже замужем. Вот разве твоя внучка подрастет, – сказал он и зачерпнул ложкой борща.

– Ой, обрадовал, пойду Татьянке об этом сообщу. Ты бери пампушек, зятек внучатый, не стесняйся, – Лизавета украдкой посмотрела на себя в маленькое зеркальце, стоявшее на холодильнике, и пошла нянчится с будущей невестой.

– Не устаю я тебе поражаться, Семеныч. Работа, семья… Ты всегда умел совмещать приятное с полезным… – сказал Векшин.

В деле зарабатывания на хлеб насущный Илья Семенович был последовательным приверженцем династии. Сразу после ухода из органов он создал первое в Одессе семейное детективное агентство. Коллектив из ближайших родственников, работающих на ниве частного сыска, был невелик: сам Кульман, двое его сыновей, одна из невесток, старший брат, да жена в качестве бухгалтера, – но имел заслуженно высокую репутацию у граждан, желающих решить свои проблемы быстро и эффективно. Мало того, что штат сотрудников был сплоченным и квалифицированным в профессиональном смысле, все кульмановцы имели еще и одинаковые политические взгляды, болели за одну футбольную команду и, разумеется, были в высшей степени обаятельными и общительными личностями (чем вполне могли соперничать с героями Марининой и Незнанского).

– Да-с, господин продюсер, история паршивая! – протянул Илья, выслушав Векшина и вникнув во все его предположения. – Но чего-то ты братец, по-моему, не договариваешь, – добавил он, помолчав.

Векшин пожал плечами.

– Да вроде бы все. Все, что я знаю. Но, похоже, я чего-то не знаю. Чего-то, или кого-то…

– А ты сосредоточься, Паша. А я сегодня-завтра наведу кое-какие справки, поговорю с коллегами… Как тебя найти, если срочно понадобишься?

…Векшин задним числом подивился, как маэстро Кульман смог разыскать его в «нехорошем» ресторане. Оказывается, оперативный сотрудник сыскного бюро «Партнер», являющийся одновременно и старшим сыном генерального директора бюро, начал приглядывать за клубом-рестораном «Мефисто» сразу же после разговора с клиентом. Оперативность была одной из главных составляющих в работе этого «моссада» в миниатюре.

Телефонный разговор с Кульманом был, скорее, его коротким монологом.

– Паша, я навел справки об этом местечке. Криминала никакого. Вполне респектабельное заведение, здесь периодически бывают известные личности, бизнесмены, работники искусства и культуры: артисты, там, музыканты разные, художники и прочие абстракционисты. У меня пока нет ничего конкретного, но сдается мне, что ты не зря шерсть поднимаешь на это заведение… И поскольку, ты сейчас в самом гнездышке находишься, советую тебе провести разведку боем. Попробуй взять шикарную Ларису за чувствительное место. Мне тут сказали, что она, помимо всего прочего, еще и экстрасенс известный. Почему бы тебе ни попросить помощи у гадалки, которая благоволит к искусству?! Помоги, дескать, разыскать мое кино. Понаблюдай за реакцией, вдруг она сразу покраснеет и начнет запинаться?!

…Когда Елена Николаевна подвела Векшина к интересующей его даме, он понял, что хозяйка заведения не из тех женщин, на лице которых можно уловить признаки смущения и растерянности. Эти эмоции она, скорее всего, привыкла пробуждать в других.

– Лариса, добрый вечер!

– Здравствуйте, Елена! Очень рада видеть вас!

Векшин, несмотря на общую озабоченность, успел оценить мизансцену «встреча двух эффектных особ женского пола»: рыжеволосой фурии с царственными манерами и ледяным взглядом – и очаровательной обладательницы точеной фигурки и серых глаз с поволокой. Они улыбнулись друг другу, и Елена взяла под руку стоявшего рядом Векшина.

– Вот хочу вам представить моего старого знакомого.

Лариса Андреевна посмотрела на Павла с любопытством и, как тому показалось, немного с иронией, протянула руку. Векшин, уже давно взявший себе правилом целовать руки только любимым женщинам, мягко пожал ее.

– Павел Артемьевич Векшин. Деятель кино. Снимает фильмы про любовь несчастную, а также счастливую! Лариса Андреевна Чайковская. Хозяйка заведения.

У Векшина возникло желание блеснуть французским:

– Эншанте!

– Я тоже очень рада. Между прочим, я завзятая киноманка, и мне очень нравятся фильмы про любовь, особенно счастливую.

– Как раз, поэтому я и хотел засвидетельствовать вам свое почтение. Несколько дней назад в этом достойном заведении снимался один из ключевых эпизодов нашего фильма. Насколько я знаю, произошло это благодаря вам.

Лариса Андреевна сделала приглашающий жест по направлению к роскошным креслам и диванчику, стоявшим чуть поодаль стола. Векшин утонул в мягком кресле, Елена Николаевна присела по левую руку от него, а хозяйка, закинув ногу за ногу, устроилась на диване напротив.

– Может быть, кофе? – предложила Лариса. – Есть прекрасный коньяк.

Векшин, очутившись в низком глубоком кресле, обнаружил перед собой великолепие стройных хозяйкиных ног, увенчанное кружевом чулок и подтвердил свое согласие на секунду позднее, чем следовало. Елена Николаевна, от которой не ускользнула его восхищенная растерянность, ограничилась кивком.

Через мгновение на маленьком столике перед ними стояло все обещанное плюс пирожные. И рыжая обладательница макси-юбки с максимальным разрезом, продолжила разговор, глядя Векшину куда-то в переносицу.

– Так ваш фильм касается взаимоотношений мужчины и женщины?

– В основе картины довольно жесткая история любви с предательством, скандалами, слезами и даже драками, – сказал Векшин.

– Надеюсь, все заканчивается хорошо? – спросила Лариса.

– Этот вопрос открыт. Авторы фильма пока прислушиваются к собственному творческому «я» и решают, как быть: убить или не убить.

– Кого? Главных героев?

– Или главных героев, или самую любовь, – насколько мог, раскрыл финал Векшин.

Елена заерзала на своем кресле.

– А разве такое возможно? Убить любовь? – судя по покусыванию губ, Еленой Николаевной овладело язвительное расположение духа.

Векшин бросил на нее взгляд умудренного жизнью мужчины.

– Пожалуй, ты права, Елена. Я употребил неподходящий глагол. Помните замечательный французский фильм «Шербурские зонтики»? Там вместо слов поют, и там звучат прекрасные мелодии? Парень с девушкой любили друг друга трогательно и проникновенно. А потом парень ушел в армию, и девушка вышла замуж за обеспеченного и тоже хорошего человека. Бывшие влюбленные встретились после, объяснились и расстались, пожелав другу всего хорошего. Любовь прошла, надо жить дальше. Без обид и сожалений, без трагедий и прочих эксцессов. Любовь не убивают, она проходит. Или не проходит. Все как в жизни.

Лариса Андреевна покачала головой.

– Но ведь так хочется иногда, чтобы не как в жизни, а как в кино… И когда же мы узнаем, насколько «жизненно» закончился ваш фильм?

Векшин отпил большой глоток кофе и, сложив руки на груди, откинулся на податливую спинку кресла.

– Вы знаете, этот вопрос тоже открыт, – сказал Векшин.

– Что так?

– Дело в том, что сразу после съемок в вашем клубе материалы фильма бесследно исчезли.

Елена Николаевна поперхнулась хорошим кофе.

– Оператор накануне вечером оставил пленку в сейфе на студии, утром там было пусто, – договорил Векшин.

Хозяйка «Мефисто» сложив красивые руки с накладными ногтями на своей круглой коленке, мягко спросила:

– Что же вы теперь намерены предпринять?

– Я пришел к вам, Лариса Андреевна.

– Ко мне?

– Честно говоря, я навел справки о вашем клубе, о роде ваших занятий, и мне вас рекомендовали с самой лучшей стороны. Я хочу вас попросить об одолжении. Не так давно вы уже помогли нам, помогите и на этот раз. Посоветуйте, где и как нам искать пропавшую пленку. Дайте маячок, Лариса Андреевна! – сказал Векшин.

– Павел, признаться, я весьма польщена такой оценкой моих скромных возможностей, но боюсь, что в вашем случае я бессильна, – сочувственно улыбнулась Лариса Андреевна.

Пауза. Векшин поднялся.

– Ну что ж, очень жаль. Надеюсь, что не отнял у вас много времени. Спасибо вам и всех благ.

Дамы тоже поднялись, и Лариса Андреевна сочла нужным сказать на прощание:

– Вы знаете, человек должен ясно осознавать предел своих возможностей. Как и быть готовым к разного рода неожиданностям.

Векшин обнял за талию стоявшую рядом Елену.

– Когда загадочная женщина загадочно говорит, я всегда испытываю чувство восхищения. Буду рад побеседовать с вами как-нибудь в обозримом будущем. А сейчас разрешите откланяться – дела.

– Кажется, вы несколько раздражены, Павел Артемьевич? Не печальтесь! Ступайте к себе в гостиницу и как следует выспитесь. Утро вечера мудренее, – сказала Лариса.

Векшин поблагодарил за материнское напутствие (а что ему еще оставалось?) и обратился к своей спутнице:

– Ты идешь?

– Да, сейчас.

– Я жду тебя у выхода.

Обе женщины проводили его взглядом.

– Да-с, горяч он у вас, Елена!

– У меня? А впрочем, он действительно быстро закипает, насколько я помню. И при этом всегда успокаивает других скандалистов. «Ребята, давайте, жить дружно!». Но кота Леопольда из него все-таки не выходит, – заметила Елена.

– А вы молодец! Так элегантно начать выполнение наших договоренностей! – оценила Лариса Андреевна.

Елена подняла правую бровь, отчего на лбу появились несколько морщинок, «упрямых», как называла их ее мама,

– А вы какая молодец! Так элегантно проделать комплекс юбочно-чулочных упражнений! До свидания, Лариса Андреевна!

Некоторые из роскошно одетых посетителей ресторана в эту минуту вновь начали встревоженно принюхиваться. В воздухе снова запахло паленым.

…Векшин, заранее вызвавший машину из группы и отпустивший водителя, гостеприимно распахнул перед ней дверь раритетной теперь правосторонней «Тойоты».

– Время еще детское. Может быть, прокатимся по знакомым местам? – предложил он.

– У тебя же, кажется, дела, – сказала Елена.

– Я соврал.

– У тебя же кино украли! – попыталась задеть за живое Елена Николаевна.

– Общение с тобой как раз и должно вдохновить меня на поиски в правильном направлении. Поверь мне, я знаю. Ну и, кроме того… Ты теперь мое самое главное дело! – пустил в ход он свой последний аргумент.

– Хорошо, будем считать, что я не расслышала твоей грубой лести. И куда же мы поедем? – спросила Елена.

– Я предлагаю на Приморский.

В машине Векшин пытался трижды ее поцеловать, раз семь взять за руку и один раз обнял. Сопротивление было почище французского.

– Смотри на дорогу. Ты сможешь меня поцеловать, только тогда когда я разрешу! – говорила Елена неприступная и сегодня особенно прекрасная.

– Ого! У нас что, теперь все будет по-новому? – спросил он.

– А у нас «будет», ты думаешь? – спросила она.

– А ты?

А на Приморском бульваре и в его окрестностях окончательно прощалось с одесситами и гостями города южное лето. Каштаны изрядно поредели, и заходящее октябрьское солнце в эту минуту мало чем напоминало любвеобильное июльское и даже сентябрьское. Векшин припарковал машину на стоянке неподалеку от Оперного театра, и они направились к памятнику Дюку Ришелье. Наблюдательный прохожий наверняка заинтересовался бы этой странной парой. Мужчина и женщина медленно брели по бульвару, не пытаясь даже заговорить или «соприкоснуться рукавами».

«…Вот здесь он меня угостил растаявшей шоколадной конфетой».

«…Вот здесь, кажется, она устроила мне маленький ревнивый скандал».

«…А вот тут он прижал меня к каштану, расстегнул лифчик и попытался залезть под юбку».

«…По-моему, на этом дереве сидел ошалелый кот, и мы вместе со всеми обсуждали варианты его спасения».

«… А здесь я увидела его с этой крашеной дурой. Наверное, и ее он тоже уверял, что она отлично целуется».

Они дошли до скамейки, где сиживали когда-то, уселись на нее и, не сговариваясь, начали осматривать сиденье. Нашла Елена: «Паша+Лена=Amoure». Векшин вырезал эту сентенцию тщательно и глубоко, будто предвидя, что через несколько лет ее будут инспектировать заинтересованные лица.

Елена Николаевна провела рукой по щербатой доске.

– А я так и не поняла, когда ты успел это написать. Ночью что ли?

– Захотелось сделать сюрприз любимой девушке. Тогда я еще мог позволить себе поступать как мальчишка.

– А-а… Понятно.

– Что тебе понятно? – насупился Векшин. А потом вдруг подхватил молодую женщину на руки. Она ойкнула, но не сделала попытки освободиться.

Векшин поцеловал ее в висок. Она вздохнула и попросилась домой. Паша отвез ее в гостиницу. Чего там лукавить, ему действительно нужно было подключаться к поискам «Другой жизни». Но сначала он путем шантажа («если не согласишься, назову твоим именем главную героиню фильма, когда найду его») и угроз («будешь меня сердить, опубликую мемуары с эротической версией наших с тобой взаимоотношений») заполучил у Елены обещание встретиться с ним завтра.

Еще один одесский день Векшина должен был завершиться работой. Проводив Лену до дверей ее номера, он помчался на киностудию, где в 361 кабинете производственного корпуса обосновалась его съемочная группа, а также круглосуточный штаб по поиску исчезнувшего фильма «Другая жизнь».

VIII. А ну-ка, девушка!

Елена Николаевна, не раздеваясь, забралась с ногами на кресло и призадумалась. Она прислушивалась к себе и не могла разобраться, чего ей хочется больше: немножко порыдать или хорошенько поесть. А еще лучше поесть и выпить. Елена была из тех женщин, у которых нервное расстройство вызывает аппетит. И поскольку понервничать ей сегодня пришлось достаточно, желудок возопил. Несмотря на ужин в ресторане, где она, признаться, попросту рисовалась перед Векшиным. В конце концов, резонно решив, что пореветь ей будет удобней на сытый желудок, Елена решила, как следует перекусить. Больше всего ей сейчас хотелось жареной картошки с грибами, но в условиях южного да еще ночного города такое меню было из разряда несбыточных. Елена Николаевна решила заказать еду в гостиничном ресторане. К шашлыку, например, она относилась тоже очень хорошо, видимо в силу генетических причин: прадед ее по материнской линии был армянином из Тбилиси. Но телефон ресторана в ответ только пульсировал короткими гудками, и Елена Николаевна решила спуститься вниз, чтобы добыть еды во что бы то ни стало. Кто сказал, что женщины бывают хищницами только по отношению к мужчинам?

Было уже за полночь, но из дверей заведения доносились звуки музыки в стиле «русский шансон», оживленные голоса и бряцание посуды. Голодная учительница уселась за ближайший к двери столик и оглядела зал в поисках официанта.

Народу в одноименном ресторане гостиницы «Аркадия» было немного. Но почти все посетители являлись активными отдыхающими. Елось и пилось, а также танцевалось, целовалось и обнималось здесь сегодня по полной программе. Официанток было две. Они сновали между столиками с подносами и не обращали никакого внимания на новенького посетителя.

Лена начала потихоньку злиться. Наконец одна из пышнобедрых див возникла перед ней и в ответ на просьбу принести заказ в номер отрезала:

– Мы так не обслуживаем. Кушайте здесь!

Лена вздохнула. Праздничная атмосфера кабака действовала на нее раздражающе, но голод все же не был даже дальним ее родственником, и она заказала-таки шашлык и, спустя положенное время, впилась зубами в сочное мясо. По мере того как Елена Николаевна расправлялась с шашлыком, ее телесное самочувствие улучшалось, чего нельзя было сказать о духовной составляющей ее сложной натуры. Более того, ее внутреннее «я» вот уже несколько минут испытывало безусловный дискомфорт под воздействием одного очень тревожного фактора. Почти с самого начала ее скромного ужина, Елена Николаевна чувствовала, что за ней наблюдает какой-то тип или даже «типчик» с явно выраженными признаками кобелиного интереса и такого же упрямства.

Теперь, когда она насытилась и перешла к мороженому, Лена взглянула на типчика в упор: «Ну и хлыщ!». Она не смогла удержаться от улыбки. Белоснежный костюм, черная бабочка, весомый перстень на пальце недвусмысленно свидетельствовали о солидности этого господина. Но оттопыренные уши, нескладная жердеобразная фигура (даже сидя, он был одного роста с подошедшей к нему официанткой) и абсолютно голая, без единого волоска, голова, казались принадлежащими обладателю какой-нибудь в высшей степени неожиданной профессии – клоуна, например, или акушера, или, скажем, гробовщика.

Причудливый господин, кажется, принял улыбку Елены Николаевны за приглашение к диалогу и поднялся с места. Он отмахнулся от удерживающих его товарищей и двинулся прямо к ней.

– Вано, Вано, куда ты, елы-палы!

«О, господи, оказывается, он еще и грузин!»

«Голый» Вано не стал спрашивать разрешения и, отодвинув стол, молча сел рядом, а потом заговорил с интонациями коренного одессита, как их представляют приезжие. Этим он напоминал Марка Бернеса в старом фильме «Два бойца».

– Разрешите представиться, Иван Цимлянский. Я вот уже несколько минут любуюсь вами и считаю своим долгом сказать вам, что вы бриллиант. Бриллиант чистейшей воды. А каждому бриллианту, как известно, нужна соответствующая оправа…

Дальше было неинтересно. Предложение следовало за предложением, одного другого традиционнее. Максимум фантазии: шикарный люкс на Лазурном берегу. Лена смотрела на Вано и думала о своем.

– Простите, вы кто по профессии? Клоун?

– Почему клоун? Я музыкант. По совместительству, так сказать. Так мы едем, дорогуша? Я, между прочим, в постели просто бог! – оставил интеллигентный тон незваный собеседник.

Он положил свою огромную ладонь с узловатыми пальцами на ее руку. Лена сначала даже не прогневалась, а просто удивилась. Она вырвала руку, встала (все-таки она была повыше его, сидящего) и строго, по-учительски, сделала нагловатому Вано выговор:

– Не могу, уважаемый Вано, я на катафалках не катаюсь и с невоспитанными клоунами не сплю. Таковы мои жизненные установки.

Она положила на стол деньги, подмигнула одеревеневшему Вано и удалилась. В фойе не было ни души, стоял полумрак. Лена направилась к лифту, но вдруг, через оконное стекло увидела рядом со входом странную группу людей, что-то выясняющих у друг друга на повышенных тонах. В стоявшем к ней спиной человеке она узнала Векшина. Вдруг он резко согнулся, обхватив лицо руками. Лена бросилась к выходу.

На улице компания из четверых мужчин оказалась не такой уж загадочной, а элементарно подвыпившей. А закрывший лицо руками человек, был, наверное, самым развеселым из них и поэтому согнулся пополам в приступе безудержного хохота. Они не обратили никакого внимания на Елену Николаевну, обнялись, затянули что-то вразнобой и отправились восвояси. Недовольная собой Елена собралась, было вернуться в гостиницу, но у входной двери снова была вынуждена лицезреть белобровое лицо «музыканта» Цимлянского. На этот раз он выражался определенней и без одесского выговора.

– Ты что же, милая, прикалываться надо мной будешь?! Да я тебя щас порву на две половинки, и пацанам отдам повеселиться. А ну шагай в машину, живо!

Лена попыталась проскользнуть в гостиницу. Но страшный клоун сжал ее руку выше локтя и дернул к себе, оскалившись. Теперь он напомнил ей чудовище Франкенштейна («Мама всегда говорила, что у меня богатое воображение, мама, где ты, мама!»). Елена Николаевна оглянулась вокруг себя: никого.

– Ладно, мужчина, мне нужно только одеться, – попробовала схитрить Елена.

– Ничего, милая, будешь правильно себя вести, купим что-нибудь по дороге, – «успокоил» Вано.

Лена, лихорадочно соображала: ничего подобного в ее педагогической и человеческой практике еще не было. Хотела закричать, но ее новый знакомый дал ей почувствовать что-то похожее на лезвие ножа где-то пониже спины. И потом прошипел:

– Будь умницей!

Водитель огромной машины с включенными фарами открыл перед ними заднюю дверцу. Вано усмехнулся.

– Ну, как тебе, мое авто?! Братва на день освобождения подарила.

Самое странное, что она даже не успела испугаться. Видимо в нестандартной, мягко говоря, ситуации какая-то извилина в ее мозгу, отвечающая за испуг, пока еще не начала вибрировать.

– А куда мы едем? – спросила Елена Николаевна.

– Тебе повезло, красавица, ты будешь первой дамой, кто посетит мою виллу после ремонта. Приготовься к нескончаемому кайфу и океану удовольствий.

– Постой-постой Ваня, ты же обещал мне что-нибудь из одежды, – сказала она.

Вано Цимлянский, похоже, пришел в свое обычное повелительно-благодушное расположение духа. Он откинулся на сиденье и левой рукой полуобнял Елену. Она отстранилась, но Вано не обратил на это никакого внимания.

– Сейчас мы заедем в одно местечко и купим моей… Как тебя зовут?

– Если ты Иван, то я Марья, конечно. Маша меня зовут.

– … и купим моей Марусе одежонки – в качестве аванса!

Автомобиль, насколько могла судить пленница, уже выехал из черты города и несся теперь по шоссе в противоположную от моря сторону. Она не оглядывалась назад, но если бы даже оглянулась, то, вряд ли опознала бы в ярко-красном «Ауди», следующем за ними в пятидесяти метрах, машину Марины Аркадьевны Дейнеко, которая, впрочем, скоро отстала и остановилась на обочине. Потихоньку Елена начала паниковать. Но не выбрасываться же из машины на такой скорости! Лена уже давно приметила лежавшую слева от водителя бейсбольную биту и примерялась, как бы половчее ее использовать. Но для этого нужно было хотя бы остановить машину. Тем временем ее сосед-уголовник (теперь она уже не сомневалась в его настоящей профессии, разглядев еще и татуировки на руках), счел знакомство с ней уже достаточно коротким и начал подбираться к ее коленям, а затем и пару раз ущипнул за бедро. Поэтому Елена Николаевна почувствовала большое облегчение, когда автомобиль начал сбрасывать скорость у огромного, залитого светом здания, оказавшегося вблизи торгово-развлекательным центром «Бегемот». На парковке уже стояли несколько машин.

Водитель, тоже лысый, открыл ей дверцу, и она, вдохнув свежего воздуха, ловко, как ей показалось, схватила биту и выскочила наружу. В два прыжка перед ней оказался Вано и перехватил палку в тот самый момент, когда она мысленно уже стукнула его по некрасивому черепу.

– Маша! Да ты оказывается хитрожопая бабенка! Какой темперамент! Ты мне все больше и больше нравишься! Наверное, я тебя трахну даже два раза. Нет, я буду трахать тебя целую неделю. Довольна?

Он отбросил биту, заломил Лене руку за спину, притянул к себе и поцеловал в губы, сильно сжав другой рукой ее пострадавшее уже левое бедро.

«Ах, мерзкая рожа! При людях! Силой! Ты мне ответишь за это, обезьяна!». Пока Лена фыркала и отплевывалась, Вано и его коллега пытались закурить на ветру и, посмеиваясь, стояли рядом. Но вот они подняли головы, обернувшись к своей попутчице и больше уже не смогли оторвать глаз от ее лица…

Разбуженные в эту ночь жители близлежащих к «Бегемоту» районов города имели сомнительное удовольствие наблюдать в атмосфере несколько громовых разрядов, сопровождаемых зелеными и красными молниями. «Опять фейерверк устроили! Денег им девать некуда!»

Но одесситы, все как один, были неправы на этот раз. Увиденное ими явление не относилось к разряду зрелищных мероприятий, и, кроме того, оно было совершенно бесплатным.

IX. Здравствуй, ж…, Новый год!

Первое, что бросилось в глаза Векшину, когда он приехал на студию, так это отсутствие на рабочем месте двух самых ярких персонажей в его съемочной группе, двух антиподов – Николы Губанова и Иннокентия Михайловича Артшуллера, оператора-постановщика и директора съемочной группы. Векшин поздоровался с остальными. И в ответ услышал что-то неразборчивое. С недоумением оглядел всех. Уж что-что, а коллектив здесь подобрался живой и компанейский. Но сейчас члены его команды имели довольно пришибленный вид. А Люся Хабарова, помощник режиссера – «хлопушка» – и вовсе возилась с платочком и похныкивала.

– Да что с вами такое? Умер, кто-нибудь?

Бася, художник по костюмам, откашлялась и произнесла грудным голосом:

– Еще нет…

Векшин плюнул с досады.

– Что происходит, объяснит мне кто-нибудь или нет? И сделайте кофе, пожалуйста!

Люся, обрадованная возможностью чем-то занять себя, схватила пустой чайник и выбежала в коридор.

– Вера Ивановна, рассказывайте, настоятельно вас прошу, – сказал Векшин и плотно уселся на колченогий стул.

Вера Ивановна, дама сорока восьми лет, в той или иной вариации видавшая в киношной жизни все без исключения сюжеты, подалась в его сторону.

– Павел Артемьевич, десять минут назад сюда заглянул Николай и заявил нам, что собирается применить к Иннокентию Михалычу «последнюю степень устрашения» и что, вообще, тот будет умирать мучительной смертью. По-моему, он не шутил. Вид у него был довольно убедительный.

– Вот черт, нашли время! Где они оба? – вскочил на ноги Паша.

– Они в третьем павильоне заперлись. В нашей декорации, – сказала со своего места администратор Женя Кормильцева.

– Так-так-так… Дамы, оставайтесь на своих местах. Всех впускать и никого не выпускать. А Люську срочно пошлите за коньяком. И пусть лимон не забудет.

Павел бросился по лестнице вниз. Спасти жизнь директора группы было его прямой обязанностью. Вдогонку ему кричали что-то, но он отмахнулся.

– Павел Артемьевич! Самое-то главное мы вам не сказали! Павел!

Массивная железная дверь павильона была действительно заперта изнутри. Векшин прислушался. Звучал старый добрый рок. Конечно, при других обстоятельствах его любимый альбом «Дип перпл» воспринимался бы по-другому. Но сейчас крик души ветеранов классической гитарной музыки только подчеркивал абсурдность ситуации.

Векшин заколошматил по железу.

– Никола!

Никакого ответа. Тут он вспомнил, что их декорация в павильоне одной своей стороной выходит к небольшому оконцу, неизвестно для какой цели сделанном в практически глухой стене. Метнулся туда. Форточка была открыта на уровне примерно двух с половиной метров. Вся надежда была на то, что как каждый, или почти каждый мужчина в экстремальной ситуации, Векшин сможет собраться, допрыгнуть и подтянуться. Студийная бабушка-вахтер с удивлением а и живой заинтересованностью следила за тем, как Паша Векшин из Москвы бросается на эту амбразуру. С пятой попытки Векшин добился своего.

Он протиснулся внутрь довольно быстро. Слава богу, его формат совпадал с размером окна. Прямо перед ним стояла выгородка комнаты, где снималась постельная сцена с участием главных героев фильма. Но сейчас на широкой постели восседал по-турецки Никола Губанов. Мизансцена была странноватая. Никола сидел спиной к Векшину, повернувшись лицом к прикроватному шкафу, и раскачивался в такт оглушительной музыке. Но вот она прервалась.

– Ну, что Иннокентий Михалыч? Вспомнил?

– Колька, скотина, прекрати сейчас же!

Голос директора съемочной группы раздавался из шкафа. Это было не только интересно. Это было захватывающе интересно. Поскольку пока ничего опасного для жизни директора не обнаруживалось, Векшин решил понаблюдать. Он осторожно начал обходить декорацию, чтобы увидеть Николу анфас. Из шкафа раздавались решительные высказывания о ближайших родственниках Николы и о нем самом. Векшин никогда бы не подумал, что таким образом мог выражаться обычно флегматичный и утонченный Иннокентий Михайлович.

– Господин Артшуллер, я вас не выпущу отсюда, пока не услышу всей правды. Клянусь Урусевским!

Имя святого для Николы Губанова классика операторского искусства подтверждало серьезность его намерений. Векшин увидел оператора съемочной группы прямо перед собой. Никола сидел, поджав ноги, во рту дымилась огромная сигара. Слева перед собой он держал осколок стекла, а в правой руке зажал кусок какого-то белого материала. Когда он со всей силы начал водить им по стеклу, Векшин понял по звуку, что это пенопласт.

Из шкафа снова донеслись проклятия. Губанов прервал свое занятие. Затянулся. Выпустил в сторону шкафа облако дыма. Включил стоявший рядом магнитофон. Музыка вновь заполонила пространство. Векшин силился что-то понять. Прошло минуты три.

– Ну, как вам композиция, дядя Кеша? Нравится?

Молчание.

– Ну-ну, Иннокентий Михалыч, если будете симулировать обморок, мы просто потеряем больше времени.

Альтшуллер на этот раз зарычал с подвыванием.

– Выпусти меня отсюда! Башибузук хренов!

Губанов кивнул и взялся за стекло и пенопласт. Векшина передернуло от омерзительного писка, и он решил, наконец, обнаружить свое присутствие. Павел шагнул в пространство выгородки. Похлопал Николу по плечу.

– А, Паша, это хорошо, что ты пришел! Будешь присутствовать при моменте истины!

– Павел Артемьевич, остановите вы этого кретина! – вскричал в шкафу Артшуллер.

– Колись, враг народа! – зарычал Никола.

Векшин решил, что пора вмешаться. Вырвал у Николы пенопласт. Сел рядом.

– Чем ты сейчас занят Николай?

– Добиваюсь правды! – заявил Никола.

– Какой правды?

– Е-мое, так ты не в курсе, Паша?! Дело в том, что в нашей команде появился засланный казачок. Господин Артшуллер полностью оправдал свою фамилию.

– Антисемит! – отреагировал запертый.

Векшин подошел к шкафу. В замке торчал обломок ключа.

– Никола, твоя работа?

– Моя! – без тени раскаяния сознался оператор. – Паша, дорогой, да за это убивать надо мучительной смертью!

– Так, Никола. Глубокий выдох и все по порядку, – сказал Векшин.

Губанов положил сигару в стоявший рядом бокал.

– Павел Артемьевич, официально вам заявляю: директор нашей съемочной группы – подлый обманщик и предатель…

– А ты фашист и хулиган! – успел вставить Иннокентий Михалыч.

– … он ввел меня, вас, нас всех в заблуждение, а режиссера вообще чуть не убил собственной ложью! Пленка-то наша лежит себе в сейфе на своем месте, а он врет, что она исчезла!

– Твою мать! – сказал Векшин.

– Его, его мать, Паша! И он мне говорит, что это просто недоразумение.

Векшин взял сигару и глубоко затянулся. Закашлялся. В шкафу задвигался директор. Векшин сходил к «амбразурному» входному отверстию, где он заметил приличный железный прут, и стал освобождать узника. Выходя из своей камеры-шкафа, тот имел довольно заплесневелый вид.

– Ну-с, Иннокентий Михалыч, что вы можете сказать по этому поводу? – спросил Векшин.

– Павел Артемьевич, это просто какая-то трагическая ошибка, клянусь мамой. На втором и третьем этаже студии стоят абсолютно одинаковые ряды сейфов. И там, и там есть цифра «13». Накануне мы положили пленку в сейф № 13 на втором этаже, а потом пришли забирать материал на третий этаж, к тринадцатому же сейфу. И что характерно, ключ подошел один к одному. А сегодня я обратил внимание на это совпадение. И, слава богу, обнаружил пропажу на втором этаже.

– Он еще и бога поминает… – проворчал Никола.

– Пили что-нибудь, перед тем как подходили к сейфам накануне? Только быстро! – спросил Векшин.

Антагонисты потупились.

– Так! Оштрафованы оба в размере месячной зарплаты. Чувствую, пора вводить в группе сухой закон. Сегодня, что у нас? Пятница? C понедельника в «Другой жизни» объявляется круглосуточный сухой закон. Иннокентий Михалыч, я попрошу вас сейчас позвонить в больницу режиссеру, обрадовать его и, конечно, выслушать первый поток благодарности.

– Паша, зря ты его отпускаешь, врет он! – снова расправил плечи Никола.

– А вас, Губанов, я попрошу остаться.

Когда отряхнувшийся Артшуллер вышел из павильона, значительно воспрявший духом исполнительный продюсер наконец удовлетворил свое жгучее любопытство.

– Так ты зачем Кешу в шкаф посадил?

Никола поднял на него свои чистые арийские голубые глаза и поведал:

– Я не только его в шкаф посадил – он же известный клаустрофоб – я ему еще и хард-рок включил, я его еще и сигарой травил, я его еще пенопластом по стеклу охаживал. Я все делал правильно – всех этих вещей господин Артушуллер не переносит до смерти. Паша, он бы у меня обязательно заговорил, если бы ты его не отпустил сейчас.

– Cкажи, Николай, у тебя в органах дознания никто из семьи не служил?

– Я потомственный кинематографист, Павел Артемьевич! – гордо заявил Губанов.

– Н-да. И все же сдается мне, что твоя прабабушка с каким-то чекистом согрешила! А если бы помер наш директор?! А если бы он рассудка лишился?!

– Да о чем ты говоришь?! Он же живуч, как…

– Все, Николай! А вообще я тебя поздравляю: будем снимать кино дальше. Шоу продолжается!

Никола кивнул. И они обнялись. А через три часа оба изрядно выпимших кинематографиста отколупывали кухонным ножом железные, намертво пришпиленные цифры на сейфах второго, третьего и, на всякий случай, четвертого этажа. А на другое утро Павел Артемьевич Векшин за свой счет заказал знакомому художнику-декоратору изготовление сейфовых номерных знаков, договорившись с руководством студии навсегда исключить из оборота цифру «13».

Х. Точка возврата

Ей ничего не снилось, кошмары ее не мучили, она дышала ровно и глубоко. Проведя 11 часов во власти безмятежного морфея, Елена Николаевна открыла глаза. На душе было легко. Она нажала кнопку на пульте телевизора.

– Вчера около двух часов ночи возле торгово-развлекательного комплекса «Бегемот» прозвучали несколько взрывов. Очевидцы из окрестных домов и охранники комплекса рассказывают, что по своей форме и звучанию взрывы напоминали скорее атмосферные явления – раскаты грома и сверкание молний, нежели стрельбу и взрывы гранат, сопровождающие криминальные разборки.

Красивая корреспондентка на экране телевизора, рассказывала о происшедшем увлеченно и приподнято. Может быть, она была неисправимой оптимисткой?

– Тем не менее, на месте происшествия были обнаружены два человека, хорошо известных в криминальном мире города. Иван Цимлянский по кличке Вано и его охранник находились в бессознательном состоянии неподалеку от своего сильно поврежденного лимузина.

Камера показала искореженные останки редкостного автомобиля.

– По словам врачей, работавших на месте происшествия рядом с торгово-развлекательным центром «Бегемот», лидеру одной из крупных преступных группировок города, Вано Цимлянскому нанесен значительный ущерб в паховой области, несовместимый в дальнейшем с исполнением им, Цимлянским, детородных функций. После оказания первой медицинской помощи пострадавшие пришли в сознание, но ничего по поводу событий, оказавшихся причиной их теперешнего плачевного состояния, сказать не могут. Медики констатируют потерю памяти. Свидетелей разыскать также пока не удалось. Столь необычное происшествие заставляет предполагать…

Лена села на кровати. Хорошее настроение не выдержало перехода из горизонтали в вертикаль и медленно осыпалось. «Ого! А ведь это, кажется, моя работа… Это что же получается? Опять мои законопослушные дамы проявились? Вовремя, надо признать. Хотя… А как же наша договоренность? Тихонова, а Тихонова, а ведь с тобою что-то происходит…»

Лена вошла в ванную комнату и открыла воду. Придирчиво посмотрела в зеркало и, что характерно, осталась собой довольна. Членовредительница прекрасно выглядела и не испытывала никаких угрызений совести.

Любой знакомый Елены Николаевны, оказавшийся рядом с ней в эту секунду, не смог бы с уверенностью определить, что именно изменилось во внешности его знакомой. Но то, что перемены произошли, было не только видно невооруженным глазам, но и ощущалось энергетически. Кажется, чуть больше изломились ее тонкие брови, может быть, немного насыщеннее заалели губы, а может быть, несколько царственнее стала осанка учительницы истории… И взгляд. Серые глаза стали темными, почти непроницаемыми, зрачки расширились как у молодой кошки, играющей с мышью, и в них появился притягательный, очень притягательный свет. Кстати, сама излучательница чарующего свечения ничего необычного в себе не заметила. И через мгновение опустилась в душистую пену ванной и замурлыкала какую-то песенку.

Мелодия была несовременная, и сама Елена наверняка удивилась бы, если бы ей сказали, что она выбрала для себя тему оперы Гуно «Фауст».

Пока Елена, вся в пене, обдумывала вчерашнее происшествие, в номер постучали. Она откликнулась. Вошла горничная и что-то сказала ей через дверь. Когда Елена, воздушная и прекрасная, вплыла в комнату, то увидела чудо. Роскошное и благоухающее чудо – если не миллион, то уж из несколько дюжин алых роз… Последний раз ей дарили цветы в ее родном преподавательском коллективе на прошлогодние мартовские торжества. Елена, поотвыкшая от даров флоры, обмерла и, скрестив ноги, молчком уселась перед букетом. Попыталась сосчитать и сбилась. Опустила лицо в полураскрывшиеся бутоны и, разумеется, укололась. Наконец заметила небольшой конверт. Векшин сообщал, что думает о ней постоянно и приглашает ее сегодня в кинематограф. Но не на последний сеанс и не на последний ряд, а к себе в «Другую жизнь», где она сможет познакомиться со знаменитыми артистами и понаблюдать за рождением искусства. «Что-то в этом роде я уже слышала когда-то».

Зазвонил телефон. Межгород. Лена с трудом оторвалась от цветов.

– Алло!

– Алена, что ты со мной делаешь!

– Мама, я же тебе звонила на автоответчик. Разве ты…

– Елена, ну как ты можешь так себя вести. Детский сад, честное слово! – и на таком расстоянии выговор Елены Сергеевны пробуждал угрызения совести.

– Мама, я …

– Ну, вот где ты теперь?

– Я? На полу в гостинице, рядом с цветами, – в точности обрисовала свое положение Елена Николаевна.

– Какими еще цветами?

– Розами. Их тридцать… раз, два… их тридцать пять штук. И они ярко-алые.

– Я надеюсь, их подарил тебе приличный человек?! И я тебя тоже поздравляю, Аленушка! Успехов тебе в труде и в личной жизни! Здоровья! Счастья! Будь умницей, дочь, и не огорчай маму!

– Мама дорогая, а я и забыла! Вот что, значит, встретиться с молодостью в компании ведьм, – пробормотала Елена.

– Что-что?

– Спасибо, мамуля! Как на работе у тебя?

– Странная ты какая-то сегодня… У тебя все в порядке? Ты мне сказала, что едешь в командировку. В школе говорят – отпуск за свой счет. А сейчас ты вспоминаешь молодость, забыв о собственном дне рождения?!.. Кто он, Елена? – спросила мать.

– Мама, у меня действительно творческая командировка, я чувствую себя прекрасно и впереди у меня блестящее будущее, а цветы мне подарил … коллега как раз по этой самой командировке. Как говорят в американских школах, у меня все о-кей. Честное слово, мама!

Отчитавшись перед матушкой, также имевшей опыт творческих поездок в молодости, – Елена Сергеевна была чемпионкой области по женскому биатлону – Лена принялась размышлять о том, в каком виде она завтра выйдет в свет. Эти размышления заняли у нее не более четырех часов. Решила одеться поскромнее: подустала уже от кабаков и нарядов, а также от чрезмерного внимания мужчин.

Одеваться и причесываться начала заранее, минут за пятнадцать до назначенного Векшиным времени. Два зеркала в шкафу угодливо показали ей спину и все, что ниже. Огромный синяк был там, где ему и полагалось быть. Лена недобрым словом помянула Вано Цимлянского и подумала почему-то о том, как бы прокомментировал это украшение Векшин. Вспомнила ночную «творческую командировку». Обозлилась еще больше. Зеркальная поверхность не выдержала ее взгляда и мгновенно покрылась сеткой трещин. Лена вздрогнула и глубоко вздохнула. «Как бы там ни было, все вчера было сделано правильно. По крайней мере, с педагогической точки зрения. Только вот… кто бы мне объяснил…». В этот момент зазвонил телефон. Лена вздрогнула и неловко задела локтем дверку шкафа. Морщась то ли от боли, то ли от участившегося сердцебиения, подняла трубку.

Векшин, кажется, сконцентрировал в голосе все свое обаяние.

– А я думал, ты уже куда-то исчезла. Звонил днем несколько раз – никто не отвечает… – сказал он.

– У меня был здоровый сон и чуточку депрессии. Спасибо за цветы. А я думала, ты ни о чем не догадывался.

– Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь. Впрочем, цветы это не подарок, а естественное проявление моего отношения к тебе. Подарок будет позже, – сказал Векшин.

– Только не говори, что в качестве суперприза хочешь предложить себя, – подала идею Елена.

– Не буду говорить.… Так ты сможешь сегодня быть на нашей скромной вечеринке?

– Пожалуй. Но только обязательно со знаменитостями, – сказала Лена.

– На твоем фоне они все равно померкнут, – сказал Векшин.

– Векшин, неужели это ты мне говоришь все эти банальности?!

– Я… Старею, наверное. Пожилые люди, когда влюбляются, глупеют обычно, – попробовал сострить Векшин.

– Павел Артемьевич, вам действительно надо поработать над диалогами.

– Диалог – плод совместного творчества двоих, как минимум… Предлагаю сегодня поработать над этим вместе, – нашелся Векшин.

– Я подумаю.

… Сухой закон в группе должен был наступить с понедельника. А в выходные полномочный представитель Центра Павел Артемьевич Векшин решил организовать вечер, знаменующий наступление нового этапа в съемочной группе «Другой жизни». Поводом, собственно, послужило недавнее «чудесное обретение» исчезнувшего материала. Режиссер Катайцев, узнав о казусе с пленкой, отреагировал на это достаточно неожиданно: «Черт, как жалко, что она нашлась. А я уже было другой поворот в сюжете продумал. Блестящий поворот, коллеги!». Векшин ощутил тогда острое желание снова отправить главного творца в больницу. Правда, постановщик вскоре образумился и начал набрасывать план съемок на следующую неделю.

На вечеринку позвали всех до единого членов съемочной группы, даже наемных водителей. Была арендована одна из огромных производственных столовых неподалеку от студии. Векшин сознательно хотел воспроизвести на вечере хорошо знакомую большинству его соратников атмосферу коллективной гулянки с роскошным столом, тамадой (эту роль охотно возложил на себя Никола Губанов) и неформальным общением. Кроме того, Паша воспользовался служебным положением и пригласил на вечер своих давних одесских товарищей, которых осталось в городе не так уж много после израильского исхода. Благо он мог позволить себе устроить это мероприятие на собственные деньги. Правда, Векшин не знал пока, как представит своим единомышленникам и друзьям никому незнакомую девушку по имени Елена. Особенно его раздражала перспектива возможных оценивающих взглядов и комментариев двух-трех дам, которые, являясь сотрудниками съемочной группы, должны были присутствовать на вечеринке. Решил что-нибудь придумать по ходу дела.

Официальная часть мероприятия ограничилась коротким спичем Векшина: «Ребята, давайте жить дружно и уже снимем побыстрее наше кино!». Все похлопали с чувством. Затем высказался Катайцев в том смысле, что побыстрее оно конечно хорошо, но главное – это качество и дух подлинного искусства. Ему тоже поаплодировали. Затем прозвучал тост за кинематограф, второй – за всех здесь присутствующих, третий – за прекрасных дам. И пошло…

– Вот уж не думал, Паша, что ты сможешь когда-нибудь познакомиться с такой женщиной, – сказал Векшину Кульман, когда они собрались пойти покурить. Частный детектив, также приглашенный на вечер и пришедший сюда в костюме и в галстуке (случай экстраординарный), проговорил это достаточно громко, и Елена Николаевна, сидевшая рядом, спросила своего нового знакомого:

– C какой «такой», Илья Семеныч?

– С Женщиной с большой буквы, Елена Николаевна.

– А с кем же он общался раньше?

– С инфузориями-туфельками. Паша никогда не слушал моих советов. А старый Кульман знает толк в женщинах, – при этих словах на Илью пристально посмотрела жена и, судя по всему, собралась потребовать разъяснений, но Векшин подхватил старого товарища, и они двинулись к выходу отравляться табаком.

Павел Артемьевич, я не поняла, так вы женаты что ли? – с притворным удивлением спросила студийная гримерша Вероника, держа в руках длинную тонкую сигарету и натянуто улыбаясь. В зеленых глазах плескалась злость. «Начинается…» – подумал Векшин. Он притянул к себе Веронику, с которой его связывали непонятные отношения «коллега-любовница-подчиненная» вот уже несколько лет, вернее картин. Поцеловал в щеку. Прошептал что-то на ухо. Вероника стряхнула пепел ему на туфли, размахнулась и дала ему что-то вроде пощечины. «Вроде» – потому что удар пришелся на нос. Кровь не замедлила появиться. И на белой рубашке тоже.

Векшин охнул и зажал свой слабый орлиный нос платком и подумал про себя, что красное на белом – весьма трагичное сочетание цветов.

В курилке, образовавшейся в «предбаннике» столовой, наступила тишина. Хорошо еще, что вместе с Ильей и Векшиным молчали еще человека три, не больше. Справедливейшая из Вероник гордо процокала в зал. На этот раз Кульман взял Пашу под руку и увлек куда-то в кастрюльно-моечное помещение. Посадил на стул. Увесистые тетеньки в белых халатах поойкали, дали Векшину полотенце и показали, где умыться.

– Чего ты все хмыкаешь, Кульман? – спросил он, стараясь держать нос кверху.

– Я? Да нет, это я всхлипываю. У тебя запасной рубашки нет?

– У меня нет рубашки. У меня нет, наверное, уже и авторитета. Продюсера по лицу… Прилюдно. Я ее придушу!

– Паша, не расстраивайся. Думаю, что факт кровопускания придаст твоей личности еще больше загадочности и значительности. Особенно в дамских глазах. И не вздумай никого душить, тем более щипать или обливать водой. Умылся? У меня в машине свитер есть. Я сейчас, – сказал Кульман.

Елена Николаевна с удивлением посмотрела на Векшина.

– Ты что плакал?

– Нет, что ты. У меня всего лишь внезапный приступ аллергии.

– Боже мой! На что же?

– На сигареты «Моre», Лена. Но теперь уже все в порядке.

– Ничего не понимаю, – сказала Елена Николаевна и собралась задать следующий вопрос. Но Паше пришла на выручку зазвучавшая музыка.

– Это, кажется, твои любимые итальянцы. Потанцуем? – пригласил он и через мгновение услышал рядом с собой:

– Павел Артемьевич, разрешите пригласить вашу даму?

Рядом с ними стоял Катайцев. Выглядел он сногсшибательно. Бледный, стройный, с выдающимся кадыком, весь в белом и к тому же в красном галстуке.

Павел поморщился.

– Познакомься, Лена. Это наш режиссер, надежда отечественного кинематографа и моя тоже, – представил он.

– Сергей.

– Елена.

Векшин скрепя сердце дал разрешение, которого Елена, кстати, не спросила ни словом, ни взглядом. Паша откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, положил ногу на ногу. Он не знал и не мог знать, что одновременно с ним за этой парой наблюдает еще одна пара глаз, голубых, почти прозрачных. Члена координационного совета «Сообщества лояльных ведьм» Марину Аркадьевну Дейнеко неузнаваемо преобразила сегодня новая ультракороткая стрижка и строгий, почти мужского покроя костюм а-ля Марлен Дитрих. Радикальная смена имиджа была связана и с вошедшей в пиковую стадию предвыборной кампанией (белокурые локоны и голые коленки с политикой плохо вязались), и с новыми знакомствами, которые Марина с охотой завязывала в среде творческой интеллигенции. В частности, с художником-визажистом киностудии Вероникой Бурмистровой. Она-то и пригласила ее сегодня на вечеринку. Гримерша не была посвящена в дела Сообщества. Марина пока присматривалась к ней и время от времени с ее помощью решала кое-какие мелкие проблемы производственного и личного характера.

Визит на эту кинотусовку очень заинтересовал Марину Аркадьевну. И теперь, глядя на не узнавшую ее кандидатку в Сообщество, с завидной легкостью ставшую центром внимания присутствующих на вечере мужчин, она призналась самой себе почему.

Вот и режиссер Сережа начал оказывать явные знаки внимания этой подающей надежды старлетке… А ведь еще недавно примой была бы только она и никто другой. И тут Настоящей женщине Марине Аркадьевне Дейнеко пришла в голову мысль, показавшаяся ей очень занятной. Она даже зажмурилась от удовольствия. «Хочешь быть центром вселенной, милая? Ну что ж!… Интересно, а что скажет твой „подопечный“? Я бы на его месте…»

Тото Кутуньо что-то там пел про одиночество. Катайцев что-то оживленно говорил своей визави. Она улыбалась и даже один раз кивнула в ответ. После настоящего итальянца вступили «Иглз» с гостиничной темой. Вопреки ожиданиям сидящих за столами некоторые танцующие пары не стали возвращаться к столам.

Кульман придвинулся ближе к рассеянно поедавшему салат Векшину.

– А я бы не раздумывал, Паша!

– А я и не раздумываю, – ответил Векшин.

– Когда на свадьбу пригласишь в таком случае?

Векшин засопел. Потом налил в рюмки водки.

– Будешь?

– Смотри, Паша, уведут красну девицу, – хрустнув огурчиком, кивнул Кульман в сторону танцующих.

– У меня?

Очень долго не кончалась песня об отеле с нерусским названием. Векшин встал, когда Елена Николаевна в сопровождении своего партнера по бесконечному танцу подошла к столу.

– Благодарю вас, Елена. Надеюсь, что наш разговор будет иметь свое продолжение.

Лена предупредила вопрос Векшина.

– Сергей по доброте душевной выразил восхищение моей неземной красотой … чем-то там еще…

– Наверное, фотогеничностью? – помог Векшин.

– Да, и фотогеничностью. И даже предложил мне сниматься в кино.

Катайцев застенчиво начал объяснять:

– Понимаешь, Паша, я в последнее время много думал об эпизоде, который закольцевал бы сюжет фильма. И, что очень важно: в нем просто необходимо присутствие красивой дамы с нерастиражированным в кино лицом и фигурой.

– Вероятно, это будет нечто эротическое? – невинно присоединился к разговору Кульман.

– Вовсе не обязательно. Хотя… Павел, пойми меня правильно. Дело в том, что твоя новая знакомая, как мне кажется…

При этих словах Лена скрестила руки на груди и горделиво посмотрела на Векшина.

– … в полной мере обладает уникальным сочетанием качеств, почти не сочетаемых в женской природе. Елена Николаевна красива, умна, интересна и фотогенична. Эта женщина создана для того, чтобы быть Музой.

– Предлагаю выпить за Музу, – предложил откуда-то взявшийся Никола.

– Но только тихо. А то я боюсь, как бы ваши дамы не расстроились, услышав этот тост, – добавила Елена Николаевна и подняла бокал с шампанским, решив не обижаться на режиссерское высказывание о женской природе.

Предосторожность Елены Николаевны была совсем нелишней, поскольку исполнительница главной роли Инесса Валентинова как раз находилась в это время неподалеку от тостующих. И, кажется, кое-что она все-таки услышала, судя по поджатым губам и гневному румянцу на щеках.

Векшин поиграл желваками на скулах. Елена болтала с окружающими ее мужчинами и, казалось, совсем не обращала на него никакого внимания.

– Елена Николаевна, разрешите Вас пригласить, – Векшин с досадой услышал не свой, а кульмановский голос. Мельком взглянув на Пашу, Лена улыбнулась Кульману.

– Илья Семенович, я бы с превеликим удовольствием, но боюсь, что если я не отдам следующий танец господину Векшину, у него случится нервный срыв.

Кульман понимающе закивал. А Лена сделала шаг к Векшину.

– Пойдешь со мной танцевать?

– Ну, если ты настаиваешь.

Шутливой интонации не получилось, и Паша разозлился на себя еще больше.

– А ведь тебя «заязвило», как сказала бы моя бабушка, оттого, что я немного пококетничала с вашим главным, – догадалась Елена.

– Ну, во-первых, главный здесь я… – сказал Паша.

– Да-да, извини, я не очень разобралась пока в вашей табели о рангах.

– И, во-вторых, это ты называешь «немного пококетничать»? Ты посмотри на нашего режиссера, на нашего Сережу Катайцева. Да у него вид человека, только что испытавшего сексуальный шок. Что ты с ним сделала за два часа знакомства? – сказал Векшин.

– Павел Артемьевич, не надо меня так прижимать к себе. Люди кругом, – прошипела ему на ухо Елена.

– А ты действительно очень изменилась за эти годы…

– Говорите, мне интересно… – сказала она.

– Теперь ты правильно себя ведешь с мужчинами.

– Надеюсь, ты мне не льстишь.

– И хоть ты все делаешь правильно, но меня совсем это не радует, – грустно добавил Векшин.

– Говоришь загадками, Павлуша!

– Как-как ты меня назвала?

– Павлуша. Так называла Павку Корчагина его мама в фильме «Как закалялась сталь», – ответила Елена.

– И ты меня так называла когда-то, нет?

– Да, кажется. Слушай, музыка уже кончилась, а мы с тобой все топчемся.

– Ну и что. Потанцуем еще. В конце концов, чем я хуже Катайцева, – сказал Векшин.

Вновь зазвучала музыка. Как по заказу медленная. «Наверняка Кульман проконтролировал».

– Ты не хуже, ты лучше. Как жаль, что я не могу назвать тебя своим мужчиной…

– И в кино я тебе не предлагаю сниматься, – проговорил Паша.

– Почему кстати? Ты ведь не последний человек в этой компании, сам сказал, – поинтересовалась Лена.

– Знаешь, у меня когда-то был один знакомый. Он знакомился с девушками таким образом: «Здравствуйте! Не скажите сколько времени? А я работаю в кино!..»

– И что дальше?

– Дальше – дело техники. В девушке просыпался, а потом и нарастал интерес то ли к кинематографу, то ли к моему знакомому. Но мне всегда такой способ знакомства казался пошловатым.

– А если меня и в самом деле заинтересовало предложение вашего режиссера?..

– Елена, не сходи с ума. При всем моем уважении, так растаять перед перспективой обнажить задницу перед миллионами зрителей может только…

– Кто?! А ты можешь быть резок со мной! И подумай все же, а если мое скромное участие и впрямь пойдет на пользу вашему фильму? Разве режиссеру фильма не видней? Рассуждай как профессионал! – обратилась Елена к мужской логике.

– А я и рассуждаю как профессионал, который не путает личную жизнь с профессией. И вообще, что-то я раньше не замечал, чтобы ты интересовалась кино, – отвечал Павел.

– Ты вообще раньше мало что замечал. Итак, ты мне запрещаешь попробовать? – чуть повысила голос Елена Николаевна.

– Как я могу тебе что-то запретить? Я ведь не твой мужчина, – склонил голову Векшин.

– Вот и отлично. Теперь-то я знаю, как проведу свой отпуск.

– Обнажайся на здоровье. Могу даже устроить тебе сцену в стиле мягкого порно, – продолжил в том же духе Паша.

– Я подумаю, спасибо, – ответила Елена.

– Меня всегда живо интересовал поголовный женский эксгибиционизм. Что это: врожденное или благоприобретенное?

– А меня всегда мучил другой вопрос: отчего за благообразной личиной каждого мужика обязательно кроется ревнивый самовлюбленный самец? – оставила за собой последнее слово уже не на шутку рассерженная Елена.

… К столу они подошли быстрым шагом, порознь и не дождавшись окончания музыки. Лена натянуто улыбнулась, когда Никола предупредительно отодвинул ей стул. Павел наполнил рюмку и постучал по ней ножом.

– Дорогие мои! Предлагаю выпить за мастеров своего дела – за нас с вами, коллеги! – Векшин поднял рюмку повыше. – Выпьем за то, чтобы каждый из нас занимался своим делом и делал его как можно лучше. Дилетанты погубят эту страну. Да здравствует профессионализм!

«Какую базу подвел!» Елена покусала губы и пододвинулась к Векшину ближе.

– А, по-моему, из меня получится недурная актриса. Я сейчас ощущаю в себе небывалый душевный подъем. И, кроме того, я дама в самом расцвете сил, не находишь? – вкрадчиво произнесла она.

– Я нахожу, что вы с Катайцевым окончательно заморочили мне голову, – сквозь зубы ответил Векшин.

– Сергей, можно вас на минутку, – Елене Николаевне явно понравилось во всем брать инициативу в свои руки.

Катайцев, терпеливо объясняющий актрисе Валентиновой какую-то сверхзадачу, оглянулся. Подошел к ним.

– Сергей, как вы думаете, почему господин Векшин не верит в мою фотогеничность?

Катайцев прищурился и подергал себя за ухо. Векшину захотелось пнуть его в худую лодыжку.

– Мне кажется, что прежде всего в нем говорит чувство собственности. И по правде говоря, я его понимаю. Я сейчас, конечно, рискую своей шеей и, что еще более ужасно, своим блестящим будущим, но погрешить против истины не могу… Павел Артемьевич, категорически заявляю: Елена Николаевна нужна мне… в смысле нам! Я уже поговорил с Инессой, нашей главной героиней, дочь которой вам, Елена, предстоит сыграть.

– Дочь?! – в один голос воскликнули оба собеседника Катайцева.

– Да. Это будет такое воспоминание о будущем. На грани смерти, на грани безумия наша героиня увидит своего ребенка, еще не рожденную дочь, – заявил режиссер.

– И вы думаете, мне по силам изобразить девочку? – спросила Елена Николаевна.

– Почему же обязательно девочку? Мать ведь не обязательно должна представлять свою дочь девочкой. Она увидит ее в том самом возрасте расцвета, в котором находится сама. Это будет такое видение. В нашем фильме это возможно.

– Да-да, у нас ведь авторское кино, – изрек Векшин.

– И конечно, вам надо будет поближе познакомиться с Инессой, вашей мамой по фильму. Секундочку… Иннокентий Михалыч! Когда мы снимаем эпизод «Видение»?

– Ровно через месяц, – сказал Артшуллер.

– Сергей, предположим, я соглашусь, но вот через месяц для меня это никак невозможно. Меня дети ждут, – развела руками Елена.

– Дети? Какие дети? – удивился Катайцев.

– C четвертого по девятый класс. Школьники из города Ханты-Мансийска.

– А разве вы не…

– Нет. Я издалека.

– В таком случае вас послал нам сам господь бог … в лице Павла Артемьевича (Паша любезно поклонился). И мы снимем этот эпизод в ближайшее время, правда, гражданин начальник?

– Разумеется, я далек от мысли в чем-то препятствовать творческому полету режиссера, но, могу спорить, ни фига у вас не выйдет из этой затеи, – сказал Векшин.

– Заметьте, не я это предложила, – тут же протянула ему ладошку Елена. У нее блестели глаза и подергивались уголки губ. – На что спорим?

«Ну ладно, секс-бомба!»

– Предупреждаю, я буду весьма и весьма пристрастным судьей вашему опыту. – Он тоже протянул руку. – Спорим на любое мое желание!

– Скорее на исполнение моего! Я намерена выиграть, – сказала Елена.

– Ну, вот и хорошо, – заключил Катайцев. – А теперь я бы предложил вам еще один танец, Елена Николаевна. С вашего разрешения, Павел Артемьевич.

Векшин чертыхнулся и пошел курить, прихватив с собой Кульмана.

Марина Аркадьевна проводила его злым взглядом. «Тоже мне мужик!». Потом подняла бокал в сторону пары «стажерка-режиссер». «А ты и в самом деле не так проста, голубушка. Если так пойдет, то на следующих выборах моей соперницей можешь стать. Только этого мне не хватало!». Марина притянула к себе Веронику, крепко поцеловала в губы и, отстранив ошарашенную гримершу, вышла из зала походкой человека, принявшего важное решение.

Вот также, стремительно и безвозвратно, Марина принимала решение лет пятнадцать назад, когда ее подкосило совершенно неожиданно возникшее чувство к одному интересному человеку противоположного пола. Кто бы мог подумать, что с Настоящей женщиной может случиться что-то подобное! Правда, коллеги из Сообщества ее предупреждали, что один раз в тысячу лет каждой из них посылается такое испытание, так сказать, проверка на прочность. И не кем-нибудь посылается, а… впрочем, не надо имен. Проверку Марина выдержала. Но однажды, когда этот мужчина горячо целовал ее и рассказывал о том, как все у них будет хорошо, Марина замечталась… В общем, килограммов семь она в том апреле сбросила, то ли от душевных переживаний, то ли от авитаминоза… Но в один прекрасный день, нет, в одну прекрасную ночь она все-таки приняла правильное решение. И на утро ее избранник, уже бывший, проснулся один. Однако таинственный и могущественный Куратор Сообщества Лояльных ведьм иногда разрешал себе пошутить. При этом весьма своеобразно. Да и кто мог ему запретить?! Поэтому Марина не очень пеняла на свою ведовскую судьбу, когда узнала, что в качестве наживки для тестирования очередной кандидатки предлагается использовать ее бывшего возлюбленного – Павла Векшина. Она только быстро-быстро постаралась изменить собственную внешность: походку, голос, форму носа, ягодиц и даже мочки ушей – благо это было распространенной практикой в Сообществе. Вот только со своим внутренним голосом, обостренным голосом собственницы, она так и не смогла найти общий язык.

XI. Что дальше?

Как и подавляющее большинство граждан, Елена Тихонова бессчетное количество раз начинала вести дневник. Но одно дело вести оживленную переписку с десятком друзей и знакомых, а другое – оставаться наедине со своими мыслями и, более того, откровенно и объективно доверять их бумаге. Бр-р… Дневниковые записи – дело ответственное. И ведут их либо по великой потребности, либо по великой глупости, либо по великой впечатлительности. Судя по начальной записи в дневнике Елены Тихоновой: «Кто я?..» – она тяготела к первому.

В последующих заметках немного сбивчиво и занудно она пыталась найти ответ на вопросы: почему ей так не везет с мужиками и почему все они, в основном, сволочи. Неоднократно возвращалась Елена и к вопросу собственного самоопределения. Как и к вопросу дальнейшей реализации контракта с Сообществом. После первого успеха в ресторане «Мефисто» она честно пыталась что-то придумать. Но… В своих мыслях она доходила даже до того, чтобы… Впрочем, этично ли разглашать интимные мысли молодой незамужней дамы? Стоит, пожалуй, только обратить внимание на глаголы, которыми пользовалась Елена Николаевна, перебирая варианты взаимоотношений со своим подопечным: напоить, соблазнить, украсть, заговорить, наслать, ухайдакать(!), а также поймать, ублажить, накормить, зареветь, стукнуть, напасть. И еще: замурлыкать, пообещать, поцеловать, затащить… В общем варианты были. Но единственно верный пока не просматривался.

XII. Успех

…Она стояла у окна в белом платье. Лил дождь. Мокрые разводы на окне делали лицо этой женщины печальным, даже скорбным. Время от времени она поправляла волосы и проводила рукой по лицу. Кажется, она, как и погода, была не в лучшем настроении. Плакала? Вспоминала? Просто грустила? Иногда вспышка молнии резко освещала все вокруг, и в одном из стекол большого окна можно было заметить еще одно женское лицо. Этой дамы, судя по всему, не могло быть внутри помещения. Ее лицо возникло ниоткуда и было не чем иным, как отражением каких-то глубоко личных мыслей женщины у окна. Но в отличие от нее дама-отражение не казалась потерянной. Более того, она выглядела удивительно солнечно в сумраке ливневой ночи. Ее лицо можно было бы назвать юным, чистым и даже невинным: полуоткрытые губы, пушистые ресницы, тень от которых падала на высокие скулы, лоб без единой морщинки, безупречная линия изогнутых бровей… Да, она выглядела бы вполне наивным созданием, если бы не ее глаза. Глаза выдавали в ней обладательницу знания. Немного с лукавинкой, они, казалось, обещали тому, кто рискнет в них заглянуть, открыть какую-то тайну о самом главном в жизни. Глаза звали, упрекали, смеялись и прощали. Глаза светились. Да-да, вот и в эту секунду, при новой вспышке молнии, в них опять возникло и несколько мгновений пульсировало необыкновенно притягательное сияние.

…В просмотровом зале зажегся свет. Этот эпизод представлял собой значительную часть материала, который Векшин с группой отсмотрел в этот день. Большую часть пленки он видел впервые. К его радости, фильм, кажется, получался. Картина без внятной драматургической основы всегда рискует оказаться плодом трепетного самовыражения авторской группы – и только. Но «Другая жизнь» и в незаконченном виде постепенно обретала черты очень интересного кино, «атмосферного», как выражался Векшин в таких случаях. Помимо всего прочего, к приятным впечатлениям исполнительного продюсера добавлялось еще одно: эпизод с участием дебютантки Тихоновой смотрелся очень прилично. Уже на съемках Векшин увидел, насколько органично и уверенно Елена держится на съемочной площадке, а ее природное обаяние помогает ей успешно справляться с решением поставленной режиссером сверхзадачи: создать образ молчаливой девушки-загадки.

Самой дебютантки на просмотре не было. Накануне она говорила с Векшиным по телефону хриплым голосом и, сославшись на плохое самочувствие и распухший нос, отказалась «вставать с кровати и куда-нибудь идти, а также принимать кого бы то ни было, а тем более невоздержанных мужчин» и «собиралась холить и лелеять свою замечательную приморскую простуду».

– Павел Артемьеич, как тебе?! – Никола стоял прямо перед ним и глаза оператора сияли, от лица всей группы он уверенно ждал заслуженной похвалы. Режиссер Катайцев, сидевший на первом ряду, обернулся, элегантно откинув руку на кресло, и внимательно смотрел на представителя Центра. Остальные – человек шесть – не шевелились. «Е-мое, если бы вы еще поменьше раздолбайствовали и собачились между собой…». Векшин молча подошел к выходу. Открыл дверь, обернулся и показал большой палец.

– Материал недурственный, коллеги. Я вас поздравляю, и себя, конечно, тоже!

– Актрисы в последнем эпизоде, кажется, действительно хорошо работают, – невинно произнес режиссер-постановщик – главный свидетель нелепого пари, о котором вот уже неделю с легким раздражением вспоминал Павел.

– Но, расслабляться нельзя, уважаемые. Сегодня до конца дня у нас объявляется выходной – в качестве поощрения. Но через пятнадцать дней съемочный период в Одессе должен быть закончен, ю андэстенд? Завтра в 9.00 дирекции совместно с творческой группой предоставить мне подробный план съемок по объектам. Администратору взять авиабилеты на…. четырнадцатое ноября для всех членов съемочной группы.

– А на актрису-дебютантку билет брать? – не смогла удержаться администраторша Женечка.

Векшин дернул носом и смерил ее взглядом.

– До завтра, – сказал он и закрыл за собой дверь. Большая часть группы не знала, куда он сейчас направлялся. Хотя кое-кто догадывался.

… – Мама! Ну, кто тебя просил!

– Лена, друг мой, ничего с тобой не случится, если ты разочек с ним встретишься и прогуляешься по пляжу.

– А другой разочек что мне с ним сделать?! И потом пляжный сезон в Одессе давно закончен!

– Не могу понять, чего тебе еще надо от жизни.

– Я точно не знаю, но уж не твоего Сережу Неволина в попутчики.

– Глупая ты и капризная, Елена Тихонова!

– Интересно в кого это я такая уродилась?

– Лена! Считай, что это моя личная просьба! В конце концов, он же не чужой тебе человек. Повидаетесь с ним, в кино сходите, в театр…

Лена помолчала в трубку.

– Хорошо, встречусь я с твоим Сережей.

– С нашим Сережей, доченька, с нашим.

– Хорошо, я встречусь с нашим Сережей и … раскручу его на ужин в ресторане. Привыкла я последнее время к ресторанам.

– Раскрути, доченька, раскрути. Потом расскажешь… Тут ко мне люди пришли, Ленок. Я тебя целую…

– Мама, а я в кино теперь снимаюсь…

– Да-да-да… Ну, пока, милая. Поздно не гуляй. А если гуляй, то только с Неволиным. Пока.

– Мама…

Гудки в ответ. Примерная дочь разочарованно бросила трубку.

Звонок из родного города ее окончательно «сбил с панталыку», как говаривала бабушка Лены. Вот уже третий день Елена пребывала в состоянии глубинного погружения в себя и выбиралась во внешний мир, то есть из номера, только купить кефира с булочками и подышать ночным воздухом на балконе. Предмет ее исследований – собственное «я» – пока не поддавался анализу. В принципе, такого рода неудачи были, к счастью или к несчастью, обычным делом для Елены. Но на этот раз ей было вообще непонятно, что происходит. Если она проходит стажерский минимум на звание «ведьмы тире настоящей женщины», то, по словам ее экзаменаторов, не может оперировать ничем сверхъестественным в течение целого месяца. По крайней мере, с подачи и при помощи этого самого Сообщества лояльных ведьм. Тогда как же следует толковать недавние гром и молнии в ее собственном исполнении? Честно говоря, она даже пробовала повторить свой «грозный и грозовой» опыт. Ночью, конечно. При полном отсутствии людей. Ничего не вышло, хотя она и старалась действовать по системе Станиславского, насколько она ее себе представляла. C другой стороны, когда она дала мысленного пинка нетрезвому мужичку вульгарного вида, который похлопал пониже спины проходившую мимо него красивую и хрупкую девушку (вид с балкона), тот действительно как-то нелепо подпрыгнул и шлепнулся на асфальт с самым бессмысленным видом… Что происходит, товарищи женщины? Кстати говоря, сегодня истекала ровно половина срока, отведенного ей для выполнения условий контракта.

«Надо бы форсировать события…» Но апатия, ипохондрия, хандра и мизантропия навалились на будущую ведьму с нечеловеческой силой, и работать со своим «подопечным» пока не было никаких сил.

А тут еще мамочкин сюрприз: «К вам едет ухажер!» Перспектива встречи с давнишним знакомым и даже чуточку бывшим любовником (если принимать в расчет одну ночь, проведенную вместе на заре туманной юности лет семь тому назад) не то чтобы удручала, но совсем не радовала. Особенно сейчас.

Сергей Неволин, большой человек (в прямом смысле этого слова: рост 195 см, вес 120 кг), спортсмен, юрист, работник каких-то там спецслужб, объявлялся в ее жизни регулярно, невзирая на полное равнодушие и ярко выраженное раздражение избранницы. Очень настойчивый и душевно здоровый человек. Союзнические отношения с Еленой Сергеевной практически всегда помогали Неволину в течение очень короткого времени определить местонахождение, умонастроение, степень голода и раздраженности ее дочери После того, как Неволина перевели служить в один из крупных уральских городов, он писал ей еженедельные письма, приезжал несколько раз и всегда очень спокойно, без нажима, но настойчиво толковал о замужестве и счастливой совместной жизни. Лена пыталась это прекратить, но, видимо, в неволинской голове раз и навсегда поселилось желание жениться на ней, и никакие намеки, прямые отказы и даже оскорбления в данном случае не действовали. Впрочем, вел он себя всегда очень корректно, даже бесстрастно, к тому же в милицию ей жаловаться все равно не имело смысла.

Вот и сейчас выяснилось, что майор Неволин в Одессе по каким-то своим служебным делам, и он, совершенно случайно узнав от Елены Сергеевны, что ее дочурка проводит отпуск в Одессе, не преминул разузнать ее адрес и телефон и обещал обязательно навестить и развлечь(!) скучающую Елену. «Нет, все-таки в Книге рекордов ГИНЕСА вполне может зарегистрироваться еще один рекордсмен. Чемпион непосредственности! Извольте радоваться, самолет с майором Неволиным прилетает завтра!»

Стоп. И тут ее осенило: «А ведь Сережа Неволин, пожалуй, действительно может мне помочь своим появлением здесь. Мужская ревность – прекрасный катализатор чувств и в литературе, и в кино, и в жизни».

В дверь тихонько постучали. Лена, от нахлынувших мыслей засунувшая голову под подушку, прислушалась. Стук повторился. Желание видеть кого-нибудь отсутствовало напрочь. Но она все же подошла к двери и прислушалась. Там кто-то явно топтался в нерешительности.

– Кто там дышит так тяжко? – спросила Лена строго.

– Елена Николаевна, это Катайцев. Пришел поздравить вас и засвидетельствовать свое почтение.

Лена чуть приоткрыла двери.

– Сергей, дело в том, что я плохо себя чувствую и сегодня…

Она осеклась. В коридоре, помимо режиссера с букетом цветов, стояли еще два человека, в которых она узнала оператора Николу и что-то жующего Иннокентия Михалыча.

– А с чем поздравить-то?

– Как с чем, Леночка! C твоим блестящим дебютом! – выступил на передний план Никола.

– Да, Елена. Мы сейчас посмотрели материал. Вы прекрасно справились со своей ролью. Вашу работу одобрил даже высокий чин из Москвы. И вот мы взяли на себя смелость навестить вас и поздравить с этим событием, – сказал Катайцев.

Лена, наконец, вспомнила про свой весьма открытый халат, прическу и сразу забыла об ипохондрии и мизантропии.

– Я не ждала гостей… Но вы проходите, пожалуйста. Я сейчас.

Она пропустила делегацию в комнату, а сама проскользнула в ванную переодеться. Очень скоро гости, соврешенно разные по характеру и комплекции мужчины, уже провозглашали тосты в честь героини вечера. Лена с интересом наблюдала за ними со стороны. После умывания и переодевания душевные недомогания отступили, и Елена Николаевна вполне соответствовала сегодняшнему роли – роли женщины, за которой ухаживают сразу несколько мужчин под видом почитания ее артистического таланта.

«Площадку держал», конечно, Никола. Хотя, по наблюдениям хозяйки, самое страстное влечение по к ней испытывал внешне молчаливый и сдержанный режиссер. Флюиды, испускаемые им, заставляли поеживаться. Причем от тоста к тосту господин Катайцев не становился разговорчивее. Он поднимал бокал, выпивал, курил сигареты одну за другой и молча наблюдал за начинающей актрисой.

– Елена! – Иннокентий Михалыч, встал, немного сдвинув низенький стол-тумбу. – Не слушайте никого, вам не следует увлекаться этой греховной профессией. – Косые взгляды коллег его не смущали. – Вы такая!.. Был бы я не я… Как Пьер Безухов… Лена, выходите замуж скорее, рожайте детей, штук пять-шесть. Россия нуждается в вас!

– В чем нуждается Россия, так это в заботах Иннокентия Михалыча Артшуллера! – не удержался Никола. – Елена Николаевна, можно я буду вашим личным оператором?

Иннокентий Михалыч набрал в грудь воздуха… но Лена успела тронуть его за рукав. «Все-таки странную компанию объединила я своим дебютом… или своей неземной красотой?»

– Дорогие мои мужчины, спасибо вам за искреннее участие в судьбе скромной девушки, но, кажется, у меня другие планы на ближайшие лет пятьдесят. И все-таки я очень…

Елена Николаевна замолчала и обернулась к окну. В наступившей тишине стали явственно слышны звуки, абсолютно несвойственные курортно-гостиничной зоне отдыха: внушительный рев и вибрация какого-то мощного механизма. Елена раздернула шторы и открыла дверь на балкон. Вышла наружу. Мужчины потянулись за ней.

Векшин возникал постепенно: сначала шляпа, потом глаза и подбородок, потом расстегнутый ворот рубашки и что-то мягкое, пушистое, попискивающее в его руках.

Не сказать чтобы Елена Николаевна и ее гости были поражены, но все же удивление коснулось их сознания, слегка замутненного коньяком и шампанским. Для кого непосредственный начальник, а для кого и «подопечный», медленно поднялся откуда-то снизу и теперь стоял перед ними за ограждением балкона на уровне четвертого этажа.

Первой поздоровалась с Векшиным Елена и, перегнувшись через перила, с облегчением убедилась, что ничего сверхъестественного в его появлении нет. Никола, просветлев ликом, заорал: «Ура! Артемьич! Ты как раз вовремя!»

– А вы-то что здесь делаете? – подал голос «пришелец», не ответив ни на одно приветствие.

Елена Николаевна сделала приглашающий жест рукой. Векшин нахмурился, протянул ей пушистый комок, оказавшийся большим и толстым щенком, и перебрался из своего подъемного «стакана» на балкон. Потом, нагнувшись вниз, свистнул и махнул рукой водителю автокрана: «Свободен!». Наконец обернулся к Елене.

– А я думал, вам нездоровится, Елена Николаевна! Решил навестить больную, а тут пир горой и никто не болеет. Даже наоборот…

Елена Николаевна уткнулась носом в мягкую, отливающую золотом шерсть щенка.

– Как ее зовут?

– Его зовут Цезарь. Это подарок и одновременно лекарство от депрессии, – сказал Векшин, придирчиво осматривая стоявших рядом коллег. Мужчины потянулись обратно в номер.

– Спасибо. Я чувствую, как мне хорошеет и хорошеет…

– Вижу, – сказал Паша.

– Вы проходите, Павел Артемьевич… У меня сегодня гости нежданные, но приятные… – радушно пригласила Елена.

– Я понял.

– И как это вам пришло в голову навестить меня. Да еще таким способом! Да еще с подарком! Вы настоящий романтик, Павел Артемьевич! Кто бы мог подумать! – защебетала хозяйка номера с балконом.

Паша смерил Елену взглядом и придвинулся вплотную.

– Очень хочется тебя ущипнуть. Или поцеловать.

– Я догадалась, – попыталась отодвинуться Елена и уперлась спиной в стену.

– Какого черта делает здесь вся эта гоп-компания?! – наседал Векшин.

– У меня, между прочим, сегодня дебют. И мои друзья и коллеги пришли меня поздравить, – загородившись мирно посапывающим щенком, заявила Елена.

Коллеги не замедлили о себе напомнить:

– Елена! Павел! Вы еще с нами? Идите же сюда!

Павел отодвинулся, пропуская даму вперед. Щенок открыл глаза, зевнул и лизнул Лену в нос.

– Ну что, Цизик! Пойдем, у тебя сегодня тоже дебют.

Через пять минут Векшину был торжественно вручен план работы съемочной группы. А еще через четверть часа режиссер-постановщик при молчаливом соучастии остальных коллег задал ему сакраментальный вопрос: «Так как же насчет пари, Павел Артемьевич?»

Паша пожал плечами.

– У тебя, Сергей Альбертович, не только выдающийся талант, но и прекрасная память на пари, в которых не участвуешь ты сам.

Лена перестала есть апельсин.

– Так ведь справедливости хочется. Насколько я помню, некоторое время назад ты высказал недоверие нам с Еленой Николаевной, – сказал Катайцев.

– «Нам»? Пожалуй, ты прав. Справедливость должна восторжествовать, – согласился Векшин.

– И…

– Я думаю, что участие Елены Николаевны в нашем фильме делает нам честь. Я считаю, что ее ждет большое будущее на актерском поприще. Уверен, что ты, господин Катайцев, открыл новую звезду на кинонебосклоне. Поздравляю тебя, Елену, всех поздравляю. Ну и себя, конечно.

– Ура! – воскликнул Николай.

– Аминь! – провозгласил Катайцев.

– Те-те-те, – с сомнением протянул Иннокентий Михалыч.

Елена вздохнула. Паша ничего больше не сказал.

Вечер продолжался не более получаса, поскольку Векшин, приняв строгий и начальственный вид, скоро напомнил присутствующим о долге перед кинематографом и зрителем. Начали прощаться. Сегодня особенно задумчивая, Елена не стала никого удерживать. Когда режиссер с директором уже были в коридоре, в дверях произошла небольшая заминка. Никола Губанов, с самым лукавым выражением лица, на которое был способен, не удержался-таки:

– А желание? Елена Николаевна, ты уже решила, чего будешь желать? Могу посоветовать, если что…

Векшин плюнул с досады. Отвертеться не получалось. Щенок, устроившийся в ногах у стоявшей рядом Лены, тявкнул на него и припал на передние лапы.

– Говорите, Елена Николаевна. Только держите себя в руках. Я все-таки мужчина уже в возрасте.

Лена присела на корточки и почесала лобастую башку юного лабрадора. Снизу вверх посмотрела на проигравшего спор мужчину и обратилась к веселому оператору:

– Что пожелать я знаю, Коля. Но сейчас это не совсем уместно. Я немного погожу и через недельку господину Векшину все подробно изложу.

– А я… тебе, Никола, доложу и покажу. Потом. Если захочешь, – добавил Векшин.

Николе ничего не оставалось делать, кроме как поддержать рифму-импровизацию:

– Ну, что же, очень рад. А теперь я ухожу, ухожу, ухожу…

Векшин оторвал галантного Губанова от руки Елены и подтолкнул вслед остальным. Сам также поцеловал руку хозяйки (и не более!), надел шляпу и кивнул в стиле «Честь имею!». Дверь за собой закрывать не стал.

«Итак, пункт номер два. Какая я молодец!». Цезарь сделал на полу приличную лужу и победоносно смотрел на хозяйку. «Так-с, еще один подопечный на мою голову. Придется обеспечить ему кормежку и легальное существование в гостинице. Ладно, обэтом я подумаю завтра». А сегодня, убирая за Цезарем лужу, и моя в ванной бокалы, Лена думала о другом. И мысли были весьма противоречивые. Во первых, Векшин вырисовывался, хоть и не всегда идеальным, но вполне симпатичным мужиком. Собачку вот принес, и в кино, несмотря на ревность, все же снял. Да и ревность – вполне человеческое чувство. «Интересно, если бы не вся это ведьмовщина, а я бы в отпуске здесь оказалась – все бы так же вышло? И чем бы закончилось? И стала ли бы я из-за него так стараться, если бы не сладкая месть в конце? Он-то, сам как этот щеночек, и не подозревает за мной задних мыслей. Наивный! Прямо жалко будет его так расстраивать!»

Векшин у себя в номере вскоре оставил попытки уснуть. Его «проклятые вопросы» сводились сегодня, в основном, к ромашковой дилемме: «любит – не любит».

XIII. Если друг оказался…

– Слушай, Кульман, ты женщин любишь?

– Конечно. Очень. И давно.

– Да не об этом, Илюха. Я не либидо имею в виду. Можешь ли ты им верить и прощать их?

Разговор проходил в конторе у Кульмана в самом начале рабочего дня. Илья Семенович, далеко не впервые «исповедующий» своего младшего товарища, поудобнее устроился в кресле.

– Ну, во-первых, Паша, любить надо Родину и Бога, а во-вторых, я все это уже где-то слышал.

Векшин то ли хмыкнул, то ли вздохнул. Он ввалился к сыщику с решительным выражением лица и заявил, что ему, как всегда, срочно нужна квалифицированная помощь. А потом предался отвлеченным рассуждениям.

Дело в том, что накануне вечером, когда усталый и недовольный прошедшим съемочным днем Векшин подъезжал к гостинице, ему было видение. Из дверей «Аркадии» выходила замечательная пара. Он, высокий, представительный и, судя по всему, очень крепкий физически мужчина, – и она, красивая молодая женщина, на которую нельзя было не обратить внимания. Векшин и обратил. После наведения фокуса, ему стало совершенно ясно, что эта эффектная дама ему хорошо знакома. Елена Николаевна, очевидно, собралась провести вечер вместе со своим спутником. Она была в самом прекрасном расположении духа и весьма изящно держала под руку сияющего довольством и благополучием мужчину. А тот что-то с улыбкой ей оживленно рассказывал. Векшин вышел из машины только тогда, когда эта красивая пара уже повернула за угол.

– Семеныч, можешь разузнать, откуда взялся этот детина? Кажется, в твоей конторе такие дела принимаются к производству… – наконец сформулировал свой заказ Векшин.

– Да-с, Павел, и думать не думал, что моим клиентом в таком деле когда-нибудь станешь ты. Большая честь! – сказал Кульман.

– Да пошел ты… – сказал Паша.

– Ладно-ладно, вечером позвоню тебе, ты только не суетись!

В последние дни Векшин почти не видел Елену. Разумеется, здесь сказывался и накал последних съемочных дней, но, самое главное, Паша пока не мог решить окончательно и бесповоротно, в какой же все-таки тональности ему следует общаться с этой «незаурядной» (определение Кульмана) женщиной. А поскольку Павел Артемьевич Векшин терпеть не мог любые двусмысленные положения… Елена Николаевна, впрочем, на встрече не настаивала.

Звонок Кульмана застал его в гостинице. К этому времени Паша взял у своего приятеля, обладателя хорошего вкуса и спорной профессии несколько кассет со старыми фильмами. Кинокритик Лева Шульгин, также как и он, любил советское кино времен оттепели и американскую классику с Хэмфри Богартом. Векшин уже встретил «Весну на Заречной улице» и как раз собирался в «Касабланку».

– Интересная композиция получается, господин продюсер. Так, кажется, в вашей конторе выражаются? – загудел в трубку Илья Семеныч.

– Твоя эрудиция принуждает меня заняться самокритикой. Чем хочешь удивить, господин сыщик? – в тон ему ответил Векшин.

– Надеюсь, ты не забыл еще недавнего дела по раскрытию похищения века под кодовым названием «из сейфа в сейф»?

– Остришь? – спросил Паша.

– Ни в коем разе. Ты помнишь, на работников какого заведения ты тогда грешил в первую очередь? А через тебя и я увлекся мистической, прямо-таки мефистофельской версией дела.

– Еще бы… – сказал Векшин.

– Так вот. Воистину неисповедимы пути… Впрочем, это не тот случай. Елена Николаевна и тот человек, о котором ты расспрашивал, сейчас ужинают и разговаривают не где-нибудь, а в клубе-ресторане «Мефисто». Мужчина производит впечатление человека малопьющего, что, впрочем, обычное дело для человека с его родом занятий… – рассказывал Кульман.

«Итак, майор ФСБ. Издалека. Служебная командировка. Случайное знакомство? Предварительная договоренность? В самом деле интересная композиция, господин Векшин. Интрига как в телесериале про шпионов». Выслушав рассказ Кульмана, Павел отхлебнул из заветной фляжечки. «А почему бы, собственно, и мне не перекусить сегодня в хорошем местечке?!».

За что Павла Векшина ценило начальство, так это за твердое следование сказочному принципу «сказано-сделано». Векшин взялся за телефон. Трижды до кого-то дозвонился. Но во всех случаях женские голоса на другом конце провода отвечали ему не только отрицательно, но и нелицеприятно. Одним словом, идти в «Мефисто» ему пришлось все-таки одному.

Лилипута на входе не было («выходной?»), и дверь ему открыл мрачноватого вида широкоплечий малый, чем-то неуловимо напоминавший мужчину, который сейчас интересовал Пашу больше всего на свете («тоже из конторы?»). Внутренняя атмосфера заведения сразу же настроила Векшина успокоиться, он медленно досчитал до десяти. Предупредительный официант возник тотчас же, и Паше был предложен столик. Векшин заказал кофе («для начала») и осмотрелся. Нынче зал пустовал. Звучала умиротворяющая итальянская музыка. Векшин получил свой кофе, добавил в чашку армянского и начал смаковать напиток, наблюдая за плотно задвинутыми шторами одного из кабинетов.

Ждать пришлось недолго. С последним глотком кофе бархатные портьеры раздвинулись, и в зал вышла Елена, за ней – майор («Сергей Неволин, кажется?»). Она направилась к выходу, не замечая сидящего в трех метрах Векшина, но майор нагнал ее и умоляюще приложил руку к сердцу. Елена Николаевна покусала губы («все-таки она на удивление хороша… зараза») и пожала плечами. Он полуобнял ее за талию, и они уже вместе подошли к небольшой танцевальной площадке.

Паша откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и набрался терпения. Танцевали. Разговаривали. Спасибо, хоть не целовались. Векшин встал («А что тут думать – прыгать надо!») и медленно приблизился к единственной танцующей паре. За мгновение до этого музыкальная композиция подошла к завершению, и Тото Кутуньо сменили «Скорпионс».

– Вы разрешите пригласить вашу даму?

Елена оглянулась. Кажется, она все-таки его заметила немного раньше. Или у нее такая прекрасная выдержка? Исполнительный продюсер не знал и не мог знать, что Елене Николаевне больших трудов стоило показаться ему на глаза вместе с настойчивым и упрямым майором.

– Как интересно! Сергей, это Павел Артемьевич Векшин. Именно благодаря ему я смогла увидеть себя со стороны. Впрочем, я тебе, кажется, рассказывала. Павел Артемьевич, это Сергей Неволин, мой старинный знакомый, – легко и мило она представила мужчин друг другу.

– Нет, ты мне ничего не рассказывала об этом человеке. Ни одного слова, ни одного намека, – Векшин в отличие от Елены не был настроен по-светски.

Неволин прищурился и подал Паше широкую ладонь. Мужчины обменялись рукопожатием.

– Так как же насчет… вашей дамы? – повторил Векшин.

– Вообще-то мы уже собирались уходить… – Сергей посмотрел на Елену.

Но та взяла Векшина за руку и положила ее себе на талию. Неволину ничего не оставалось, как удалиться в кабинет. Наступала его очередь устраиваться на наблюдательном пункте за своим столом.

Они вышли из ресторана заполночь. За это время мужчины как следует познакомились, несмотря на отчаянные попытки Векшина завязать ссору и благодаря отменной вежливости Неволина, способного перевести в шутку даже откровенную грубость,

Лена с удивлением обнаружила, что ее первый возлюбленный может быть при желании склочным, грубым и взбалмошным человеком. На протяжении всего вечера ее обуревали противоречивые желания. Первое: встать и уйти, оставив обоих оппонентов. Они, увлекшись беседой на повышенных тонах, почти забыли об основном предмете дискуссии, который сидел рядышком, и налегали на коньяк, особенно Векшин. Второе: остаться и досмотреть шоу «Метаморфозы ревности» до конца. В конце концов, она, похоже, добилась, чего хотела. А теперь можно было, и поразвлечься немного.

– Вот скажите-ка, майор, вам нравятся своенравные сероглазые женщины, не лишенные артистизма? – задавал очередной вопрос Павел.

– А откуда вы знаете о моем звании? И с чем связан ваш интерес к моим личным вкусам? – в очередной раз отвечал вопросом на вопрос Неволин.

– Ваше здоровье! Во-первых, я снимаю мистический детектив, во-вторых, у вас на лице написано, что вы из органов, причем отнюдь не из подразделения ДПС, а в третьих…

– А в третьих…

– Вы пригласили сегодня в ресторан женщину, которая мне нравится. Причем давно нравится, – закончил свой короткий спич Паша.

Елена Николаевна закашлялась. Неволин посмотрел на нее и ободряюще улыбнулся.

– Мне тоже. И тоже давно, – сказал он.

– Зачем же вы сюда приехали, майор?! Неужели только ради нее? Не находите, что использовать служебную командировку для встреч с женщиной – это свинство?!

– Я нахожу, уважаемый, что ваша осведомленность наводит на размышления. Во-первых. А во-вторых, какого… вы вмешиваетесь в мои личные дела? В наши с Еленой Николаевной дела.

– Так-так-так, – Векшин метнул бешеный взгляд в сторону Елены. Она фыркнула, подавила улыбку и, чтобы перевести дух, встала и отправилась «попудрить носик».

Когда вернулась, обнаружила, что мужчины молчат и сосредоточенно едят и пьют. В молчании ужин и закончился. Естественно, провожать ее вызвались оба. Чтобы не искушать судьбу, Елена Николаевна решила все-таки прекратить эксперимент. А поскольку пригласил ее Неволин, она решила проститься с Векшиным.

– Павел, в конце концов, тебя я вижу почти каждый день (что было неправдой), а с Сергеем мы не виделись месяцев восемь (что, впрочем, также было неправдой)…

– Тринадцать месяцев, Леночка, – мягко поправил Неволин. – Павел Артемьевич, а вы далеко проживаете? Хорошо бы нам увидеться в ближайшее время. Уж очень вы меня заинтересовали как человек. И вообще.

– К вашим услугам. Елена знает, как меня найти, – поклонился Векшин.

Несмотря на все старания, Паша уже второй раз сегодня попадал в дурацкое положение. Сейчас половина второго. Чтобы попасть в кровать, ему сейчас нужно было идти в ту же сторону, куда провожали женщину, которую… В ту же сторону, в тоже здание, на тот же этаж… Как прикажете себя вести?

Векшин подумал-подумал, смачно плюнул далеко в сторону, засунул руки в карманы и пошел … в том же направлении. Он выбрал путь подлиннее и подольше, но к своей досаде, подойдя к гостинице, обнаружил все ту же парочку, стоящую у входа. «Все не наговорятся!»

– Слушай, сержант, можно тебя на минутку! – обратился Векшин к охраннику, докуривавшему сигарету на углу гостиницы. – Вон видишь мужика у входной двери? У меня такое ощущение, что я сегодня видел его фотографию на стенде «Их разыскивает милиция». Уж очень он похож на маньяка, который нападает на одиноких женщин… Что делать-то, сержант?

– Щас разберемся! – невысокого росточку коренастый милиционер приосанился, потрогал кобуру и направился к входу. В кои-то веки у него нашлась возможность проявить себя!

И уже через мгновение майор Неволин, с удивлением услышал откуда-то снизу и сбоку официальное обращение:

– Гражданин, предъявите документы!

Естественно, красная книжечка гражданина возымела на сержанта нервно-паралитическое действие. Он молча взял под козырек и удалился. Неволин беззвучно выругался, а Елена, окинув взглядом округу, чему-то улыбнулась. Прощание вышло несколько скомканным. Неволин наклонился с явным намерением поцеловать ее, но Елена привычным движением отстранилась и, открыв дверь гостиницы, махнула майору рукой.

Последний порыв человека с красной книжечкой был замечен по-прежнему подглядывающим из-за угла Векшиным. Чаша его терпения переполнилась. Последний раз он сходился в рукопашной лет шесть назад и, кажется, тоже из-за женщины. Но столь длительный перерыв ни в малой степени не поколебал его решимости. Дождавшись, когда Елена уйдет, Векшин рысью направился к Неволину.

Тот стоял в задумчивости и очень удивился второй раз за последние пять минут, когда Векшин тронул его за рукав и произнес сакраментальную фразу:

– Пойдем выйдем! – и направился за угол гостиницы. Неволин пожал плечами и пошел за ним. Паша привел его во внутренний двор гостиницы «Аркадия», где над скамейками высились каштаны и было разбито несколько клумб.

– Слушай, майор, ехал бы ты к себе за Уральские горы!

– Так я же только что оттуда! – скрестил руки на груди Неволин.

– Вот-вот, и если я тебя еще раз увижу с известной нам обоим дамой, я тебя … я тебе… – в конце концов, Векшин решил обойтись без особых изысков. – Я тебе сильно набью морду!

– Увидишь, Павел, увидишь. Поэтому, чего откладывать: мужик сказал – мужик сделал.

Паша ударил. Вернее попытался ударить. Вернее хотел попытаться ударить. И через секунду обнаружил себя лежащим на клумбе и полностью обездвиженным и в нескольких сантиметрах от собственной физиономии увидел безмятежное лицо чекиста. Паша Векшин был не только ревнивым, но и умным человеком. И поэтому в этот момент был вынужден отказаться от намерения набить морду парню, который флиртовал с его женщиной. По крайней мере, на сегодняшний день.

– Ты пить будешь, Павел Артемьич? – вечер сакраментальных вопросов продолжил на этот раз Сергей Неволин.

– Я не пью… в принципе, – произнес отпущенный на свободу Векшин, поправляя шейные позвонки энергичным покручиванием изрядно отяжелевшей от коньяка головы.

Шутка была древней, но заставила лица мужчин потеплеть. Крупномасштабной оттепелью это вряд ли можно было назвать, но искра взаимной симпатии уже сверкнула меж двух сидящих на земле соперников.

– Так, что здесь происходит?! А ну встать! – как черт из табакерки возник на лужайке маленький сержант.

– Все нормально, сержант, – подал голос Неволин и поднялся. – Скажи-ка, в гостинице ресторан работает еще?

– Товарищ майор, а что вы здесь делаете? – впал в прострацию милиционер.

– Товарищ сержант, у нас только что завершилась спецоперация. Успешно завершилась. И теперь нам необходимо обсудить ее итоги. Разбор полетов, понимаешь?

Ресторан в «Аркадии» уже не работал, конечно. Но при помощи сержанта они, подняли дежурную и раздобыли в буфете выпивку и закуску. А потом поднялись к Векшину в номер.

– Ты здесь живешь? – скорее констатировал, чем задал вопрос Неволин.

– Я здесь ночую.

– Ну, тогда давай стаканы, Павел Артемьевич.

Часа через три им уже ничто не мешало стать друзьями.

А маленький сержант подошел к ярко-красной «Ауди», стоявшей на другой стороне улицы и почтительно доложил:

– Марина Аркадьевна, все в порядке. Они теперь нескоро расстанутся. Коньяку взяли пол-ящика.

Стекло автомобиля поднялось, и «Ауди» с визгом рванулся с места.

XIV. А я в Россию, домой хочу…

Пушистый и мягкий комок выкатился ей под ноги, тявкнул пару раз. Лена взяла его на руки, и он обезумел от счастья и зашелся в приступе облизывания.

– Любишь меня, Цизик?

Щенок в доказательство любви немножко подвыл и собрался описаться. По внезапной остановке хвоста и некоторой общей сосредоточенности Цезаря Лена уже научилась распознавать этот грешок заранее и успела опустить щенка на пол.

За время общения с юным псом Елена Тихонова с удивлением начала обнаруживать в себе немало новых способностей и инстинктов. «А в принципе пора, Елена Николаевна, – размышляла она, когда кормила, выгуливала и тискала довольного жизнью Цезаря. – Мамочка моя в эти годы имела уже пятилетний родительский стаж. Может быть, Векшин подарил мне этого детеныша не зря? Кто их разберет с их хваленой мужской логикой? Вместо того, чтобы забрать с собой, жениться и нарожать со мной кучу детей, он, спустя сто лет, дарит мне щенка… Очень симпатичного, надо признать. Ну и ладно! Векшин Векшиным, а Цизик по крайне мере будет моей генеральной репетицией».

Благодаря этому настроению, Лене удалось довольно просто и без затей устроить Цезаря на проживание в гостинице. Хотя первой реакцией на вселение нового жильца был административный гнев и полное непонимание. Однако после длинного разговора с директором гостиницы, сорокапятилетней разведенной женщиной, явившейся в номер к Елене на «стук» дежурной по этажу, ситуация нормализовалась. Правда, сначала Елена в эмоциональном порыве разбила надоевшую ей уродливую настольную лампу ядовито-желтого цвета. И не взглядом, а вполне традиционным способом – сбросив абажур на пол. А потом также искренне разревелась и рассказала Ангелине Павловне про свою нелегкую жизнь. В ответ пришлось выслушать не менее содержательную историю, в которой, кстати, также фигурировал роман с кинематографистом. «Ну, слава богу! Значит, не одна я такая … киноманка!».

Дело довершил Цезарь, который выбрался из-под кровати, почувствовав, что гроза миновала, и с урчанием подтащил к директрисе один из шлепанцев.

– Две недели, милочка! И то только из уважения к вашей новой профессии (Лена не стала разубеждать Ангелину Павловну в ее заблуждении) и к памяти моего Константина, советского режиссера, а нынче нью-йоркского таксиста… Бедная, бедная Геля!.. – директриса имела привычку говорить о себе в третьем лице. – И чтобы никакого запаха, и чтобы сухо, милочка!

На следующее утро после ужина в обществе двух настоящих мужчин, Елена как всегда проснулась оттого, что «жаворонок» Цезарь предложил ей поиграть. Но Елена Николаевна не нашла в себе сил для зарядки, отмахнулась от него и накрылась второй подушкой. Щенок скоро отступил от пассивной хозяйки и решил развлечь себя сам.

Задремавшая было Елена снова проснулась от громкого поскуливания. Она привстала на кровати, но Цезаря не было в пределах прямой видимости. Позвала. Скулеж донесся из тумбочки. Оказывается, пес забрался в приоткрытый нижний ящик и умудрился там закрыться.

Лена поспешила на выручку. Цезарь обратил на нее невинный взгляд и поспешно ретировался в ванную, так что Елена Николаевна даже не успела его шлепнуть вдогонку. О чем и пожалела, когда увидела, что устроил задорный пес в тумбочке, смешав косметику, документы и разные гигиенические предметы.

Елена уселась на пол и начала наводить порядок. Чуткий Цезарь неслышно подошел сзади и ткнулся носом ей в бок.

– Пришел, башибузук! А ну-ка отдай! – из пасти Цезаря торчала какая-то надорванная бумага.

По ближайшему рассмотрению бумага оказалась хорошо знакомым листочком. «Техзадание» от «Сообщества лояльных ведьм» теперь приняло вид замусоленный и потертый. Но текст по-прежнему можно было прочесть без всяких затруднений. Лена расправила лист. Разгладила. И что вы думаете! Помимо изменений внешних в документе появились и кое-какие содержательные дополнения.

Рядом с теми пунктами в списке, которые были воплощены в жизнь, стояли большие галочки. «Гм… Как мило и как аккуратно!»

Но что это? Помимо выделенных пунктов, в которых «Наш Друг впервые в жизни должен: 1. Допустить оплату ресторанного счета женщиной и 2. Признать ошибочность своих суждений в споре с женщиной в присутствии свидетелей», галочкой был отмечен и еще один пункт: «3. Отказаться от намерения нанести побои человеку, ухаживающим за женщиной, которая ему нравится».

«Это что же выходит, товарищ Векшин добровольно отступил от своих правил? Что-то тут не так…». Но свернуться клубочком и поразмыслить об этом удивительном факте у Елены не получилось, поскольку более жизнерадостно настроенный жилец номера затребовал своей порции внимания, а также еды и прогулки.

Она уже несколько дней выводила Цезаря на одну и ту же набережную, ближайшую к гостинице. Немногочисленные в это время года посетители кафе и забегаловок со временем начали привыкать к «даме с собачкой» в современной вариации.

Хотя правильнее было бы сказать – к «собачке с дамой», поскольку главным в этой парочке был, конечно, Цезарь. О командах «рядом!» и «фу!» юный пес уже имел понятие, но относился к их исполнению весьма избирательно. Гораздо больше его привлекали подвижные игры, заигрывание с хозяйкой и лакомство, полученное из ее рук, чаще всего за красивые глаза.

Сегодняшняя прогулка не была исключением, и Цезарь почти сразу занялся собственным поводком, пытаясь вырвать его из рук Елены Николаевны. Та, в свою очередь, тоже увлеклась перетягиванием. Дело происходило возле самого берега в небольшом парке, на краю которого стояло несколько свежеокрашенных скамеек, вчера синих, сегодня зеленых. На одной из них расположились два гражданина, увлеченные разговором и пивом. Лену, наконец, одержавшую победу в перетягивании поводка, разобрало любопытство: не появились ли следы краски на темной одежде утренних выпивох? Цезарь, похоже, также не возражал против новой забавы. Но в нескольких шагах от мужчин в свежевыкрашенных куртках Елена Николаевна поняла, что знает их обоих. Более того, и Цизик, кажется, их опознал и рванулся поздороваться. Лена еле-еле успела перехватить его. «Ничего себе. Они еще и пьянствуют вместе. А как же мои коварные планы? Прости господи, как мне все это надоело. Мама, мама забери меня отсюда. А лучше роди меня обратно».

XV. Если бы парни всей земли…

Векшин и Неволин за ночь окончательно настроились на одну волну и теперь, прекрасно устроившись на удобной скамье с видом на море, полировали настройку пивом, перейдя от вопросов личных, пока не разрешенных, к проблемам более общего характера.

– Что-то я в толк не возьму… А с чего ты взял, что даму, которая так интересует тебя и твою контору, нужно искать именно здесь?

– Ниточки, за которые нам удалось уцепиться, вели не только в Одессу. В Москву, Питер и Владивосток вылетели еще трое моих коллег. Все мы действуем неофициально, поскольку обстоятельства, послужившие причиной этих командировок, мягко сказать, нестандартные.

– Так-так-так. А что за ниточки-то?

Неволин помялся, но, взглянув в незамутненные ничем, кроме пива, глаза Векшина, достал из кармана бумажник, вынул оттуда черную визитку и подал товарищу. На ней витиевато значилось: «Клуб-ресторан „МЕФИСТО“. ОАО „СЛВ“. Дейнеко Марина Аркадьевна».

– Твою мать! Опять этот «Мефисто»! А что это за аббревиатура такая – «СЛВ»?

– Неясно пока. Эту карточку мы обнаружили в квартире, которую интересующая нас особа снимала до своего неожиданного исчезновения…

Чтобы «исчезнуть» из N-ска, кстати, Марине пришлось связаться со своей прабабкой, руководительницей тамошнего отделения Сообщества. С большим трудом Марине удалось уговорить ее оставить на время занятия фитнесом и походы в солярий перед поездкой на Средиземное море, чтобы устроить маленькую и изящную провокацию мужчинкам из местных органов, которые уже давно бродили вокруг да около N-ских активисток Сообщества.

– Естественно, мы сразу постарались пробить этот кабак, – продолжал Неволин. – Поскольку телефонный номер на визитке явно не принадлежал нашему городу, начали искать по всем крупным городам бывшего Союза. Нашли четыре одноименных ресторана. Подожди-подожди, а ты почему маму вспомнил, узнав про «Мефисто»?

– Да так, с этим заведением мне уже приходилось иметь дело. И не только вчера вечером. – Векшин покрутил карточку в руках и на обороте вдруг обнаружил: «Тихонова Елена Николаевна. Обратить внимание!». Он с недоумением посмотрел на Неволина. Майор крякнул, отобрал визитку.

– Пока не могу сказать, что это все это значит… Есть у меня кое-какие мысли, но пока рановато об этом. Рассказывай, Паша, рассказывай. Чувствую, что мне будет тоже очень интересно тебя послушать.

Векшин не имел оснований не ответить откровенностью на откровенность. Тем более что часом раньше из уст чекиста Паше довелось услышать весьма захватывающую историю.

…Население N-ска, крупного промышленного и культурного центра, никогда не испытывало недостатка во внимании различных религиозных, политических, молодежных, музыкальных, андеграундных и прочих движений и сект, как внутреннего, так и международного производства. Различного рода «Общества в защиту девственности» и «Движения по запрету истребления крупного рогатого скота», в свою очередь, также вызывали постоянный профессиональный интерес у соответствующих городских органов.

Несколько месяцев назад в городе начала действовать еще одна «духовная инициатива». Общественные агитаторы, регулярные собрания активистов с приглашением и угощением всех желающих конфетами и специальной литературой, организация разрешенных властями митингов и пикетов – были задействованы все способы привлечения сторонников в эту новоявленную партию с вполне нейтральным названием «Женский вопрос».

Эта общественная организация вела себя в городе на удивление активно и очень скоро на собраниях по «женскому вопросу» можно было увидеть тысячи посетителей. И что самое замечательное, количество лиц мужеского пола в районных Домах культуры и конференц-залах НИИ также было впечатляющим.

Остается только догадываться, как на сугубо дамских посиделках оказывались мужчины самых разных возрастов и профессий.

– Побывал я на одном из этих съездов, – рассказывал Неволин. – Обыкновенная феминистская дребедень. «Женщина – она тоже человек!». «Все мужики сволочи!». «Как можно больше баб в правительстве!». «8-е Марта – каждый день». «8-е Марта – отменить!». В общем, без особых неожиданностей. Я уже было пожалел, что пришел на это шоу по приглашению одной моей знакомой. Но через несколько минут на сцене появилась высокая брюнетка. Эта была роскошная тетка, Паша. Но на нее было не только приятно посмотреть, но ее хотелось и слушать тоже, дружище. И хотя ничего сверхъестественного она не произносила своими пухлыми губками, зал замер. Зал затаил дыхание. В том числе и я, Паша.

– Увлекающийся ты мужчина! – не преминул заметить Павел.

– Это без сомнения. Но в данном случае дело было не только в моем неравнодушии. Наши эксперты потом мне все разъяснили, – сказал Неволин и, найдя взглядом урну, стоявшую от них метрах в двухстах, отправился к ней выбросить пивную бутылку.

– И что же тебе рассказали компетентные люди из компетентных органов? – нетерпеливо спросил Паша, дождавшись аккуратиста.

– Понимаешь, Паша, общаясь с залом, эта дама явила себя не только как блестящий оратор и харизматический лидер… Софья Михайловна Кагарлицкая (а как выяснилось позже, именно так звали эту «тургеневскую барышню»), обладала к тому же всеми достоинствами гипнотизера очень высокого уровня.

– Не хило. И что же, она усыпила весь зал вместе с тобой? – спросил Паша.

– Да нет, все здесь было совсем не по-кашпировски. Сонечка Кагарлицкая – занималась другого рода вмешательством в мозги сограждан. И по форме, и по содержанию… Впрочем, выяснилось это все несколько позже.

– Пугаешь ты меня, майор.

– Так вот, на вечере ничего криминального я тогда не обнаружил. Но ночью мне приснился сон, который поверг меня в ступор. Дело в том, что я, здоровый, умный и крепкий мужик был в этом сне …женщиной. Я гулял по лесу, разговаривал с подругами, летал по воздуху, ощущал себя женщиной, или даже девушкой, довольно красивой, кстати. И, самое главное, мне это очень нравилось…

В этом месте рассказ Неволина прервался. Он замолчал на какое-то время. Паша не посмел его тормошить.

– Как ты понимаешь, со мной такое произошло впервые в жизни. До сих пор мороз по коже!

– Сочувствую, Серега! – сказал Векшин.

– Так вот, те, без малого, семь тысяч мужиков, обратившихся в больницы города с заявлением о перемене пола, сразу же после посещения собраний «Женского вопроса», наверное, видели примерно такой же сон, – сказал Неволин.

– Семь тысяч… Откуда ты?.. А, ну да! – воскликнул Паша.

Неволин пожал плечами.

– Разумеется, прояснилось это только спустя несколько месяцев. Сопоставлять факты мы начали немного запоздало. Представляешь, вполне добропорядочные граждане, интеллигенты, бизнесмены, спортсмены, весьма достойные люди в большинстве своем, вдруг решают совершить столь радикальный шаг в своей мужской биографии! Каково!

– И ты считаешь, что именно твоя Софья виновата в возникновении этого трансвет… транс… причинно-обрезного синдрома? – хрипло спросил Векшин.

– И она тоже, Паша. Уж если даже я испытал на себе воздействие ее гипнотического очарования, то, что говорить об обыкновенных гражданах мужского пола, – сказал Неволин.

– И ты тоже? – восхитился Векшин.

Неволин сердито хмыкнул в ответ.

– До заявления на приобретение набора женских прелестей я не додумался, конечно. Но этот чертов сон я видел потом еще несколько раз.

– Итак, вы выяснили, что позыв переменить пол овладевает лицами мужского пола с подачи таинственной дамы из движения «Женский вопрос»… – подытожил Векшин.

– Вопрос заключался ведь не только в том, с чьей подачи начали происходить эти «чудеса». Вопрос состоял в количестве страждущих. За четыре месяца – семь тысяч, Паша. Причем, за последние четыре недели – около полутора тысяч человек подали заявления о замене буквы «МЭ» на букву «ЖО». Почти геометрическая прогрессия получается! И если бы, не дай бог, запросы всех желающих удовлетворялись, то через пару-тройку лет все мы бы были в полном …матриархате.

– Хм… А как ты себе это представляешь? – спросил скептик Векшин.

– Я не историк, и не фантаст, конечно, но могу сказать, картина получилась бы печальная. Представляешь себе бизнес-вумен с политическими амбициями, а также чемпионку мира по тяжелой атлетике в звании полковника и, кроме того, доктора физико-математических наук со знанием семи языков – и все это в одном лице?

– Нет.

– Вот и я нет. Но я думаю, что для моей Софочки Михайловны именно такой идеал женщины является главной целью и руководством к действию, – сказал Неволин.

Векшин попробовал поерничать.

– Слушай, Серега, ну а в самом-то деле, что плохого в такой роскошной бабе? —

Неволин задумчиво посмотрел на собеседника.

– Ничего плохого. Вообще ничего. От женщины. Представь, что тебя в ближайшем будущем окружают в жизни только подобные совершенства. Если ты, к этому времени сохранишь, конечно, свой первозданный физиологический облик. Представил? И причем выбирать будешь не ты, выбирать будут тебя, Паша. И в жизни, и в сексе, и в работе. И по очень многим критериям.

– Ой, майор, что-то ты краски сгущаешь! А говорил, что не фантаст, – не сдавался Векшин.

– Нет, Паша, это я про себя в бюстгальтере и в чулках фантазировал. А то, что касается, будущего особей мужского пола, которые в небольших количествах будут оставлены для воспроизводства, я об этом самолично читал в документах движениях «Женский вопрос» под грифом «для служебного пользования».

– Да-а. Холодную войну мы уже проиграли. А теперь еще и феминизм крепчает… Слушай, майор, а ты в детстве польский фильм «Новые амазонки» не смотрел часом? Там примерно такая же история показана.

Неволин кивнул головой, а потом встал и потянулся во весь рост и вдруг, как ни в чем не бывало, встал на руки. Прошелся по дорожке. Вернулся в исходное положение.

– У меня никогда еще не было знакомых кинематографистов. А теперь вот сразу два. Кто бы мог подумать!.. Твои, Паша, знания не умножают печали, как я вижу. В давнем польском фильме женщины будущего, избавившись от мужского влияния, оказываются круглыми дурами. Таковы условия комедийного жанра. Но вот из конфискованных бумаг «Женского вопроса», которые мне довелось пробежать глазами не так давно, подобного вывода относительно лиц, их написавших, я бы не сделал. Это, во-первых. И, кроме того, я, Паша, человек служивый. И то, что предполагают сотворить эти целеустремленные гражданки в обозримом будущем, ни много, ни мало угрожает безопасности государства, мужского государства, если хочешь. А это уже феминизм с приставкой ультра и с прилагательным воинствующий!

… Время уже близилось к полудню, когда оба собеседника, наконец, утомились и замолчали. Векшину, который, благодаря богатому воображению, уже начал представлять себе, как будут обстоять дела в стране и кинематографе после государственного феминистского переворота, и какой можно по этому поводу написать сценарий, пора было двигаться на студию. Майор Неволин, ощутив всеми своими ста двадцатью килограммами накопившуюся усталость, почувствовал острую необходимость в отдыхе без всяких сновидений.

Договорились встретиться вечером. Неволин склонялся к тому, чтобы еще раз посетить уже хорошо знакомое им обоим, но от этого не ставшее менее таинственным клубно-ресторанное заведение и попросил никому пока не рассказывать об их знакомстве и уж тем более о цели его приезда в Одессу. Векшин же предложил свою помощь или, по крайне мере, сопровождение. Они пожали друг другу руки, посмотрели друг другу в глаза и, кажется, только теперь еще раз вспомнили о главной причине их знакомства. Но и по этому поводу каждый из них решил взять тайм-аут. Хотя бы до вечера. Разошлись в разные стороны. Не оглядываясь, как и подобает настоящим мужчинам.

XVI. Женщина в белом

Несмотря на относительно юный возраст, Цезарь уже научился распознавать временные паузы, в течение которых его хозяйка находилась не лучшем настроении. Вот и на этот раз нагулявшийся пес слопал сосиски и, умерив темперамент, не стал заигрывать с Еленой, а забрался под кровать и засопел там на своем коврике.

«Господи, боже мой! Я уже ничего не понимаю! – шлепала тапками по ковру Елена Тихонова. – Они что, уже пьянствуют вместе?! Выходит „спасибо мне за то, что я у них есть“?! А я? А со мной кто пива выпьет и поговорит, встречая рассвет? Бедная Лена… Никому ты не нужна, никто тебя не любит!»

Елена Николаевна остановилась перед зеркалом. Отражающая поверхность трельяжа с готовностью предложила на рассмотрение еще один вариант женщины в гневе. Правда, ее костюм, состоящий из одной белой блузки и шлепанцев (юбку Елена уже успела сбросить) вряд ли был уместным для проявления подобного рода эмоций. Румянец на щеках, волосы, разметавшиеся по плечам, недобрый огонек в сузившихся глазах – все это в сочетании с таким нарядом наверняка развеселило бы и саму Елену, не будь она в эту минуту занята на редкость прагматическими соображениями.

«Ну все, Елена Николаевна, конец самоанализу и лирическим отступлениям. Пора выходить в передовые ведьмы. Где тут у меня был календарик…»

До конца срока, отведенного на выполнение условий контракта с коллективом, где ее ждут и будут если не любить как человека, то уважать как личность, оставалось четыре дня. «Дура, хватит играть в кино и томно вздыхать по прошлому. Впереди вечность и упоение собой!»

Она устроилась в кресле и решительно позвонила на киностудию.

– Могу я услышать Павла Артемьевича?

– Здравствуй, а ты так и не научилась меня узнавать по телефону… Постой, я что-то не припомню, чтобы ты звонила мне первой, – откликнулся Векшин.

– Ты как вчера добрался? – спросила Елена.

– Нормально. Мне даже понравилось, – ответил Паша.

– Чувствую недосказанность в твоих словах…

– Чувственная женщина… Выходи за меня замуж!

– Векшин, ты в своем репертуаре. Делать предложение по телефону! А если я соглашусь?

Последние ее слова потонули в препротивной трескотне и жужжании. Работники местной АТС наверное были ярыми противниками института брака.

– Алло? Алло! Что ты сказала, я не расслышал? – заволновался Векшин.

– Павел, я тут много думала… – медленно заговорила Елена.

– Молодец! – одобрил Паша.

– Не перебивай меня, пожалуйста! Я собираюсь совершить поступок, противоречащий моей скромности.

– Так-так-так, – поощрил Векшин.

– Что, если мы сегодня поужинаем вместе? – предложила она.

В трубке послышался свист.

– Эй, Векшин, ты что это там?

– Я растерян, – сказал Векшин, помолчав.

– Понятно. Ну так как?

– Что? – спросил Паша.

– Векшин не выводи меня из себя, предупреждаю!

– Видишь ли, Елена!.. На самом деле, я вне себя от радости и приятного возбуждения… – подбирал слова Паша.

– Ну, давай, рожай уже, Паша!

– … и очень хочу вкусно поесть в твоем обществе. Но, понимаешь, именно сегодня я иду в хорошо известный тебе ресторан с одним человеком. – Векшин, признаться, не отказал себе в удовольствии именно так закончить эту фразу. – А вообще, я тобой восхищен, Елена Прекрасная. Ты даже перерывов не делаешь в посещении ресторанов, причем с разными сопровождающими. Извини, меня зовут, надо поработать немного. Созвонимся.

В трубке послышались гудки.

В детстве Елена часто видела сны. По всем канонам, сны эти были сказочными или, по крайней мере, фантастическими. Но маленькая Лена воспринимала все необычайные «сонные» события как должное и охотно рассказывала о них родителям, подругам и всем, кто соглашался послушать. Эти сказочные видения с вкраплениями подробностей настоящего быта обычно выводили из себя педантичную маму, заставляли отмахиваться самоуглубленного папу, не говоря уже об учителях, попадавших в неловкое положение. Сны Лена-маленькая воспринимала как часть своей повседневной жизни лет до четырнадцати.

Правда, в период бурного взросления рассказывать о своих сновидениях она уже никому не спешила. В своих «взрослых» снах Елена уже и вела себя соответственно: даже целовалась иногда с мужчинами, делая это так, как она себе представляла. Только своему дневнику с некоторых пор она поверяла теперь содержание наиболее захватывающих снов. И все чаще и чаще в этой толстой черной тетрадке стали появляться строчки, посвященные главной героине ее потусторонней жизни. Собственно, героиня эта была она сама, Лена Тихонова. Но, если в седьмом классе средней школы она была угловатым подростком, стесняющимся учителя физкультуры, то во сне она представала красивой девушкой в белом платье, у которой все получается в жизни.

И хотя мечта о превращении «гадкого утенка» в «прекрасного лебедя» достаточно традиционна для впечатлительных девочек подросткового возраста, в случае Елены все было немного иначе.

Во снах она была потрясающей красавицей, которая путешествует по суше, воде и воздуху и вступает в единоборство с драконами, маньяками-насильниками и второгодником Никишиным из параллельного класса, который не упускал случая прижаться к ней в школьном буфете. Но, самое главное, во сне Елене было невозможно было перечить. Вернее, не было смысла. Даже если кто-то и пытался ей возражать или навязывал свою волю, это продолжалось недолго. В конечном итоге неразумный покорялся ей безоговорочно. Вроде того маньяка, который в одном из сновидений похищал Елену и собирался продать неграм в Африку, а потом перевоспитывался и начинал поставлять неграм копья и стрелы для освободительной борьбы за независимость всего континента.

Эту девушку из сна только подзадоривало любое несогласие с ее собственным мнением и желанием. Хотя надо отдать ей должное, желала Елена Тихонова исключительно только добра всем хорошим людям, а также родственникам и знакомым. Но яростное упрямство в случаях, когда ей перечат, противодействуют или, не дай бог, надсмехаются, было настолько непреодолимым и захватывающим, что иногда она даже просыпалась с бьющимся сердцем и до боли закушенной губой. В реальной жизни таких вспышек почти не было: все-таки Лена Тихонова была в основном послушным ребенком. Но иногда… на нее что-то находило, и тогда родители вместе с педагогами впадали в прострацию и бежали советоваться друг с другом.

«Елене в белом» давненько уже не случалось проявляться в характере «Елены в повседневной одежде». Она даже сниться ей перестала. Но сегодня, после того, как Векшин во всем великолепии мужского шовинизма, наговорил ей дерзостей и бросил трубку, Елена вновь почувствовала себя на грани взрыва, как в девические годы.

Из-под кровати тревожно тявкнул Цезарь. Елена, против обыкновения, не стала успокаивать своего любимца, а открыла шкаф. Она убедилась в недостаточной роскоши своего гардероба и решила срочно потратить оставшиеся деньги на его обновление. Не просто срочно, а прямо сейчас.

XVII. Два бойца

На днях Павел Артемьевич Векшин, засыпая под утро после ночных съемок, вдруг понял, что вот уже несколько недель во вверенной ему съемочной группе, не происходит никаких скандалов, склок и уж тем более пьяных выходок. Весь коллектив трудится с полной самоотдачей.

Другой на месте Паши обрадовался бы собственным организаторским способностям. Но Векшин что-то затревожился. Многолетняя готовность к неприятностям даже там, где их, казалось бы, ничто не предвещает, до предела развила в нем чутье. Теперь именно интуиция подсказывала Векшину, что в ближайшее время ему предстоят какие-то неприятные волнения и переживания.

Вот и сейчас, собираясь на встречу со своим новым товарищем, он упорно боролся с приступом дурного настроения. Векшин был недоволен собой: в очередной раз он, кажется, впрягался не в свою повозку.

«Хороший мужик, конечно, этот майор, но мне-то на хрена эти „мефистофелевы“ забавы?!». Сердитый Векшин начистил ботинки, оделся, позвонил на студию и осведомился, как там идут дела. Дела шли нормально. А внутренний голос тем временем безостановочно талдычил ему об осторожности и невмешательстве в чужие проблемы.

Особенностью векшинского характера было наличие в его внутреннем мире двух равных по значимости «я». Одно «я» было против всяких неожиданностей и импровизаций. Другое – совсем наоборот. Сегодня внутренний оппонент благоразумного «альтер-эго» также не преминул высказаться. «Ну, что же ты, Паша! Ты же чувствуешь, что здесь не только неприятности на кону, но и разгадка какой-то сногсшибательной тайны, или аферы, или преступления… Паша, ты же искатель, Паша!»

Обычно, когда аргументы у внутренних голосов противоречили друг другу, Векшин прибегал вовсе не к методу «орел-решка», а к логике, сведенной к элементарным силлогизмам.

«Так. Я Сереге обещал сопроводить его в злачное „Мефисто“? Обещал. Я нормальный мужик? Нормальный. А как поступают нормальные мужики?..»

Решение было принято, и в положенное время Векшин подъезжал к условленному месту встречи с Неволиным. Он был сосредоточен и уверен в правильности принятого решения, как и в том, что в его положении разумно быть по возможности рядом с человеком, которому нравится та же женщина, что и ему,

Майор был пунктуален, и они, молча пожав друг другу руки, направились к дверям заведения, у которых сегодня скопился народ.

– Закрытая вечеринка, господа! Вы по чьему приглашению? – вежливо обратился к ним безупречно одетый верзила, как только они вошли в фойе.

Вперед выступил Неволин:

– Нас пригласила Софья Михайловна!

– Странно. А когда она вас пригласила? Вот уже две недели она в командировке и возвращается только завтра, – сказал метрдотель, уже не так дружелюбно рассматривая их с ног до головы.

– Мы с ней старые знакомые. И как раз созванивались вчера, – сказал майор.

– Ваше имя?

– Неволин. Сергей Неволин. Люблю мартини с водкой, кстати.

Векшин с интересом следил за развитием диалога и думал, что в компетентных органах работают весьма артистичные люди. Вероятно, много актерских талантов загублено в рядах их сотрудников.

А тем временем метрдотель удалился и, вернувшись через мгновение, пригласил их войти. Но вдруг входная дверь распахнулась и верзила, забыв о «лже-гостях», расплылся в любезной улыбке.

– Софья Михайловна! Вот это сюрприз! А мы и не ждали вас сегодня! – пророкотал он, сделав шаг навстречу высокой даме и подхватив ее плащ.

– Здравствуй, Артур! А я управилась пораньше и решила приехать на сегодняшний вечер. Соскучилась по дому, – белозубо улыбнулась она. Ее полупрозрачное вечернее платье на бретельках, украшенное ниткой жемчуга привлекло внимание Векшина, и он чуть было не разразился комплиментом. Но в это же мгновение почувствовал, как его сильно ухватили за плечи и рванули куда-то назад за огромные малиновые портьеры.

– Тихо, Паша, тихо. Постоим здесь. Я пока не готов к свиданию с этой красоткой, – прошептал Неволин ему на ухо.

– Это она? – догадался Павел.

Неволин кивнул. Векшин этого не видел, но почувствовал, как напряжение товарища передается и ему. Они слышали:

– Софья Михайловна, вы пройдете в офис или сначала выпьете чего-нибудь?

– Нет-нет, я сегодня на работе. Спасибо, Артур. А что у нас уже много гостей? По-моему приглашению кто-нибудь пришел? – Последние ее слова были уже едва слышны.

Ответ на последний вопрос, не очень приятный для обоих укрывшихся компаньонов, скорее всего, не достиг ушей стремительной дамы, скорым шагом прошедшей в зал. Вышколенный Артур понимал, что кричать вслед не имеет смысла, и обратился тем временем к вновь прибывшим гостям.

Паша вопросительно оглянулся на Неволина. Тот кивком головы предложил двинуться дальше. Но вечер неожиданных встреч, видимо, только начинался. Дверь дамской туалетной комнаты, рядом с которой нашли убежище Павел с Сергеем, открылась. Появление еще одной дамы, на этот раз знакомой обоим сыщикам, вызвало немую сцену.

– Здравствуйте, господа, хорошие! А вы что здесь делаете? – опомнившись первой, вполне резонно осведомилась Елена Тихонова, сногсшибательно выглядевшая в белоснежном платье.

Чекист сориентировался быстрее и в конспиративных целях сказал чистую правду.

– Понимаешь, я тут решил встретиться со старыми знакомыми, дела кое-какие закончить, а Павел Артемьевич согласился мне помочь.

– Странно, Сергей, а я почему-то думала, что ты со мной увидеться приехал, – тихо и без укоризны произнесла Елена.

– Но ты же сама сказала, что будешь занята целую неделю, – искренне возмутился тот.

– Елена Николаевна! Так это вы для меня эту неделю выделили? – с умеренным сарказмом подключился к разговору Векшин.

– По крайне мере, сегодняшний вечер я, действительно, хотела провести с тобой, Павел Векшин, – парировала Елена Николаевна.

– Постой-постой, а ты-то как здесь оказалась? – почти одновременно и запоздало среагировали мужчины.

Женщина в белом поджала губы и повела плечами.

– А у меня сегодня День рождения!..

Мужчины переглянулись.

– … вернее, День пробуждения моей собственной личности! – заявила Елена Николаевна.

Векшин закашлялся. Елена пристально посмотрела на Павла и приблизилась к нему вплотную. Платье шуршало, глаза блестели, пламя свечей в настенных светильниках подрагивало. Векшин начал забывать, где он и зачем сюда пришел. Елена Николаевна низким бархатным голосом спросила его:

– Ты уверен, что не хочешь провести со мной немного времени? («О, господи, сейчас даже мама назвала бы меня последней стервой!»). Мне так много нужно тебе сказать…

– Лена, дело в том, что мы с Сергеем…

– Слушайте, друзья мои, а не пора ли нам уже покинуть этот закуток? – как можно тактичнее прервал его Неволин.

Они вышли в ярко освещенное фойе, где рослого Артура сменил другой «мефистофельский» сотрудник маленького роста, в котором Елена узнала своего давешнего знакомого, одетого сегодня в смокинг с бабочкой. Не оглядываясь больше на мужчин, гордая Елена направилась в зал.

– Слушай, Серега, ну не может же она, в конце концов, войти в зал одна. Неприлично это. Я ее только провожу до столика и потом сразу к тебе присоединюсь, – быстро и едва слышно сказал Векшин своему товарищу. Увы, когда женщина предпочитает тебя твоему товарищу, трудно остаться равнодушным. Дал, дал слабину Паша Векшин. Но кто бросит в него камень? Разве что евнух или гомосексуалист. Так успокаивал себя Векшин, нагоняя идущую впереди Елену. Он предложил ей руку. Она приняла ее как должное.

Сегодня в «Мефисто» был аншлаг. Звучала музыка, ее перекрывал оживленный говор сидящих за столами мужчин и женщин. Векшин начал оглядываться, высматривая свободное местечко, но маленький человек во фраке уже был рядом. Неожиданно густым басом он произнес какую-то любезную фразу на чужом языке и жестом пригласил идти за ним. Карлик быстро нашел для них свободный столик рядом со сценой, переходящей в небольшой подиум.

Через секунду рядом с ними оказался официант. Елена в двух словах изложила свои пожелания. Потом она замолчала, но и Векшин не начинал разговор. Они сидели друг против друга, не говоря ни слова. Елена рассматривала Пашу в упор и загадочно улыбалась. Векшин засопел и начал потирать подбородок, что, по наблюдениям хорошо знавших его людей, являлось признаком крайнего раздражения.

– Дорогие друзья! Мы рады приветствовать Вас на нашей традиционной клубной вечеринке. Сейчас глубокая осень, краски вокруг тусклые, море холодное, но все это не повод, чтобы проводить время в спячке. Давайте сегодня как следует встряхнемся, послушаем музыку и между делом поговорим о том, что нас волнует и заботит. Мы приветствуем вас на вечере с прекрасным и значимым названием. Вечеринка «ПРОБУЖДЕНИЕ» начинается! – раздался со сцены хорошо поставленный голос массовика-затейника. Векшин обернулся к сцене и убедился, что голос принадлежит той самой женщине, которая так заинтересовала его товарища, а теперь и его самого.

И все же дама, которая сидела напротив, интересовала Павла еще больше. Он решил первым сделать шаг навстречу, но осекся, посмотрев на свою «визави». Елена наблюдала за конферансье, выражение ее лица при этом было весьма необычным. Она была похожа сейчас на кошку, поймавшую мышь и внезапно обнаружившую, что та мяукает и шипит не хуже ее самой.

– Что случилось, Елена Николаевна? – не мог не спросить Векшин.

– Похоже, что «пробуждаюсь» сегодня не одна я… Надо же какое совпадение!

– А разве ты не в числе приглашенных на сегодняшний вечер? – удивился Павел.

– Нет, я по собственной инициативе. А ты? И где, кстати, Неволин, с которым ты пришел и от которого я с таким трудом тебя оторвала?

– Вот именно, у тебя действительно получилось «оторвать», а вот я вчера так и не смог вас разлучить. Он подойдет чуть позже, не тревожься, – сказал Векшин.

В это время на сцене-подиуме, как и было обещано, начался «акт пробуждения». «Первая часть марлезонского балета» началась с появления перед публикой танцевального коллектива в ярких и пестрых костюмах, напоминающих флаг какой-нибудь банановой республики.

Это был канкан. Семь стройных танцовщиц взмахами безупречных ног мгновенно вызвали восхищение зала. То тут, то там раздавались аплодисменты, поощрительные возгласы, свист. Векшин вздрогнул от неожиданности, когда один их свистунов обнаружился прямо за его спиной. Он оглянулся. Свистун оказался полной дамой в дымчатых очках и капельками пота на широком, почти африканском носу. Она вынула пальцы изо рта и подмигнула Векшину. Он передернул плечами и посмотрел на Лену. Та в ответ безмятежно улыбнулась и перевела взгляд на сцену.

Канкан был открытием танцевального попурри. Танцовщицы, несколько раз менявшие костюмы, были бесподобны. Векшин покосился на Лену. Все-таки не в своей тарелке себя чувствуешь, когда в присутствии одной женщины, кроме нее самой, ты желаешь еще одну даму, а то и нескольких сразу. Паша сказал себе, что это всего лишь рефлекс, и положил свою ладонь на руку Елены Николаевы. Она как раз поставила на стол бокал с шампанским. Вопросительно подняла брови, не убрав руки. Павел нахмурился.

– Зачем же ты хотела меня видеть, Елена Николаевна? – солидно осведомился он.

Елена Николаевна не успела ответить, потому что танцующие прелестницы закончили свой номер, и на сцене вновь появилась эффектная ведущая.

– Надеюсь, дамы и господа, шоу-балет «Эпатаж» пришелся вам по вкусу. Тем более что для некоторых из вас следующее его появление на этой сцене будет настоящим откровением. Откровением, ведущим к пробуждению чувств, эмоций, переживаний! Наполним бокалы, друзья мои!

Под звуки джаза на сцене в клубах дыма возникли уже знакомые публике «эпатажные» участницы. О, великий Сачмо остался бы доволен таким сопровождением собственной музыки! Семеро в черных костюмах, широкополых шляпах и белоснежных рубашках импровизировали на тему Чикаго 20-х годов. Филигранная пластика танцующих заставляла зрителей задерживать дыхание. Векшин бы потрясен таким перевоплощением балета и мысленно зааплодировал, а потом и как следует свистнул. Елена, голос которой был едва слышен из-за громкой музыки, склонившись к нему через стол, удивленно спросила.

– По-моему, лет шесть назад ты совсем не умел свистеть?!

– Видишь ли, Елена, с тех пор я многому научился. Можешь мне поверить, – сдержанно отвечал Павел.

– Могу я узнать, чем ты еще овладел в совершенстве?

Векшин задумался и выпрямился. Точеные фигурки танцовщиц сейчас не мешали сосредоточиться, а даже, наоборот, способствовали пробуждению красноречия. Но что это? В распахнутом вороте самой соблазнительной балерины Векшин увидел богатую растительность. Определенно, у неё была волосатая грудь! Паша опешил. Елена, тщетно ждущая ответа от «подопечного», заглянула ему в лицо. Видимо, ничего хорошего для себя она там не обнаружила, потому что сердито хмыкнула и взяла бокал.

Павел беззвучно выругался: «участницы» шоу-балета последним эффектным движением сорвали с себя одежды и оказались молодыми мужчинами с ярко выраженными половыми признаками. Векшин плюнул и пересел на другой стул, спиной к сцене, лицом к Елене.

– Чудны дела твои, господи! – пробурчал он и попытался опять ухватить Елену за руку.

Безуспешно.

– Ты не ответил на мой вопрос, Векшин… – заставила себя повториться Елена.

Но их опять перебили. На этот раз ведущая не стала блистать красноречием и остроумием, а просто сообщила:

– А теперь у нас в гостях иллюзионист высшей пробы. Он не только позабавит вас своим искусством, но и постарается пробудить в вас чувства, о которых, быть может, вы и не подозревали.

В зале раздались аплодисменты. Похоже, объявленного артиста здесь уже знали. Сцена и зал утонули во мраке. Затем приглушенный свет появился в зале снова, иллюзионист уже стоял на сцене. Векшин оглянулся. Мужской костюм артиста на этот раз не ввел его в заблуждение. «И чего у них тут все не как у людей?!»

– Мы с тобой не поговорим никак, Ленка!

Она удивленно взмахнула ресницами.

– Елена Николаевна, а может, пойдем отсюда? У меня в холодильнике водка есть. И шампанское найдется… – добавил растерявшийся Векшин.

Елена проложила палец к его губам.

– Давай подождем. Тут, кажется, что-то интересное затевается.

Паша надул щеки и вздохнул. Впрочем, он тотчас же вспомнил, что пришел в это место помочь в проведении оперативно-розыскных мероприятий и уходить отсюда прямо сейчас ему никак не с руки.

Молодая женщина в мужском костюме с чемоданом, похоже, уже начинала фокусничать. Она сбросила с себя пиджак и шляпу, открыв короткую стрижку с четким пробором, и закатала рукава белоснежной прозрачной рубашки (наметанным глазом Векшин не приметил под ней бюстгальтера). Иллюзионистка показала залу абсолютно пустой чемодан, ловко перехватила его и, повернув к себе, опустила на неизвестно откуда взявшийся столик и вынула оттуда … кролика.

Он затрепыхался, но волшебница крепко держала его за уши, и кролик быстро успокоился, только косил на публику глазом и поводил ноздрями. «Ой, какой хорошенький!» – воскликнула какая-то любительница животных. Фокусница опустила животное на пол и почесала его за ушами. Кролик тут же запрыгал от нее по сцене. Тогда иллюзионистка снова заглянула в свой бездонный чемодан и вытащила оттуда еще одного длинноухого зверя, немного поменьше. На этот раз зал отнесся к появлению представителя фауны более равнодушно. Раздались резкие хлопки и раздраженные голоса. Кто-то даже свистнул, правда, совсем негромко. Кролик № 2 был также отпущен на свободу. Кролик № 1, к этому времени уже допрыгавший до края сцены, остановился, потянул носом воздух и повернул обратно. Он скоренько добрался до самки (а это была самка, как выяснилось сию же секунду), быстренько взобрался на нее и совершил акт совокупления.

Смех, подбадривающие восклицания и аплодисменты стали сопровождением этой части «фокуса». Артистка-иллюзионистка накрыла зверьков покрывалом и снова обратилась к чемодану.

Из бездонного чемодана публике было предъявлено что-то неопределенно-орнитологическое. И лишь когда эта птичка распустила хвост, все поняли, что перед ними павлин. «Да что мы в зоопарк пришли, в конце концов?!» – громко возмутился белокурый джентльмен за соседним столиком. Елена оглянулась на возглас и, улыбнувшись, посмотрела на Павла. Паша тоже оглянулся.

Надо признать, вид у этого скептика был очень даже ничего себе. Безупречный смокинг, галстук-бабочка, трубка в зубах, набриолиненные волосы, прикрывающие совсем небольшую плешь, золотые часы на запястье. Запах его одеколона настойчиво обволакивал все вокруг. Своим длинным заострившимся профилем и манерой держать бокал – отведя локоть и оттопырив мизинец – он кого-то неуловимо напомнил Паше. Джентльмен вытер губы салфеткой, достал из кармана зеркальце… Подправил усы, осмотрел зубы. Отдалил зеркальце, приблизил к себе. Достал расческу. Сидевшая рядом с ним дама, что-то сказала ему. Джентльмен махнул на нее рукой, но причесываться все же не стал. Он медленно поднялся из-за стола и, покачивая бедрами, направился к выходу из зала.

Векшин проводил его взглядом. «Эффектный мужчина. Был бы я женщиной…». Павел неожиданно поймал себя на этой мысли и ужаснулся. «Твою мать, неужели это мне сейчас пришло в голову?!. Так-так-так…». Он внимательно осмотрел зал. Мужчин, в нем было достаточно. Сложно было обнаружить среди них потенциальных …трансвеститов. «О, господи! Я мужик, я му-жик! Я – мужчина!» Векшин перевел взгляд на Елену, которая как ни в чем не бывало, очищала апельсин, откинувшись на спинку стула, отчего под платьем красиво обозначилась грудь. Паша усилием воли попытался вызвать в себе вожделение.

Вдруг Елена расхохоталась. Векшин вздрогнул. Со сцены раздалось поросячье хрюканье, переходящее в настоящий визг. Он оглянулся. Так и есть. Иллюзионистка вновь перешла к домашним животным. Поросенок, вынутый из чемодана, рьяно пытался вырваться из рук зоологической фокусницы. Но когда та все же отпустила его, поросенок не ломанулся прочь, а поднял пятачок на хозяйку и требовательно хрюкнул. Перед ним появилась миска, и животное удовлетворенно зачавкало. Дальше – больше. Из чемодана появился индюк, за ним – петух, потом – огромный жирный кот, затем – экзотический дикобраз… Вскоре вся сцена была похожа на миниатюрный зоопарк, с той лишь разницей, что живность находилась не в клетках и загонах, а прямо на сцене. Звери и птицы вели на удивление спокойно. Каждый занимался своим делом. Кролик совокуплялся, поросенок ужинал, павлин красовался, индюк пыжился, а петух на него воинственно нацеливался.

– Лена, ты думаешь это «шоу» можно назвать занимательным? – осведомился Векшин у своей дамы, которая с живейшим интересом наблюдала за происходящим. Она была очаровательна сегодня. Векшин отметил про себя, что очарование становится ее обычным состоянием, к которому, к счастью, невозможно привыкнуть. Стоп. Кажется, есть! Векшин с большим облегчением почувствовал, что способность к эрекции не покинула его даже на этом непонятном и дискомфортном вечере.

– А ты считаешь, здесь скучно сегодня? – спросила Елена. – Посмотри-ка по сторонам!

Паша был теперь в бодром расположении духа, и с интересом огляделся окрест себя. Действительно, общее настроение присутствующих на вечеринке «Пробуждение» нельзя было охарактеризовать как безразличие и скуку. Совсем наоборот. Особенно оживленно вели себя дамы. Они… как бы это сказать поточнее… перешептывались. Так женщины частенько делятся впечатлениями или колкостями, не предназначенными для чужих ушей. Но в данном случае процесс взаимного общения был более открытым. Юные девушки и дамы в расцвете сил, эффектные блондинки и обаятельные шатенки, красивые, очень красивые и умные дамы не только шептали друг другу что-то на ушко, но и смеялись, жестикулировали, восклицали и даже показывали пальцем на находившихся рядом или несколько поодаль … мужчин. Что происходит? Паша даже привстал со своего места. Богатый жизненный опыт подсказывал ему, что стихийная женская солидарность – нечто тревожное и заслуживающее пристального внимания – во избежание неконтролируемых последствий, разумеется.

Векшин проследил взглядом за женскими пальчиками. Ну что тут сказать? Многое Паша повидал в жизни. Не без этого. Но с памятного дня подглядывания в окно женской бани в компании дворовых пацанов, ему не приходилось испытывать подобного потрясения.

Дело в том, что представители мужского пола, находившиеся в этом заведении, были явно не в себе. Паша сначала не мог понять, в чем дело, но, приглядевшись, обнаружил во внешности – физиономиях и фигурах – почти всех мужчин качественные изменения.

Вон там, в большой компании за длинным столом и под шикарной люстрой сидел довольно полный парень и отдавал должное выпивке и закуске. Вернее сказать, уже все отдал. Последнюю рюмку он осилить не смог, вяло улыбнулся и, обведя тяжелым взглядом присутствующих, упал лицом на скатерть. Сидевшая рядом дама чудом успела убрать тарелку. «Уставший» гость почмокал губами и захрапел с присвистом – должно быть оттого, что воздух он втягивал через розовый свиной пятачок, появившийся вместо носа на его широком румяном лице.

Свиное рыло задремавшего мужчины чрезвычайно гармонировало с петушиными хохолками двух молодых людей в пестрых рубашках и ярких галстуках, ссорившихся за этим же столом. Ссора быстро вышла за рамки приличий. Оба спорщика вскочили. Шум отодвинутых стульев и словесные прения заглушала музыка. Парни жестикулировали со все большей аффектацией по мере того, как музыкальный темп нарастал. Два недруга уже начали толкаться и расшаркиваться, как завзятые бойцовые «петушки». Но «клюнуть» друг друга они не успели: элегантные официанты с фигурами борцов поспешили к ним с двух сторон.

Когда забияки вняли убеждениям и, позвякивая шпорами, покидали зал, скорее всего, чтобы продолжить общение без помех где-нибудь на воздухе, навстречу им вошел тот самый надменный джентльмен, который еще несколько минут назад вызвал приступ холодного ужаса в душе Паши Векшина. Джентльмен медленно и с достоинством возвращался за столик, сзади покачивался огромный павлиний хвост с переливами – он едва входил в проходы и был великолепен.

Векшин попробовал ущипнуть себя, с усилием протер глаза и украдкой стукнул кулаком по лбу. Но «фокус» не прекращался. Свиные, петушиные, индюшачьи, бараньи, ослиные черты в обличьях окружающих мужчин наличествовали в удручающем количестве. Паша похолодел. Бросив взгляд на искренне забавляющуюся происходящим Елену, он потихоньку начал ощупывать и осматривать себя. Он исследовал темечко и затылок, когда услышал:

– Павел Артемьевич, успокойтесь! Рогов у вас пока не наблюдается.

Пашу из холода бросило в жар.

– Да я вовсе и не … – пробурчал он невнятно.

Елена взяла его за руку и спросила:

– А ведь, правда, интересный номер у этой фокусницы? В прямом смысле слова – иллюзия.

– Что-то мне не по себе от таких иллюзий. Уж больно они жутковатые и… тенденциозные какие-то, – отнял руку Векшин.

– О чем это ты? – удивилась Елена почти правдоподобно.

Векшин весь подобрался и напружинился. «Хотите поиграть, Елена Николаевна? Давайте поиграем!» Паша Векшин относился к тому типу людей, которым для восстановления утраченного контроля над собой и ситуацией достаточно малейшего раздражителя со стороны. А уж если такой человек почувствует, что над ним иронизирует женщина!..

– Насколько я понял, моя персона не интересует твою фокусницу-натуралистку в качестве подопытного материала. Кажется, никакой зверь не пробудился во мне до этой минуты. Почему бы это?

Елена Николаевна, ответившая на приветствие Софьи Михайловны в начале представления, поняла, что лояльная ведьма узнала Векшина. И теперь, догадываясь о причине исключения своего подопечного из парада звероподобных мужчин, Лена отвечала дипломатично:

– Наверное, твой звереныш крепко спит или еще слишком мал для того, чтобы показываться на людях.

– Тебе со стороны видней. Еще вопрос. Почему объектами для приложения таланта этой мастерицы стала только мужская половина зала? – продолжал допытываться Векшин.

– А ты не думаешь, что зверь, выпущенный на свободу из глубины женской натуры, гораздо более опасен и даже кровожаден? – предположила Елена Тихонова. – И потом, по большому счету, этот вопрос не ко мне.

Она кивнула на сцену. Там иллюзионистка, которую так и не представили публике, благосклонно принимала аплодисменты женщин. Мужская половина зала продолжала заниматься своими делами: кто ел, кто пил, кто громко и задиристо разговаривал, кто лежал лицом в салате, кто лез под юбку к своей спутнице, кто с налитыми кровью глазами вступал в межличностные конфликты. Затмение нашло на представителей сильной половины человечества.

– А вот я сейчас подойду и спрошу, что она хочет этим сказать! – возбудился Векшин окончательно. – Как ее, бишь, зовут?

Но спросить выступавшую артистку о ее творческих принципах Павел не успел, потому что в эту минуту в зале раздался сильный шум, звон разбитой посуды и хриплый баритон Неволина:

– Да вы что, козлы, охренели! Я вас щас на куски раздербаню!

Векшин с Еленой среагировали одинаково: поднялись и вместе подбежали к центру разгорающегося скандала.

Сергей Неволин «держал всю площадку». Под ногами чекиста лежал один, а рядом, согнувшись и держась руками за живот, стоял второй его оппонент. Паша помимо своей воли внимательно присмотрелся к разгоряченному конфликтом Неволину. Вроде бы все в порядке: никаких гребешков и рогов с копытами. Разве что взгляд Сергея напомнил Векшину сейчас глаза кавказской овчарки, которую он видел на съемках фильма о советских пограничниках.

– Представляете, – возмущался Неволин, – эти мудаки собрались меня подснять! Какая гадость! А этот педераст меня еще и поцеловать попытался! – кивнул он на хныкающего рядом человека.

«Интересно, а в этих мужчинках особи какой породы проявились?» – подумал Векшин, рассматривая потерпевших.

– Что здесь происходит? – в образовавшийся круг свидетелей только что свершившегося возмездия вошла ведущая вечера, являющаяся одновременно и представителем администрации клуба. Один из пострадавших промычал что-то нечленораздельное, и Софья Михайловна холодно посмотрела на Неволина. Их взгляды встретились, и они несколько секунд молча смотрели друг на друга. Векшин показалось, что он присутствует на сеансе гипнотического воздействия. По крайне мере, со стороны дамы. Но, судя по всему, психика сотрудников службы, к которой принадлежал майор Неволин, была абсолютно устойчива к любого вида внушениям со стороны. По крайне мере, здесь и сейчас.

Уже абсолютно спокойный, Неволин ответил вопросом на вопрос:

– У вас что здесь вечеринка для представителей сексуальных меньшинств?

– Любезный, потрудитесь покинуть клуб. Это закрытое мероприятие. И не забудьте принести свои извинения этим господам!

Неволин пропустил эти слова мимо ушей. Преследуя какие-то свои цели, он продолжал настаивать.

– Я что-то не заметил на дверях вашего клуба таблички с надписью «только для голубых и розовых». Это же нарушение прав человека, любезная!

– Чьих прав? Послушайте, вы в своем уме? Кто вас вообще сюда пригласил? – потихонечку втягивалась в дискуссию черноглазая фурия. – Охрана!

– Не надо. Зачем же срывать ваше закрытое мероприятие? Ваша специфическая публика ведь ни в чем не виновата. Даже в том, что вести сегодняшний вечер доверено такой некрасивой и пожилой даме.

Глаза обольстительной брюнетки вспыхнули. Очевидно, специалистов высокого уровня, каким был Сергей Неволин, хорошо обучают приемам быстрого и стопроцентного выведения из себя любой женщины. Лена даже мысленно зааплодировала своему перманентному ухажеру. Хотя в глубине души испытала все-таки чувство корпоративной солидарности с особой, которую он так эффектно царапнул. Но сейчас она с тревогой она ждала ответного слова: все-таки Неволин не до конца понимал, с кем вступил в дискуссию. Член совета директоров «Сообщества лояльных ведьм» не заставила себя ждать. Для начала рассерженная Соня погасила в зале свет. На одно мгновение. Свет зажегся вновь и явил залу другого Неволина. Сергей стоял на том же месте в облегающем вечернем платье, на высоких каблуках, в парике и чулках. С накрашенными ресницами, губами и ногтями. Майор Неволин все-таки не был штандартенфюрером Штирлицем и немного растерялся. Он безмолвно таращился на свои туфли и ногти, а все присутствующие в зале, к этому времени уже находившиеся за своими столиками, восприняли это явление как новый эффектный трюк в рамках сегодняшнего шоу и разразились аплодисментами.

– Да, вы правы, охрана нам действительно не нужна, потому как вы, кажется, собрались уходить? Кстати, эта помада вам очень к лицу, – светским тоном произнесла Софья Михайловна.

Дальше… А дальше Неволин совершил ошибку, во многом повлиявшую на ход дальнейших событий, не очень благоприятных лично для него. Он не нашел ничего лучше, как попрощаться со своей обидчицей следующим образом:

– Да. Один ноль в вашу пользу. Но не думайте, гражданка… как вас там… что вам когда-нибудь удастся увеличить счет. Я пойду переоденусь, а потом всерьез подумаю о вас и вашем заведении. Очень вы меня рассердили сейчас.

Софья Михайловна выслушала эту тираду, нисколько не изменившись в лице. Векшин ругнулся про себя… Майор, кажется, выдал себя с головой. «Гражданка»! Он бы еще документы у нее потребовал! И если эта бестия не полная идиотка, то понять, что перед ней за человек очень просто. Оговорочка-то по Фрейду! «Хотя… Может, и стоило припугнуть ее таким макаром. Совсем бабы распоясались!» – непрофессионально рассудил сыщик-любитель Павел Векшин.

Неволин развернулся на каблуках через левое плечо и зашагал к выходу.

– Ленка, мне тоже надо срочно уйти. Я тебе позвоню через пару часов. Будь у себя в номере, – тихо сказал Павел Елене и быстро поцеловал ее в губы впервые почти за шесть лет (та не запротестовала), а потом постарался незаметно исчезнуть с места происшествия вслед за компаньоном.

– А теперь уважаемые гости, мы предлагаем вашему вниманию выступление еще одного интереснейшего артиста. Если вы, конечно, не устали… – тем временем обратилась к залу Софья Кагарлицкая. Одобрительный гул был ответом ей.

А Елена… Елене здесь было уже неинтересно. Чувства, мысли, образы и комментарии к ним гнездились у нее в голове хаотично. Надо было разобраться со всем этим. Скоро она входила в свой гостиничный номер. И не одна, а с большим пакетом всяческих вкусностей для единственного своего любимца – лабрадора с ярко выраженными человеческими чертами.

XVIII. О бедном майоре замолвите слово

– Черт возьми! А документы и оружие!!! – воскликнул Неволин, когда Паша догнал его на улице.

Майор сорвал с себя парик (благо на улице уже стемнело) и осматривался кругом в поисках урны. Паша толкнул его и молча показал на элегантную сумочку, висевшую на неволинском плече. Тот удивленно посмотрел на Векшина, на сумочку и, чертыхнувшись еще раз, открыл ее и достал оттуда красную книжечку и пистолет.

– Да… – глубокомысленно произнес Векшин. – Теперь они уж наверняка знают, из какой ты конторы.

– Это точно, как точно и то, что мои худшие подозрения подтверждаются, – сказал Неволин и поправил сползшую лямку бюстгальтера.

– По-моему, в этом деле есть то, чего я не знаю, – стараясь не рассмеяться, нарочито сварливо заметил Паша.

Какое-то время шли молча. Когда приблизились к гостинице, Векшин спросил:

– Ты где остановился?

– Не хотел я тебя впутывать в эту историю, Паша. Но как-то все уж очень резко закрутилось. Я тебе всего не стал говорить поначалу, надо было кое-что уточнить. Собственно говоря, теперь ты и сам все видел… А остановился я в «Аркадии» в 615 номере. Елена Николаевна настояла, – раздумчиво проговорил Неволин.

Векшин фыркнул.

– Это на нее похоже. Так ты не договорил. Что я видел? Что ты уточнил?

– Не надо тебе лезть в это дело, Павел Артемьич! Что-то уж очень странное назревает во всей этой цепи событий.

– Ну, положим, я уже по уши увяз в этом предприятии. А в кинематографе и сексе остановка на полпути приводит к плачевным результатам. Разве у вас в конторе не так?

– Гм… А ты ведь киношник, Паша. Это хорошо. Это очень хорошо. У тебя выпить что-нибудь найдется?

Они зашли в гостиницу вместе, причем Паша заставил Неволина надеть парик и взял его под руку. Неволин с неудовольствием согласился, и сразу же побежал к себе снимать чулки и платье, как только они миновали портье.

– Надо отдать им должное: в воровстве эту компанию упрекнуть нельзя, – сказал Неволин, входя к Векшину в номер. Костюмчик-то мой на вешалке в шкафу висит. Причем отутюженный, как я люблю.

– Значит, платье и туфли останутся на память?

Не отвечая, майор уселся в кресло, закрыл глаза и запрокинул голову к потолку.

– Слушай сюда, Паша, как говорят в Одессе. Или не говорят? Что-то я пока не слышал здесь подобного выражения. Так вот, движение «Женский вопрос», клуб «Мефисто», «Сообщество лояльных ведьм» – все это звенья одной цепи, как пишут в детективных романах. И цепочки непростой, а хитро сделанной…

– Что? Общество? Впервые слышу, – наморщил лоб Векшин.

– Да я и сам недавно о нем узнал. Помнишь, я тебе визитку показывал? Инициалы «СЛВ» там были начертаны? Вот это и есть – «Сообщество лояльных ведьм».

– Е-мое. Это что еще за ведьмы?

– А вот это и есть те милые дамы, с которыми мы, и в особенности я, познакомились сегодня поближе. Мне важно было проверить информацию, которую удалось получить ранее.

– Ну и…

– Ну и ты же сам все видел. Эти тетеньки владеют не только гипнозом, но и другими, еще более сверхъестественными способностями. Короче, они очень многое могут. Даже одеть офицера службы безопасности в трусики «танга».

Векшин не сдержался и фыркнул. Неволин открыл глаза и взял рюмку в одну, а огурчик в другую.

– Смех смехом, Паша, а я должен досконально разузнать, что это за ведьмы такие и чего они хотят.

– И у тебя есть план, майор? – спросил Векшин.

– Ведьмы, если принимать обозначение этих дамочек всерьез, особы серьезные. К ним вот так просто, даже с моим удостоверением, не подкатишься. И уж тем более ничего серьезного не узнаешь, а потом и не докажешь. Кроме того, мы пока не знаем всех их возможностей. Но… Мне стало известно об одной их маленькой человеческой слабости.

– Откуда, Серега?

– Обижаешь, гражданин начальник. Моя контора тоже кое-чем сверхъестественным обладает. Так вот. В течение 10–15 минут после совершившегося оргазма наша ведьма теряет свою сверхъестественную силу и находится в состоянии покладистости и доверчивости. Любая просьба или приказ будут исполнены ею немедленно. Это – как раз для нас, – сказал Неволин.

– Так-так-так…

– Хочу тебя, Паша, попросить об одолжении. И от себя лично, и от всей мужской половины человечества…

– Да ты что, майор, я не могу, мне другая женщина нравится, – возмутился Векшин.

– Я тоже люблю другую женщину, Павел Артемьевич, – сухо произнес Неволин. – Речь идет о работе и ни о чем более.

– Да знаю я, о чем идет речь! – сказал Паша. – Слушай, Серега, все-таки переспать с ведьмой – это поступок в стиле настоящего мужчины. А я слышал, у вас в конторе работают только такие ребята.

– Вот ты заладил. Забудь о моей конторе. Не насовсем – на время. Да и потом вам, кинематографистам соблазнить женщину гораздо проще. Фильмы, фестивали, актеры, премьеры… – высказал Неволин свое мнение.

– У тебя любительское представление о нашей работе, – возразил Павел.

– А у тебя вполне профессиональное представление о том, как нужно ухаживать за чужими женщинами!

– Да кто бы говорил, – разозлился Векшин.

– Ладно! Мы немного отвлеклись. В таком случае я предлагаю бросить жребий, – примирительно сказал майор.

Оба помолчали, прикидывая оптимальный способ выбора того, кто принесет себя в жертву, вызовет огонь на себя, грудью бросится на амбразуру и спасет человечество. После недолгих препирательств было решено испытать судьбу с помощью дежурной по этажу.

Они подошли к ней вдвоем и встали по обе стороны от стола.

– Девушка, мы тут поспорили, что привлекательнее для женщины в мужском характере: сила или ум? Как на ваш взгляд?

Дежурная, грудастая дамочка лет тридцати, хохотнула и поочередно оглядела симпатичных мужичков, оказывающих ей недвусмысленное внимание. Остановилась взглядом на широких плечах мастера спорта Неволина.

– В мужчине я люблю силу. Чтобы обнял, так до хруста в косточках. – Сказала и зарделась. – А вы надолго у нас остановились? – обратилась она к Векшину, поглядывая на Неволина.

– Надолго. Времени у нас на все должно хватить, – ответил Павел и подмигнул хмурому чекисту.

– Ты справишься, Серега, я уверен. А Лена… она ни о чем не узнает. По крайне мере, от меня, – сказал ему Векшин, когда они вернулись в номер.

– Значит, делаем так. Ты приглашаешь Софью сняться в кино, а заодно и меня. Причем в эротической сцене. Выгонишь всех лишних и сам, кстати, тоже уйдешь. А я… постараюсь.

– Стоп-стоп-стоп. Хватит, я уже снял одну красивую женщину в кино.

– И как?

– Что «и как»? Хорошей актрисой оказалась. Но на этом – все. Давай-ка лучше я твою Софью приглашу на наш фильм в качестве консультанта по какому-нибудь вопросу. Должность солидная для знающих людей, а также ведьм, чертей и домовых. И тебя в консультанты определю. Вот и переговорите с ней в укромном уголке как консультант с консультантом.

– Как ты себе это представляешь? Нет-нет, тут надо еще подумать, – сказал Неволин.

– Слушай, майор, в операции, где ты играешь первую скрипку, главное вовсе не холодная голова, а горячее сердце. Ну и чистые руки по возможности.

Неволин недовольно засопел.

– Давай-ка, мы сначала вытащим нашу Соню на встречу, а там будем, вернее, ты будешь импровизировать, – предложил Векшин. – Как у вас говорят, займешься «разработкой объекта». Так кажется?

– А у вас как говорят? – полюбопытствовал майор.

– А у нас… В данном случае я бы назвал эту комбинацию «вызовом на пробы».

XIX. Вопросы-ответы

Через два часа раздался звонок. Но это был не Векшин, из телефонной трубки донесся какой-то очень знакомый женский голос.

– Елена Николаевна?

– Да, это я.

– Отчего же вы так быстро ушли с нашей вечеринки? Софья Кагарлицкая вас беспокоит в ночи.

– Да вы знаете, голова что-то разболелась, – соврала Елена.

– Я очень надеюсь, что причина не в том незначительном инциденте, который произошел по вине наших охранников, пропустивших на вечер постороннего человека?

– Нет, конечно. Просто я плохо спала накануне.

– Ясно… Скажите, Елена Николаевна, а вам знаком человек, который вступил со мной, а значит и со всей нашей организацией в открытый конфликт?

Елена лихорадочно соображала. «Сережа Неволин, конечно, мне порядком надоел, а я кандидатка в эти самые ведьмы, и скрыть от них, кажется, ничего невозможно, и…»

– Говорите, Елена Николаевна, прослушивание нашего разговора полностью исключено.

– Да, я знаю этого человека. Он примерно раз в месяц признается мне в любви и зовет замуж.

– Вот как. Дело в том, что он в каком-то смысле бросил всем нам вызов. И поскольку он является членом тоже довольно серьезной организации, то ваш Сергей становится для нас очень опасным человеком, – сказала Софья Михайловна.

«Ну уж, фиг вам, тетки на метелке! Неволина, хоть он и зануда, я вам не отдам».

– Софья Михайловна, я настоятельно прошу вас ничего не предпринимать, пока я с ним не переговорю. Слышите?

– Хорошо. И постарайтесь не откладывать этот разговор. А как идет работа с вашим подопечным? – спросила Кагарлицкая.

«Черт! „Подопечный“ – это ведь мое словечко. Им что и мысли мои известны?!»

– Дела идут в точном соответствии с нашими договоренностями. Скоро я смогу предоставить вам полный отчет.

– До свидания, Елена Николаевна.

– До свидания, Софья Михайловна.

Положив трубку, Елена немного посидела неподвижно, глядя в одну точку на стене. Прилегла. А Цезарь, сытый и игриво настроенный, в это время уже обхаживал ее. Он уже и тапочки, и мячик притащил, и даже ту бумажку, которую так любила разглаживать и перечитывать хозяйка, расстарался вынуть из-под подушки.

– Ого! Цезарь, а ты случайно не заодно с моими кураторами? Тоже мысли мои читаешь, – сказала Елена и взяла у него потрепанный документ.

Она удостоверилась, что рядом с пунктом «Сделать выбор между друзьями и женщиной в пользу последней, когда речь зайдет о том, как провести вечер» стоит галочка.

«Ну что ж, я тебя поздравляю, Елена Николаевна! Все идет так, как ты этого хотела, – подумала она, не испытывая, впрочем, особого воодушевления. – Чего же мне так не радостно на душе? Может быть легкая хандра – это вполне естественное недомогание при превращении просто женщины в настоящую женщину? То есть в ведьму. Интересно, а настоящие мужчины, это кто? Тоже какие-то ведьмы… ведьмаки… черти полосатые…»

Мысли у Елены начали путаться. Цезарь, не дождавшийся на сегодня подвижных игр, заворчал и забрался к засыпающей Елене под руку. Векшин в это вечер так и не позвонил. Не позвонил он и ночью. Как и на следующее утро.

XX. О бедном майоре замолвите слово – 2

Софья Михайловна если и удивилась предложению Векшина, то не подала виду. Оставалось догадываться, польстило ли оно ее самолюбию: все-таки кинематограф… Далеко не всякого профессионала здесь попросят о совете. И уж тем более не каждую ведьму.

Примерно так размышлял Павел Векшин, ожидая у себя в кабинете на студии Софью Михайловну Кагарлицкую. Он позвонил ей сегодня утром, с благодарностью отозвался о накануне проведенном вечере и коротко рассказал о своем предложении.

– Консультации какого плана вам требуются? – спросила Кагарлицкая.

– Софья Михайловна, это не телефонный разговор. Может быть, вы согласитесь уделить мне полчаса для личной беседы?

– У нас в клубе затевается небольшой ремонт, а дома я не принимаю, – сказала Софья Михайловна.

– Так может быть у нас на студии? Часика в четыре?

– Я буду.

Вроде бы все складывалось хорошо. Оставалось только предупредить другого, уже утвержденного им консультанта с майорскими погонами. А также внести кое-какие поправки в сценарий фильма, переговорив с режиссером-постановщиком. Это было сравнительно легко, потому что почти с самого приезда Векшина в Одессу Катайцев намекал ему об острейшей необходимости снять еще один мистический эпизод в их и без того мистической картине. Векшин все время делал вид, что не понимает намеков. Но сейчас он решил воспользоваться карт-бланшем, который ему дали в Москве, и продумать, как быстро и недорого снять еще один мистический эпизод, спасая мужскую половину человечества. При этом, само собой, не навредить фильму в целом, потому что все преходяще, а музыка и кинематограф – вечны!

Она вошла к нему ровно в 16.00. Строгий деловой костюм, юбка ниже колен, убранные назад волосы. Кто бы мог распознать в этой деловой женщине мегеру с ангельской внешностью, которую Векшин лицезрел совсем недавно. По ее взгляду он понял, что светская преамбула здесь ни к чему и перешел сразу к делу.

– К сожалению, наш главный выдумщик и режиссер фильма сейчас на съемках, но я думаю, мы с вами поймем друг друга и без него. Чай? Кофе?

Софья Михайловна отрицательно покачала головой. Векшину показалось, что она смотрит на него каким-то оценивающим взглядом, причем чисто в женском смысле. Поэтому он немного стушевался, но, закинув ногу на ногу, справился с волнением и начал излагать тщательно продуманную причину приглашения Софьи Михайловны Кагарлицкой в качестве консультанта картины «Другая жизнь».

– Это должен быть последний эпизод в съемках нашего фильма. Не по содержанию, а по времени съемок. Так часто бывает в кино. Эпизод этот должен сниматься здесь, в студийном павильоне, он представляет собой встречу главного героя фильма с медиумом, который общается с потусторонними силами. Главный герой – это молодой человек с темным прошлым, неясным настоящим и еле различимым будущим. Он ищет свою исчезнувшую возлюбленную, но поскольку находится в данный момент под следствием, то на встречу с гадалкой его сопровождает хороший и добрый следователь, решивший пойти навстречу подследственному.

Рассказывая эту историю, Векшин следил за реакцией «консультанта», но лицо ее было непроницаемо.

– А что конкретно требуется от меня? – спросила Кагарлицкая, когда он закончил.

– От вас зависит очень многое, Софья Михайловна. Вот вам сценарный текст этого эпизода. Посмотрите, пожалуйста, правильно ли изъясняется медиум в нашем эпизоде. Посоветуйте нам, какой антураж должен быть у предсказательницы в рабочем кабинете, как она должна быть одета, какие сигареты предпочитает курить…

– А как одета я? – пожала плечами Софья Михайловна, пролистывая сценарий.

– Так вы тоже? – воскликнул Векшин после паузы. – Вот здорово! (Хорошо, что Станиславский отсутствовал при этой реплике).

– А сигареты в данном случае совершенно излишни, – продолжала она, и посмотрела на пачку «Мальборо», лежащую на столе у Векшина.

– Да?.. Это не мои, – совершенно не по делу смутился Паша. – Слушайте, а может быть, нам и не мудрить с подбором артиста на эту небольшую по метражу, но очень важную для сюжета роль?

– То есть? – потребовала ясности Софья Михайловна.

– А что если вам, госпожа Софья, дебютировать в кино?! В роли медиума. В нашем фильме. Я уверен, что режиссеру такая идея придется по душе, как только он вас увидит. Кто еще органичнее, чем профессионал сыграет эту роль? И такой красивый профессионал, – разошелся Паша.

– Это интересно. Кстати, дебют мой состоялся несколько лет назад. На студии Горького.

– Елки-палки, так вы актриса? – восхитился продюсер.

– Я заканчивала ВГИК, и уже на четвертом курсе сыграла небольшую роль в кино, – сказала Софья Михайловна.

– А чью мастерскую вы заканчивали?

Тут в дверь постучали, и Векшин не успел узнать, из-под чьего крыла в Институте кинематографии выходят такие очаровательные ведьмы.

– Павел Артемьевич, к вам человек пришел. Сказать, чтоб подождал?

– Нет-нет, пригласите нашего эксперта сюда, – сказал он администратору и обратился к Софье Михайловне:

– А вот, кстати, подъехал ваш коллега и наш советчик по уголовно-процессуальным вопросам. Вы с ним будете работать по одному и тому же эпизоду.

В кабинет вошел Неволин. Вряд ли можно было назвать растерянностью, реакцию Кагарлицкойна его появление, но, кажется, некоторое напряжение в крыльях носа и пульсирующей жилке на виске, Векшин все же усмотрел.

– Добрый день! – поздоровался Неволин и заглянул в глаза выпускнице ВГИКа.

– Знакомьтесь, господа!

Неволин подошел к Софье. Он был хорош сегодня! Паша, знающий толк в запахах, влияющих на симпатии женщин, одолжил ему свой одеколон, а также итальянский галстук. В сочетании с галстуком атлетическое сложение и смеющиеся карие глаза светловолосого мужчины в расцвете сил были неотразимы.

На мгновение Векшину показалось, что в лице госпожи Софьи мелькнули черты шестнадцатилетней Сонечки, которая еще умела смущаться и краснеть. Впрочем, иллюзия рассеялась через мгновение, когда она поднялась навстречу майору, подала ему руку и сказала:

– А в парике вы действительно выглядите немного хуже.

– А вы, кажется, уже знакомы! – невинно воскликнул Павел, продолжая глумиться над принципами основоположников реалистического театра.

– К сожалению, наше знакомство вышло несколько скомканным. Надеюсь, мы сможем теперь получше узнать друг друга, – Неволин счел нужным поцеловать Софье руку, и, когда он наклонил голову, она задала резонный вопрос, адресованный, скорее всего, обоим мужчинам.

– Скажите-ка, а почему именно офицер Федеральной службы безопасности консультирует ваш фильм? Да еще и приехавший из другого города.

Пауза была очень короткой. Ответил Векшин:

– Так у нас же главный герой подозревается в связях с организованной преступностью. И вот Сергей Ильич любезно согласился потратить несколько дней своего законного отпуска на наши кинозабавы. Надеюсь, и вы согласитесь нам помочь. Все-таки мы не чужие люди. Я ведь тоже когда-то ВГИК заканчивал.

Софья Михайловна помолчала, разрушая стереотип о легкомысленности молодых и красивых актрис. Альянс «Векшин-Неволин» был для нее немного неожиданным. Дело осложнялось и тем, что проникнуть в мысли этих двоих мужчин для нее не представлялось сейчас возможным. Киношник был «подопечным» Елены Тихоновой, сдающей кандидатский минимум, и вторгаться в его мозговую деятельность было категорически запрещено. Что же касается чекиста, то это было невозможно в принципе. Кагарлицкая решила действовать на свой страх и риск без санкции руководства (Лариса Андреевна была сейчас в Соединенных Штатах в командировке по обмену опытом). Софья поняла, что ей нужно сблизиться с этими мужчинами, с тем чтобы выведать, не готовят ли они, и в особенности этот двухметровый хлыщ с красивыми глазами, какую-нибудь каверзу для нее, для ее фирмы и для всех настоящих женщин.

– Хорошо, я согласна поработать с вами, но только при одном условии, – сказала она.

Мужчины переглянулись.

– Я весь – внимание, – заявил Векшин.

– Господин Неволин должен дать мне слово не посещать клуб «Мефисто», по, крайней мере, в дни проведения там массовых мероприятий.

– Разумеется, коллега. Кстати, когда я могу вернуть вам платье, туфли и другие предметы туалета, за исключением колготок? – спросил Неволин.

Софья Михайловна взглянула на него с видимым интересом: мужчина не стесняется вспомнить о происшедшем с ним конфузе!

– Отдайте это в музей ФСБ, если таковой имеется, – ответила она.

– Спасибо. Это будут первые экспонаты из серии «Отпуск чекиста», – поклонился Неволин.

Соня впервые за все время разговора улыбнулась.

– Я вижу, атмосфера становится вполне доброжелательной. Очень рад, тем более что это в моих интересах, – Векшин пожал руки обоим консультантам. – Через час освободится режиссер. Софья Михайловна, может быть, вы переговорите с ним уже сегодня?

Та кивнула.

– Тогда такое предложение: поскольку отпускник Неволин сейчас вполне свободен, то я попрошу его сопровождать вас в студийное кафе, где дают прекрасный кофе с пирожными. Как вы?

Софья ответила утвердительно, и Неволин, сопровождая ее к выходу, как бы невзначай положил ей руку на талию.

«Ничего себе! Да ты еще тот ходок! И еще за моей Ленкой волочится… Ну вот уж, хренушки! Ладно… Реплики потом». Паша попрощался с посетителями и обратился к должностным обязанностям исполнительного продюсера.

Съемки назначили на вечер следующего дня. Векшин позвонил Елене около полуночи и попросил разрешения пересечь ковровую дорожку, разделяющую их номера. Она запретила ему это делать и сказала, что ей нельзя мешать сейчас: она рассматривает вопрос о его прижизненной реабилитации. Счастливый Векшин распушил хвост и доверительно поделился с ней последними новостями, рассказав, в том числе, и о завтрашнем участии в съемках новой актрисы, и о работе вновь принятых на работу консультантов.

– У вас просто не фильм, а программа «Алло, мы ищем таланты», – заметила Елена и непременно захотела быть на завтрашней смене.

Впервые за свою одесскую командировку Векшин так сладко спал. У него наконец-то появилась реальная надежда. Впервые за свой отпуск так беспокойно спала Елена. Ей снились, прямо скажем, нехорошие сны.

…К изумлению Неволина, квартира, построенная для съемок эпизода, к которому он имел непосредственное отношение, оказалась состоящей только из двух стен. Выгородку поставили в самом маленьком студийном павильоне. И сейчас здесь царил нормальный предсъемочный бедлам. Носились ассистенты, с кем-то ругался режиссер, привередничали осветители и таращили глаза случайные зеваки. Было тесно и весело.

По крайней мере, для Неволина, впервые в жизни очутившегося на съемочной площадке. Паша куда-то отъехал, пообещав вернуться через полчаса. Время шло, а Векшина все не было. Но вот Сергей заметил только что появившуюся в павильоне Софью Кагарлицкую. Вошедшая с ней серьезная ассистентка в куртке без рукавов громко сообщила режиссеру, что привела актрису с грима. К Софье подошел Катайцев и стал о чем-то тихо с ней говорить. Может быть, здесь и сказалось мастерство гримера, а может, в этом было виновато освещение, но Неволин в эту минуту поймал себя на мысли, что представительница «Сообщества лояльных ведьм» выглядела сейчас очень сексуально. Разумеется, майор был готов к различным проявлениям хитрости и коварства со стороны своей «коллеги-консультантки», но не залюбоваться ей сейчас он не мог.

– Черт, какая аппетитная колдунья! – вполголоса сказал из-за плеча Неволина, только что подъехавший продюсер.

Солидарность с этим мнением проявило и большинство мужчин, находящихся в павильоне. Кто исподволь, а кто и в упор разглядывал вновь появившуюся на площадке брюнетку с прекрасной фигурой.

– Тишина на площадке! – провозгласил режиссер, и в двухстенной «квартире» началась первая репетиция. Актер, играющий главного героя – невысокий крепкий парень лет двадцати пяти – обладал абсолютно неартистической внешностью: нос картошкой, соломенная челка, веснушки и тяжелый квадратный подбородок. Его нашли в одном из московских профтехучилищ, и режиссер предрекал ему большую экранную судьбу. Векшин, посмотрев отснятый материал с его участием, полностью согласился с Катайцевым, правда, усомнился в возможности страстной любви главной героини фильма к персонажу с такой внешностью.

Но Катайцев все-таки убедил его, что, во-первых, такое случается в жизни, а во-вторых, по сценарию фильма она все же от него сбегает, прихватив совместно нажитые нечестным путем деньги и драгоценности. Векшин, помнится, удовлетворился таким объяснением, поскольку достаточно хорошо знал женщин, и просто ощутил профессиональный азарт, связанный с открытием новых, никому не известных до поры актерских имен. Актера-дебютанта звали Иваном, это имя ему очень подходило. Как и имя Софья – актрисе, работающей с ним в кадре. Решено было даже сохранить его в фильме.

«Ясновидящая Софья решит ваши проблемы». На актрисе, ведьме и консультантке было бирюзовое с черной нитью шелковое платье, огромные серьги такого же оттенка покачивались в ушах, волосы были убраны на затылке в хвост а ля Бриджит Бардо. У этой гадалки не было ничего общего с толстыми тетеньками, загадочно таращащих глаза с экранов телевизоров и газетных реклам под вывесками экстрасенсов и ясновидящих государынь Лилиан, Прасковий и Пелагей и проч.

Сексапильная внешность ясновидящей полностью совпадала с концепцией режиссера-постановщика фильма, заключавшейся, в основном, в разрушении всяческих стереотипов. И в самом деле, молодая и привлекательная женщина по имени Соня в роли медиума была похожа скорее на студентку или библиотекаршу, подрабатывающую фотомоделью. Так могли бы подумать и Векшин с Неволиным, наблюдая за первыми дублями с ее участием, если бы не были знакомы с Софьей Михайловной уже достаточно хорошо. Они продолжали узнавать ее и сейчас, изредка обмениваясь впечатлениями.

Именно это и бросилось в глаза Елене, когда она тихонечко вошла в павильон и поздоровалась со знакомыми девчонками из съемочной группы. Одна из них и указала на наблюдательный пункт, где тешили свое либидо сразу два ее ухажера, во все глаза, рассматривая смазливую брюнетку и не замечая, мстительно отметила про себя Елена, намечающегося второго подбородка и довольно короткой шеи. Разумеется, скоро Елена узнала Софью Михайловну и поняла, что события в этом «кино» начали развиваться совсем не по ее сценарию. Кандидатка в «Сообщество» совсем забыла, что импровизация – главный принцип игры, в которой она согласилась участвовать. Впрочем, если уж быть до конца откровенной, именно этот принцип лежал в основе всей предыдущей жизни Елены Тихоновой. А теперь извольте видеть, как двое «ее» мужчин в порыве импровизации поедают глазами постороннюю женщину!

… Инстинкт собственницы – предмет для отдельного масштабного исследования. Елена Николаевна не стала сейчас об этом думать, она досчитала до десяти на десяти разных языках (так учила мама) и решила начать свою импровизацию: «В конце концов, я тоже не из массовки».

Режиссер Катайцев, по всему видать, был доволен, как работают артисты. Поэтому нервозности и напряженности на площадке не было в помине, и члены съемочной группы могли свободно перекинуться парой слов и даже перекурить. Беседовали о чем-то своем и два идейных борца с воинствующим феминизмом.

Софье Михайловне были недоступны мысли этих мужчин. Но разве кадровые сотрудницы «Сообщество лояльных ведьм» не умеют виртуозно работать со слухом?! Это ведь гораздо проще и безопаснее: как следует прислушаться. Тот, кто вымолвил слово, обречен быть услышанным – если не ближним своим, так уж ближайшей ведьмой точно. Тем более что подслушивающих устройств, всяких микрофонов и других устаревших штучек в данном случае вовсе не требуется. Просто нужно как следует настроиться и услышать то, что очень хочется услышать. Можно немного подогреть объект прослушивания сексуальными импульсами.

– Интересно, а молодая и красивая актриса обязательно спит с режиссером? – задумчиво спросил Неволин, глядя на то, как Катайцев кружится вокруг единственной на площадке красивой актрисы: то прикоснется к ее плечу, то пожмет ручку, то шепнет что-то на ушко.

– Выдумки все это! Вы-дум-ки. Да и потом, почему обязательно с режиссером? – отвечал Паша.

– Да-с, прекрасная у вас профессия, господин Векшин, – сказал Неволин.

– Если принять во внимание то, что тебе предстоит совершить в ближайшее время, то и в вашем департаменте неплохо живется, господин Неволин, – не замедлил с ответом Векшин.

– Да… – произнес один.

– М-нда… – вторил другой.

– И все-таки жаль, что наша Сонечка не участвует в какой-нибудь эротической сцене вашего фильма! – сказал Неволин.

– Но-но, ты не забывай, что мы не порнушку какую-нибудь снимаем, а мистический триллер.

– Я понимаю. Но все-таки… Представляешь, сейчас этот парень… Ваня его зовут, кажется? Сейчас это парень подходит к Софье Михайловне вплотную, расстегивает брюки… – начал фантазировать майор, в тайниках души которого, оказывается, затаился сексуальный террорист.

– Нет, пусть лучше она ему расстегивает, – поправил Векшин.

– Ну да. А сзади к ней подходит другой парень. Кто он? Cледователь? Замечательно. И вот следователь с подследственным берут эту колдунью … Жалко, конечно, что артисты у вас не такие высокие и мускулистые, как герои древнегреческих мифов. Тут нужны Гераклы, Голиафы, Атланты!

Векшин покосился на увлеченного чекиста.

– Смотрю я на тебя, Сергей Ильич, и думаю, что бесконечно сублимировать сексуальную энергию в работу по обеспечению безопасности государства все-таки невозможно… Так-так-так. И берут они ее значит за…

– Почему «за». Они просто ее берут. Один сзади, а другой спереди. А потом на столе. По очереди. И вместе. А она стонет, кричит, пытается вырваться. Но их же двое. Кстати, а может, и мы попробуем вдвоем?

Векшин ошалело посмотрел на собеседника.

– Да ты знаешь, я традиционалист в этом отношении. Хотя…

– Но сначала Сонечка показала бы нам стриптиз. Насколько я знаю, на своих собраниях… вернее, шабашах, ведьмы танцуют голышом. Так что, наверняка хореографическая практика у нашей знакомой имеется.

Разнузданные фантазеры замолчали, глядя на Кагарлицкую, которая по сценарию должна была войти в колдовской транс для разговора с духами. Она ответила взглядом полным неги и страсти. Это была эмоциональная мощь русалки и обольстительное притяжение сирены. Коллеги Софьи Михайловны по работе в Сообществе сразу бы поняли, что она находится при исполнении.

…Монтажный стык. Без него абсолютно невозможно представить себе любой мало-мальски современный фильм. Вот в одном из эпизодов героиня занимается любовью, а через секунду она уже сидит в офисе и пьет чай с конфетами. «Монтажный стык» – именно такое определение покажется потом наиболее подходящим Павлу Артемьевичу Векшину для описания того, что с ними произошло в следующее мгновение.

Мало что изменилось в мизансцене. Павел так же стоял, скрестив руки на груди, чуть отставив ногу вперед, а Неволин так же покачивался с носков на пятки, заложив большие пальцы рук за пояс. Но только стояли они уже в мерцающем полумраке, в потоках направленного на них света. А вокруг грохотала музыка и бесновалась толпа. И, похоже, причиной ее возбуждения были именно они. Толпа состояла практически из одних женщин, а Векшин и Неволин стояли в одних трусиках-ниточках на подиуме стриптиз-клуба «Нирвана». Это явствовало из светящейся надписи высоко под потолком. Компаньоны ошеломленно взглянули друг друга. Оба прочли на лице собрата по несчастью одну ясную мысль: провалиться бы сейчас сквозь землю. Или хотя бы убежать. Но куда там! Подиум заканчивался глухой стеной с одной стороны, а другой его конец уходил прямо в центр зала. А со всех сторон кричали, смеялись и свистели дамы самых разных возрастов и комплекций. Они требовали зрелища и размахивали деньгами. Музыкальный ритм сменился. И к ужасу Векшина, он увидел, что майор службы безопасности ритмично двигается под музыку, подчеркивая все достоинства своей прекрасной фигуры. Более того, Паша внезапно почувствовал, что и он начал игриво двигать бедрами и улыбаться. Толпа взревела.

Неволин с округлившимися глазами подскочил к краю подиума и оттянул резинку трусов. Ближайшие к нему дамы не замедлили протянуть к нему руки с купюрами. Векшин попытался что-то крикнуть, но вместо этого упал на колени перед какой-то теткой с широким толстым носом и бисеринками пота на лбу. «О, господи, я где-то ее уже видел!» – пронеслось у него в голове.

Вдруг, к облегчению Векшина, свет погас. И он обнаружил себя на огромной кровати, теперь уже абсолютно голым. Из динамиков музыкального центра стоящего рядом, раздавалась абсолютно сюрреалистическая в данной ситуации песенка про тореадора, который должен смело идти в бой. Дверь спальни (ничем иным эта комната не могла быть) была плотно закрыта, но через щель между дверью и полом пробивалась полоска света. Векшин завернулся в простыню и медленно поднялся. Но тут дверь резко распахнулась и Паша от неожиданности сел обратно на кровать.

– Заждался меня, пупсик! – воскликнула огромного роста женщина в черных колготках. Баскетбольные мячи под бюстгальтером, рубенсовские складки на животе и кобыльи ляжки указывали на то, что перед Павлом Векшиным явилась дама, не привыкшая комплексовать в вопросах еды и секса. В руках у нее он разглядел предметы, напоминающие розги и наручники, на голове – чуть сползший белый парик. В фальшивой блондинке Векшин опознал свою старую знакомую с негритянским носом. Она бросила затейливые вещицы на кровать и, схватив бедного Павла за ногу, рывком притянула к себе. Потом (о господи!) высунула язык и приблизила свою физиономию к лицу Векшина. Он заорал благим матом, с невероятным усилием отбросил многопудовое тело «блондинки» и выскочил из комнаты.

И оказался уже не в квартире, а прямо на свежем воздухе. Слава богу, за ногу зацепилась простыня. Паша судорожно в нее завернулся и осмотрелся по сторонам. Вечер был прохладным, и Векшин, одуревший от происшедших за последние минуты событий, потихоньку начал приходить в себя. Редкие, слава богу, в этот поздний (или ранний?) час прохожие шарахались от него в стороны. Он зябко ежился и лихорадочно соображал, что же делать дальше. Но вот рядом с ним остановился милицейский УАЗик. Он обреченно вздохнул, запахнулся поплотнее в простыню и молча забрался в услужливо открытую заднюю дверь. УАЗ тронулся, а Паша прислонился к холодной решетке и, зажмурившись посильнее, резко открыл глаза: он все еще надеялся проснуться.

Милиционеры впереди о чем-то громко спорили высокими голосами. Автомобиль увеличил скорость и не останавливался на перекрестках. Векшин пытался разглядеть улицы, по которым они ехали, но из этого ничего не вышло – скорость была огромной. Вдруг он почувствовал, как УАЗик сильно тряхнуло, и с ужасом увидел в зарешеченное окно, как машина оторвалась от земли.

Векшин изо всех сил начал колошматить в перегородку, пытаясь сообщить блюстителям порядка о грубом нарушении правил дорожного движения. Там, впереди, зазвучала музыка, напоминающая вагнеровский полет валькирий. Векшин изо всех сил заорал охрипшим голосом. Водитель, наконец, соизволил оглянуться. Глаза уже привыкли к полумраку, и Векшин убедился, что на водительском месте сидит его знакомая с раблезианскими формами. Чудовищная женщина в милицейской форме плотоядно облизнулась и подмигнула ему. Он с отвращением откинулся назад. Каким-то образом дверца открылась, и Паша вывалился из машины. Он камнем полетел вниз. «Ну и пусть! Чем так жить…» – смиренно подумал Векшин и закрыл глаза.

Но скоро почувствовал, что уже не падает. Он открыл глаза и обнаружил, что его руки, теперь больше не руки, а крылья. А вместо носа у него теперь клюв, а вместо… В общем, от превращения в мешок с костями его спасло превращение в обыкновенного городского голубя. Паша не ощутил особого восторга по поводу своей способности летать и стал осторожно снижаться.

Преодолевая тошноту, он опускался в район Приморского бульвара. Приблизившись к памятнику основателю города, он услышал знакомый голос:

– Эй, вы там! Поосторожнее! Ох, доберусь я до вас, всем бошки посвертываю, засранцы!

Векшин сделал круг над площадью и увидел, что ему грозит кулаком памятник Дюку Ришелье. Но нет, памятники угрожать не могут! Вместо отца-основателя на постаменте стоял и ругался загримированный под Дюка Неволин. Голубь Паша спланировал к нему на плечо.

– А, это ты! А я думал опять сизари проклятые меня обосрать норовят. Это же стихийное бедствие для нашего брата-памятника!

– Очнись, Серега! Что происходит? – проворковал-проорал ему в зеленоватое ухо Векшин.

Подобрав полы такого же зеленовато-бурого плаща, Неволин в образе Дюка криво ухмыльнулся.

– А ты что, до сих пор не понял, Павел Артемьич?

– Что я должен понять? – всплеснул крыльями Векшин.

Услышать ответ он уже не успел, потому что от удара камнем упал на землю. Молодой человек лет семнадцати, гулявший по бульвару со своей девушкой, доказывал ей свою личную состоятельность. Девушка захлопала в ладоши и обняла «настоящего мужчину».

… Очнулся Векшин от тяжести. От невероятной тяжести и боли в правом глазу. Левый глаз был в порядке, но увиденное им не сразу дошло до сознания оставшегося в живых Векшина. Он стоял на каком-то возвышении, опять абсолютно голый, если не считать какого-то листочка внизу живота. Холода он не чувствовал, видимо, оттого, что все мускулы его были до предела напряжены. Запрокинув руки над головой, он держал огромную каменную плиту.

Одно хорошо: кажется, все его члены – по крайней мере, видимые – были снова человеческими. Векшин услышал свист и повернул голову. В темноте он с трудом разобрал, что слева, точно в такой же позе стоит его товарищ. Неволин выглядел вполне эффектно и на этом месте. Впечатляющие мускулы, бицепсы, трицепсы, пресс и так далее. Прямо античный герой. «Атлант, твою мать! Домечтался! Нам только бремени античных героев не хватало!»

Неволин усмехнулся и почесал ногу об ногу.

– Ну, теперь ты понял, с кем нам пришлось иметь дело?

– И что, долго нам здесь стоять? – помолчав, задал риторический вопрос Векшин.

– Черт его знает. Зависит от аппетита наших «подследственных», – сказал Неволин.

– Так может, бросим все к ядреной фене?! Да и пойдем отсюда, а майор?

– Нет, Паша, не получится, не дай бог, все здание рухнет, – сказал Неволин, осмотревшись вокруг. – Мы держим на себе архитектурный шедевр начала девятнадцатого века. В этот домишко, наверное, еще Пушкин захаживал.

Словно в подтверждение его слов, над головами «атлантов» раздалось то ли шуршание, то ли потрескивание, то скрипение.

– Как назло, народу никакого поблизости, – посетовал Неволин. – Придется до утра ждать.

– И все-таки чертовски хороша эта черноглазая ведьмочка! – крякнул «Атлант» слева, не отвечая на это печальное соображение.

– Интересно, у нас съемки уже закончились?.. Катайцев наверняка предложил нашей Соне выпить по рюмке чая у себя в номере, – сказал «Атлант» справа. – Как бы его к нам на подмогу не прислали.

– А мне показалось, что ты Елену Николаевну любишь, – не смог удержаться Неволин.

– А я так был почему-то уверен в твоей безответной любви, – возмущенно отреагировал Векшин.

Оба надолго замолчали. Но поскольку засыпать им было рискованно, а других собеседников поблизости не было, товарищи скоро возобновили скупой мужской разговор. Им было что рассказать друг другу.

Вставало солнце. Бледные до синевы компаньоны встречали его с надеждой на избавление. И точно, где-то в глубине площади, на которую выходил фасад удерживаемого ими старинного здания, зацокали каблучки. Векшин и Неволин почувствовали себя жителями необитаемого острова, увидевшими в море долгожданный парус. Но поскольку зажечь костер было невозможно, а призывать на помощь в неглиже было неудобно, они только напряженно всматривались в туманную даль и силились передать туда телепатический SOS-поток.

Наконец стук каблучков приблизился, и они разглядели особу, которую им меньше всего хотелось бы видеть сейчас.

… Когда Векшин с Неволиным исчезли со своего наблюдательного поста, Елена подумала, что они, наконец, занялись чем-то более важным и полезным, она решила поискать их в офисной части киностудии. Однако ни администраторы, ни ассистенты, ни даже сам Артшуллер – никто ничего не знал о местонахождении исполнительного продюсера вместе с приглашенным консультантом. Слегка встревоженная, она вернулась в павильон. Софья Кагарлицкая уже закончила свою работу. Они обменялись взглядами и довольно холодно поздоровались друг с другом. Для Елены этого было достаточно, чтобы все понять. Все-таки женщине женщину трудно обмануть, особенно если они находятся в примерно равных «ведьмовских» категориях.

– Вы же обещали ничего не предпринимать, пока я с ним не переговорю! – Елена зашла за Софьей Михайловной в туалет с твердым намерением все выяснить.

– Исключительные обстоятельства, Елена Николаевна! Господин Неволин, а вместе с ним и ваш подопечный проникли в тайну существования Сообщества!

– О, Господи!

– Совершенно неуместное замечание, дорогая Елена! – насмешливо сказала Кагарлицкая.

– Что вы с ними сделали?! – незаметно для самой себя повысила голос Елена. Софья Михайловна удивленно посмотрела на кандидатку.

– Да не беспокойтесь вы так. Ничего страшного с ними не случится. Просто сейчас нам с вами надо решить, как действовать дальше, поскольку в данном случае вы лицо заинтересованное. И даже весьма серьезно заинтересованное в благополучном разрешении этой проблемы. Но, может быть, мы побеседуем в другом месте? Решать мужские судьбы в женском туалете – что-то в этом от привычек домохозяйки, нет?

Софья рассказала Елене все очень подробно, почти буквально процитировав разговор компаньонов перед началом их ночного вояжа по глубинам подсознания. Елена выслушала ее, не перебив ни разу, хотя ей очень хотелось. Они сидели на этот раз не в «Мефисто», а небольшой круглосуточной забегаловке рядом с Приморским бульваром.

– И что теперь? – спросила она Кагарлицкую, когда та умолкла и взяла в руки чашку с уже остывшим кофе.

– А теперь, в целях безопасности нашего общего дела нам нужно решить, какие меры следует избрать для пресечения враждебной для нас деятельности… обоих ваших мужчин.

Последняя фраза прозвучала как обвинение, и Елена немного смутилась, но быстро взяла себя в руки.

– Что вы предлагаете? – спросила она.

– Наиболее приемлемыми для нас с вами являются два варианта. Первый: заставить опасных для Сообщества мужчин забыть обо всем, что они узнали. И второй: сделать господ Неволина и Векшина своими сторонниками, вернее сторонницами, то есть…

– Второй вариант исключается в принципе, – прервала ее Елена. – Не забудьте, что от проявления сугубо мужских качеств одного из них зависит мое вступление в Сообщество.

– Вы правы, господин Векшин нужен вам, а значит и нам, как мужчина. Но ведь второй деятель…

– Этот вариант исключен в принципе, – опять перебила собеседницу Елена. – Вы же сказали, что есть еще и другая возможность.

Софья Михайловна улыбнулась и провела кончиком языка по ярко накрашенным губам.

– Вы правы, но эта возможность связана с некоторыми усилиями, на которые мы с вами должны пойти. Дело в том, что мужчина, узнавший тайну существования Сообщества может забыть о ней только в том случае, если одна из ведьм или кандидаток в ведьмы переспит с этим человеком. У каждой из нас есть право применить это своеобразное оружие защиты. Но воспользоваться этим средством возможно только один раз за весь календарный год. Что касается меня, то в текущем году мне пока не пришлось защищать Сообщество таким образом.

У Елены Николаевны загорелись уши. Они просто пылали, и ей казалось, что все посетители кафе это заметили. Она поерзала на стуле и спросила:

– А что я обязательно должна участвовать в этом… в этой операции?

– Разумеется, мы можем обойтись и без вас, но насколько я помню, одним из условий благополучного окончания вашего испытательного срока является как раз аналогичное развитие событий. Так или иначе, вам все же придется провести ночь с Павлом Векшиным.

– Ну почему обязательно ночь… – почему-то придралась к словам Елена.

– Да-да, я и не настаиваю, – быстро согласилась Софья Михайловна. – Только вам придется принять решение уже прямо сейчас.

– Хорошо я согласна. Тем более что у меня, кажется, нет другого выхода, – опустила глаза Елена.

– Вот и славно, – поощрительно улыбнулась Кагарлицкая и погладила Елену по руке.

– Подождите, а что же будет с Неволиным? – тихо спросила Елена.

– А господином Неволиным мне придется заняться лично, – с видимым удовольствием, как показалось Елене, произнесла Кагарлицкая.

– А что… ему грозит? – снова спросила Елена, догадываясь об ответе.

– Вашему майору ничего не угрожает, дорогая Елена. Скорее наоборот…. – успокоила ее Софья Михайловна.

– Скажите, а нельзя ли мне…

– Нет, нельзя! – отрезала Кагарлицкая – Нам с вами пора. Наши друзья находятся недалеко отсюда. Вам нужно только пересечь площадь. Вы идите первой, а я буду немного позже.

– А как я их найду?

– Не беспокойтесь, вы их не сможете не заметить.

Елена глубоко вздохнула и поднялась.

– Должна вам сказать, что слишком много вопросов в деятельности Сообщества решается с помощью секса.

Софья Михайловна с готовностью откликнулась.

– Об чем и речь, Елена Николаевна. Мы и живем с вами в обществе, построенном мужчинами исключительно на основе половых признаков. Наша цель – разрушить такую цивилизацию. Но пока нам приходится бороться за воплощение нашей мечты тем же оружием – ничего не поделаешь! Впрочем, у нас еще будет с вами время для философских обобщений. А сейчас поторопитесь!

…Теперь она стояла перед «Атлантами» и разглядывала их со всей пристрастностью. Мужчины, последовательно испытав при ее появлении радость, смущение, возбуждение и недоумение, уже начали злиться.

– Послушай, Елена, мы устали уже здесь стоять. Позвони, пожалуйста, специалистам.

– В самом деле, сколько можно на нас глазеть. Что мы, произведение искусства что ли?.

Елена Николаевна, скрестив руки на груди, прогуливалась по гаревой дорожке рядом со скульптурной композицией «Ожившие мифы». Она уже несколько минут не могла заговорить с ними, сдерживая острый приступ смеха. Наконец усилием воли она сосредоточилась на цели своего прихода сюда и обратилась к мужчинам с коротким спичем.

– Я вижу, ребята, вы занялись настоящим делом. И выглядите вы как настоящие мужчины, – Векшин и Неволин ощутили острую необходимость надеть на себя штаны. Смущение их было велико, тем более что Елена Николаевна все-таки не выдержала и расхохоталась. Но, правда, быстро справилась с собой. Паша услышал голос Неволина.

– Павел Артемьевич, а тебе никого не напоминает наша Елена Николаевна?

Павел насколько мог, пожал плечами и посмотрел на Елену, ответившую ему долгим и немигающим взглядом.

– Ты что думаешь, и она тоже? – поразился Векшин.

И хотя Неволин не ответил, но джокондовский взгляд Елены Николаевны, убедил Пашу, что догадка чекиста имеет под собой основание.

– Не стоило бы вас освобождать, таких любвеобильных, – сухо сказала «Мона Лиза». – Впрочем, об этом – после. Господин Векшин! Давайте слазьте оттуда, а вам господин Неволин как самому отъявленному фантазеру придется еще постоять.

– Не сойду я с этого места без Сергея, – наотрез отказался выполнять распоряжение Елены Павел. – Как он все это удержит один?!

– Слазь оттуда, я говорю, – рассердилась Елена Николаевна. – Не серди меня! А за Сергея Ильича не беспокойся, с минуты на минуту ему окажут помощь.

Векшин посмотрел на Неволина. Тот кивнул ему. Паша осторожно опустил руки. Плита над ним не шелохнулась. Держась за поясницу, он спрыгнул на землю с полутораметрового постамента. Сделал шаг навстречу Елене и оглянулся. Увидел на своем обтоптанном месте каменное изваяние мускулистого бородатого мужчины с поднятыми руками. И это не вызвало в нем удивления.

Не удивился Векшин и тому, что на постаменте Неволина, рядом с ним самим, находился еще один человек. Это была женщина. И не просто женщина, а Софья Кагарлицкая. Она обвила шею Неволина руками, приникла к нему всем телом и положила голову на плечо. Глаза у Сергея были закрыты. Но, судя по напрягшимся мускулам рук и ног, вряд ли он заснул. Софья повернула голову в сторону Векшина и подмигнула ему.

Векшин сказал «тьфу!» и отвернулся. В то же мгновение он обнаружил, что находится не на городской площади, а в гостиничном номере. И, кажется, не в своем, судя по аромату духов. Из ванной комнаты слышался плеск воды. Наученный горьким опытом, Векшин на цыпочках подошел к ванной и неслышно приоткрыл дверь и увидел… женщину, кого же еще! Но разглядеть ее не успел, потому что в этот момент кто-то вцепился ему в ногу.

Сердитый и пузатый щенок вонзил зубы в штанину Векшина («Я в брюках! Слава богу!») и с увлечением вертел башкой из стороны в сторону. Паша схватил его за шкирку и приблизил к лицу. Пес сначала взвизгнул, но потом щенячий дискант перешел в рычание.

– Крестничек! Так-то ты меня встречаешь, паршивец!

– Цезарь! Иди сюда, маленький! – Лена вышла из ванной в белоснежном халате с гладко зачесанными назад волосами и была похожа сейчас на девочку-подростка с чуть оттопыренными ушами.

Она отняла у Векшина щенка, и он тут же исхитрился лизнуть ее в нос. Векшин погладил его. Почувствовав расположение хозяйки к этому человеку, Цезарь больше не рычал и даже вильнул хвостом.

– Наверное, я должен тебя отблагодарить? – спросил Векшин.

– Наверное… – прислонилась Елена к стене.

Он придвинулся к ней вплотную и потянул за пояс халата. Елена остановила его и сказала чуть более насмешливо, чем следовало бы:

– Помылся бы ты, ежик, а то ведь неизвестно, где шлялся всю ночь.

Векшин отодвинулся от нее, а память услужливо предложила картины ночных приключений.

– Ну уж тебе-то наверняка известно, где и с кем, – раздраженно сказал он.

– Жаль только, что не все твои желания в точности исполнились, – в тон ему ответила Елена.

Векшин уже давно научился преодолевать свое смущение одним усилием воли, но сейчас, под внимательным взглядом девочки-подростка, этого не получилось, и он обозлился еще больше.

– Самое главное мое желание теперь: помочь Сергею разогнать ваше осиное гнездо.

– Да-да, и чтобы уже никогда не получать по ушам за обильное слюноотделение при виде каждой мало-мальски смазливой мордашки.

– Стерва! – вырвалось у Векшина.

Ее размашистая пощечина получилась довольно звучной, и возившийся в ногах Цезарь поднял хвост и басовито залаял. Елена Николаевна ойкнула, и ее глаза еще больше потемнели.

Векшин же словно окаменел. И смотрел куда-то в сторону, мимо женщины, только что ощутимо «приласкавшей» его.

– Надо же какая ты у меня… – еле слышно пробормотал Паша. Он смотрел в большое прямоугольное зеркало, висевшее на противоположной стене, в котором отражались все присутствующие в номере. Лена подошла к зеркалу и посмотрела на себя.

– Какая?

Векшин подошел к ней и обнял. Теперь они смотрелись в зеркало оба.

– Иногда полезно взглянуть на женщину, которая тебе нравится, объективно, – сказал Векшин и зарылся лицом в волосы Елены Николаевны.

– Это как? – снова спросила она.

– Это когда ты увидишь ее со стороны, как будто впервые. И, что характерно, особенно хорошо это удается, когда она треснет тебя по физиономии.

Лена опустила голову и проговорила сквозь упавшие на глаза мокрые волосы:

– А ты не доводи до греха…

Векшин повернул ее к себе и поцеловал.

– Колючий… Решительно заявляю тебе, пока ты не примешь ванну…

– Послушай, а ты и вправду колдунья? – прервал ее Векшин – … я не буду больше тебя целовать!

– Но мне же надо знать все о женщине, в номере которой я собираюсь принять душ! – сказал Паша.

– Какой ты зануда! Мы обо всем поговорим с тобой … на чистую голову. Обязательно.

Но в ближайшие часы разговору на эту тему не суждено было состояться, как и любому другому разговору, исключая некоторые слова, восклицания и междометия. Когда запертый в ванной Цезарь уже уснул, обиженный на весь свет, Елена, лежа ничком на кровати, все-таки заговорила с Векшиным. Он глядел в потолок и гладил ее по спине.

– Векшин, а ты помнишь, что я имею право требовать от тебя исполнения желания? – вкрадчиво спросила Елена.

Он приподнялся на локте. Сквозь щели в задвинутых шторах пробивался дневной свет. И лицо Елены было выхвачено из полумрака солнечным лучом примерно так, как снимали красивых актрис кинооператоры пятидесятых годов. Широко распахнутые глаза, тени от ресниц, вопрошающий взгляд. Векшин поцеловал ее в нос:

– Конечно, помню, но об этом чуть позже, о-кей?

– Ол-райт.

Он начал целовать ее в губы, в шею, в грудь, в живот, etc… Когда она вернулась на землю с заоблачных высот, он подождал немного и солидно, насколько позволял только проделанный им «экзерсис», заявил о своей готовности исполнить любое ее желание.

– …Я. А теперь я хочу мороженого с клубникой, – потянувшись, сказала Елена.

Потом посмотрела на несколько озадаченного Пашу и добавила:

– А еще я хочу, чтобы ты никогда не ходил в клуб «Мефисто» и не разговаривал ни с кем из «Сообщества лояльных ведьм»!

– С кем не разговаривал? «Общество ведьм»? Это что, название фильма? Кто снимает?

Елена что-то пробурчала про себя, а потом вскочила на кровати и, завернувшись в простыню, несколько раз подпрыгнула до потолка.

– Так, где же моя клубника с мороженым?!

Он ухватил попрыгунью за ноги и уронил ее на кровать. Оторваться от друг друга они смогли не сразу, а потом, как-то внезапно почувствовав страшный голод, опустошили холодильник Елены Николаевны, умяв все, что только нашли: творог, минералку, сосиски и шпроты. Потом Векшин позвонил на студию, сообщил Елене об окончании съемочного периода картины «Другая жизнь» и предложил отметить это событие потрясающим сексом, потом они, насколько могли, воплотили эту идею в жизнь… Короче говоря, исполнять желание своей женщины Павел вышел уже только под вечер. Он спустился в ресторан, подошел к барной стойке и заказал себе коньяк (заветная фляжечка была пуста уже вторую неделю) и мороженое.

Он шел к лифту в превосходном настроении и даже портье – препротивной толстой даме – ему захотелось сказать что-нибудь приятное, но она окликнула его сама.

– Господин Векшин?

– Он самый.

– Вам просили передать, как только вы появитесь… «в непосредственной близости», – запнувшись, процитировала она, и довольная своей памятью, протянула Паше конверт.

Он уже несколько лет не получал ни от кого писем, кроме уведомлений с телефонной станции о просроченных платежах, поэтому удивился чрезвычайно. Это был простой конверт с краткой надписью: «П. А.Векшину. Вскрыть немедленно».

«…Паша, дорогой! Если ты читаешь это письмо, значит, моя предосторожность была не излишней. Написать его меня вынудили нешуточные опасения за судьбу расследования, к которому ты подключился на днях. Здесь два варианта: либо ты получил весточку от перестраховщика, и мы вместе посмеемся над ней через несколько часов, либо…

Дело в том, Паша, в этой командировке со мной происходят какие-то странные вещи, абсолютно несвойственные моему характеру и образу жизни. То я проведу ночь в алкогольных излияниях и встречу рассвет с бутылкой пива в руке, то дам по шее какому-то местному фраеру, который без очереди лезет в такси, то начну воображать какие-то сексуальные оргии с собственным участием и не могу остановиться в своих фантазиях. И таких странностей накопилось уже довольно много. А если вспомнить еще и мое домашнее приключение – помнишь, я тебе о нем рассказывал – то картина в целом получается удручающая.

На самом деле, Павел Артемьевич, я не исключаю того, что нахожусь под прямым воздействием тех самых сил, о которых мы с тобой не раз говорили. Не исключаю также и того, что в дальнейшем какие-то радикальные перемены могут произойти со мной в личностном плане. Я имею в виду характер, память, привычки, мироощущение… Вряд ли что-то угрожает моей жизни и здоровью. Эти дамы действуют иначе. Словом, Паша, если со мной произойдет что-то, благодаря чему я не смогу закончить дело, постарайся сделать это своими силами. Или найди людей, которые подключатся к расследованию. Уверен, ты понимаешь, как это важно…»

– Что с вами, господин Векшин? – громко спросила его портье. Векшин так и стоял, держа в одной руке вазочку с мороженым, в другой – развернутое письмо.

– Нет-нет, все в порядке… – он присел на стоящий в фойе диванчик и поставил вазочку на низкий столик с гнутыми ножками.

«Не исключаю, Паша, что и ты можешь оказаться объектом их воздействия. Будь осторожнее, дружище! На всякий случай, еще раз восстановлю для тебя общую хронологию событий. Итак, полгода назад в нашем городе…»

Векшин дочитал это необычное послание, яростно потер подбородок и резко поднялся. Не стал дожидаться лифта, а через две-три ступеньки ринулся вверх по лестнице. Он протянул Елене мороженое с самым серьезным видом.

– Что-то случилось?

– Случилось. Шесть лет назад. Видишь ли, Елена…

Она ухватила слишком большой кусок мороженого и зажмурилась от ломоты в зубах.

– …мне сейчас надо уйти по одному важному делу. И я хочу сказать тебе… Одним словом, ты очень нужна мне, Елена Николаевна!

Лена открыла глаза и закашлялась. В ванной залаял проснувшийся и требующий справедливости Цезарь.

– Надо собаку освободить, – сказала она, но когда Павел повернулся чтобы подойти к ванной, остановила его. Покусала верхнюю губу. – Подожди, значит, ты без меня не можешь?

– Я без тебя могу, но не хочу! Такая постановка вопроса тебя устраивает? – ответил Векшин.

– Меня? Устраивает!

– Значит так, вот деньги. Купи псу что-нибудь пожрать и передай ему, что я его усыновляю.

– А я?

– И тебя удочеряю. Хотя нет… Я скоро приду. Ты меня жди. И думай над моим предложением относительно Цезаревой судьбы. И своей.

– Хорошо. Я буду смотреть телевизор и думать.

– Нет, телевизор тебя будет отвлекать. Ты просто так подумай, ладно?

Лена часто-часто закивала. Он поцеловал ее в холодный нос и вышел. Задумалась Елена. «Ну, вот и все, игра окончена, кажется. Да здравствует новая жизнь и новые ощущения!.. Но от этой мысли почему-то не стало радостно, а на душе заскребли противные кошки. И очень захотелось спрятаться от своих лояльных коллег под мышку к Паше Векшину.»

ХХI. Место встречи изменять нет смысла

– «Ты мне нужна»! Но у этой фразы совершенно иной смысл. А дальше? «Я без тебя могу, но не хочу!» Это уже форменная пародия на текст нашего задания!

– Но ведь в принципе-то она своей цели достигла: он в ней заинтересован и жить без нее не может.

– Не хочет!

– Ну, да, я согласна, что это немного разные глаголы, но Елена полностью подтвердила, что она наш человек.

– Я предполагаю пригласить ее на собеседование, где мы все и решим.

Последнюю фразу и услышал Векшин, войдя без стука в Розовый кабинет, где проходило совещание Коллегиального совета «Сообщества лояльных ведьм».

– Вот и я к вам на собеседование, – заявил он, не поздоровавшись. Он закончил свое стремительное движение в двух сантиметрах от стола, по разные стороны которого расположился триумвират – белокурая, рыжая и темноволосая дамы.

– Только я без приглашения, – добавил он. – Но ничего, будем считать, что это я вас пригласил.

Несмотря на порядочный кавардак, сопутствующий ремонту в остальных помещениях клуба, Розовый кабинет полностью сохранил свою роскошь в обстановке и сервировке стола. Дамы были в традиционной униформе – открытых вечерних платьях. Никто из них не выказал особого беспокойства по поводу появления незваного гостя, хотя ему, чтобы проникнуть сюда, пришлось «убеждать» в необходимости своего присутствия карлика-швейцара, посаженного на строительные леса, и здорового парня в черном костюме, сейчас приходившего в себя от сильнейшего удара между ног.

– Где Неволин? – спросил Векшин, пододвинув к себе стул. – Что вы с ним сделали?

Это были первый и второй вопросы собеседования, которое он начал не откладывая.

– Господин Векшин, кажется? – откликнулась рыжеволосая дама. – Давненько мы с вами не виделись.

– Лариса Андреевна, я задал вам вопрос, – сказал Векшин – В ваших интересах ответить на него быстро и четко.

– Вы присядьте все-таки. Мы сейчас как раз ждем человека, о котором вы спрашивайте. Он будет буквально через несколько секунд, – мягко ответили ему.

Векшин, следовательский опыт которого равнялся нулю, немного растерялся: подозреваемые совсем не пытались отпираться и изворачиваться.

– Выпьете чего-нибудь? – участливо спросила белокурая дама. А хорошо знакомая ему брюнетка пригласила официанта.

Векшин услышал едва слышные шаги за спиной: халдей подошел сбоку и чуть позади от него. Он протянул к Паше темную бутылку и сказал знакомым голосом:

– Рекомендую. Бордо урожая пятьдесят девятого года.

Векшин поднял глаза: перед ним стоял майор Неволин. Он был одет в черный костюм и белую рубашку. Галстук-бабочка на шее делала его еще более подтянутым и моложавым.

– Твою мать! Серега, ты чем это здесь занимаешься?

– У меня новая работа, Паша. И новая жизнь, – ответил Неволин. Он отнюдь не казался смущенным. Удивлению Векшина, быстро перешедшему в негодование, не было предела.

– Сергей Ильич подал рапорт об отставке по семейным обстоятельства, и через … семь минут он будет подписан высшим начальством.

– Каким обстоятельствам? – спросил Векшин, не отрывая глаз от по-прежнему невозмутимого лица без семи минут отставного офицера. – Ты же не женат, Серега!

– Теперь мы его семья, – медленно и весомо проговорила Лариса Андреевна.

Векшин ошеломленно посмотрел на нее, снова перевел глаза на Неволина.

– Ты-то чего молчишь?

– Так вы попробуете вина? – переспросил тот. – Может быть, у вас будут какие-то другие пожелания?

– Есть одно. А не пошел бы ты…

Свежеиспеченный официант кивнул, развернулся через левое плечо и скрылся за портьерами.

– С приобретением вас, милостивые государыни! – обратился Векшин к присутствующим. – Но меня вам так просто не взять, спятившие бабенки!

Он сделал попытку подняться с места, но не смог встать. Ноги как будто одеревенели, и по всему телу разлилась вяжущая слабость.

– А ну прекратить, дьявольское отродье!

– Не любите вы женщин, Павел Артемьевич, – заметила брюнетка, пытаясь насадить на вилку, ускользающую от нее оливку.

– Вот как раз женщин-то я люблю больше всего на свете, – прорычал Векшин в ответ и почувствовал, что стало немного легче. – А ненавижу больше всего баб, переставших быть женщинами. Вы, милые дамы, совершаете тяжкое преступление, которое должно наказываться примерно и публично. Вы уничтожили женственность в себе и хотите, чтобы ее лишились все без исключения женщины на свете.

– Это за что же нас наказывать? За то, что мы отказываемся следовать чисто мужскому представлению о женской участи? «На кухню и плакать» – так, кажется, это звучит, а Павел Артемьевич? – зло и отрывисто проговорила Лариса Андреевна, отбросив светское радушие.

– Именно. Плакать и капризничать, готовить блинчики и гладить брюки, а также быть нежной, доброй и обольстительной. А не командовать спецназом, толкать ядро и поднимать штангу. Любить мороженое с клубникой, красивое белье и бордовые розы. Много всего надо, чтобы быть женщиной…

– Довольно большой список, не находите? Особенно, если учесть, что частенько такая вот идеальная женщина, проведя ночь с настоящим мужчиной, получает от него на утро прохладный поцелуй и брошенное мимоходом предложение как-нибудь увидеться… – вступила в разговор Марина Аркадьевна с уже отловленной оливкой.

Удар был точный, и Векшин почти потерял сознание от нового приступа слабости. Еле слышно проговорил:

– Я пропустил еще одно важное женское качество: умение ждать.

Дамы переглянулись.

– Мы понимаем, господин Векшин, что ваши взгляды на жизнь, ваш характер, ваш пол, наконец, вряд ли позволят вам согласиться с теми принципами, которые мы исповедуем. Но если вы найдете в себе смелость прийти к нам в воскресенье по адресу…

– Никаких сборищ под эгидой лояльных ведьм больше не будет! Хватит вам морочить людям головы! – повысил голос Векшин.

– Ну, нет, Павел Векшин, так мы с вами не договоримся, – укоризненно покачала головой Лариса Андреевна.

– А я и не собираюсь с вами ни о чем договариваться. И еще: оставьте в покое Елену Тихонову, а не то я такой шабаш устрою, что «Мастер и Маргарита» вам производственным романом покажется.

– Да-с, мы с Михаилом Афанасьевичем когда-то не поняли друг друга … А сейчас и с вами общего языка никак не найдем, – печально сказала рыжеволосая ведьма, но глаза у нее загорелись веселым огнем.

– А вам не кажется, что Елена сама должна сделать выбор, господин Векшин? – ядовито добавила ее белокурая соседка, в глазах которой также засиял необычный свет.

– Павел, да вы расслабьтесь. Скоро все закончится. Мы уже не будем казаться вам этакими злобными монстрами. И вы помиритесь с вашим товарищем, – мягко проворковала брюнетка, сидящая ближе всех к Векшину, погладила его по руке и обволокла светящимся взглядом.

Векшин снова почувствовал, как отнимаются ноги и он постепенно превращается в аморфное существо. Веки отяжелели, под перекрестными взглядами трех «настоящих» женщин он с трудом удерживал уплывающее от него сознание.

– Не сметь! – раздалось вдруг среди таинства и колдовства. Огромная люстра угрожающе закачалась, зазвенели бокалы, и самопроизвольно откупорилась бутылка шампанского. Нарушительницей спокойствия в Розовом кабинете оказалась не кто иная, как Елена Николаевна Тихонова собственной персоной. Она стояла немного позади неподвижного Векшина и, прижав подбородок к груди, с вызовом смотрела на своих экзаменаторов. После того, как в гардеробе она повстречала Сергея Неволина в его теперешнем статусе, а в Розовом кабинете замаячила векшинская спина, ее чуть ли не затрясло от желания разнести на щепки все заведение.

– А мы как раз хотели пригласить вас на собеседование, – сказала Лариса Андреевна. – Как вы здесь оказались, Елена?

– Я что-то не пойму, последний пункт все-таки пошел ей в зачет? – шепотом спросила блондинка брюнетку. Та в ответ пожала плечами.

Елена наклонилась и сбоку заглянула в лицо Векшину. Понемногу он начал приходить в себя, открыл глаза и сжал руками виски.

– Я хочу разорвать наш контракт. И не вздумайте меня уверять, что это невозможно! – безапелляционным тоном произнесла Елена.

Лариса Андреевна грустно усмехнулась. Веселые огоньки в ее глазах погасли.

– Подумай, девочка, от чего ты отказываешься. И ради кого. Он же бросит тебя очень скоро.

– Ну, это вы, положим, врете! Я без него не могу! И не хочу!.. Как я могу компенсировать вам затраченное время и энергию? – не снижала темпа и натиска Елена.

Брюнетка и блондинка потеряли к разговору всякий интерес и занялись едой и питьем из уцелевшей посуды.

– Вон твоя компенсация просыпается. Ты должна будешь не менее трех раз в неделю вступать с ним в интимные отношения.

– В интимные?..

– Ты прекрасно поняла, о чем я! И вот эдак-то в течение двадцати ближайших лет! Только в этом случае господин Векшин не сможет вспомнить всего, что с ним произошло за последний месяц и в силу природного мужского шовинизма причинить нам вред. Иначе – ты наша, а он уйдет на пенсию с должности официанта.

– А если он?.. А если у него?.. – еле слышно спросила Лена, утратив всю самоуверенность.

– Твои проблемы! Я надеюсь, что ты и сама откажешься от своей затеи в скором будущем. И в одну прекрасную ночь или день откажешь ему и захочешь вернуться к нам. Ты почти стала частью Сообщества, Елена!

– Я – часть Векшина. А он – часть меня, – было сказано в ответ.

Лариса Андреевна досадливо поморщилась.

– Ну, будь по-твоему! Я все же не буду прощаться. Ты знаешь, как вернуться к нам. А теперь закрой глаза. И ему закрой тоже. Не бойся. Ведьма глупую женщину не обидит. Откроете глаза ровно через семь секунд. Успехов в семейной жизни!

С последними ее словами свет в кабинете погас.

– Господи, а зачем глаза-то закрывать?! – воскликнула Елена.

– Традиции надо уважать! – откуда-то с потолка донесся ответ.

XXII. Жизнь – прекрасна, и каждому – свое

Три женщины, завернутые в простыни, полулежали, в комнате отдыха лучшей городской сауны. Перед ними стояло холодное пиво и пакеты с чипсами и солеными орешками. Кружек и стаканов не было. Как истинные ценители пенного напитка они предпочитали пить его из бутылок. Звучала томная музыка. Пахло древесной смолой. Современный художник, возьмись он за написание подобной картины, назвал бы ее «Три грации в состоянии релаксации».

– А может, мальчиков закажем? – сладко потянулась Марина. Но ее предложение не встретило никакой поддержки у других любительниц пива.

– И все-таки я не могу объяснить лопнувшие бокалы, выстрелившее шампанское и этот фокус с появлением почти из воздуха. Мы же только собрались обсуждать вопрос о ее окончательном вступлении в Сообщество. Откуда такие возможности у обыкновенной женщины? – спросила брюнетка со своего диванчика.

Лариса, старшая и самая опытная ведьма, поправила полотенце на голове и отпила большой глоток из бутылки.

– Сонечка, ну что ты такое говоришь! Елена Николаевна Тихонова – самородок. Может, она и обыкновенная, но и настоящая Женщина тоже. Очень жаль, что нам не удалось заполучить ее в свою компанию. Пока не удалось. А то, что бокалы и люстры… Уверяю тебя, каждая женщина в глубине сознания обладает такими способностями с рождения. У Елены этот талант проявился более ярко, да и мы помогли ей ощутить, что такое ведовство. Я уверена: то, что мы наблюдали недавно в Розовом кабинете – это далеко не все из арсенала «фокусов», которым владеет наша знакомая.

– Но вот только талант ее, как бы это сказать, – продолжила Лариса Андреевна, помолчав, – однобок, что ли… Все, что ей доступно из сверхвозможностей, связано исключительно с защита себя и своих близких от любого рода жизненных неприятностей… Да и хватит об этом! Нам с вами надо всерьез подумать о дальнейшей деятельности нашей фирмы. Я бы сказала, о координации ее деятельности в связи с новыми обстоятельствами. Вот уже девять лет никто из приглашенных кандидаток в Сообщество не отказывался от этой чести. Что-то мы делаем не так, милые дамы!

– Лариса, ну ты опять о работе. Мы же отдыхаем! – промурлыкала синеглазая Марина. Сегодня она была в приподнятом настроении. Ей очень хотелось расслабиться после того, как она, действуя на свой страх и риск, безуспешно устраивала козни своей потенциальной сопернице и неудачно разыграла козырную карту с майором КГБ. Хотя в конечном итоге все счастливо разрешилось: потенциальной соперницы на выборах уже не будет, а красавчик-майор стал одной из достопримечательностей клуба «Мефисто». Все хорошо, что хорошо кончается!

– Вот-вот, а не пора ли нам подумать об отпуске. Я лично уже лет пятьдесят не отдыхала. Работаешь, как лошадь… – поддержала Софья.

Лариса задумалась.

– А что! – сказала она после паузы. – Идея мне нравится. Давайте попробуем.

– Хочется экзотики. А не махнуть ли нам куда-нибудь в Таиланд или на Карибы, – предложила Марина.

– Фу, туристические маршруты для пузатых импотентов с кошельками, – поморщилась Софья. – Я бы съездила куда-нибудь в Рио-де-Жанейро, где футбол, мужчины-мачо и …

– … латиноамериканские сериалы, – закончила за нее Лариса. – Ох, коллеги, тревожите вы меня. Мы же русские ведьмы!

Три женщины помолчали немного. А потом блондинка воскликнула:

– Девочки, я придумала! А что, если нам провести отпуск в Арктике?! Там, где нет никого, кроме белых медведей и настоящих мужчин. Путевку я постараюсь достать через знакомых в Министерстве. Слава … феминизму, связи есть, мы ведь ведьмы лояльные. Совместим приятное с полезным?

У Ларисы и Марины заблестели глаза и порозовели щечки. Они хором взвизгнули и сдвинули пивные бутылки в центре стола.

… Когда Векшин расплатился за разбитую посуду и залитые шампанским портьеры, он тщетно попытался понять, как он мог потерять контроль над собой после такой незначительной дозы спиртного.

«Во всем виновата усталость и это легкомысленное в моем возрасте увлечение» – думал он, направляясь в фойе, расплатившись с улыбчивой официанткой.

«Ну и что! Пусть я сдурел на старости лет, но уж очень она хороша». Он дождался Елену, отпросившуюся минутой позже «попудрить носик», и когда подавал ей плащ перед огромным зеркалом, не убрал руки и поцеловал в затылок.

– Павел! Люди кругом! – строго сказала учительница.

– Да нет тут никого! Почти…

Большой и толстый мужчина в швейцарской униформе улыбнулся в бороду и вышел на улицу.

– Слушай, Ленка, я чего-то плохо стал спать без тебя. Выходи-ка ты за меня замуж – говорят, это самый простой и эффективный способ не расставаться на ночь.

Лена, попыталась высвободиться из объятий и обернулась к нему.

– Ты в своем репертуаре, Векшин! А где цветы? Где преклонение, хотя бы на одно колено? Посуду вот побил в ресторане…

– Так ты так и не ответила мне, Елена Николаевна!

Она опустила ресницы и мягко, но сильно отвела его руки. Потом отошла к выходу, и что-то сказала едва слышно. Векшин наморщил лоб:

– Что? Что ты сказала?

Но она уже выходила за дверь. Ноябрьский ветер рванул полы ее плаща, она наклонила голову и быстрым шагом двинулась по спускающейся под горку улице. Векшин бросился вслед за ней. Она ускорила шаг.

Илья Семенович Кульман, опаздывавший на торжество по случаю окончания съемок фильма своего друга Павла Векшина, был очень раздражен, когда дорогу ему преградила парочка. Мужчина держал женщину на руках, они слились в поцелуе и не обращали внимания на редких прохожих. Узкий тротуар стал непроходимым. Кульману очень не хотелось выходить на грязную дорогу в начищенных до блеска туфлях. Поэтому он собрался извиниться и попросить влюбленных, ничего не видевших вокруг, немного посторониться. Он подошел ближе и обнаружил, что они еще и ничего не слышат. Он совсем рассердился и хотел было легонько подтолкнуть их к стене дома. Но, вглядевшись в лица целующихся, старый мудрый Кульман не стал этого делать, улыбнулся и с размаху вступил в ближайшую дорожную лужу. И пошел дальше, твердо зная, что на сегодняшнюю вечеринку он придет не последним.

Москва – Туринск, 2003–2005